355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Дойл » Этюд в багровых тонах (сборник) » Текст книги (страница 3)
Этюд в багровых тонах (сборник)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 18:51

Текст книги "Этюд в багровых тонах (сборник)"


Автор книги: Артур Дойл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

V

Конан Дойл знал, что писателей на том свете судят как всех людей, а не за то, как и что они написали. И всегда, в любой ситуации старался быть Конан Дойлом – человеком чести – и, как Шерлок Холмс, приходить на помощь тем, кто попал в беду.

Артур Игнатиус Конан Дойл родился 22 мая 1859 года в Эдинбурге, в семье ирландских католиков. Его дед по отцу в двадцатилетнем возрасте перебрался из Дублина в Лондон и со временем прославился как художник: портретист и шар жист. Его называют родоначальником политической карикатуры. Четверо его сыновей также стали художниками. Отец писателя, Чарльз Олтемонт Дойл, когда ему было девятнадцать, навсегда покинул Лондон и осел в Эдинбурге, где получил работу младшего инспектора в Шотландском строительном управлении. Через три года он женился на внучке своей домохозяйки, Мэри Фоули.

Артур был четвертым из десяти детей Чарльза и Мэри Дойл. Второе имя – Конан – он, как и его старшая сестра Анна, получил от крестного отца – двоюродного деда, жив шего в Париже.

«‹…› склонность к сочинительству идет у меня <…> от матери. ‹…› Если я что-нибудь и помню со времен моего раннего детства, так это ее увлекательные рассказы ‹…›. Я убеждаюсь, оглядываясь на прошлое, что именно стремление воспроизвести эти рассказы детства дало толчок к развитию моей собственной фантазии».

Чарльз Дойл – талантливый, но сильно пьющий художник (он закончит свои дни в психиатрической лечебнице) – был неспособен содержать свое многодетное семейство, и когда Артуру исполнилось девять, заботу о его образовании взяли на себя его состоятельные дяди. Ему пришлось покинуть дом, Шотландию и уехать в Англию. Два года он учился в подготовительной школе Ходцер-хауз, потом пять – в Стоунихерст-колледже, мужской привилегированной школе для детей католиков в графстве Ланкашир.

В то время монахи-иезуиты давали лучшее среднее образование в Европе, но и наказывали нещадно своих воспитанников за малейшую провинность. «Меня били чаще других, но не потому, что я отличался каким-то особым злонравием, а потому, что натура моя‹…› восставала против угроз и находила извращенный поводдля гордости, показывая, что силой ее нельзя усмирить. И я совершал самые озорные и возмутительные поступки, просто чтобы показать, что дух мой не сломлен».

Крикет и чтение – вот что скрашивало будущему писателю суровость стоунихерстских лет. Страсть к спорту во всех его разновидностях станет определяющей чертой характера этого человека. Капитан стоунихерстской команды, капитан портсмутского крикетного клуба, «один из надежнейших защитников футбольной ассоциации в Хэмпшире», велосипедные, потом – автомобильные гонки, боксерский ринг, гольф, бильярд, регби, парусная регата, полеты на воздушных шарах и самых первых самолетах – спорт значил в жизни Конан Дойла не меньше, чем литература, писательство.

Что же до литературного таланта, то в Конан Дойле он впервые был замечен в пять лет. Первое произведение было посвящено описанию охоты на бенгальского тигра: сверкали сабли, гремели выстрелы. Потом, в Стоунихерсте, «в сырые, пасмурные дни зимних каникул меня сажали на стол, а вокруг на полу, уткнувшись подбородками в кулаки, сидели на корточках мальчики. И я до хрипоты рассказывал им о злоключениях моих героев – неделю за неделей эти несчастные сражались, рубились, стонали от ран во имя развлечения моей маленькой компании».

Но главный герой появится в жизни Конан Дойла в 1876 году, когда он станет студентом медицинского факультета Эдинбургского университета. Эдинбургский университет славился на весь мир своей медицинской школой, а его самой замечательной личностью был тридцатидевятилетний доктор Джозеф Белл, кумир студентов, не пропускавших ни одной его лекции. При диагностировании больного доктор Белл демонстрировал чудеса наблюдательности. Благодаря собственному методу дедуктивного анализа он с ходу определял, где живет, чем занимается, женат или холост пациент и еще десятки мельчайших деталей, помогавших как можно ближе подобраться к диагнозу болезни. Конан Дойл зарекомендовал себя способным студентом: в конце второго курса доктор Белл назначил его своим секретарем.

К студенческим годам относятся и первые литературные опыты Конан Дойла: короткие рассказы «Тайна Сасасской долины», «Подлинная история о привидениях Горсторпской усадьбы» и «Американская повесть». Это «страшные», мистические истории о невероятных происшествиях. «Тайна Сасасской долины» была опубликована в октябре 1879 года в журнале «Чемберс», правда, в довольно урезанном виде: при публикации редактор выбросил из нее всю «чертовщину». За этот рассказ начинающий писатель получил первый в своей жизни гонорар: три фунта три шиллинга.

В феврале 1880 года, чтобы заработать деньги на последний год обучения, Конан Дойл нанялся корабельным врачом на китобойное судно «Надежда» и семь месяцев провел в Арктике, охотясь на тюленей и китов. Через год Конан Дойл отправляется в четырехмесячное плавание – тоже в качестве корабельного врача – к берегам Западной Африки.

Романтика дальних стран сменяется прозой будней в Плимуте, а потом в Саутси – пригороде Портсмута. Конан Дойл открывает врачебную практику. Пациентов у него мало, и все свободное время он отдает писательству. Его рассказы публикуются в журналах. Первый роман – «История Джона Смита» – потерялся при пересылке и так никогда и не был найден.

В 1885 году Конан Дойл защищает диссертацию и становится доктором медицины. В том же году он женится на сестре своего пациента – Луизе Хокинс.

Второй роман – «Торговый дом Герлдстон» – начатый зимой 1884-го и законченный через два года, не заинтересовал издателей.

В январе 1889 родилась Мэри – первая из пяти детей Конан Дойла. Через год, оставив Мэри на попечение бабушки, Конан Дойл с женой едут на четыре месяца в Вену, где он, решив специализироваться как окулист, посещает лекции по глазным болезням.

Возвращаются супруги Дойл не в Саутси, а в Лондон. Доктор Конан Дойл снова открывает практику, на этот раз как офтальмолог. Однако ни один пациент не прибегнул к его услугам. Конан Дойл принимает давно назревавшее решение: оставить медицину, чтобы посвятить себя литературе. В 1891 году, благодаря Шерлоку Холмсу, он уже может себе это позволить.

В ноябре 1892-го родился сын Аллейн Кингсли, а в следующем году у Луизы, жалующейся на боль в боку и кашель, открылся туберкулез.

Конан Дойл борется за жизнь жены. Окружает ее заботой и вниманием, следит за ее состоянием и неотлучно ухаживает за ней. Ему удается спасти ее: Луиза проживет еще тринадцать лет, и все эти годы он будет рядом с ней. Даже когда в 1897-го влюбится – очень сильно – в Джин Лекки, не оставит больную жену и не оскорбит ее изменой. Десять лет платонических отношений с Джин увенчаются свадьбой, но уже после смерти Луизы в 1906 году.

Любовь к Джин стала для Конан Дойла серьезным испытанием. О том, как писатель прошел его, рассказывает Джон Диксон Карр: «Конан Дойл, конечно, не был святым…. И все же, зная его происхождение, воспитание и убеждения, нам нетрудно предсказать, как он должен был себя повести…. Он был женат на женщине, к которой испытывал глубочайшую привязанность и уважение и которая тем более имела на него все права, что была немощна. Он поклялся себе, что никогда не причинит ей боли, и сдержал свое слово».

Из написанного им в 1890-е годы наибольший интерес для литературы представляют во многом автобиографический роман «Загадка Старка Монро»; серия рассказов о приключениях бригадира Жерара; имевшая огромный успех пьеса «Ватерлоо»; любимый самим писателем, первый в истории литературы роман о боксе «Родни Стоун» и наконец самая светлая и душевная книга писателя – повесть «Дуэт со вступлением хора».

Свой, к тому времени уже сформировавшийся писательский метод Конан Доил определял так: «Первейшая задача романиста – плести интригу. Если интриги нет, чего ради писать?»

Интрига – для книг. В жизни Конан Дойл всегда выбирал прямой и честный путь. В 1899 году, когда началась англо-бурская война, писатель объявил своей семье, что идет добровольцем. Его не взяли: возраст, лишний вес. Тогда он записался в полевой госпиталь.

Скольких солдат спас доктор Конан Дойл на той войне – неизвестно. Художник Мортимер Мемпес писал: «Д-р Конан Дойл работал, как лошадь, пока ему, буквально насквозь пропитанному заразой, не приходилось мчаться на холмы за глотком свежего воздуха. Это один из тех людей, кто делает Англию великой».

Однако Конан Дойл послужил родине не только скальпелем, но и пером. Война еще официально не закончилась, как издательство «Смит и Элдер» выпустило его публицистический труд «Великая бурская война». Через два года эту книгу дополнила «Война в Южной Африке: ее причины и ведение».

В 1902 году Артур Конан Дойл стал сэром Артуром: был пожалован рыцарским званием. Которого он, впрочем, не хотел принимать. «Вся моя работа для страны покажется мне оскверненной, если я приму так называемую «награду». Может быть, это гордыня, может быть, глупость, но я не могу пойти на это. Звание, которым я более всего дорожу, – это звание доктора, достигаемое самопожертвованием и целеустремленностью. Я не снизойду до иного звания». Мать настояла, приведя решающий аргумент: отказ от награды оскорбит корону; и Конан Дойл, не в силах возразить, сдался.

Однако быть Конан Дойлом – это значит быть не только доктором Ватсоном, но и Шерлоком Холмсом. После того как вышли первые книги о лондонском сыщике, на Конан Дойла обрушился поток писем со всего мира: его просили помочь в том или ином запутанном деле, сулили огромные гонорары. За такие дела Конан Дойл не брался никогда, зато не отказывал тем, кто попал в беду, но не имел денег нанять профессионального детектива.

О делах Джорджа Идалджи и Оскара Слейтера, которые станут самыми знаменитыми в его шерлокхолмсовском списке (первое из них ляжет в сюжет романа известного современного британского писателя Джулиана Барнса «Артур и Джордж» (2005)), Конан Дойл тоже узнал из газет. Джорджа Идалджи – молодого юриста, полуангличанина-полуиндийца, – несмотря на алиби и шаткость улик, обвинили в том, что он калечил скот, и приговорили к семи годам каторжных работ. Через три года его выпустили, но обвинение при этом снято не было. Идалджи не мог устроиться на работу, вернуться к нормальной жизни, да и вообще – его имя, пока не нашли настоящего преступника, было запятнанным. Ему оставалось только одно: рассылать письма в газеты с просьбой о помощи.

Конан Дойл посвятил делу Идалджи восемь месяцев напряженного труда, отложив все свои дела и войдя в немалые расходы. Писатель провел расследование, собрал недостающие в деле факты, провел несколько экспертиз и опубликовал ряд статей, в которых, оправдывая невиновного, обвинял суд в фабрикации дела, подтасовке фактов и в расизме. Статьи Конан Дойла стали сенсацией и вызвали большую общественную реакцию. Министерство внутреннихдел выразило готовность пересмотреть дело Идалджи и создало комиссию, но, увы, для того, чтобы снова дать делу ход, не было соответствующего юридического механизма – апелляционного суда.

На этом Конан Дойл не останавливается: ему начинают приходить письма с угрозами от настоящего преступника, а он продолжает расследование до полного оправдания Идалджи. В конце концов ему удалось установить личность преступника и – помогая одному человеку, ты помогаешь всем – добиться учреждения в Великобритании апелляционного суда.

Оскар Слейтер – немецкий иммигрант – был обвинен в убийстве пожилой дамы и приговорен к смертной казни, позже замененной на пожизненное заключение. Как и в случае с Идалджи, доказательства в деле Слейтера были хлипкими, свидетели путались и меняли показания, но другого кандидата в обвиняемые у суда не было. И снова Конан Дойл с полной самоотдачей взялся восстанавливать справедливость: анализировать факты, выстраивать линию защиты, писать статьи, чтобы своим именем и авторитетом привлечь общественность к фигуре несчастного. И в этот раз, в конце концов, он выиграет дело, только потратит на него куда больше времени: восемнадцать лет.

Когда разразилась Первая мировая, пятидесятипятилетний писатель в первые же дни обратился в военное министерство. Ему, естественно, отказали, но и сидеть сложа руки он не мог.

«Не получив разрешения пойти на войну, Конан Дойл нашел другие способы добиться, чтобы его голос был услышан. ‹…› Конан Дойл без промедления собрал группу в сто двадцать гражданских лиц. Отряд Конан Дойла первым получил право формирования добровольческих отрядов и стал называться: Шестой Королевский суссекский волонтерский батальон». Это была первая в истории Англии кампания добровольческого резерва.

На фронт Конан Дойлу удалось попасть только в 1916 году. В качестве наблюдателя и хроникера. Результатом этой поездки стала публицистическая книга «На трех фронтах», вышедшая в июне 1916-го, – объективный отчет о том, что он видел собственными глазами. С этого же года начинает выходить и шеститомная «История действий английских войск во Франции и Фландрии».

Однако по-прежнему, несмотря на столь активное участие в жизни своей страны, Конан Дойл и в XX веке остается прежде всего писателем, беллетристом. В 1905-ом он закончил исторический роман «Сэр Найджел» («Это моя абсолютная вершина!» – написал он матери) – книгу-спутник «Белого отряда»; в 1912 и 1913 годах выходят научно-фантастические повести «Затерянный мир» и «Отравленный пояс»; он продолжает писать повести и рассказы из «шерлокхолмсовского» цикла, пьесы и многое другое.

Не иссяк источник вдохновения и в 1920-е. И пыл борьбы за справедливость тоже не угас. Первого июля 1930 года, за шесть дней до смерти, старый и больной, собрав оставшиеся силы, «Конан Дойл последний раз вышел на позиции. В течение нескольких последних месяцев он боролся против старинного закона, который назывался «Закон против ведовства», был принят еще при Якове I, а ныне реанимирован как инструмент против преследования медиумов. ‹…› Конан Дойл попросил министра внутренних дел Дж. Р. Клайнса принять его. Джин сопровождала мужа в министерство и, сжимая в кулаке пузырек с нюхательной солью, озабоченно смотрела, как муж с трудом подымается с кресла и начинает читать заготовленную речь».

А. П. Краснящих.

Этюд в багровых тонах

Часть I
(Из воспоминаний доктора Джона X. Ватсона, бывшего полкового лекаря.)
Глава I
Мистер Шерлок Холмс

В 1878 году я, получив степень доктора медицины в Лондонском университете, отправился в Нетли[1]1
  Нетли – город в графстве Хэмпшир на юге Англии. (Здесь и далее примеч. А. П. Краснящих, если не указано иное.)


[Закрыть]
, чтобы пройти дополнительный курс, обязательный для всех военных врачей. По окончании я был зачислен в Пятый нортумберлендский стрелковый полк[2]2
  Нортумберленд – графство на северо-востоке Великобритании.


[Закрыть]
на должность младшего хирурга. В то время наш полк базировался в Индии, но, еще до того, как я успел прибыть в расположение, началась Вторая афганская война[3]3
  Вторая англо-афганская война проходила в 1878–1880 годах и окончилась установлением Великобританией полного контроля над афганской внешней политикой. Первая англо-афганская война (1838–1840) – принесла Великобритании поражение; третья (1919) – завершилась победой Афганистана и признанием со стороны британского правительства его независимости.


[Закрыть]
, так что, высадившись в Бомбее, я узнал, что мой корпус ушел далеко в тыл противника и к тому времени уже находился в самом сердце вражеской территории. Однако я, как и многие другие офицеры, оказавшиеся в подобном положении, решил все же последовать за своим полком. Без особых приключений мне удалось добраться до Кандагара[4]4
  Кандагар – город на юге Афганистана, центр одноименной провинции.


[Закрыть]
. Там я нашел свою часть[5]5
  Историческая неточность. «Ватсон никак не мог догнать 5-й стрелковый полк в Кандагаре, потому что этот полк никогда там не квартировал. Полк был частью войск Пешаварской долины и использовался в Хай-берском проходе, Базарной долине, в Ланди-Котал и Джелалабаде на северных территориях. Уж скорее он мог присоединиться к 66-му (Беркширскому) полку, хотя, оставаясь с ними, он не попал бы в Афганистан по крайней мере еще год, поскольку беркширцы отбыли из Бомбея в Кандагар только в начале 1880 года» (Чернов С. Бейкер-стрит и окрестности (мир Шерлока Холмса. Краткий путеводитель для авторов и читателей). – М.: Форум, 2007. – С. 163).


[Закрыть]
и без промедления приступил к исполнению новых обязанностей.

Во время этой военной кампании многие снискали себе славу героев и заслужили повышение в звании, но только не я. Для меня это были сплошные беды и неудачи. Из моей бригады меня перевели к беркширцам[6]6
  Беркшир – графство на юго-востоке Великобритании.


[Закрыть]
, так что в роковой битве при Майванде[7]7
  Битва при Майванде – 27 июля 1880 года у местечка Майванд в восьмидесяти километрах от Кандагара афганцы под предводительством Аюб-хана разгромили двухсполовинойтысячную бригаду генерала Джорджа Берроуза.


[Закрыть]
я участвовал уже вместе с ними. Там я и получил ранение в плечо; пуля, выпущенная из длинноствольного джезайла[8]8
  Джезайл – афганский капсюльный или кремневый мушкет.


[Закрыть]
, раздробила кость и задела подключичную артерию. Я бы попал в руки беспощадных гази[9]9
  Гази (от араб, «газа» – воевать) – участник газавата, т. е. «священной войны» мусульман против «неверных».


[Закрыть]
, если бы не верный Мюррей, мой ординарец, который не оставил меня в беде. Он мужественно взвалил меня на спину вьючной лошади и сумел доставить в расположение британцев.

Меня, измученного болью и ослабевшего от бесконечных тягот армейской жизни, вместе с другими ранеными эшелоном отправили в главный госпиталь в Пешаваре[10]10
  Пешавар – город в Пакистане, недалеко от границы с Афганистаном.


[Закрыть]
. Там я немного подлечился и оправился настолько, что уже мог без посторонней помощи перемещаться по палатам и даже выходил на веранду, но тут меня сразил брюшной тиф, проклятие наших индийских владений. Несколько месяцев моя жизнь висела на волоске, но когда я все же преодолел болезнь и стал постепенно идти на поправку, медицинская комиссия, приняв во внимание мое ужасное истощение и общую слабость организма, пришла к выводу, что меня необходимо как можно скорее отправить домой, в Англию. Итак, на военно-транспортном корабле «Оронтес» я отплыл к родным берегам и спустя месяц высадился в Портсмуте[11]11
  Портсмут – город и порт на юге Великобритании, у пролива Ла-Манш. А. Конан Дойл прожил в Портсмуте – точнее, в его пригороде Саутси – восемь лет (1882–1890), держа там частную врачебную практику.


[Закрыть]
. Здоровье мое было безвозвратно потеряно, но правительство выделило мне пенсию, чтобы последующие девять месяцев я мог заниматься его восстановлением.

В Англии у меня не было ни родных, ни близких знакомых, поэтому, чувствуя себя вольной птицей (вернее, вольной ровно настолько, насколько позволял доход в одиннадцать шиллингов и шесть пенсов в день), я, естественно, направился в Лондон – Мекку для всех бездельников и лентяев Империи. В столице я остановился в одной из частных гостиниц на Стрэнде и какое-то время прожил там в бесцельной праздности, тратя деньги намного более свободно, чем следовало бы в моем положении. В конце концов состояние моих финансовых дел стало таким тревожным, что передо мной встал выбор: либо покинуть Лондон и уехать куда-нибудь в деревню, либо в корне поменять образ жизни. Выбрав второй путь, я начал с того, что решил первым делом переселиться из гостиницы в какое-нибудь менее престижное, но и не такое дорогое место. Тот день, когда это решение окончательно сформировалось у меня в голове, я решил отметить походом в бар. Когда я уже стоял у двери «Крайтериена», кто-то похлопал меня по плечу. Обернувшись, я увидел молодого Стамфорда, который был у меня ассистентом, когда я еще работал в Бартсе. Для одинокого человека встретить знакомое лицо в лондонском муравейнике – великая радость. Хоть закадычными друзьями мы со Стамфордом никогда не были, я тепло приветствовал его, и он, в свою очередь, похоже, тоже был рад встрече. От избытка чувств я пригласил его пообедать со мной в ресторане, и мы тут же взяли экипаж и отправились в «Холборн».

– Ватсон, чем вы все это время занимались? – спросил Стэмфорд, рассматривая меня с нескрываемым любопытством, когда мы тряслись по запруженным лондонским улицам. – Вы высохли как щепка и загорели как папуас.

Я в общих чертах описал ему свои приключения и закончил рассказ, как раз когда мы подъехали к ресторану.

– Вот ведь не повезло! – сочувственно покачал головой Стэмфорд, выслушав меня до конца. – И чем вы теперь собираетесь заняться?

– Хочу подыскать себе жилье, – ответил я. – Пытаюсь найти ответ на вопрос, можно ли найти в Лондоне приличные комнаты за разумную цену?

– Странно, – заметил мой попутчик. – Сегодня вы уже второй человек, от которого я слышу эти слова.

– А кто был первым? – поинтересовался я.

– Один мой приятель. Он работает в химической лаборатории при нашей больнице. Сегодня он все утро жаловался, что нашел прекрасные комнаты, но для него они дороговаты, а найти компаньона никак не получается.

– Надо же! – воскликнул я. – Так если он действительно ищет компаньона, чтобы жить в одной квартире и платить пополам, то я именно тот человек, который ему нужен. Да и мне было бы гораздо интереснее жить с соседом, чем одному.

Молодой Стэмфорд как-то странно посмотрел на меня поверх бокала с вином.

– Да, но вы не знаете Шерлока Холмса, – сказал он. – Может статься, что вам не захочется делить с ним кров.

– Что же в нем такого плохого?

– Я не говорил, что в нем есть что-то плохое, просто он немного… странноват. Он, пожалуй, слишком увлечен отдельными областями науки, но, насколько мне известно, Холмс – вполне порядочный человек.

– Надо полагать, он учится на медицинском факультете? – сказал я.

– Нет… Я понятия не имею, чем он вообще занимается. Он неплохо разбирается в анатомии и отлично знает химию, но, по-моему, никогда не посещал никаких систематических занятий по медицине. Его знания весьма неупорядоченны и обрывочны, но этих знаний у него столько, что он мог бы заткнуть за пояс многих профессоров.

– И что же, вы так ни разу у него и не спросили, для чего он изучает химию?

– Нет. Холмс не из тех людей, которые любят поболтать, хотя, если ему что-то интересно, он может быть довольно разговорчив.

– Думаю, мне стоит с ним встретиться, – сказал я. – Если уж и снимать квартиру с кем-нибудь, так уж лучше пусть это будет человек науки со спокойным характером. Я еще недостаточно окреп, чтобы переносить много шума или суматоху. В Афганистане этого было столько, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Как бы мне встретиться с этим вашим другом?

– Он наверняка сейчас сидит в лаборатории, – сообщил мой собеседник. – Холмс или не вылезает из нее сутками, или не бывает там месяцами. Если хотите, можем прокатиться туда после обеда.

– Конечно! – воскликнул я, и наш разговор перешел на другие темы.

Когда мы, покинув «Холборн», направились к больнице, Стэмфорд снабдил меня еще некоторыми подробностями о джентльмене, с которым я собирался делить крышу над головой.

– Только меня не винить, если вы с ним не сойдетесь, – сказал он. – Мне о Холмсе не известно ничего, кроме того, что я знаю о нем по встречам в лаборатории, да и там мы с ним видимся не так уж часто. Вы сами захотели с ним встретиться, так что вся ответственность на вас.

– Если уж мы действительно не уживемся, то нам ничто не помешает разъехаться, – сказал я. – Что-то мне кажется, Стэмфорд, – я с подозрением посмотрел на попутчика, – что вы уж слишком активно отстраняетесь от этого дела. Неужели у этого парня такой уж несносный характер? Или проблема в чем-то другом? Говорите прямо.

– Бывают вещи, которые трудно выразить словами, – засмеялся Стэмфорд. – Мне, например, кажется, что Холмс уж чересчур увлечен наукой… Он какой-то бездушный, что ли. Такое впечатление, что он мог бы подсыпать своему другу в еду какой-нибудь недавно открытый растительный алкалоид[12]12
  Алкалоиды (от ср. – век. лат. alkali – щелочь – и греч. eidos – вид) – азотсодержащие химические соединения в основном растительного происхождения. Оказывают физиологическое действие на организм животных и человека, преимущественно на нервную систему, благодаря чему применяются в медицине. Алкалоидами являются кофеин, морфин, эфедрин и др.


[Закрыть]
, нет, не по злобе, конечно, просто из научного любопытства, чтобы понять, какое это произведет воздействие на организм. Впрочем, надо сказать, что Холмс так же охотно и сам принял бы яд. Похоже, его главное увлечение в жизни – это точные, достоверные знания.

– По-моему, это отлично.

– Да, но это может переходить границы. Когда дело доходит до избиения мертвецов палками в прозекторской, это уже выглядит довольно странно.

– Избиения мертвецов?

– Да, чтобы выяснить, какие кровоподтеки могут образоваться на теле после смерти. Я сам видел, как он этим занимался.

– Так вы точно знаете, что он не учится на медицинском факультете?

– Да. Одному Богу известно, что он изучает. Однако мы уже почти пришли. Вам лучше самому составить о нем мнение.

Мы свернули на узкую улочку и вошли в небольшую дверь, которая вела в один из флигелей громадного здания больницы. Здесь я был не впервые, так что мне не нужно было показывать дорогу, когда мы поднимались по массивной каменной лестнице и шли по бесконечному коридору с побеленными стенами вдоль одинаковых серых дверей. В конце от коридора отделялось неприметное ответвление с низким сводчатым потолком, которое и вело в химическую лабораторию.

Это огромное помещение было сплошь забито химической посудой. Низкие широкие столы щетинились ретортами, пробирками и маленькими бунзеновскими горелками[13]13
  Бунзеновская горелка – немецкий физик Роберт Вильгельм Бунзен (1811–1899) изобрел газовую горелку (1855), названную его именем.


[Закрыть]
с подрагивающими голубыми язычками пламени. В комнате находился лишь один студент. Он сидел в дальнем углу, низко наклонившись над одним из столов, и явно был поглощен работой. Услышав наши шаги, он обернулся и, узнав моего попутчика, вскочил со стула и огласил лабораторию радостным криком:

– Нашел! Нашел!

С торжествующим видом студент бросился нам навстречу с пробиркой в руке.

– Представляете, мне все-таки удалось найти реагент, который осаждается только гемоглобином и ничем иным!

Наверное, на его лице не отразилось бы большей радости, если бы он открыл золотоносную жилу.

– Доктор Ватсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.

– Здравствуйте, – радушно приветствовал меня молодой человек пожатием руки, которое оказалось крепче, чем можно было ожидать. – Надо полагать, вы недавно из Афганистана.

– Да, а как вы догадались? – опешил я.

– Пустяки, – усмехнувшись, бросил он. – Гемоглобин, вот что сейчас важно. Вы, конечно, понимаете, какое значение имеет мое открытие.

– Несомненно, это весьма важно для химии, – сказал я. – Нос практической точки зрения…

– Что вы, для судебной медицины это самое практичное из открытий нескольких последних лет! Разве вы не понимаете, что это дает возможность безошибочно распознавать кровь? Вот смотрите. – Холмс нетерпеливо схватил меня за рукав и потащил к столу, за которым работал до нашего прихода. – Давайте возьмем немного свежей крови, – с этими словами он вонзил длинную булавку себе в палец. Выступившую каплю крови он собрал химической пипеткой. – Сейчас я растворю это ничтожное количество крови в литре воды. Вы видите, что в результате вода осталась такой же прозрачной и ничем не отличается от обычной чистой воды, верно? Соотношение крови к воде не более чем один к миллиону. Но я абсолютно уверен, что сейчас мы увидим характерную реакцию.

Говоря это, Холмс бросил в сосуд несколько белых кристалликов, после чего добавил пару капель прозрачной жидкости. Тут же содержимое сосуда окрасилось в коричневатый цвет и на дно стеклянной банки опустился бурый осадок.

– Ха-ха! – торжествующе вскричал Шерлок Холмс и даже захлопал в ладоши, ликуя, как ребенок, получивший новую игрушку. – Что вы на это скажете?

– Весьма любопытно, – заметил я.

– Прекрасно! Замечательно! Старый метод с гваяковой смолой[14]14
  Гваяковая смола (росный ладан) получают из древесины ядра гваякового дерева (гваякума), растущего в тропических лесах Латинской Америки. Использовалась как реактив на гемоглобин.


[Закрыть]
был весьма неудобен и давал большую погрешность. Как и изучение частиц крови через микроскоп – оно вообще применимо только в том случае, когда пятна крови свежие. Если им несколько часов, микроскопическое исследование бесполезно. Теперь же не имеет значения, насколько стара кровь. Если бы мой метод был открыт раньше, сотни людей, которые сейчас спокойно разгуливают на свободе, были бы привлечены к ответственности за свои преступления.

– Да, действительно, – пробормотал я.

– Для очень многих уголовных дел именно этот пункт имеет решающее значение. Иногда подозреваемого задерживают через несколько месяцев после того, как было совершено преступление. Предположим, при обследовании его одежды и вещей были обнаружены пятна бурого цвета. Что это? Следы крови, грязи, ржавчины или капли сока, наконец? Этот-то вопрос и ставил в тупик большинство экспертов. А почему? Потому что не существовало способа точно установить их природу. С появлением метода Шерло ка Холмса это будет проще простого.

Сверкая глазами, он приложил руку к сердцу и поклонился, должно быть представил себе рукоплещущую толпу.

– Вас, очевидно, следует поздравить, – заметил я, несколько удивившись его воодушевлению.

– В прошлом году во Франкфурте рассматривалось дело фон Бишофа. Если бы тогда существовал мой метод, его бы наверняка повесили. А Мэйсон из Брэдфорда! А знаменитый Мюллер, а Лефевр из Монпелье или Сэмсон из Нового Орлеана! Я могу перечислить десятки дел, в которых это открытие сыграло бы решающую роль.

– Вы, похоже, настоящий ходячий справочник преступлений, – рассмеявшись, вставил Стэмфорд. – Вам нужно издавать газету на эту тему. Назовите ее «Криминальные новости вчерашнего дня».

– Это было бы весьма интересное издание, – вскользь заметил Шерлок Холмс, заклеивая пластырем ранку на пальце. – Нужно быть осторожным, – сказал он и с сияющим лицом повернулся ко мне. – Я часто имею дело с ядами.

Он протянул вперед руку, и я увидел, что вся она усеяна маленькими кусочками пластыря и кожа на ней была неестественного белого цвета – явно от воздействия какой-то сильной кислоты.

– Однако мы пришли не просто так, – перешел к делу Стэмфорд. Он уселся на высокий табурет на трех ножках и носком ботинка подтолкнул мне второй такой же. – Мой друг подыскивает себе жилье, и, поскольку вы жаловались, что не можете найти соседа по квартире, я решил вас познакомить.

Судя по лицу Шерлока Холмса, перспектива жить со мной под одной крышей его обрадовала.

– Я уже присмотрел квартиру на Бейкер-стрит, – сказал он. – Она вполне подойдет нам обоим. Надеюсь, вы ничего не имеете против запаха крепкого табака?

– Я и сам курю сигары, – ответил я.

– Прекрасно. Я постоянно вожусь с химическими реактивами и иногда провожу опыты. Это не доставит вам неудобств?

– Никоим образом.

– Так… Какие у меня еще недостатки? Иногда я впадаю в хандру и не разговариваю по нескольку дней. Но когда такое происходит, не думайте, что я чем-то обижен. Просто не трогайте меня, и скоро я приду в норму. А в чем можете признаться вы? Двум молодым мужчинам всегда лучше знать отрицательные черты друг друга, если они собираются жить вместе.

От такого вопроса я рассмеялся.

– У меня щенок бульдога[15]15
  Один из типичных ляпсусов А. Конан Дойла. Больше Джон Ватсон об этом щенке никогда не вспомнит и в доме миссис Хадсон поселится без него.


[Закрыть]
, – сказал я. – И я не люблю шума, потому что у меня расшатаны нервы. Еще я имею привычку просыпаться посреди ночи, и к тому же страшно ленив. У меня есть и другие отрицательные черты, но они проявляются, только когда я здоров, так что на сегодняшний день это все.

– А игру на скрипке вы не относите к шуму? – с тревогой в голосе спросил Холмс.

– Все зависит от скрипача, – ответил я. – Если скрипач хорош, слушать его – наслаждение. Если плох…

– Отлично, – засмеялся он. – Думаю, можно считать, что мы договорились… Конечно, если вас устроит квартира.

– Когда можно на нее посмотреть?

– Заезжайте за мной сюда завтра в полдень. Съездим вместе на Бейкер-стрит и все уладим, – ответил он.

– Хорошо… Завтра ровно в полдень, – сказал я, и мы пожали друг другу руки.

Оставив Шерлока Холмса в химической лаборатории, мы пошли пешком к моей гостинице.

– Кстати. – Я вдруг остановился и повернулся к Стамфорду. – Как, черт возьми, он догадался, что я вернулся из Афганистана?

Мой попутчик загадочно улыбнулся.

– Это его конек, – сказал он. – Многие хотели бы знать, как он обо всем догадывается.

– Ага! Здесь попахивает загадкой! – воскликнул я, потирая руки. – Это интригует. Я очень благодарен вам за то, что вы нас познакомили. В конце концов, ведь «подлинное познание всего человечества – это познание одного человека»[16]16
  Афоризм английского поэта Александра Попа (1688–1744). (Примеч. пер.)


[Закрыть]
.

– В таком случае, лучшего объекта для познания вам не найти, – сказал мне на прощание Стэмфорд – Только Холмс – крепкий орешек. Бьюсь об заклад, что он уже знает о вас больше, чем вы о нем. Всего доброго.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю