Текст книги "Калле Блумквист-сыщик"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

5

Калле развалился под грушей. Ему хотелось подумать, а в таком положении думалось лучше всего.

«Конечно, не исключено, что жемчужина лежала там еще со времен Карла Двенадцатого. Какая-нибудь растяпа дворянка побежала в погреб за бутылкой пива, да и обронила там свое жемчужное ожерелье, – рассуждал знаменитый сыщик Блюмквист. – Но вероятно ли это? Когда расследуешь загадочное происшествие, – продолжал он, повернувшись на бок, чтобы видеть глаза воображаемого собеседника, – надо всегда исходить из вероятности. А вероятность говорит за то, – знаменитый сыщик с силой ударил кулаком по земле, – что эта жемчужина не лежала там со времен Карла Двенадцатого, потому что за столько лет обязательно нашелся бы какой-нибудь глазастый парень, который подобрал бы ее до меня. Кстати, если жемчужина лежала здесь позавчера, когда мы сюда приходили, то такой наблюдательный молодой человек, как я, должен был ее увидеть. Тем более что я довольно тщательно обследовал землю. Ну, что вы, – он сделал рукой отрицательный жест, обращенный, очевидно, к восхищенному собеседнику, – это же азбука сыскного дела, ничего особенного! Итак, какой вывод мы можем отсюда сделать? Скорее всего, жемчужину потерял так называемый дядя Эйнар во время своего ночного посещения развалин. Разве я не прав?»

Воображаемый собеседник, очевидно, не возражал, ибо знаменитый сыщик Блюмквист продолжал:

«Могут, конечно, спросить: видел ли кто-нибудь дядю Эйнара с ожерельями на шее? Может быть, он весь так и сверкает жемчугами и драгоценностями?Знаменитый сыщик решительно хлопнул рукой по земле. – Разумеется, нет! А потому, – он взял воображаемого собеседника за отворот пиджака, – если этот дядя Эйнар бросается жемчужинами, то я вправе считать это крайне подозрительным обстоятельством, не правда ли?» Никаких возражений не последовало. «Но я не из тех, кто выносит приговор на основании одних инд… индиций. Дело должно быть расследовано основательно, и я беру на себя смелость утверждать, что эта задача мне по плечу».

Тут воображаемый собеседник с таким жаром принялся уверять, что господину Блюмквисту любая задача по плечу, что даже сам господин Блюмквист счел его похвалу чрезмерной.

«Ну, ну, не преувеличивайте, – сказал он мягко. – Лучший сыщик, которого когда-либо знала история? Это, пожалуй, уж слишком. Лорд Питер Вимсей тоже не так уж плох».

Калле достал записную книжку. В разделе «Особо подозрительные обстоятельства» он добавил: «Посещает по ночам дворцовые развалины. Теряет жемчужины».

Он перечитал все, что у него было записано о дяде Эйнаре. Недурно! Теперь ему для полного счастья недоставало только одного: отпечатка пальца. Все утро Калле пытался добыть отпечаток. Несколько часов он увивался вокруг своей жертвы, самым коварным образом подсовывая ему маленькую штемпельную подушечку из набора «Печатай сам». Он надеялся, что дядя Эйнар как-нибудь нечаянно поставит палец сначала на подушечку, а потом на лист бумаги. Но дядя Эйнар, как ни странно, так и не попался в ловушку. «Опытный, шельма!»фыркнул Калле.

Придется, видно, усыпить его хлороформом и добыть отпечаток, пока он будет лежать без сознания…

– Ты тут валяешься, лодырь несчастный, а до начала представления всего пятнадцать минут!

Андерс, свесившись с забора, метал громы и молнии на безмятежно развалившегося Калле. Калле вскочил. Нелегко быть сразу и сыщиком и цирковым артистом. Он пролез через щель в заборе и понесся рядом с Андерсом.

– Кто-нибудь пришел? – спросил он, переводя дыхание.

– Спрашиваешь! Все сидячие места заняты.

– Так мы теперь почти что богачи?

– Восемь пятьдесят, – сказал Андерс. – Ты вон разлегся, как турецкий паша, а тебе бы надо Еву-Лотту сменить в кассе.

Они взлетели по лестнице на чердак. Там стояла Ева-Лотта и глядела в щелку между ставнями.

– Битком, – сообщила она.

Калле подошел и тоже посмотрел. Собрались все ребята из их квартала и еще целая кучка «чужеземцев». На первой скамейке восседал дядя Эйнар. Рядом с ним сидели булочник и его жена, а сзади них Калле разглядел своих собственных родителей.

– Я так волнуюсь, даже ноги подкашиваются! – жалобно простонала Ева-Лотта. – Так и знайте, в акробатическом номере я свалюсь вам прямо на голову. И лошадь не в духе. Боюсь, ничего у меня с ней не выйдет.

– Смотри, не опозорь нас, – предупредил Андерс.

– Пора начинать! – крикнул нетерпеливо дядя Эйнар.

– Ну уж это наше дело! – сердито заметил директор.

Тем не менее он надел свой цилиндр, вернее, цилиндр булочника Лисандера, открыл окно, взялся за веревку и съехал вниз на арену. Ева-Лотта изобразила громкие звуки трубы, зрители доброжелательно зааплодировали. Тем временем Калле сбежал по лестнице, отвязал лошадь и повел ее между скамьями на глазах у восхищенной публики. Директор снял цилиндр, вежливо поклонился, затем взял бич и громко щелкнул им. И сам он и зрители ждали, что лошадь пустится бодрой рысью вокруг арены. Но не тут-то было. Она только тупо глядела на публику. Директор щелкнул бичом еще раз и совершенно отчетливо прошептал:

– Ну, пошла же, скотина!

Лошадь наклонилась и сорвала зубами несколько травинок, пробившихся сквозь опилки. С чердака послышалось веселое фырканье. Это не выдержала «наездница высшего класса», ожидавшая своего выхода. Публика тоже веселилась, в особенности дядя Эйнар и мама Евы-Лотты.

В этот момент вмешался шталмейстер Калле. Он взял лошаденку под уздцы и решительно провел ее прямо под чердачный люк. Ева-Лотта ухватилась за веревку, приготовившись красиво соскользнуть в исходное положение. Но тут лошадь вдруг ожила. Она совершила прыжок под стать заправскому цирковому скакуну, и когда Ева-Лотта съехала вниз, то эффектно приземлиться ей было некуда. Наездница повисла на веревке, беспомощно перебирая ногами. Наконец Андерс и Калле насильно приволокли лошадь на место, Ева-Лотта шлепнулась ей на спину, Андерс щелкнул бичом, и лошаденка вяло затрусила по кругу. Тщетно наездница сжимала ей бока голыми пятками, побуждая бежать хоть немного резвее.

– Негодяйка! – прошипела Ева-Лотта.

Увы, слова на лошадь тоже не подействовали… Предполагалось, что она будет бежать по арене самым быстрым аллюром и своими резвыми скачками отвлекать внимание зрителей, чтобы те не заметили, сколь несложны трюки самой Евы-Лотты. Но теперь, когда лошаденка отказалась хоть как-нибудь помочь делу, номер выглядел довольно кисло. «А я столько лет подкармливала ее овсом!» – с горечью подумала Ева-Лотта.

Наконец разъяренный директор щелкнул бичом под самым носом у лошаденки, и она с перепугу поднялась на дыбы. Это придало подлинный драматизм финалу и значительно скрасило общее впечатление.

– Если мы и с акробатикой провалимся, – говорил Андерс немного погодя на чердаке, – придется вернуть деньги за билеты. Цирковая лошадь – и вдруг останавливается пощипать травку. Да это же неприлично! Не хватает еще, чтобы Ева-Лотта стала лопать булки во время акробатического номера!

Но Ева-Лотта не стала этого делать, и «трое десперадос» имели грандиозный успех. Дядя Эйнар сломал ветку белой сирени и с глубоким поклоном преподнес Еве-Лотте. Остальная часть программы прошла на несколько менее высоком уровне, но всем очень понравился клоун, а также песенка Евы-Лотты. Песенку исполнительница сочинила сама, и в ней шла речь в основном про дядю Эйнара.

– Послушай, Ева-Лотта, – заметила ей мама, когда она кончила, – нехорошо так высмеивать старших.

– Дядю Эйнара можно, – заявила Ева-Лотта.

После представления фру Лисандер пригласила всю труппу выпить кофе в беседке. Бакалейщик Блюмквист и булочник Лисандер часто сиживали в этой беседке, рассуждая о политике. Иногда они рассказывали что-нибудь занимательное, и тогда Ева-Лотта, Калле и Андерс присаживались рядом послушать.

– Смотрите-ка, неужели сегодня все ручки на чашках целы? – удивился булочник. – Что это с тобой, Миа, дорогая! – Он добродушно взглянул на жену. – Ты, наверное, была очень занята, что не успела разбить ни одной чашки?

Фру Лисандер весело рассмеялась и предложила фру Блюмквист сладкого пирога. Булочник погрузил свое пышное тело в садовое кресло и испытующе взглянул на дядю Эйнара.

– Тебе не скучно слоняться без дела? – спросил он.

– Не жалуюсь, – ответил дядя Эйнар. – Без работы я вполне могу обойтись. Вот только сплю плохо.

– Хочешь, я дам тебе снотворное? – спросила фру Лисандер. – У меня еще остались порошки, которые доктор прописал, когда у меня рука болела.

– А по мне, так работа лучше всякого снотворного, – заметил булочник.Встань-ка завтра в четыре утра, помоги мне в пекарне и следующую ночь будешь спать как убитый!

– Благодарю, я предпочитаю снотворное, – ответил дядя Эйнар.

Знаменитый сыщик Блюмквист, сидя рядом со своей мамой по другую сторону стола, подумал: «Есть еще хорошее средство от бессонницы – спокойно лежать в своей постели. А если шататься целыми ночами, то не удивительно, что сна нет. Но снотворное его угомонит!»

Андерс и Ева-Лотта уже покончили со своим кофе. Они сидели на газоне возле беседки и свистели в травинку, ужасно довольные пронзительными звуками, которые им удавалось извлекать. Калле как раз собирался к ним присоединиться. Свистеть в травинку он умел неподражаемо. Но в этот миг у него родилась идея – блестящая, остроумная идея, достойная знаменитого сыщика! Он сам себе кивнул. «Да-да, именно так я и сделаю!» Калле вскочил, сорвал травинку и торжествующе засвистел.

6

Конечно, затея была рискованная. Но сыщик должен рисковать! А не хочешь – лучше брось мечтать о профессии сыщика и становись продавцом горячих сосисок или кем-нибудь в этом роде. Калле не боялся, нет. Но волновался. Ох, как волновался!

Он завел будильник на два часа ночи. Как будто достаточно. Разумеется, трудно угадать, сколько времени должно пройти, пока подействует снотворное. Но уж в два-то часа дядя Эйнар должен спать без задних ног! И тогда Калле осуществит свой замысел. Потому что, если уж ты обнаружил наконец подозрительную личность, ты должен добыть отпечаток с ее пальца. Приметы, родимые пятна и всякое такое прочее неплохо, но ничто не идет в сравнение с настоящим, добротным отпечатком пальца!

Прежде чем залезть в постель, Калле напоследок выглянул наружу. Белые шторы в окне напротив медленно колыхались от вечернего ветерка. Там – дядя Эйнар. Может быть, как раз сейчас он принимает порошок и ложится спать. Калле в волнении потер руки. Это же совсем не трудно! Сколько они с Андерсом и Евой-Лоттой лазили по этой пожарной лестнице. Последний раз весной, когда на чердаке у Евы-Лотты устроили разбойничье логово. И уж если дядя Эйнар сумел вылезти в окно, то и Калле сумеет влезть.

«Итак, в два часа ночи, чтоб мне провалиться!»

Калле лег и мгновенно заснул. Но спал он беспокойно. Ему снилось, что дядя Эйнар гонится за ним по саду булочника. Калле бежал что есть мочи, но дядя Эйнар настигал его. Наконец он крепко схватил Калле за шиворот и сказал:

«Ты разве не знаешь, что все сыщики должны носить на хвостах пустые консервные банки, чтоб было слышно, когда они появляются?»

«Но ведь у меня нет хвоста», – оправдывался Калле.

«То есть как это – нет? А это что, по-твоему?»

Обернувшись, Калле увидел, что у него точно такой хвост, как у Туесе.

«То-то же», – сказал дядя Эйнар и привязал ему к хвосту консервную банку.

Калле сделал несколько скачков, и банка ужасающе задребезжала. Калле чувствовал, что вот-вот заплачет. Что скажут Андерс и Ева-Лотта, когда он явится с таким грохотом? Никогда больше он не сможет играть с ними. Ведь никто не захочет водиться с человеком, производящим такой страшный шум. А вон и они, Андерс и Ева-Лотта, – стоят и смеются над ним.

«Вот с сыщиками всегда так», – говорит Андерс.

«Неужели правда, что каждый сыщик должен носить банку на хвосте?» – взмолился Калле.

«Сущая правда, – ответил Андерс. – Есть такой закон».

Ева-Лотта закрыла уши руками.

«Ой, с ума сойти, как ты гремишь!»

Калле и сам понимал, что шум получается невыносимый. Звон, грохот, ой, какой звон…

Калле проснулся. Будильник! Вот разошелся! Калле поспешно его остановил и вскочил на ноги. Слава богу, у него нет хвоста! Какое все-таки счастье, что это был только сон. А теперь – скорей за дело!

Он подбежал к письменному столу. Прежде всего – штемпельную подушку. Ага, вот она! В карман ее. Теперь не забыть бы бумагу! Готово.

С величайшими предосторожностями спустился Калле по лестнице, минуя скрипучие ступеньки – он их знал наперечет.

«Полный порядок!»

Калите ощутил прилив восторга. Он легко проскользнул через щель в заборе – и вот он уже в саду булочника. До чего же тихо кругом! А сирень как пахнет! А яблони! Все совсем не такое, как днем. И во всех окнах темно, даже у дяди Эйнара.

У Калле слегка защекотало под ложечкой, когда он ступил на пожарную лестницу. Все-таки немного страшно… Стоит ли терпеть столько мороки из-за отпечатка пальца? Он ведь даже толком не знал, зачем все это затеял. Просто он слышал, что у всех жуликов положено брать отпечатки пальцев. А дядя Эйнар, похоже, жулик. Значит, и у него надо взять отпечаток!

«Азбука сыскного дела! – подбодрил себя знаменитый сыщик и полез вверх.А вдруг дядя Эйнар и не думает спать? Я – туда, а он сидит на кровати и смотрит на меня, – что я тогда скажу?»

Калле лез уже не так уверенно.

«Добрый вечер, дядя Эйнар! Какая сегодня чудесная ночь! А я вот вышел подышать свежим воздухом и решил прогуляться туда и обратно по пожарной лестнице!» Нет, что-то не то!

«Должно быть, тетя Миа дала ему сильнющий порошок», – убеждал себя Калле.

И все же, занося руку на подоконник, он чувствовал примерно то же, что человек, сующий голову в змеиное гнездо.

В комнате царил мрак, но кое-что можно было разглядеть. Калле сейчас напоминал пугливого и любопытного зверька, готового мгновенно исчезнуть при первых признаках опасности.

Ага, вон кровать. Оттуда слышалось глубокое дыхание. Спит, слава богу! Калите медленно полез через подоконник, поминутно останавливаясь, чтобы прислушаться. Все было спокойно.

«Уж не дала ли она ему крысиного яду, больно крепко спит», – подумал Калле.

Он лег на пол и тихонько пополз по-пластунски к своей жертве. Азбука сыскного дела!..

Вот ведь повезло: правая рука дяди Эйнара свесилась с кровати! Остается только взять ее и… В этот момент дядя Эйнар пробормотал что-то во сне и согнул руку в локте.

Тут-тук-тук! – гулко отдалось в комнате.

«Откуда здесь мотор?»– удивился Калле. Но это его собственное сердце колотилось, словно хотело выскочить.

Между тем дядя Эйнар продолжал спать. Рука его теперь лежала на одеяле. Калле открыл штемпельную подушку и осторожно прижал к ней большой палец дяди Эйнара, держа его так, будто это была раскаленная головня.

– Пх-х! – сказал дядя Эйнар.

Теперь остается вытащить бумагу. Ой, а где же она? Этого еще не хватало! Прямо перед ним лежит с краской на пальце выслеженный им самим жулик, все идет как по маслу, а он никак бумагу не найдет! Постой, да вот же она, в кармане штанов!.. Калле осторожно прижал к листку палец дяди Эйнара. Готово. Есть отпечаток! Калле был счастлив. Если б ему подарили сейчас белую мышь – и то он не чувствовал бы себя счастливей.

Теперь бесшумно отползти назад и перемахнуть через подоконник. Это же так просто!

Да, все шло бы как по нотам, если бы тетя Миа не разводила у себя столько цветов. Одна половинка окна была закрыта, и здесь стоял на подоконнике горшок с маленькой скромной геранью. Калле осторожно привстал и…

В первый миг он решил, что разразилось землетрясение или еще какое-нибудь стихийное бедствие, – такой чудовищный грохот раздался в комнате. Но нет, это был всего-навсего бедный маленький цветочный горшок!

Калле стоял перед окном, спиной к дяде Эйнару.

«Сейчас я умру, – думал он. – Ну и пусть!»

Всем своим существом он слышал, чувствовал и понимал, что дядя Эйнар проснулся. Еще бы – горшок с геранью загремел, словно целый цветочный магазин разлетелся вдребезги!

– Руки вверх!

Это был голос дяди Эйнара, но как будто и не его. Сейчас в нем звучала сталь.

Всегда лучше смотреть опасности прямо в глаза. Калле обернулся и увидел направленное на него дуло пистолета.

Сколько раз мысленно он попадал в такое положение и всегда сохранял присутствие духа. Быстрым ударом он поражал целящегося в него преступника и со спокойным: «Не торопитесь, сударь», ловко отбирал у него пистолет. Действительность оказалась немножко иной… Калле, конечно, приходилось пугаться и раньше – например, когда на него бросилась на площади собака бухгалтера и еще когда он однажды зимой въехал в прорубь, – но никогда, никогда в жизни не чувствовал он такого леденящего до тошноты страха, как сейчас. «Мама!» – подумал он.

– Ближе, – произнес стальной голос.

Да, подойдешь тут, когда у тебя две вареные макаронины вместо ног! Он все-таки попробовал двинуться.

– Что? Калле? – Сталь исчезла из голоса дяди Эйнара, но суровость осталась. – Собственно говоря, что ты здесь делаешь в такое время? Говори!

«Что теперь будет! – в ужасе думал Калле. – Что говорить?»

В моменты величайшей опасности на человека иногда находит спасительное вдохновение: Калле вдруг вспомнил. что несколько лет назад он ходил во сне. Вставал среди ночи и отправлялся бродить. Это продолжалось до тех пор, пока мама не сводила его к врачу и ему не прописали успокаивающее лекарство.

– Ну, Калле? – сказал дядя Эйнар.

– Как же я сюда попал?!. – воскликнул Калле. – Как же так? Уж не начал ли я опять ходить во сне? Ну да, теперь вспоминаю, вы же мне приснились. («Это ведь правда», – подумал Калле.) Пожалуйста, дядя Эйнар, извините, что я разбудил вас!

Дядя Эйнар спрятал пистолет и похлопал Калле по плечу.

– Ничего, ничего, дорогой мой сыщик, это, наверное. детективные увлечения не дают тебе спокойно спать. Попроси маму дать тебе немного брому перед сном, и все будет в порядке, вот увидишь. Давай-ка я тебя провожу.

Дядя Эйнар проводил его по лестнице и отпер наружную дверь. Калле поклонился и мгновение спустя угрем скользнул сквозь щель в заборе.

– Кажется, пронесло, – прошептал он.

Калле чувствовал себя, как человек, только что спасшийся после кораблекрушения. Ноги как-то странно дрожали, и он еле-еле дотащился по лестнице к себе в комнату. Здесь он плюхнулся на постель и глубоко вздохнул.

– Кажется, пронесло, – прошептал Калле опять.

Он долго сидел не шевелясь.

До чего же опасна профессия сыщика! Некоторые думают, что это самое простое дело… Ну уж нет! Легко сказать – на каждом шагу тебе прямо в нос суют дуло пистолета!

Ноги постепенно перестали дрожать. Леденящий страх прошел. Калле нащупал в кармане драгоценный клочок бумаги. Теперь он уже не боялся – он был счастлив! Калле вынул листок и аккуратно спрятал его в левый ящик письменного стола. Там уже лежали отмычка, газета и жемчужина. Мать не могла бы глядеть с большей нежностью на своего ребенка, чем Калле – на содержимое этого ящика. Он тщательно запер его и положил ключ в карман. Потом достал записную книжку и раскрыл ее на странице дяди Эйнара. Требовалось сделать некоторые добавления.

«Имеет пистолет, – записал Калле. – Держит его под подушкой, когда спит».

В это время года семья Лисандер имела обыкновение завтракать на веранде. Они как раз принялись за кашу, когда Андерс и Калаче вынырнули неподалеку. Калле не терпелось узнать, скажет ли дядя Эйнар что-нибудь о его ночном визите. Но дядя Эйнар как ни в чем не бывало ел кашу.

– Постой, Эйнар, какая досада, – сказала вдруг фру Лисандер, – я же вчера забыла тебе дать снотворное!

7

– Все-таки приготовления интереснее всего, – заключил Андерс сразу после цирковой премьеры.

Конечно, само представление тоже прошло интересно и весело, но в памяти остались все же предшествующие дни, заполненные репетициями и напряженной подготовкой.

Недавние артисты опять ходили без дела, не зная толком, чем заняться. Меньше других страдал от этого Капле. Обязанности сыщика наполняли содержанием не только его дни, но даже и ночи. И если раньше его разведывательная деятельность носила общий характер, то теперь он все внимание сосредоточил на дяде Эйнаре.

– Когда же этот дядя Эйнар наконец укатит? – твердили Андерс и Ева-Лотта.

Но Калле с ужасом ожидал дня, когда его жулик вдруг сложит чемодан и уедет. Исчезнет подозрительная личность, и жизнь Калле сразу станет пустой и бессодержательной. А главное, будет так досадно, если дядя Эйнар уедет раньше, чем он, Калле, разоблачит его.

В том, что дядя Эйнар преступник, Калле не сомневался ни минуты. Правда, все его предыдущие преступники оказывались в конце концов вполне порядочными людьми, во всяком случае их не удавалось ни в чем уличить, но на этот раз Калле был почти уверен.

«Столько подозрительных обстоятельств, что ошибки быть не может»,убеждал он себя, когда иной раз его одолевали сомнения.

Но Андерсу и Еве-Лотте никакого дела не было до борьбы с преступниками, и они изнывали от скуки. К счастью, когда однажды Андерс шел вместе с Евой-Лоттой по Большой улице, Сикстен крикнул ему вслед: «Девчатник!» И это несмотря на то что команды Сикстена и Андерса заключили перемирие! Видно, Сикстену тоже стало здорово скучно, вот он и решил открыть военные действия.

Андерс и Ева-Лотта остановились.

– Что ты сказал? – спросил Андерс.

– Девчатник, – повторил с вызовом Сикстен.

– Ах, так! А я надеялся, что мне показалось. Очень жаль, но придется тебя поколотить, несмотря на жару.

– Сделай одолжение! Я потом тебе на голову лед положу, если жив останешься.

– Вечером встретимся в Прериях, – сказал Андерс. – Иди домой и подготовь свою маму, да поосторожнее.

Затем они расстались. Андерс и Ева-Лотта, ужасно оживленные, поспешили домой – предупредить Калле. Надвигалась война, которая обещала скрасить не один каникулярный день!

Калле был занят. Через щель в заборе он следил за дядей Эйнаром, который словно неприкаянный метался по саду. Калле вовсе не хотелось отрываться от своего дела, но разве можно было равнодушно отнестись к вызову Сикстена! Все трое уселись в беседке Евы-Лотты и открыли совещание. Внезапно вошел дядя Эйнар.

– Никто со мной не играет! – заныл он. – Что, собственно, здесь происходит?

– Мы собираемся драться, – сухо объяснила Ева-Лотта. – Андерс будет драться с Сикстеном.

– А кто такой Сикстен?

– Один из самых сильных ребят в городе, – ответил Калле. – Андерсу, конечно, здорово достанется.

– Определенно, – весело согласился Андерс.

– Может, мне тебе помочь? – предложил дядя Эйнар.

Все трое вытаращили глаза. Неужели он думает, что они вмешают взрослого дядьку в свои дела, чтобы он все испортил?

– Ну как, Андерс, идти мне с вами?

– Не-е, – протянул Андерс, неприятно задетый тем, что ему приходится отвечать на такие глупости. – Нет, это было бы не по чести.

– Пожалуй, так, – немного обиженно согласился дядя Эйнар. – Но это было бы целесообразно. Хотя ты еще слишком мал, чтобы понимать, что такое целесообразность. Это приходит с годами.

– Надеюсь, к нему такая чепуха с годами не придет, – заметила Ева-Лотта.

Тут дядя Эйнар круто повернулся и ушел.

– А ведь он как будто разозлился, – сказала ЕваЛотта.

– Взрослые бывают чудные, но уж этот – чудней всех, – заключил Андерс. – И с каждым днем все капризнее становится.

«Эх, если б вы только знали!» – подумал Калле.

«Прериями» называли большой пустырь на окраине города, густо заросший кустарником. Хозяевами Прерий были дети. Здесь они преображались в золотоискателей, покорителей Аляски, здесь воинственные мушкетеры устраивали кровопролитные дуэли, здесь пылали лагерные костры в Скалистых горах, здесь же стреляли африканских львов, благородные рыцари носились на своих гордых скакунах, а кровожадные чикагские гангстеры безжалостно расправлялись со своими жертвами – все в зависимости от того, какой фильм шел в городском кино. Летом кинотеатр, разумеется, закрывался, но ведь на нем свет клином не сошелся. Оставалось еще много личных споров, которые надо было решить при помощи кулаков, и, кроме того. Прерии отлично годились для всяких мирных игр.

Сюда направили свои стопы Калле, Андерс и ЕваЛотта, предвкушая волнующую схватку. Сикстен со своей командой уже пришел. Его соратников звали Бенка и Йонте.

– Вот человек, которому суждено поразить тебя прямо в сердце! – крикнул Сикстен, оживленно размахивая руками.

– Кто твои секунданты? – спросил Андерс, пропустив мимо ушей ужасающую угрозу. Спросил он больше для проформы: он отлично знал секундантов.

– Йонте и Бенка!

– А это – мои! – И Андерс указал на Калле и Еву-Лотту.

– Какое оружие ты выбираешь? – спросил Сикстен, строго придерживаясь правил.

Все прекрасно понимали, что никаким оружием, кроме кулаков, дуэлянты не располагают. Но, когда соблюдаешь форму, получается как-то благороднее.

– Кулаки, – как все и ожидали, ответил Андерс.

И поединок начался. Четверо секундантов, стоя поодаль, следили за схваткой с таким волнением, что пот катил с них градом. Что касается бойцов, то они превратились в клубок мелькающих рук, ног и всклокоченных вихров. Сикстен был сильнее, зато Андерс – быстр и увертлив, как белка. С самого начала он ухитрился закатить Сикстену пару крепких тумаков. Но это лишь невероятно разожгло боевой дух Сикстена. Положение Андерса стало угрожающим.

Ева-Лотта закусила нижнюю губу. Калле глянул на нее. Он и сам бы не раздумывая бросился в битву ради нее, но – увы! – на сей раз девчатником обозвали этого счастливчика Андерса.

– Андерс, давай, давай! – упоенно кричала Ева-Лотта.

Андерс теперь тоже не на шутку разозлился и, неистово ринувшись в ближний бой, заставил Сикстена отступить. По правилам, такого рода поединки длились не больше десяти минут. Бенка следил по часам, и оба дуэлянта, зная, что время дорого, из сил выбивались, чтобы выиграть битву. Но тут Бенка крикнул «Брейк!», и Сикстен и Андерс скрепя сердце повиновались.

– Ничья, – рассудил Бенка.

Сикстен и Андерс пожали друг другу руки.

– Оскорбление смыто, – сказал Андерс. – Но завтра я оскорблю тебя, тогда мы сможем продолжить.

Сикстен одобрительно кивнул:

– Это означает войну Алой и Белой розы!

Сикстен и Андерс окрестили свои команды, следуя высокому образцу из истории Англии.

– Да, – торжественно возгласил Андерс, – начинается война Белой и Алой розы, и смерть поглотит тысячи тысяч душ и унесет их в свое черное царство.

Эта тирада тоже была взята из истории, и Андерс считал, что она звучит необыкновенно красиво, особенно после битвы, когда на Прерии спускаются сумерки.

Белые розы – Андерс, Калле и Ева-Лотта – торжественно пожали руки Алым – Сикстену, Бенке и Йонте, – и противники разошлись.

Надо сказать, что, хотя Сикстен и считал себя вправе обозвать Андерса «девчатником», когда тот прогуливался с Евой-Лоттой, он рассматривал Еву-Лотту как вполне достойного противника и представителя Белой розы.

Трое Белых роз пошли домой. Особенно спешил Калле. Он не находил себе покоя, если хоть на минуту выпускал из поля зрения дядю Эйнара.

«Все равно что поросенка в хозяйстве завести», – подумал Калле.

У Андерса из носа сочилась кровь. Сикстен, правда, грозился поразить его прямо в сердце, но все оказалось не так уж страшно.

– Здорово ты сегодня дрался! – сказала Ева-Лотта восхищенно.

– Да вроде ничего себе, – скромно согласился Андерс, глядя на закапанную кровью рубашку. Дома, наверное, влетит за нее, так уж лучше поскорей…Завтра встретимся! – крикнул он и помчался домой.

Калле и Ева-Лотта пошли дальше вдвоем, но тут Калле вспомнил, что мама просила его купить вечернюю газету. Он попрощался с Евой-Лоттой и направился к киоску.

– Газеты все проданы, – сказала дама в киоске. – Спроси в гостинице, у швейцара. Ничего другого не оставалось.

Возле гостиницы стоял полицейский Бьорк. Калле ощутил прилив симпатии к коллеге. Правда, Калле был частный сыщик, а частные сыщики всегда на голову выше обыкновенных полицейских, которые частенько оказываются удивительно беспомощными, даже при решении простейших уголовных проблем. Но все же он чувствовал, что его и Бьорка что-то связывает. Оба направляли свои усилия на искоренение преступности.

Калле был бы совсем не прочь кое о чем посоветоваться с Бьорком. Конечно, никто не оспаривал, что Калле Блюмквист совершенно выдающийся криминалист. Но все-таки ему было только тринадцать лет. Чаще всего он закрывал глаза на это обстоятельство и, выступая в роли сыщика, всегда представлял себя как зрелого мужчину с острым, проницательным взглядом и небрежно засунутой в рот трубкой. Благонравные члены общества величают его «господин Блюмквист» и оказывают ему всяческое почтение, преступные же элементы, наоборот, боятся его как огня. Но как раз сейчас он чувствовал себя всего лишь тринадцатилетним мальчиком и склонен был признать, что Бьорк обладает опытом, которого ему, Калле, не хватает.

– Привет! – сказал полицейский.

– Здорово! – отозвался Калле.

Бьорк внимательно взглянул на легковую машину, стоящую возле гостиницы.

– Стокгольмская, – определил он.

Калле остановился рядом с ним, заложив руки за спину. Так они стояли долго, не проронив ни слова, задумчиво глядя на одиноких вечерних прохожих, пересекающих площадь.

– Дядя Бьорк, – заговорил вдруг Калле, – вот если думаешь, что человек негодяй, что надо делать?

– Съездить ему разочек, – бодро посоветовал Бьорк.

– Да нет, я хочу сказать – если он совершил какоенибудь преступление.

– Надо его задержать, конечно.

– Нет, а если ты только думаешь, а доказать не можешь? – упорствовал Калле.

– Ходить за ним по пятам и следить! – Бьорк улыбнулся во весь рот. – Вот как, хочешь у меня хлеб отбить? – продолжал он дружелюбно.

«Ничего я не хочу», – возмущенно подумал Калле. Никто его не принимает всерьез…

– Ну, пока, Калле, мне надо в участок зайти. Подежурь тут за меня!

И Бьорк. ушел.

«Ходить за ним и следить!» Но как же ходить по пятам за человеком, который целыми днями торчит в саду и шага за калитку не ступит?

Да, дядя Эйнар ровным счетом ничего не предпринимал. Он лежал, сидел или бродил в саду булочника, словно зверь в кочетке, и требовал, чтобы Ева-Лотта, Калле и Андерс его развлекали и помогали коротать время. Вот именно – коротать время! Не похоже было, что у дяди Эйнара отпуск, скорей он чего-то ждет.

«Но чего – хоть убей, не понимаю!» – подумал Калле и вошел в гостиницу. Ему пришлось подождать. Швейцар был занят – он разговаривал с двумя мужчинами.

– Скажите, пожалуйста, у вас не остановился некий господин Бране,спрашивал один из них. – Эйнар Бране?

Швейцар покачал головой.

– Вы твердо уверены?

– Конечно.

Двое вполголоса посовещались между собой.

– А Эйнар Линдеберг? – спросил первый

Калле вздрогнул. Эйнар Линдеберг – да это же дядя Эйнар! Всегда приятно помочь людям, и Кале уже открыл было рот, чтобы сказать, что Эйнар Линдеберг живет у булочника Лисандера, но в последний момент осекся, и у него получилось что-то вроде нерешительного «эххр-р-м».