Текст книги "Его одержимость"
Автор книги: Astra Maore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
А на все остальное мне уже плевать. Она падает, раскинув ноги. Пытается их свести, но я замечаю, какое там все внутри нежное.
Только руки ей надо держать, а расцарапает мне рожу. Может, связать ее чем-нибудь, хотя…
Она же мелкая, хотя и злая. Пытается куда-то укатиться. Глупая. Лучше бы лежала бревном.
Но если ей хочется от меня побегать… Я прямо представляю, как эта голая шикарная задница бегает по лужайке. А потом понимает, что не сбежит.
Надо надеть резинку, а то хер знает, кто ее до меня чпокал. На время я девку отпускаю, и она успевает сесть на пол и подтянуть ноги к подбородку. А еще стащить с кровати одеяло и укутаться им.
Пронырливая сучка.
Ну, хочешь в одеялке, давай в одеялке.
Больше я не собираюсь играть.
Сдергиваю одеяло и опрокидываю девку на спину. Сгребаю ее руки так, чтобы были у нее над головой. Крепко сдавливаю их ладонью.
Между ног у нее по-прежнему сухо. Беда многих шлюх. Играть умеют, а возбуждаться нет.
Я смачиваю пальцы слюной и растираю ей там.
Яблоко сводит с ума. Долбаное яблоко.
Ввожу один палец внутрь. А она его сжимает.
Охеренно. Потрясающе туго. Еще не разработанная.
Вот и глаза горят. Мог бы сгореть – я уже был бы пеплом. Горячая, дьявольски жаркая сучка.
Я добавляю еще один палец. Она не хочет меня пускать. Сопротивляется.
Нет, ангелочек, тут мои правила. И я дико тебя хочу.
А потому перехватываю ее сведенные запястья и пропихиваю член между широко разведенных мной ног.
Туго, мать его. Ужасно туго. И я шиплю от наслаждения.
Если так кайфово в резинке, то без нее будет вообще охеренно.
И я вонзаюсь внутрь на всю длину, чувствуя, как ангелок сжимает меня еще крепче.
Запредельно, нереально кайфово.
Я смотрю в лазурные глаза я вижу… слезы. Что, куколка, не привыкла к таким здоровым? Вижу, тебя имели только мизинцами.
Сейчас мы это дело поправим. И я начинаю двигаться, наращивая темп и сгорая от дьявольского удовольствия. А она ни звука не издает. Ни писка. Ни вскрика.
Одни лишь долбаные слезы смешиваются с запахом яблок. И кровь на ее губах.
Губу себе до крови прикусила?
Хер зачем я слизываю эту каплю языком. Ангелок пытается увернуться, но я уже не играю и не даю ей сопротивляться.
Вхожу в нее мощными, сильными толчками, рыча от удовольствия.
Вот ее я взял точно не зря. С ней еще повторю. Поставлю на колени.
Погашу этот долбаный огонь в ее глазах. Научу называть меня «господином». Она будет сосать и причмокивать от удовольствия. Станет умолять взять ее. Этот запах яблока станет запахом моей личной бляди.
И я кончаю, вонзаясь в нее последним мощным толчком.
А когда вынимаю член, вижу, что резинка вся, мать его, в крови.
Это месячное у нее, или она девственницей была?
Глава 3. Противоречия
АНХЕЛИКА
Конечно, у меня еще не было мужчин. Когда они уже несколько лет провожают меня сальными взглядами, сложно получать удовольствие от их внимания.
И глупо. Замуж у нас принято выходить девственницей. Но с приданым.
Моя семья его копит, но чувствую, замуж мне придется выйти по расчету. Вернее, пришлось бы. Потому что никто из мужчин меня не привлекает.
И особенно, потому что я приглянулась этому страшному человеку с внешностью и глубоким, обволакивающим голосом совершенства. Я не могу не думать об этом.
Мне не верится в то, что сейчас происходит – правда. Что я уже не на огороде под палящим солнцем, а пленница Диего Рейеса.
Что этот жуткий человек тоже, как и большинство мужчин, хочет меня. И это недвусмысленно видно. Бугор под его брюками здоровенный и отчаянно пугает.
Но в отличие от любых других мужчин, Рейес меня возьмет. Он не может просто на меня посмотреть и отпустить.
Я пытаюсь примириться с этим, продолжая сопротивляться ему. Хочу принять хотя бы мысленно, что именно он овладеет мной. Но получается скверно.
Мерседес, моя старшая сестра, говорила, что если самый первый раз с мужчиной случается по любви, то это вообще не больно.
Я смотрю на огромного Рейеса и не понимаю, как с ним может быть «не больно». Особенно если я так сильно ненавижу его. Ненавижу и презираю.
От него несет алкоголем. Он груб и пьян.
А то, что я читаю в его глазах, ужасающе страшно и странно. Лучше бы его взгляд был пустым, а не таким оценивающе-цепким. Будто Рейес пробует меня, как дорогой алкоголь. Будто я ему по-настоящему нравлюсь.
А меня выворачивает от мысли, что он мной наслаждается.
От его прикосновений мне больно. Я проклинаю его и боюсь этого странного голода в его глазах. Кажется, он вообще его не контролирует и пожирает меня, даже не трогая руками.
Когда Рейес хватает меня за волосы, когда щупает, когда противно сжимает мою грудь и пытается залезть мне между ног, это тоже не так отвратительно, как его взгляд.
Дикий. Странный. Нечеловеческий. Как будто он что-то во мне ищет.
И я закрываюсь. Пусть он возьмет мое тело, зато душу не получит никогда.
Меня начинает знобить, и я стаскиваю одеяло с кровати, когда Рейес отвлекается.
Но когда он разворачивается ко мне, я вижу, что все намного хуже, чем мне казалось.
Я стискиваю зубы, чтобы он не вздумал еще раз трогать меня своим ужасно горячим ртом и колкой бородой, но он больше не хочет целоваться.
Он просто возьмет меня, как какое-то животное.
Я молюсь о том, чтоб выдержать это с достоинством. Чтобы не кричать. Я сильная и выносливая.
Буду просто лежать и быстро ему наскучу. Тогда он меня отпустит. И еще даст денег. Хотя он все равно никогда не расплатится за мою сломанную жизнь.
А потом все происходит слишком быстро. Рейес заводит мне руки вверх и стискивает одной своей ладонью. Я пытаюсь увернуться, но ничего не получается. Этот демон слишком тяжелый и сильный. Его ведет похоть и странный голод, от которого я чувствую жар во всем теле.
Неужели у меня поднимается температура?
Мы лежим на ковре и одеяле, но мне неудобно и слишком твердо. А когда Рейес вдруг трогает меня прямо внизу, у меня чуть не сыплются искры из глаз.
Слишком жестко, неправильно, неприятно.
Он продолжает терзать меня и почему-то хмурится. Выглядит совсем страшным и злым.
Что, я тебе разонравилась, Рейес? Ну так выкинь меня!
А когда он плюет себе на пальцы и вдруг растирает меня внизу, я интуитивно понимаю причину его злости и снова отчаянно бьюсь. Но это бесполезно.
Рейес широко развел мои ноги в стороны и сам лежит между ними.
Мне хочется крикнуть ему в лицо, насколько я его ненавижу, но он только посмеется надо мной.
Ненавидеть уже поздно. Я для него просто аппетитный кусок мяса, стакан алкоголя или сигара. Доступное удовольствие, в котором незачем себе отказывать.
Я смотрю в его лицо, когда он упирается мне между ног своим членом. Хорошо, что он надел резинку. Я не забеременею от этого подонка.
От ребенка я бы не смогла избавиться и думать не хочу, как бы я тогда жила.
Особенно, когда Рейес толкается внутрь меня.
Это больно, тесно и странно жарко. Но больше всего меня пугает не боль, а странное выражение его лица.
Хищное, оскаленное и… полное жажды.
А потом Рейес делает резкое движение, и боль захватывает всю меня. Кажется, болит каждая клеточка моего тела.
А Рейес издает жуткое рычание, словно зверь. И опять это непонятное выражение лица.
Я смотрю на него, чтобы отвлечься от боли. Внутри все горит, как от жгучего перца.
И боль становится сильнее, когда Рейес начинает двигаться.
И вот это – секс? То, о чем мужчины и женщины поют песни?
Я стискиваю зубы изо всех сил, но не могу сдержать слезы. Они сами появляются в уголках глаз. А на губах я чувствую солоноватый вкус крови.
Кажется, я прокусила губу.
И дьявол это тоже замечает. В его глазах что-то темное и пугающее. А то, что происходит дальше, пугает меня больше всего.
Даже сильнее болезненных толчков, каждый из которых словно рвет меня пополам.
Рейес вдруг замедляется, приближает ко мне лицо и… проводит языком по моей губе. Отвратительно, тошнотворно и настолько дико, что по всему моему телу прокатывается чудовищно горячая волна.
И я непроизвольно втискиваюсь в каменный живот подонка, пытаясь спастись от непрошеного жгучего ощущения.
Я совершенно голая, а Рейес без рубахи и в спущенных брюках. Наши тела трутся друг о друга, и это дико и странно насколько, что мне хочется укусить его или расцарапать, чтобы отомстить за свою боль.
Она явно стала меньше после того, как этот дьявол лизнул меня и будто забрал ее часть.
И я ненавижу его еще сильнее.
А он как чувствует. Начинает исступленнее толкаться в меня, вытесняя болью странный окутывающий меня жар.
Скоро все кончится. Рейес не сможет мучить меня вечность. Я терплю из последних сил, а когда он вонзается в меня особенно глубоко, я еле слышно вскрикиваю.
Но это все – он ничего от меня не получил. Ни криков, ни стонов, ни мольбы.
Зато, когда смотрит на резинку и видит, что она вся в моей крови, его лицо опять странно меняется. Будто моя боль ему не нравится.
– Это что? Отвечай. У тебя женское, или я тебя порвал?
Я выплевываю:
– До тебя я была девушкой.
Рейес прищуривается.
– Тогда ты идиотка. Но если это правда, я заплачу твоей семье больше. Мой врач тебя проверит. И если лжешь… – он вдруг протягивает ко мне руку и несильно сжимает мою шею.
Я замираю, а когда он убирает ладонь, заворачиваюсь в одеяло. Оно в моей крови, но наплевать.
– Я слишком презираю тебя, чтобы тебе врать! Мне не нужен врач. Ты наигрался? Тогда выкинь меня!
Смуглое лицо Рейеса темнеет. Он мгновенно успел одеться и смотрит на меня сверху вниз.
– Нет, Анхела Рубио. Пока ты добровольно не отсосешь мне, я тебя не отпущу. Плевать, сколько займет твое согласие. Или ты готова прямо сейчас?
На его лице злая ухмылка. Она его портит… Хотя… именно так и должен выглядеть дьявол, чтобы не вводить никого в искушение.
Между ног все саднит. Он причинил мне такую боль этим своим… и о том, чтобы взять его в рот… Да никогда.
Я вообще не представляю, как можно взять в рот это.
Но какой-то дьявол во мне вскидывает голову и говорит моими губами:
– Не раньше, чем ты добровольно отлижешь мне, подонок.
Я не хочу этого даже в самых диких фантазиях. Все, чего я хочу – свернуться клубком, уснуть и спать, пока не закончится пекущая между ног боль. Если не двигаться, она кажется терпимой.
И я совсем не хочу, чтобы Рейес меня убивал. А теперь он точно убьет, потому что его лицо перекашивает от гнева и чего-то вообще мне не понятного…
Я вся сжимаюсь в комок, когда он опускается и нависает надо мной всей своей страшной мощью.
***
ДИЕГО
Она бессмертная.
И я понимаю, почему, когда сжимаю ее тонкую шею и предупреждаю, чтобы эта наглая и насквозь пропитавшаяся яблоками девка не смела мне врать.
Моя ладонь выглядит на ее шее нелепо. Как будто так не должно быть.
И это ужасно злит. Проще всего растоптать эту единственную чику, которая смотрит на меня без страха. Отдать прямо сейчас Рамосу и другим. Или просто свернуть ей шею.
Но тогда я признаю, что я долбаный слабак.
Что какая-то проклятая девственница меня сделала. Разозлила настолько, что я потерял контроль. Я ей, к херам, не психопат, чтобы действовать импульсивно.
И меньше всего мне нужно, чтобы она померла.
Потому ебать я ее не буду, пока мой врач не разрешит.
Когда-то я нанял бабу осматривать девок. Потому что к мужикам врачам ревновал безумно. Но когда она пару раз меня обманула, то очень пожалела об этом. И тогда я стал работать с Хименесом.
Хименес против меня не пойдет. Он мне жизнью обязан. Так что кое-как, с грехом пополам я его терплю, когда надо какую-то чику осмотреть.
А надо далеко не всех. Самые жуткие сплетни обо мне распускают те, кто потекли от одного моего взгляда. А потом обкончались, стоило им вставить. Эти сучки скакали на моем члене и выли от наслаждения, зато болтают, будто я их резал.
Но я-то знаю, что я на морду ничего, а моя грубость многим даже нравится.
И таких я ненавижу особенно сильно. Потому что с ними словно предаю светлую память Клары.
Ебу их, а на душе поганее некуда.
А почему меня выворачивает от одного вида этой Анхелы, я сам не понимаю. Я и придушить ее прямо сейчас готов, и звать Хименеса немедленно, чтобы не истекла идиотка кровью.
Я убираю руку, а эта дрянь меня выбешивает.
Не нужен ей врач. Презирает она меня. Не ненавидит. Не боится. Презирает, сука такая. Ждет, когда я ее выкину, чтобы ходила по своей зачуханной деревне с гордо поднятой головой.
Никогда я тебя, сука, не отпущу. Никогда. Сдохнешь здесь от старости.
И родню свою не увидишь больше.
А вслух я произношу то, на что эта девка никогда не пойдет. И ухмыляюсь.
Хотя когда-нибудь она мне точно добровольно отсосет, иначе я не я.
Пару мгновений жду ответ, и Анхела меня не разочаровывает. Но говорит не вполне то, что я ожидал. Думал, она просто откажется, а не это.
Я никогда не лизал девок, и ее не собираюсь. А перед глазами прямо вспыхивает картинка, где эта сучка, не помня себя от кайфа, выгибается, закатывает глаза и протяжно стонет мое имя. А потом просит меня «еще». Еще, мать ее.
И меня настолько простреливает возбуждением, что я кидаюсь к ней и спохватываюсь в полушаге от того, чтобы не заткнуть ей чем-нибудь рот.
Наматываю ее волосы на кулак и натягиваю так сильно, что ее лицо кривится от боли. И говорю прямо в ее дерзкие, отвратительно сладкие губы:
– Не злоупотребляй моим гостеприимством, чика. Еще раз назовешь меня подонком, отправишься в подвал. Без еды. Без воды. Без врача. И без одежды.
Я разрываюсь на части. Одна до боли жаждет скинуть ангелка в подвал и «забыть» о ней. Другая пустит мне же пулю в лоб, если я это сделаю.
Потому что искаженное страстью лицо Анхелы так и стоит у меня перед глазами.
Возможно, страсть сломает эту девку лучше любой жестокости. Я смотрю, ей нравится молча страдать от боли. А вот кончать и умолять меня о большем она вряд ли захочет.
И я опять дергаю ее за волосы.
– Поняла? Скажи «да», если поняла.
Она кривится от боли, но кивает молча. А ведь так ей больнее.
Дура. Пока не решила окончательно вывести меня из себя, я отпускаю ее и звоню Хименесу.
Девка сидит, закутавшись в одеяло, и я не представляю, что там с ней. И честно говоря, знать не хочу.
Сам не понимаю, чего так. То ли мне неприятно видеть именно ее кровь. То ли я сорвусь и отъебу ее даже такую больную, когда опять ноги раздвинет…
Стояк не унимается, и я не заправляю рубаху.
Мы просто молчим, пока в комнату не заходит Хименес. Он выглядит таким ученым сморчком, что производит на девок приятное впечатление. Легче дают себя осматривать.
Если эта и здесь станет исключением, я ее тупо пристегну наручниками.
– Что с ней? – Хименес спрашивает у меня знаками. Хорошо вышколен.
– Говорит, что была целкой. Надо проверить, – я отвечаю так же знаками.
– Нужно положить ее на кровать.
Нужно, так нужно. Я не собираюсь спрашивать мнение ангелка на этот счет. Беру ее и прямо в одеялке перекладываю.
Она не ожидает и пищит испуганно. А меня захлестывает волна злости, смешанной с чем-то странным.
Любая ее реакция меня на части рвет.
Блять. Жаль, что курить бросаю. Нервы совсем херами поросли.
Я притащил с собой остатки коньяка и просто выпиваю его. А потом сажусь на стул и наблюдаю за осмотром.
Хименес носит с собой чемоданчик с медицинскими херовинами.
– Позвольте осмотреть вас, госпожа?
Во-во, пусть болтает. А мне нужно решать, что делать.
Если сучка соврала, я просто буду ебать ее, пока не потеряет сознание. А потом… в любом случае ей надо выделить комнату, стражу и какую-то девку, чтобы за ней присматривала.
Франциска не подойдет. Они с сучкой, как день и ночь. Нужна какая-то более норовистая девка, чтобы ангелок почувствовала в ней что-то близкое и начала выбалтывать свои секреты.
Луиса, пожалуй, годится.
Я пишу Рамосу сообщение. Мог бы ему и позвонить, но не хочу, чтобы ангелок услышала про комнату и девку. Пусть ей станет сюрпризом.
Хочу, чтобы она боялась. Чтобы подвал ждала за свою дерзость наглую.
За то, что я здесь сижу и жду, когда долбаный Хименес внятно ответит, что с ней.
Наконец, он заканчивает осмотр и докладывает:
– Была девственницей. Сейчас нужно дней пять, чтобы подзажило все. Или как хотите.
– Спасибо, Хименес. Иди.
Я отпускаю его и смотрю, как Анхела Рубио опять кутается в одеяло. Часть волос остается лежать поверх, и они красиво блестят.
Целкой была, значит. И я ее нехило порвал. Пять дней лучше не ебать.
Мне нужна другая девка немедленно. Прямо сейчас, иначе я думать не смогу с этим сраным стояком.
Чтобы с голубыми глазами обязательно, мать ее. И чтобы выкупалась в яблочных приблудах с ног до головы.
Кто-то из местных.
А крестьянские восстания мне нахер не сдались. Поэтому надо отправить людей к Рубио. Оплатить им девственность Анхелы и купить ее на месяц.
Пока на месяц, чтобы не вопили. И похер, что я впервые покупаю девку так надолго.
Пусть шепчутся, главное, чтобы я сам ее раньше не удавил.
Я поворачиваюсь и натыкаюсь на ее ледяной взгляд. Бесит.
– Ну что, готова отсосать? – ответа не дожидаюсь. – Нет? Ну, тогда будь готова к тому, что родных ты больше не увидишь. Что я отдам тебя своим людям, когда наиграюсь. А еще… – я делаю многозначительную паузу: – У меня живут звери, которые очень любят мясо.
Ангелочек бледнеет, и я считаю секунды. Если она спросит «за что?», то она непроходимая дура. Но в моих планах это мало что изменит.
– Что… ты от меня хочешь?
О, уже без подонка, господин Рейес, какая честь!
– Оближи его, – жестом показываю, что именно.
Я окончательно пьян. Я хочу ее розовый девственный язычок на своем члене. Он должен делать это, а не оскорблять меня.
Ангелок отшатывается. Как предсказуемо.
– Ты проклят, Рейес.
– Да-да, я знаю, чика, – я резко притягиваю ее голову к себе за шею и шлепаю налитым членом по ее губам, сходя с ума от напряжения.
Это просто стояк. Мне необходима физическая, мать ее, разрядка.
Девка слишком меня завела и должна за это ответить. Я смотрю ей в глаза, а в них уже не лед, а странные искры.
Но я не успеваю понять, что это значит. Ангелок просто вдруг открывает свой рот, высовывает язык и касается меня одним коротким жалящим движением.
Голая. Беззащитная. В одеялке одном.
Меня ведет. Мне дьявольски мало. Я хочу долбиться ей в горло, но хер почему резко отпускаю ее.
Потом. Разберусь, когда протрезвею.
А пока быстро заправляюсь, выхожу и даю Луисе распоряжение немедленно заняться долбаной Анхелой Рубио.
Глава 4. Подмена
АНХЕЛИКА
Больше всего на свете мне хочется помыться, но никто не отпустит меня в чудесный бассейн за соседней дверью. Да и не знаю, можно ли там мыться теперь, когда между ног так саднит. Все-таки в бассейне далеко не стерильно.
Но когда Рейес снова дергает меня за волосы и почти наваливается сверху, все мысли из головы вылетают. Мне дико страшно.
Зато в его словах я успеваю услышать странное и очень важное. Он готов лишить меня еды, воды и одежды, но пока не собирается меня трахать.
Меня медленно накрывает какое-то непонятное облегчение. А может, даже отупение.
Секс – это не просто боль. Даже такой вот извращенный и дикий. На самом деле – это власть мужчины над женщиной.
Как мне ни хочется себе врать, секс – это даже не просто стерпеть и переждать. Это подчинение на каком-то животном уровне. Когда каждая клеточка тела сжимается от близости мужчины.
Когда тебя пугает даже его дыхание, и нет сил сопротивляться.
Я готова рыдать от страха, но мои глаза совершенно сухие. И я не говорю «да», как требует Рейес. Потому что если произнесу это вслух, сломаюсь.
Я киваю, хотя любое движение причиняет мне боль.
Зато я – это еще я. Я живая. Я сильная.
А Рейес отходит в угол комнаты с бутылкой коньяка. Он пьян и напьется еще больше.
Чувствую, мне не стоит его злить.
Но я ничего не успеваю обдумать. В комнате появляется сухонький мужчина, который представляется доктором Хименесом и просит разрешение осмотреть меня.
Это забота, Рейес? Испугала тебя моя кровь? Или не веришь, что я была честной девушкой до тебя, проклятый?!
Я смотрю в его красивое хмурое лицо и неимоверным усилием гашу желание заорать и заплакать. Рейес не поймет. Он просто пьяный бандит.
Сейчас он сделал лучшее, что мог – врача прислал. Я сама хочу знать, что Рейес сотворил и беспрекословно слушаюсь доктора.
Стираю слезу, когда оказывается, что дьявол только жестко меня порвал. Что мои внутренние органы целы, и «просто вы теперь женщина, госпожа».
Я слышу доктора, как сквозь туман. Он тихо говорит, что такое могло случиться при любом первом опыте со страстным и крупным мужчиной.
– Сдержите его дней пять, если сможете, госпожа. Тогда все успеет зажить.
Пять дней? Как?!
А доктор не только осматривает меня, но и касается чем-то прохладным. И это на странном животном уровне возвращает мне чистоту.
А потом он докладывает Рейесу, что осмотрел меня. Громко объявляет, что я была девушкой, повторяет свою рекомендацию про пять дней и уходит.
Доктор Хименес кажется мне последним и единственным человеком из нормальной жизни.
А в нынешнем аду – только дьявол и я. Дьявол, который уже вовсю налакался коньяком, и теперь его черные глаза особенно жуткие.
А у меня нет сил с ним драться.
Я внезапно вспоминаю слова Мерседес:
– В войне полов, Анхелика, если мужчина от тебя без ума, он проиграл. Сведи его с ума, и он положит к твоим ногам мир.
Мерседес – настоящая красавица. Она обворожительно смеется, а в ее ушах качаются крупные блестящие серьги-кольца. Ее муж Алонсо ее действительно обожает.
А что могу я, грязная, жалкая, разорванная… Свести с ума дьявола?
– Ну что, готова отсосать?
Какая мерзость! Если он продолжит, меня вытошнит.
Я хочу умыться. Хочу поспать. Хочу набраться сил.
Но Рейес не дает. Он говорит, что я больше не увижу родных, и у меня внутри все обрывается и умирает.
То, что он отдаст меня своим бандитам или даже кому-то скормит, даже уже не так страшно.
Самое страшное – это когда ты остаешься наедине с бедой. Без семьи.
За что этот дьявол со мной так? Что я ему сделала, черт возьми?! Почему многих девушек он сразу выкинул, а мне угрожает?!
Неужели, потому что они были умнее и ласкали его отвратительный огромный член, который рвал их, как самая настоящая дубина?!
– Оближи его.
Рейес пьян. Совсем пьян и почти шатается. Сейчас он не поймет никакие доводы и может даже опять меня изнасиловать.
Я проклинаю его, а потом внутренне решаюсь. Будет глупо умереть, если он в пьяной страсти порвет мне рот.
И я быстро касаюсь члена языком, стараясь не думать ни о вкусе, ни о запахе, ни о чем.
Меня колотит от мысли, что придется взять эту отвратительно крупную головку в рот, но Рейес внезапно передумывает. Он резко одевается и выходит из комнаты, хлопнув дверью.
Я тут же выплевываю все, что было во рту, в кровать, и тщательно растираю одеялом.
Гашу острейший приступ тошноты, стараясь забыть странный вкус на языке.
Я понятия не имею, что теперь будет, и кто сейчас ворвется в комнату.
Может, Рейес по пьяни счел, что я приласкала его сама, и меня стоит отпустить? Хотя нет. Это вряд ли. Из ада так просто не выпускают.
Я поджимаю колени к животу и закрываю глаза. Доктор Хименес меня чем-то смазал внизу, и боль кажется меньше.
Страшнее всего полная неизвестность.
Не знаю, сколько времени я провожу так, провалившись в дрему. Она обрывается, когда в комнате хлопает дверь.
Я вижу девушку с каким-то свертком в руках. У нее длинные черные волосы, заплетенные в простую косу. Это не Франциска. Лет ей где-то двадцать пять, и она держится в разы увереннее.
– Ну и чего валяешься?
Я не сразу понимаю, что она это мне. Спрашиваю:
– А ты вообще кто?
– О, хороший вопрос, – она усмехается, – я Луиса. Хозяин приставил тебя ко мне.
– Зачем приставил?
– Бля, почему вы, деревенские, такие тупые? – она презрительно морщится. – Потому что он будет тебя кормить и трахать. А вся такая милая и чудесная я должна тебе, такой идиотке, прислуживать. Поняла?
Ах вот оно что.
– Слушай, ты. Я не просила. И рот закрой.
– Мне похер, чего ты не просила. У меня есть хозяин. Он приказал. А твое дело ноги раздвигать, поняла? Он же твоей семье платит.
Я хочу сказать, что моя семья никогда не станет меня продавать, но девка не поймет. Все, кто живет в поместье Рейесов, думают как-то иначе. Немного не по-человечески. И все меряют деньгами, хотя у них их намного больше, чем у нас.
– Раз ты слуга, заткнись и слушайся. Как тебя там?
Она закатывает глаза.
– Луиса. А ты – Анхела. Госпожой звать не буду. Обойдешься.
– Значит так, Луиса. Последний раз говорю: укороти язык. Не укоротишь, я пожалуюсь на тебя… Диего.
Это снова не я, а какой-то внутренний демон. Я и в страшном сне не назвала бы Рейеса так.
Но девка меняется в лице.
– К-конечно, госпожа…
Ее внезапное смирение неожиданно придает мне сил. В конце концов, все не так уж плохо.
Девка вряд ли начала бы пререкаться, если бы должна была отвести меня на корм зверям или на растерзание бандитам. Я расправляю плечи.
– Какое у тебя распоряжение от хозяина?
– Я должна одеть и отвести вас в вашу комнату. Только за порогом вам завяжут глаза.
Ну что ж. Это не самое худшее.
В принесенном свертке оказывается простое белье и платье моего размера. А еще сандалии на плоской подошве.
Проклятый Рейес перевидал столько женщин, что запросто определяет размеры на глаз.
А я быстро одеваюсь и чувствую себя еще лучше. Теперь бы умыться и поесть…
Луиса выводит меня через дверь, откуда вышел и Рейес. Не ту, что ведет в бассейн. За дверью оказывается маленькая комната без окон, где стоят два парня с пустыми взглядами. У одного из них в руках мешок.
Сейчас убьют меня и вынесут тело… но я не позволяю себе показывать страх. Луиса уважает только силу, и эти парни явно тоже.
Хотя теперь, после случившегося, я понимаю всех девушек, которые боятся мужчин и соглашаются на что угодно, лишь бы избежать насилия.
Боль между ног и ощущение скверны на языке не дают мне забыть о нем.
А потом меня окутывает тьма, и локтя касается что-то теплое.
Спустя миг до меня доходит – это Луиса. Меня больше не решаются тащить, зато чинно ведут под локоть.
И когда мешок, наконец, сдергивают, я оказываюсь в небольшой и просто убранной комнате.
Тут есть довольно широкая кровать – не иначе как для утех. На полу толстенный ковер – очевидно для них же. В углу что-то похожее на шкаф. Еще есть тумбочка, довольно массивные стол и стул.
Но самое поразительное – из комнаты ведет выход куда-то на улицу.
– Там закрытый дворик для прогулок, госпожа. Располагай… тесь. В шкафу – одежда. В тумбе книги и журналы. Вот за этой дверью – туалет и душ. А обед я сейчас принесу.
Со мной только Луиса. Парни, видимо, остались за дверью.
Похоже, Рейес решил запереть меня надолго. Я киваю служанке и выхожу во дворик.
По центру там клумба с довольно ухоженными цветами, а по углам деревья со спиленными снизу ветками. Двор огорожен глухим забором.
Я понятия не имею, что за ним, зато по деревьям лазала все детство. Что ж, Рейес. Мы еще посмотрим, кто кого.
***
ДИЕГО
Рамос – понятливый сукин сын. Настолько, что когда-нибудь мне придется его убрать, чтобы не всадил нож мне в спину. Я понимаю это, когда вижу в своей комнате для секса почти точную копию Анхелы Рубио.
А я всего-то попросил голубоглазую брюнетку.
Не, эта чика выше, худее и сразу менее аппетитная, но все равно дико похожая. Таких совпадений не бывает.
Неужели Рамос схватил еще одну сестру Рубио? Вот за это я ему кишки выпущу.
Девка стоит, почтительно опустив глаза в пол, и ждет распоряжений. Странно для похищенной, но я и не то видал.
– Ты натуральная? Или парик, линзы, что там еще?
– Да, господин. Парик и линзы. Господин Рамос велел…
Ясно, что Рамос. Обычная местная потаскуха, значит. Прекрасно. Я совсем не хочу сдерживаться. Но за волосы дергать шлюху не буду, переживу.
– Ну давай, покажи, что умеешь. Я хочу, чтобы ты была очень нежной.
Потому что я до боли в яйцах желаю почувствовать, каково это, когда нежная – Анхела. Пьяное тупое желание. Чистая физиология.
Я люблю тебя, Клара. Только тебя. А они все – просто шлюхи, недостойные пыли под твоими ногами.
Девка подходит и кладет ладони мне на плечи, а меня внутренне передергивает. Хотя девка точно почти чистая. Рамос никогда не подкинет мне совсем уж шалаву.
Ангелочек, а ты осмелишься вот так меня погладить? Ногти у тебя короткие, но я видел, как ты отчаянно хотела меня оцарапать.
Сейчас я не знаю, бесит ли это меня или мне нравится.
– Смелее, – подбадриваю девку, – пока что я тебя не укушу.
Но только пока. Потому что если она меня не удовлетворит, выебу так, что ходить не сможет. Это всегда мне помогает. Успокаивает нервы.
Девка старательно целует мне шею, и я морщусь.
Не верю я, блять, в ее нежность. Вся она показная. Я не заслужил. Эта девка меня не знает, а целует, как любимого. Может, она кого-то любит в деревне и сейчас его предает.
А Рубио? Интересно, она с кем-то встречалась?
Хотя мне какое дело. Он же ее не выебал.
Хотя нет, дело мне есть. Если сучка будет постоянно о нем вспоминать, никогда не сосредоточится на мне всерьез.
Я вдыхаю аромат яблока. Это не то яблоко. Не так пахнет. Все, мать его, не то.
Блять. Вместо того, чтобы меня успокоить, нынешняя шалава меня только бесит и запахом, и поведением, и даже короткими стонами.
Больше не буду ебать никого, похожего на ангелка. Только ее саму.
А эту отдеру.
– Хватит. Вставай на четвереньки. Закатай платье к животу.
Я знаю, что шалава без белья. Никакой изобретательности и похрен.
Я смачно бью ее по упругой заднице, а затем крепко хватаю за горло, сдавливаю и начинаю нещадно вбиваться в нее сзади.
Девка слегка хрипит, но я знаю, что они кайфуют от небольшой нехватки кислорода.
Блять. А мне нихера не помогает. Я даже кончаю с трудом. То ли я слишком пьян, то ли сегодня у меня стоит лишь на долбаного ангелка.
Я выпроваживаю хнычущую девку со следами моих пальцев на шее, стягиваю резинку, выкидываю и задумываюсь.
Надо проспаться. Голова не варит нихера. В таком состоянии я сам себе не друг.
Я рискую нарушить все рекомендации Хименеса разом, и только мысли о Кларе заставляют меня лечь на бок и укрыться одеялом.
***
В рот мне как коты нассали. Три, мать его, ночи. Хорошо же я вырубился. Башка трещит, а член стоит, как не падал.
Я кое-как доплетаюсь до своего холодильника и выпиваю то, что Хименес велел принимать в таких случаях. Чистый яд. Мерзкое пойло.
Ну и правильно. Бухать надо меньше.
Я звоню Рамосу и требую явиться рассказать, что происходило, пока я спал. И были ли происшествия с Рубио.
Рамос выглядит потрепанным, но докладывает о делах бодро.
А с Рубио не было ничего.
Луиса не жаловалась, а парням не пришлось ее ловить. Чика не устроила никакого бунта, все приготовленное послушно выпила и съела. Одежду не рвала, мебель не ломала.
Блять, мне подменили чику?!
