Текст книги "Любовь, морковь и полный соцпакет (СИ)"

Автор книги: Ася Оболенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Переезжай ко мне.

Дрема, которая еще мгновение назад окутывала меня, начала отступать, сознание отчаянно цеплялось за слова, донесшиеся как будто откуда-то издалека. Несколько секунд я молча засыпающим мозгом осмысливала сказанное, а затем, когда смысл до меня все-таки дошел, резко распахнула глаза. Усталость как рукой сняло.

– Что? – переспросила на всякий случай, мало ли, галлюцинации начались от смеси краски с грибами и шампанским.

– Переезжай ко мне. – невозмутимо повторил Никита, добавив через несколько секунд. – Я хочу с тобой жить.

– А… – выдала очень содержательный ответ. Предложение шефа никак не желало укладываться в голове. Не то, чтобы я не хотела, просто как-то неожиданно…

– Я не буду давить на тебя или торопить с ответом. – продолжил Никита, перевернувшись на бок и заглянув мне в глаза. – Тем более, что сейчас у тебя в голове, наверное, большими красными буквами загорелось сообщение об опасности и о том, что мы так мало встречаемся.

Я хотела ответить что-то типа «Ничего подобного!», но сдалась, даже не успев открыть рот. По лицу мужчины было ясно – он и так отлично понимает, что я хотела сказать.

– Иногда не хватает многих лет для того, чтобы понять, что человек тебе нравится. А порой достаточно нескольких часов, чтобы влюбиться. – подмигнул мне Никита. – Просто подумай.

Глава 15

Женя

На то, чтобы осознать правоту слов Никиты у меня ушло долгих три ночи. Для того, чтобы принять правильное решение, пришлось пойти на отчаянный шанс и поехать к родителям.

Не сказать, что мама с папой чрезвычайно обрадовались, когда увидели меня с частью вещей на пороге, но силой выталкивать из дома не стали. Конечно, в их идеальном мире я уже выбирала свадебное платье и начинала покупать детскую одежду.

В первую ночь я практически не спала. Во вторую столько раз перевернулась с боку на бок, что к утру испытывала стойкое ощущение того, что голова у меня будет кружиться еще долго. В третью я уже даже не пыталась заснуть, сидела, смотрела в стену и думала, зачем было издеваться над собой несколько дней.

Никита оказался совершенно прав. Можно годами ходить, не замечая собственного счастья, зато потом, если все-таки повезет, и ты его осознаешь, уже нет никакого смысла сопротивляться и создавать проблемы из ничего.

Однако сообщать о принятом решении мне все-таки было немного не по себе. Я не знала, с чего начать.

«Доброе утро! Как настроение? Ой, кстати, я к тебе переезжаю!»

Так себе… Все-таки курсы ораторского мастерства мне не помешали. Может, и правда стоит записаться?

Дело в том, что к теме переезда после ночи на съемной квартире мы больше не возвращались, поэтому теперь, несмотря на то, что в правильности своего выбора я не сомневалась, не испытывать неловкость было достаточно сложно.

Оказавшись в салоне автомобиля Никиты, который каждое утро подвозил меня на работу, вздохнула и посмотрела на мужчину, собираясь с мыслями. Смотрела я, наверное, слишком долго, потому что спустя какое-то время шеф улыбнулся и спросил:

– Вещи сегодня перевозить начнем?

Сказать, что я испытала облегчение – это ничего не сказать. Улыбнулась, а затем и вовсе рассмеялась от ощущения легкости, которое я испытывала практически всегда, когда Никита находился рядом.

Он понимал меня с полуслова. Хотя, какие там пол слова? Сейчас хватило взгляда. Ну, конечно, он мог еще сделать какие-либо выводы, когда я вдруг решала написать ему в три часа ночи… Или позвонить в час. А во вторник я еще совершенно случайно вышла встречать его на сорок минут раньше. Никита, конечно, об этом бы ничего не узнал, если бы не мама, которой не борщи варить надо, а в разведке работать. Сдала меня родительница со всеми потрохами.

– Ага. – согласилась, перестав смеяться. Улыбаться, как дурочка, правда перестать не удалось.

Как оказалось, перевести мои вещи к Никите оказалось не так уж и просто. Дело осложняли поиски этих самых вещей. Ира с Игорем организовали мне целый квест по поиску всего необходимого в квартире.

К самому факту моего переезда друзья, кстати, отнеслись вполне спокойно. Кажется, не только мне хотелось уединения.

Окончательно перебраться удалось только к субботе. Правда последний этап переезда в виде транспортировки Мурзика откладывался. Никите пришлось уехать на работу по каким-то срочным делам, а я же осталась у родителей в компании небольшой сумки и своего верного друга.

Мы договорились с Никитой, что он заберет меня из дома, как освободится, но с каждой новой минутой, проведенной у родителей, мне все сильнее казалось, что это «как освободится» вообще никогда не наступит.

Время тянулось издевательски медленно. Создавалось ощущение, что минутная стрелка на часах в гостиной, где я ждала звонка Никиты, шевелилась, как максимум, раз в час.

Я сдалась к пяти часам вечера, когда окончательно надоело буравить Мурзика взглядом, то и дело проверяя мобильник. А вдруг каким-то мистическим образом я умудрилась пропустить звонок от Никиты.

Идея собственного спасения пришла в голову совершенно неожиданно, но теперь я не могла перестать задавать себе вопрос о том, как не додумалась до нее раньше.

Это ведь отличный план – сделать Никите сюрприз! Приехать к нему пораньше, приготовить ужин и встретить с работы. Он ведь как раз обещал позвонить, когда будет выезжать из офиса, а значит, и к родителям напрасно не съездит! Ну, если, конечно, тоже не решит сделать мне сюрприз, явившись без предупреждения.

От осознания смеси собственной глупости с гениальностью, даже не с первого раза попала по кнопкам, набирая номер такси. Заказать машину удалось лишь со второй попытки.

Впопыхах, пока проверяла, ничего ли я не забыла, рассказала родителям о сути своей задумки, быстренько попрощалась и в сопровождении папы, который помог с сумкой, села в такси.

Кажется, сегодняшний день все-таки решил сжалиться. До Никитиного района мы добрались достаточно быстро, в супермаркете, возле которого я попросила таксиста остановить, не было очереди, да даже погода и та разгулялась. На смену тучам, которые патрулировали небо с самого утра, пришло ласковое солнышко.

Омрачали картину только два пакета, сумка и горшок с Мурзиком, который я прижимала к себе, боясь грешным делом уронить. А… Еще и телефон, которому так не вовремя, когда до подъезда осталось всего несколько метров, приспичило зазвонить.

Остановившись у лавочки, пристроила на краешек горшок, сумку и пакеты поставила рядом и достала из кармана мобильник.

Никита.

Блин, даже если я на сверхскорости добегу до дома и начну готовить с проворностью комбайна, я вряд ли успею до его возвращения хотя бы яичницу пожарить. Тут до офиса рукой подать.

Ладно, зато встретимся уже совсем скоро.

– Привет. – улыбаюсь, когда принимаю вызов.

– Привет. – в отличие от моего, голос Никиты серьезный. К родителям, что ли, приехал и обнаружил мое отсутствие? – У тебя все в порядке?

Странный вопрос.

– Да, все нормально, а что?

– На Мирошниченко открывают дело.

– Это же прекрасная новость!

– Новость будет прекрасной, когда его закроют. А сейчас… Сейчас он еще на свободе. – Никита делает небольшую паузу, за которую успевает вздохнуть, а затем продолжает. – Не знаю, зачем я позвонил, если честно. Просто ощущение какое-то неприятное. Не могу перестать за тебя переживать. Дождись меня дома, хорошо?

От слов Никиты по коже пробегает холодок. Я киваю, но потом понимаю, что он этого не видит, и говорю вслух:

– Да, хорошо. – почему-то признаться, что я уже не дома, не хватает сил.

Тут до подъезда несколько метров, доберусь, а потом перезвоню.

Никита не вешает трубку, но и не говорит ничего. Я тоже молчу, однако через несколько секунд прикусываю губу, зажмуриваюсь, а потом выпаливаю на одном дыхании те слова, которые уже несколько дней не дают мне покоя.

– Я тебя люблю!

А в ответ эхом практически в тот же момент слышу Никитино:

– Я тебя люблю.

Осознаю сказанное и услышанное и смеюсь, чувствуя, как тревога отступает. Все будет хорошо, обязательно будет. А волнение это, которое накрывает волнами, наверняка ложное.

– Я скоро позвоню. – слышу в трубке и думаю о том, что позвоню быстрей.

– Хорошо. – сбрасываю вызов и убираю телефон в карман, надеясь как можно быстрей оказаться в квартире Никиты.

Я успеваю повесить на плечо сумку, но уже в следующую секунду слышу позади себя голос, который заставляет дернуться. Дернуться так сильно, что горшок с кактусом, стоящий на краю лавочки с отвратительным звуком падает на землю, разбиваясь.

– Женя, какой приятный сюрприз!

Я медленно поворачиваюсь, надеясь, что это всего лишь галлюцинации, но увы. В паре метров от меня, испепеляя взглядом, стоит Мирошниченко.

Никита

Дебильное ощущение тревоги никак не хочет отпускать.

И дело даже не в возможных проблемах компании. За работу я сейчас переживаю меньше всего. Не зря же специально обученные ребята, умеющие, как никто другой, прикрывать задницы заказчиков в самых сложных ситуациях, трудятся в поте лица с самого утра и, судя по всему, еще не планируют заканчивать.

Покоя не дают мысли о Жене. Хоть я и отлично понимаю, что дома у родителей ей маловероятно что-то угрожает, но никак не могу взять себя в руки. Мысли разбегаются, словно тараканы. Андрей, один из юристов, уже пятый раз пытается объяснить мне что-то, а я даже не понимаю, о чем речь.

Кажется, я становлюсь параноиком. Понимаю, что так дело не пойдет, но ничего не могу с собой сделать. Не получается выбросить Женю из головы.

С того момента, как она положила трубку, прошла буквально пара минут, а мне вновь хочется набрать ее номер и спросить, все ли в порядке.

Я кручу мобильник в руках, уже даже не пытаясь сфокусироваться на словах Андрея. Это бесполезно.

– Вы без меня справитесь? – игнорируя последние реплики, интересуюсь я.

Вопрос, видимо, прозвучал совсем не вовремя, учитывая растерянные лица юристов. При любых других обстоятельствах я бы вежливо повторил, но сейчас даже несколько секунд промедления бесят, поэтому, не обращая внимания на реакцию собравшихся, поднимаюсь на ноги, иду в сторону выхода и уже в дверях бросаю:

– Наберете, когда закончите.

В коридоре дышать легче, но не особо. Стены все равно давят. Я едва не перехожу на бег по пути к лифту, попутно вызывая Женю.

Один гудок, два. Я успеваю прошмыгнуть в закрывающиеся створки дверей, а она по-прежнему не берет трубку. Лифт трогается, и я, наконец, понимаю – не ответит.

Страх накрывает с головой. На первый взгляд совершенно беспричинный, но мозг все равно врубает красную лампочку тревоги, и я ищу в контактах номер Жениной мамы. К счастью, она отвечает практически сразу.

– Марина Васильевна, а где Женя? – выпаливаю без приветствия, только потом соображаю, что выглядит это более чем странно и, хотелось бы верить, неоправданно, поэтому добавляю. – Добрый день.

– Привет, Никита. – в голосе женщины слышится тепло, но некоторая напряженность не дает расслабится, а следующая фраза и вовсе бьет, как разряд тока. – Вы разминулись, что ли?

– В смысле? – стараясь сдерживаться, из последних сил стараясь, уточняю.

– Я сейчас весь сюрприз испорчу. То есть я уже начала его портить…

– Какой. Сюрприз. – фраза выходит еще хуже предыдущей, но, к счастью, Марина Васильевна не замечает.

– Ой, ладно… Она к тебе ехала еще минут сорок назад. Ты зря уже к нам выехал? Так и знала, что это плохая идея…

Это не просто плохая идея, Марина Васильевна. Это просто охренеть насколько плохая идея!

Вместо нормального прощания бубню в трубку что-то невнятное и отключаюсь, потом буду думать, как объяснить свое поведение.

Вылетаю на парковку, когда телефон начинает звонить.

Едване роняю его, когда достаю из кармана, попутно молясь, чтобы на экране светилось Женино имя, но вместо этого вижу другое.

Даша.

Вообще прекрасно.

– Да?

Вместо приветствия в трубке раздается всхлип.

– Даш, если ты мне поплакать звонишь, то нихрена не вовремя, давай потом.

Завожу двигатель, слыша следующий всхлип. Это положительный ответ или отрицательный?

– Ник, извини!

– Если ты про слезы, то проехали, бывает.

На выезде с парковки столько машин, что выглядит все это как издевательство.

– Я глупость сделала, Ник… – не переставая плакать, продолжает Даша.

В ее словах ничего нового. Чертовски умной я бы её точно не назвал. Творить какую-то фигню вполне в ее стиле. Только вот сейчас слышать про это мне совсем не хочется.

– Давай потом это обсудим, ладно? Сейчас совсем неподходящее время.

Договариваю, но вызов зачем-то не сбрасываю и уже через несколько секунд слышу, как Даша начинает тараторить.

– Меня Эрик бросил. Он такой хороший был, я так расстроилась. А Олег… Знаешь же, в каком он сейчас состоянии, совсем крыша едет. Он допытываться стал, что случилось, почему я плачу. А я угомонится не могу… – девушка в очередной раз всхлипывает, раздражая. Сложно вообще найти сейчас вещь, которая бы меня не раздражала. – Я так расстроилась, Ник. И сказала… Сказала, что дело в парне, что он меня бросил. Я совсем забыла, Ник.

Понемногу до меня начинает доходить суть сказанного.

Мирошниченко решил, что я бросил Дашу. Окей, нет проблем.

– Он так кричал, ты не представляешь… – все никак не унимается Даша. – А потом стал рассказывать, что о тебе думает… А потом… Ник… – ещё один всхлип, и меня уже даже собственное имя бесит.

– Даша, быстрее. Просто договори, и все! – не выдерживаю.

– Он знает про твою Женю, наткнулся на фотку какую-то в "Инстаграме", или показали ему. Я не знаю, как он понял…

Имя Жени отрезвляет, словно ведром ледяной воды окатывает. Я пытаюсь выстроить ту логическую цепочку, которая могла сформироваться в больной голове Мирошниченко, который реально двинулся, и не сдерживаю ругательство. От гнева. В первую очередь на самого себя.

Даша охает, а я вспоминаю, что ещё не отключил ее вызов и тут же исправляю ошибку, пока не обматерил ещё и ее. А я к этому сейчас более чем готов.

Наконец выруливаю с парковки и проспект и, нарушая скоростной режим, лечу в сторону дома, всё ещё пытаясь надеяться, что случившееся лишь череда идиотских совпадений, а я просто конченый параноик.

Пытаюсь, но ни черта не выходит

Женя

От одного взгляда Мирошниченко становится не по себе. В отличие от нашей прошлой встречи, по лицу мужчины совершенно понятно – держать эмоции внутри он не намерен.

Даже не произнеся ни слова, он заставляет меня проигнорировать звонок мобильного, который надрывается в кармане. Я просто понимаю – если дернусь, будет хуже.

В его глазах плещется такой океан презрения, что хочется отвернуться, сбежать, не видеть больше этой отвратительной картины. Но на побег нет ни единого шанса – позади меня лавочка и стена дома, а единственный путь к отступлению закрывает мужчина.

На лице Мирошниченко поселяется гадкая торжествующая улыбка, а я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не скривиться, не спровоцировать его на более агрессивные действия, хотя до сих пор и не понимаю, чего от него ждать.

Сомневаюсь, конечно, что цель его визита – узнать, как мои дела и пожелать хорошего дня. Я не жду ничего хорошего, но искренне недоумеваю, чем обязана этой встрече.

– Ты думала, что я ничего не узнаю?! – голос Мирошниченко еще страшнее взгляда. Резкий, колкий, бьющий, подобно пощечине. От такого тона сразу начинаешь теряться, приходится затрачивать максимум сил, чтобы сохранять жалкое подобие невозмутимости.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

–Не понимаешь? – он смеется, закрывая глаза, а я, пользуясь случаем, осматриваюсь, надеясь на помощь, однако никого, ни одной живой души, в поле видимости нет. Ощущение, что весь мир как будто бы вымер, оставив меня наедине с этим чудовищем.

– Я на самом деле не понимаю. – отвечаю, когда мужчина вновь возвращает свое внимание ко мне.

Вместо следующей фразы Мирошниченко кривится. Лезет за чем-то в карман, заставляя меня напрячься, но уже в следующую секунду я выдыхаю с облегчением, когда вижу в его ладони всего лишь мобильный телефон. Какое-то время уходит у него на то, чтобы, видимо, найти что-то нужное, а затем он протягивает смартфон со светящимся экраном мне. С экраном, на котором я совершенно точно вижу нашу с Никитой фотографию.

Ту самую, которую сделал фотограф в отеле, когда я решила, что участие в акции с номером будет хорошей идеей.

Пока я думаю, как прокомментировать снимок, Мирошниченко заговаривает сам:

– Все то время, пока Даша, моя милая Даша, думала, что встретила свою любовь, вы всего лишь использовали ее!

От абсурдности сказанного хочется рассмеяться, останавливает от столь необдуманного поступка лишь инстинкт самосохранения. Чтобы попытаться как-то объяснить, что все сказанное мужчиной – глупость, в очередной раз поднимаю взгляд, уже даже придумываю, что сказать, но сбиваюсь, едва открыв рот.1f63b

Потому что замечаю его зрачки. Совершенно неадекватного размера для нынешнего уличного освещения.

Мысли судорожно цепляются друг за друга, а сознание затапливает ужас. У меня нет абсолютно никаких идей, что делать дальше, как выбраться, спастись, ведь от этого человека можно ждать совершенно чего угодно.

Надо как-то потянуть время, дождаться, пока кто-нибудь появится, попросить о помощи. Не может же эта улица всегда быть безлюдной.

Я хватаюсь за эту идею, успеваю даже сказать: «Понимаете…», как вдруг Мирошниченко хватает меня под локоть и начинает тащить за собой в сторону парковки.

Кажется, мысль о том, что тут в любой момент могут появиться свидетели, осенила не только меня.

– Мне больно! – говорю, как можно громче, надеясь, что каким-то чудом удастся привлечь чье-либо внимание.

Мужчина мою реплику игнорирует, лишь ускоряет шаг, волоча меня за собой.

Я судорожно соображаю, что делать. Слышу, как где-то позади резко тормозит автомобиль и, молясь, что его водитель сможет стать моим спасением, со всей силы дергаю рукой.

Мирошниченко такой прыти от меня, видимо, не ожидает. Буквально на мгновение он ослабляет хватку, но этого мне вполне достаточно, чтобы получить хоть какой-то простор для маневров. Все еще не до конца свободная, я, действуя проверенным способом, со всей силы наступаю ему на ногу, чувствую, как мужчина сгибается, слышу его злобное шипение и ругательства. Но все это ерунда по сравнению с тем, что я свободна.

Жадно вдыхая воздух, начинаю убегать от него, но уже через пару мгновений вновь оказываюсь схваченной. Мирошниченко плотно прижимает меня спиной к себе, вновь начиная тащить в сторону парковки.

Хочется заплакать от отчаяния и бессилия, потому что сделать еще хоть что-то не представляется возможным.

Я прикрываю глаза, не желая верить в то, что проиграла, как вдруг чувствую, что мужчина содрогается, его руки слабеют, и я вырываюсь на свободу.

Не понимая, что происходит, но не желая упускать возможность на спасение, срываюсь с места, на ходу оборачиваюсь и резко торможу, когда понимаю, что напротив пошатывающегося Мирошниченко стоит Никита.

Словно в замедленной съемке вижу, как он заносит руку для удара, а затем бьет мужчину с такой силой, что тот падает на землю. Проходит несколько секунд, а Мирошниченко по-прежнему не встает, так и лежит на земле.

Во дворе тем временем появляется полицейский автомобиль. Не понимаю, откуда у меня находятся силы, но я продолжаю стоять и смотреть.

Смотрю на то, как полицейские сперва надевают на Мирошниченко наручники, а затем утаскивают его в машину. Смотрю, как Никита подходит ко мне, чувствую, как обнимает, спрашивая, как я.

Максимум, на что я сейчас способна – кивок.

Все остальные события вечера я помню лишь отрывками. Разговоры с полицейскими, рассказ о том, что во дворе установлено видеонаблюдение, сообщение о том, что помимо имеющихся, Мирошниченко пойдет под суд еще по нескольким статьям. Такого багажа правонарушений с головой хватит на долгие, очень долгие годы заключения.

Я прихожу в себя лишь ближе к ночи. Картинка перед глазами в какой-то момент становится четкой.

Я стою перед окном в квартире у Никиты и смотрю на город. Понимаю, как никогда четко, что моя глупость чуть было не привела к непоправимым последствиям. Хочу сказать об этом мужчине, который стоит позади меня и обнимает, но вместо этого слышу его слова о том, что никогда в жизни он больше не подвергнет меня такой опасности.

Я все-таки не выдерживаю, перебиваю его, извиняюсь и смахиваю со щек пару слезинок, давая себе обещание впредь обходиться без глупостей, потому что есть такие уроки, которых хватает на всю жизнь.

Мы продолжаем молча смотреть на город, и я понемногу успокаиваюсь. Наконец, приходит вера в то, что все плохое позади, которая окончательно крепнет со словами Никиты:

– Теперь все будет хорошо.

Я киваю и отворачиваюсь от окна. Смотрю на него и улыбаюсь. Потому что верю.

Потому что теперь у нас на самом деле все будет хорошо.