Текст книги "Записки о Шерлоке Холмсе (Ил. Н. Цейтлина)"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Так вот, в начале 84-го года отец поселился в Хоршеме, и все шло у нас как нельзя лучше до 85-го года. Четвертого января, когда мы все сидели за завтраком, отец внезапно вскрикнул от изумления. В одной руке он держал только что вскрытый конверт, а на протянутой ладони другой руки – пять сухих апельсинных зернышек. Он всегда смеялся над тем, что он называл «небылицами насчет полковника», а теперь и сам испугался, когда получил такое же послание.

«Что бы это могло значить, Джон?» – пробормотал он.

Мое сердце окаменело.

«Это «К. К. К.», – ответил я.

Отец заглянул внутрь конверта:

«Да, здесь те же буквы. Но что это написано над ними?»

«Положите бумаги на солнечные часы», – прочитал я, заглянув ему через плечо.

«Какие бумаги? Какие солнечные часы?» – спросил он.

«Солнечные часы в саду, других здесь нет. Но бумаги, должно быть, те, которые уничтожены».

«Чорт возьми! – сказал он. – Мы живем в цивилизованной стране и не можем принимать всерьез такую чушь. Откуда это письмо?»

«Из Данди», – ответил я, взглянув на почтовую марку.

«Чья-нибудь нелепая шутка, – сказал он. – Какое мне дело до солнечных часов и бумаг? Нечего и смотреть на этакий вздор!»

«Я бы сообщил полиции», – сказал я.

«Чтобы меня высмеяли? И не подумаю».

«Тогда позвольте мне это сделать».

«Ни в коем случае. Я не хочу поднимать шум из-за таких пустяков».

Уговаривать отца было бы напрасным трудом, потому что он был очень упрям. А меня охватили тяжелые предчувствия.

На третий день после получения письма отец поехал навестить своего старого друга, майора Фрибоди, который командует одним из фортов Портсдаун-Хилла. Я был рад, что он уехал, так как мне казалось, что вне дома он дальше от опасности. Однако я ошибся. На второй день после его отъезда я получил от майора телеграмму, в которой он умолял меня немедленно приехать. Отец упал в одну из глубоких меловых шахт, которыми изобилует местность, и лежал без чувств, с раздробленным черепом. Я поспешил к нему, но он умер, не приходя в сознание. Повидимому, он возвращался из Фэрхема в сумерки. А так как местность ему незнакома и меловые шахты не огорожены, суд присяжных, не колеблясь, вынес решение: «Смерть от несчастного случая».

Я тщательно изучал все факты, связанные с его смертью, но не мог обнаружить ничего, что подсказывало бы мысль об убийстве. Не было признаков насилия, не было никаких следов на земле, не было ограбления, не было посторонних лиц на дорогах. И все же излишне говорить вам, что я не находил покоя и был почти уверен, что отец мой попал в расставленные кем-то сети.

При таких трагических обстоятельствах я вступил в права наследства. Вы спросите меня, почему я не отказался от него? Отвечу вам: я был убежден, что наши несчастья каким-то образом связаны с давними событиями в жизни моего дяди и что опасность будет мне угрожать одинаково в любом доме.

Мой бедный отец скончался в январе 85-го года; с тех пор прошло два года и восемь месяцев. Все это время я мирно прожил в Хоршеме и начал уже надеяться, что это проклятие не тяготеет больше над нашей семьей, что оно рассеялось после гибели старшего поколения. Однако я слишком рано успокоился. Вчера утром меня постиг удар в той же самой форме, в какой он постиг моего отца…

Молодой человек достал из кармана смятый конверт и, повернувшись к столу, высыпал на скатерть пять маленьких сухих зернышек апельсина.

– Вот конверт, – продолжал он. – Почтовый штемпель – Лондон, Восточный район. Внутри те же самые слова, которые были в письме, полученном моим отцом: «К. К. К.», а затем: «Положите бумаги на солнечные часы».

– Что вы сделали? – спросил Холмс.

– Ничего.

– Ничего?

– По правде говоря, – он опустил лицо на тонкие белые руки, – я почувствовал себя беспомощным, как жалкий кролик, к которому приближается змея. Повидимому, я во власти какой-то непреодолимой и неумолимой силы, от которой не могут спасти никакие предосторожности.

– Что вы! Что вы! – воскликнул Шерлок Холмс. – Вы должны действовать, иначе вы погибнете. Только энергия может спасти вас. Теперь не время предаваться отчаянию.

– Я был в полиции.

– Ну, и?..

– Но там с улыбкой выслушали мой рассказ. Я убежден, что инспектор считает эти письма чьей-то шуткой, а смерть моих родных, как и установил суд присяжных, – несчастным случаем, никак не связанным с этими предупреждениями.

Холмс потряс в воздухе сжатыми кулаками.

– Невероятная тупость! – воскликнул он.

– Все же ко мне прикомандировали полицейского, который все время дежурит в моем доме.

– Он пришел с вами сейчас?

– Нет, ему приказано находиться при доме.

Холмс снова потряс в воздухе кулаками.

– Зачем вы пришли ко мне? – спросил он. – И, главное, почему вы не пришли ко мне сразу?

– Я не знал. Только сегодня я говорил о моих опасениях с майором Прендергастом, и он посоветовал мне обратиться к вам.

– Ведь уже два дня, как вы получили письмо. Вам следовало начать действовать раньше. У вас нет, я полагаю, других данных, кроме тех, которые вы мне сообщили? Нет каких-либо наводящих подробностей, которые могли бы нам помочь?

– Есть одна вещь, – сказал Джон Опеншо. Он пошарил в кармане пальто и, вынув кусок выцветшей синей бумаги, положил его на стол. – Мне помнится, – сказал он, – что в день, когда дядя жег бумаги, маленькие несгоревшие полоски, лежавшие среди пепла, были такого же цвета. Этот лист я нашел на полу дядиной комнаты и склонен думать, что это одна из бумаг, которая случайно отлетела от остальных и таким образом избежала уничтожения. Кроме упоминания зернышек, я не вижу в этой бумаге ничего, что могло бы нам помочь. Я думаю, что это страница какого-то дневника. Почерк, несомненно, дядин.

Холмс повернул лампу, и мы оба нагнулись над листом бумаги, неровные края которого свидетельствовали о том, что лист был вырван из книги. Наверху была надпись: «Март 1869 года», а внизу следующие загадочные заметки:

4-го. Гудзон явился. Прежняя платформа.

7-го. Посланы зернышки Мак-Коули, Парамору и Джону Свейну из Сент-Августина.

9-го. Мак-Коули убрался.

10-го. Джон Свейн убрался.

12-го. Посетили Парамора. Все в порядке.

– Благодарю вас, – сказал Холмс, складывая бумагу и возвращая ее нашему посетителю. – Теперь вы не должны терять ни минуты. Мы даже не можем тратить время на обсуждение того, что вы мне сообщили. Вы должны немедленно вернуться домой и действовать.

– Что я должен делать?

– Есть только одно дело, и оно должно быть выполнено немедленно. Вы должны положить бумагу, которую только что нам показали, в латунную шкатулку, описанную вами. Вы должны приложить записку и в ней сообщить, что все остальные бумаги были сожжены вашим дядей и остался только этот лист. Вы должны заявить это словами, внушающими доверие. Написав такое письмо, немедленно поставьте шкатулку на диск солнечных часов, как вам указано. Вы понимаете?

– Вполне понимаю.

– Не думайте в настоящее время о мести или о чем-либо подобном. Я полагаю, что этого мы могли бы добиться законным путем, но ведь нам еще предстоит сплести свою сеть, тогда как их сеть уже сплетена. Прежде всего надо отстранить непосредственную опасность, угрожающую вам. А затем уже выяснить это таинственное дело и наказать виновных.

– Благодарю вас, – сказал молодой человек, вставая и надевая плащ. – Вы вернули мне жизнь и надежду. Я поступлю так, как вы мне советуете.

– Не теряйте ни минуты. И, главное, берегите себя, так как не может быть сомнения, что вам угрожает весьма реальная и большая опасность. Каким путем вы думаете вернуться домой?

– Поездом, с вокзала Ватерлоо.

– Еще нет девяти часов. На улицах будет очень людно, так что, я надеюсь, вы будете в безопасности. И все же вы должны очень остерегаться врагов.

– Я вооружен.

– Это хорошо. Завтра я примусь за ваше дело.

– Значит, я увижу вас в Хоршеме?

– Нет, секрет вашего дела – в Лондоне, и здесь я буду его искать.

– В таком случае, я приду к вам через день или два и сообщу все, что будет выяснено насчет шкатулки и бумаг. Я в точности выполню все ваши советы.

Он пожал нам руки и простился.

Ветер попрежнему завывал и дождь стучал в окна. Казалось, этот странный рассказ навеян обезумевшей стихией, занесен к нам, как морская трава заносится бурей, и теперь снова поглощен ею.

Шерлок сидел некоторое время молча, опустив голову и устремив взгляд на красное пламя камина. Затем он закурил трубку и, откинувшись в своем кресле, стал следить за синими кольцами дыма, которые нагоняли друг друга под потолком.

– Я думаю, Уотсон, – заметил он наконец, – что в нашей практике не было более опасного и фантастического дела.

– Но вы составили себе определенное представление о характере этих опасностей? – спросил я.

– Здесь не может быть сомнения относительно их характера, – ответил он.

– Но в чем дело? Кто этот К. К. К. и почему он преследует несчастную семью?

Шерлок Холмс закрыл глаза и, опершись на подлокотники кресла, соединил концы пальцев.

– Истинный мыслитель, – заметил он, – увидев один-единственный факт во всей полноте, может вывести из него не только всю цепь событий, приведших к нему, но также и все последствия, вытекающие из него. Как Кювье [38] 38
  Кювье– знаменитый французский ученый, положивший начало палеонтологии (наука об ископаемых животных).


[Закрыть]мог правильно описать целое животное на основании одной кости, так и наблюдатель, основательно изучивший одно звено в серии событий, должен быть в состоянии точно установить все остальные звенья, и предшествующие, и последующие. Но чтобы довести искусство мышления до высшей точки, необходимо, чтобы мыслитель мог использовать все установленные факты, а для этого ему нужны самые обширные познания. Если мне не изменяет память, вы в ранние дни нашей дружбы очень точно определили границы моих знаний.

– Да, – ответил я смеясь, – это был необыкновенный документ. Я помню, что философия, астрономия и политика стояли под знаком нуля. Познания в ботанике – колеблющиеся, в геологии – глубокие, поскольку дело касается пятен грязи из любого района в пределах пятидесяти миль вокруг Лондона; в химии – эксцентрические; в анатомии – разрозненные; в области уголовной литературы и судебных отчетов – исключительные; при этом скрипач, боксер, владеет шпагой, юрист, отравляет себя кокаином и табаком. Таковы были главнейшие пункты моего анализа.

Холмс усмехнулся при последних словах.

– Что ж, я говорю сейчас, как говорил и тогда, что человек должен обставить чердачок своего мозга всем, что ему, вероятно, понадобится, а остальные знания он должен сложить в чулан при своей библиотеке, откуда может достать их в случае надобности. Для такого дела, какое было предложено нам сегодня вечером, мы, конечно, должны мобилизовать все доступные нам ресурсы. Дайте мне, пожалуйста, том на букву «К» из Американской энциклопедии. Он стоит на полке, которая рядом с вами. Благодарю вас. Теперь обсудим все обстоятельства и посмотрим, какой можно сделать из них вывод. Прежде всего мы должны начать с предположения, что у полковника Опеншо были весьма серьезные причины, заставившие его покинуть Америку. В его годы люди не склонны нарушать все свои привычки и добровольно отказываться от прелестного климата Флориды ради уединенной жизни в английском провинциальном городке. Его крайнее пристрастие к уединению в Англии подсказывает мысль, что он боялся кого-то или чего-то. Поэтому мы можем принять как рабочую гипотезу, что то был страх перед кем-то или чем-то, что заставило его покинуть Америку. О том, чего именно он боялся, мы можем судить только на основании зловещих писем, которые получали он и его наследники. Вы заметили почтовые марки этих писем?

– Первое было из Пондишерри, второе – из Данди и третье – из Лондона.

– Из Восточного Лондона! Какой вы можете сделать отсюда вывод?

– Это всё океанские порты. Повидимому, писавший находился на борту корабля.

– Великолепно! У нас уже есть ключ. Вероятно, весьма вероятно, что писавший письма находился на борту корабля. А теперь посмотрим на это дело с другой стороны. В случае с Пондишерри прошло семь недель между угрозой и ее выполнением. В случае с Данди между угрозой и выполнением прошло всего три-четыре дня. Это вас наводит на какую-нибудь мысль?

– Большее расстояние, которое надо было в первом случае пройти.

– Но ведь письмо тоже должно было пройти большее расстояние.

– Тогда я не понимаю, в чем дело.

– Есть основание предполагать, что судно, на котором находится этот человек – или, может быть, их несколько, – парусное судно. Похоже на то, что они всегда посылали свои странные предупреждения или знаки перед тем, как отправиться на выполнение своего дела. Вы видите, как быстро дело последовало за предупреждением, посланным из Данди. Если бы они ехали из Пондишерри пароходом, они прибыли бы почти одновременно с письмом. Но прошло семь недель. Я думаю, что семь недель представляют разницу между скоростью почтового парохода, доставившего письмо, и скоростью парусника, доставившего автора письма.

– Это возможно.

– Это более чем возможно. Это вероятно. Теперь вы видите смертельную опасность в нашем последнем деле и понимаете, почему я настаивал, чтобы молодой Опеншо был осторожен. Удар всегда настигал к концу срока, который нужен был отправителям письма, чтобы пройти расстояние на паруснике. Но ведь это письмо послано из Лондона, и поэтому мы не можем рассчитывать на отсрочку.

– Боже мой! – воскликнул я. – Что значит это беспощадное преследование?

– Очевидно, бумаги, увезенные Опеншо, представляют жизненный интерес для человека или людей, находящихся на паруснике. Полагаю, что там не один человек. Один человек не мог бы совершить два убийства таким образом, чтобы ввести в заблуждение судебное следствие. В этом должно было участвовать несколько человек, притом изобретательных и решительных. Свои бумаги они решили получить, в чьих бы руках те ни находились. Таким образом, вы видите что «К. К. К.» перестают быть инициалами человека, а становятся знаком целого общества.

– Но какого общества?

– Вы никогда не слышали о Ку-клукс-клане? – сказал Шерлок Холмс, нагибаясь и понижая голос.

– Никогда не слышал.

Холмс перелистал страницы книги, лежавшей у него на коленях:

– Вот что здесь говорится: «Ку-клукс-клан – название, происходящее от сходства со звуком взводимого затвора винтовки. Это ужасное тайное общество было создано бывшими солдатами Южной армии после гражданской войны и быстро образовало местные отделения в различных штатах, главным образом в Теннесси, в Луизиане, в обеих Каролинах, в Джорджии и Флориде. Это общество использовало свои силы в политических целях, главным образом для того, чтобы терроризировать негритянских избирателей, а также для убийства или изгнания из страны тех, кто противился его взглядам. Их преступлениям обычно предшествовало предупреждение, посылаемое намеченному лицу в фантастической, но широко известной форме: в некоторых частях страны – ветка дубовых листьев, в других – семена дыни или зернышки апельсина. Получив это предупреждение, человек мог либо открыто отречься от прежних взглядов, либо покинуть страну. Если он не обращал внимания на предупреждение, его неизменно постигала смерть, обычно странная и непредвиденная. Общество было так хорошо организовано и его методы были настолько продуманны, что едва ли известен хоть один случай, когда человеку удалось безнаказанно пренебречь предупреждением или когда были раскрыты виновники злодеяния. Несколько лет организация процветала, несмотря на усилия правительства Соединенных Штатов и лучших слоев населения Юга. В 1869 году движение неожиданно прекратилось, хотя отдельные вспышки расовой ненависти наблюдались и позже»… [39] 39
  Американская энциклопедия, на которую ссылается Холмс, сообщила читателю неверные сведения: фашистская организация Ку-клукс-клан никогда не прекращала своей позорной деятельности и свирепствует в последнее время с особенной силой, преследуя главным образом негров, а также прогрессивных деятелей.


[Закрыть]– Заметьте, – сказал Холмс, откладывая том энциклопедии, – что внезапное прекращение деятельности общества совпало с отъездом из Америки Опеншо, когда он увез с собой бумаги этой организации. Весьма возможно, что тут имеется налицо причина и следствие. Не приходится удивляться, что за молодым Опеншо и его семьей следят беспощадные люди. Вы понимаете, что эта опись и дневники могут опорочить виднейших деятелей Юга и что многие не заснут спокойно, пока эти бумаги не будут у них в руках?

– Значит, страница, которую мы видели…

– Такая, какую можно было ожидать. Если мне не изменяет память, там было написано: «Посланы зернышки А. Б. В.» – то есть послали им предупреждение. Затем последовательно идут записи, что А и Б убрались, то есть покинули страну, и что В навестили. Боюсь, это плохо кончилось для В. Я думаю, доктор, нам удастся пролить некоторый свет на это темное дело. А тем временем единственное спасение для молодого Опеншо – действовать так, как я ему посоветовал. Сегодня ничего больше мы не можем ни сказать, ни сделать… Передайте мне мою скрипку, и попытаемся на полчаса забыть отвратительную погоду и еще более отвратительные поступки людей.

К утру буря стихла, и солнце тускло светило через туманный покров, нависший над Лондоном. Шерлок Холмс уже завтракал, когда я спустился вниз.

– Извините, что я начал без вас, – сказал он. – Я предвижу, что мне придется много поработать по делу молодого Опеншо.

– Какие шаги вы собираетесь предпринять? – спросил я.

– Это в значительной степени зависит от результатов моих первых расследований. Может быть, мне придется еще съездить в Хоршем.

– Вы не собираетесь прежде всего поехать туда?

– Нет, я начну с Сити. Позвоните, и служанка принесет нам кофе.

В ожидании кофе я взял со стола газету и стал бегло просматривать ее. Я увидел заголовок, от которого у меня похолодело сердце.

– Холмс, – воскликнул я, – вы опоздали!

– А-а! – сказал он, отставляя чашку. – Я опасался, что так и будет. Как это произошло? – Он говорил спокойно, но я видел, что он глубоко взволнован.

Мне бросилось в глаза имя Опеншо и заголовок: «Трагедия у моста Ватерлоо». Вот что было написано:

«Вчера между девятью и десятью вечера констебль [40] 40
  Констебль– полицейский.


[Закрыть]полиции Кук, дежуривший у моста Ватерлоо, услышал крик о помощи и всплеск воды. Однако ночь была очень темная, бушевала буря, так что, несмотря на смелые попытки нескольких прохожих, оказалось невозможным спасти тонувшего. Был дан сигнал тревоги, и с помощью речной полиции тело удалось найти. Это был молодой джентльмен, имя которого, как видно по конверту, найденному в его кармане, Джон Опеншо, проживавший вблизи Хоршема. Предполагают, что он спешил к последнему поезду, отходившему со станции Ватерлоо, и что в спешке при исключительной темноте сбился с дороги и шагнул через край одной из маленьких пристаней речного пароходства. На теле не было обнаружено следов насилия, и не может быть сомнения в том, что покойный сказался жертвой несчастного случая; это должно заставить власти обратить внимание на состояние речных пристаней».

Несколько минут мы сидели молча. Я никогда не видел Холмса таким угнетенным.

– Это наносит удар моему самолюбию, – сказал он наконец. – Бесспорно, самолюбие мелкое чувство, но с этим ничего не поделаешь. Теперь это становится для меня личным делом, и если бог пошлет мне здоровье, я выловлю всю банду. Он пришел ко мне за помощью, и я же послал его на смерть!

Он вскочил со стула, зашагал по комнате с пылающим румянцем на бледном лице, нервно сжимая и разжимая свои длинные, тонкие пальцы.

– Хитрые дьяволы! – выкрикнул он наконец. – Как им удалось заманить его туда, вниз, к реке? Набережная не лежит по дороге к станции. На мосту, конечно, даже в такую ночь было слишком людно. Ну, Уотсон, посмотрим, кто в конечном счете победит. Сейчас я пойду!

– В полицию?

– Нет, я сам буду полицией. Я сплету паутину, и пусть тогда полиция ловит в нее мух, но не раньше.

Весь день я был занят своей медицинской практикой и вернулся на Бейкер-стрит поздно вечером. Шерлок Холмс еще не приходил. Было почти десять часов, когда он вошел, бледный и усталый. Он подошел к буфету и, отломив кусок хлеба, стал жадно жевать его, запивая большими глотками воды.

– Проголодались? – заметил я.

– Умираю с голода. Совершенно забыл поесть. С утреннего завтрака у меня не было ни крошки во рту.

– Ничего?

– Ни крошки. Мне некогда было об этом думать.

– А как ваши успехи?

– Хороши.

– Вы нашли ключ?

– Они у меня в руках. Молодой Опеншо недолго останется неотмщенным. Знаете, Уотсон, поставим на них их собственное дьявольское клеймо! Разве это плохо придумано?

– Что вы хотите сказать?

Он взял из буфета апельсин, разделил его на дольки и выдавил на стол зернышки. Из них он взял пять и положил в конверт. На внутренней стороне конверта он написал «Ш. X. за Д. О.» Затем он запечатал конверт и адресовал его «Капитану Джеймсу Келгуну, парусник «Одинокая звезда», Саванны, Джорджия.

– Письмо будет ждать Келгуна, когда он войдет в порт, – сказал Холмс, тихо смеясь. – Это ему обеспечит бессонную ночь. Я уверен, что он сочтет письмо вестником той же судьбы, какая постигла Опеншо.

– А кто этот капитан Келгун?

– Вожак всей шайки. Я доберусь и до других, но он будет первым.

– Как вы его обнаружили?

Он достал из кармана большой лист бумаги, сплошь исписанный датами и именами.

– Я провел весь день над ллойдовскими журналами и связками старых бумаг, прослеживая дальнейшую судьбу каждого корабля, побывавшего в Пондишерри в январе и феврале 83-го года. За эти месяцы было отмечено тридцать шесть судов значительного водоизмещения; из них одно судно, «Одинокая звезда», сразу привлекло мое внимание, так как местом отправления указан был Лондон, между тем «Одинокая звезда» – это прозвище одного из штатов Америки.

– Кажется, Техаса.

– Я не был в этом уверен, не уверен и сейчас. Но я знал, что это судно должно быть американского происхождения.

– И что же?

– Я просмотрел записи прихода и ухода судов в Данди, и когда я обнаружил, что парусник «Одинокая звезда» был там в январе 85-го года, мои подозрения обратились в уверенность. Тогда я навел справки относительно судов, находящихся в настоящее время в Лондонском порту.

– И что же?

– «Одинокая звезда» прибыла сюда на прошлой неделе. Я спустился к докам Альберта и узнал, что сегодня утром с ранним приливом «Одинокая звезда» ушла вниз по реке, чтобы последовать обратно в Саванны. Я телеграфировал в Гревзенд и узнал, что «Одинокая звезда» прошла там недавно, и так как ветер восточный, я не сомневаюсь, что она уже миновала Гудуин и находится недалеко от острова Уайт.

– Что же вы теперь сделаете?

– О, Келгун теперь в моих руках! Он и два матроса, как я узнал, – единственные американцы на корабле. Все остальные финны и немцы. Я знаю также, что прошлую ночь все трое провели не на судне. Это мне сказал грузчик, который работал на погрузке «Одинокой звезды». Прежде чем парусник достигнет Саванн, почтовый пароход доставит мое письмо, а телеграф сообщит полиции в Саваннах, что эти три джентльмена крайне нужны здесь в связи с обвинением их в убийстве.

Однако в самых лучших человеческих планах всегда оказывается какая-нибудь трещина, и убийцам Джона Опеншо не суждено было получить зернышки апельсина, которые показали бы им, что другой человек, такой же хитрый и решительный, как они, напал на их след.

В том году равноденственные штормы были очень продолжительны и жестоки. Мы долго ждали из Саванн вестей об «Одинокой звезде», но так и не дождались. Наконец мы узнали, что где-то далеко, в Атлантике, видели разбитую корму корабля, залитую волной; на ней были вырезаны буквы «О. 3.» Это все, что суждено было нам узнать о судьбе «Одинокой звезды».