Текст книги "Красным по белому"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Напрасно она протестовала и сопротивлялась. Подъехал кеб, и мы все трое сели в него. Но перед тем мы все-таки осмотрели кухню и особенно очаг, предположив, что она успела сжечь бумаги за то короткое время, пока была в кухне одна. Однако ни пепла, ни обрывков мы не нашли. Приехав в Скотленд-Ярд, мы сразу передали ее в руки одной из сотрудниц. Я ждал ее доклада, сгорая от нетерпения. Но никакого документа не нашли.

Тут только я понял весь ужас моего положения. До сих пор я действовал и, действуя, забывался. Я был совершенно уверен, что договор найдется немедленно, и не смел даже думать о том, какие последствия меня ожидают, если этого не случится. Но теперь, когда розыски окончились, я мог подумать о своем положении. Оно было поистине ужасно! Уотсон вам скажет, что в школе я был нервным, чувствительным ребенком. Я подумал о дяде и его коллегах по кабинету министров, о позоре, который я навлек на него, на себя, на всех, кто был связан со мной. А что, если я стал жертвой какого-то невероятного случая? Никакая случайность не допустима, когда на карту становятся дипломатические интересы. Я потерпел крах, постыдный, безнадежный крах. Не помню, что я потом делал. Наверно, со мной была истерика. Смутно припоминаю столпившихся вокруг и старающихся утешить меня служащих Скотланд-Ярда. Один из них поехал со мной до Ватерлоо и посадил меня в поезд на Уокинг. Наверно, он проводил бы меня до самого дома, если бы не подвернулся доктор Ферьер, живущий по соседству от нас и ехавший тем же поездом. Доктор любезно взял на себя заботу обо мне, и как раз вовремя, потому что на станции у меня начался припадок, и мы еще не добрались до дому, как я превратился в буйнопомешанного.

Можете представить себе, что здесь было, когда после звонка доктора все поднялись с постелей и увидели меня в таком состоянии. Бедняжка Энни, сидящая здесь, и моя мать были в отчаянии. Доктор Ферьер рассказал родным то, что ему сообщил на вокзале сыщик, и только подлил масла в огонь. Всем было ясно, что я заболел надолго, а посему Джозефа выпроводили из этой веселой комнаты и обратили ее в больничную палату. Здесь я и провалялся более девяти недель в полном беспамятстве и бреду. Если бы не мисс Гаррисон и не заботы доктора, я бы еще и сейчас не был способен здраво рассуждать. Энни ходила за мной днем, а ночью дежурила сиделка, так как в приступе безумия я мог сделать что угодно. Постепенно сознание мое прояснилось, но память ко мне вернулась только три дня назад. Порой мне хочется вовсе лишиться ее. В первую очередь я попросил телеграфировать мистеру Форбсу, который расследует дело. Он приехал и заверил меня, что делается все возможное, хотя на след преступника еще не напали. Швейцара и его жену проверили самым тщательным образом и ничего не обнаружили. Тогда полиция стала подозревать Горо, который, как вы помните, оставался в тот вечер работать дольше других. Подозрение могла вызвать только его французская фамилия и тот факт, что он тогда задержался в министерстве; но я приступил к работе лишь после его ухода, а он сам и его семья– предки Горо были гугенотами– по своим симпатиям и образу жизни такие же англичане, как вы и я. Как бы там ни было, инкриминировать ему ничего не могли, и пришлось отказаться и от этой версии. Вы, мистер Холмс, – моя последняя надежда. Если вы не спасете меня, моя честь и мое положение – все погибло безвозвратно.

Устав от длинного рассказа, больной опустился на подушки, а его сиделка налила ему в стакан какую-то успокаивающую микстуру. Холмс сидел, запрокинув голову и закрыв глаза, и молчал. Стороннему человеку показалось бы, что им овладело безразличие, но я-то знал, что эта его поза означает напряженнейшую работу мысли.

– Ваш рассказ был настолько исчерпывающим, – сказал он наконец, – что мне почти нечего спрашивать. Но один вопрос, имеющий первостепенное значение, я вам все-таки задам. Говорили вы кому-нибудь о том, что получили специальное задание?

– Никому.

– Хотя бы вот… мисс Гаррисон?

– Нет. Я не был в Уокинге после того, как мне дали это задание.

– И ни с кем из ваших вы тогда случайно не виделись?

– Ни с кем.

– Кто-нибудь из них знает, где расположена ваша комната в министерстве?

– О да, у меня там бывали все.

– Конечно, этот последний вопрос излишен, если вы никому ничего не говорили.

– Никому ничего.

– Что вы знаете о швейцаре?

– Ничего, кроме того, что он отставной солдат.

– Какого полка?

– Я слышал, как будто… Коулдстрим-Гардз.

– Спасибо. Я не сомневаюсь, что узнаю подробности у Форбса. Следователи Скотланд-Ярда отлично умеют собирать факты, но не всегда умеют объяснить их. Ах, какая прелестная роза!

Холмс прошел мимо кушетки к открытому окну, приподнял опустившийся стебель розы и полюбовался тончайшими оттенками розового и зеленого. Эта сторона его характера мне еще не была знакома– я до сих пор ни разу не видел, чтобы он проявлял интерес к живой природе.

– Нигде так не нужна дедукция, как в религии, – сказал он, прислонившись к ставням. – Логик может поднять ее до уровня точной науки. Мне кажется, что cвoeй верой в божественное провидение мы обязаны цветам. Все остальное– наши способности, наши желания, наша пища – необходимо нам в первую очередь для существования. Но роза дана нам сверх всего. Запах и цвет розы украшают жизнь, а не являются условием ее существования. Только божественное провидение может быть источником прекрасного. Вот почему я и говорю: пока есть цветы, человек может надеяться.

Перси Фелпс и его невеста с удивлением слушали разглагольствования Холмса, и на их лицах появилось разочарование. Держа розу в пальцах, он замечтался. Это продолжалось несколько минут, пока голос молодой женщины не заставил его очнуться.

– Вы уже видите, как можно решить эту загадку? – резковато сказала она.

– О, загадку! – откликнулся он, опускаясь с небес на землю. – Было бы нелепо отрицать, что дело это весьма трудное и запутанное, но я обещаю заняться им серьезно и держать вас в курсе дела.

– У вас уже есть какая-нибудь версия?

– У меня их есть уже семь, но я, разумеется, должен все проверить, прежде чем высказать их вслух.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Я подозреваю себя…

– Что?

– В том, что делаю слишком поспешные выводы.

– В таком случае поезжайте в Лондон и проверьте их.

– Вы дали прекрасный совет, мисс Гаррисон, – вставая, сказал Холмс. – Думаю, Уотсон, это лучшее, что мы можем предпринять. Не позволяйте себе тешиться слишком радужными надеждами, мистер Фелпс. Дело очень запутанное.

– Я места себе не найду, пока снова не увижу вас, – взмолился дипломат.

– Хорошо, я приеду завтра тем же поездом, хотя более чем вероятно, что не сообщу вам ничего нового.

– Благослови вас бог за ваше обещание приехать, – сказал наш клиент. – Я знаю теперь, что дело в надежных руках, и это придает мне силы. Кстати, я получил письмо от лорда Холдхэрста.

– Так. Что он пишет?

– Он холоден, но не резок. Думаю, что он щадит меня только из-за моего состояния. Он пишет, что дело чрезвычайно серьезное, но что в отношении моего будущего ничего не будет предприниматься– он, конечно, имеет в виду увольнение, – пока я не встану на ноги и не получу возможности исправить положение.

– Ну, это все очень разумно и деликатно, – сказал Холмс. – Пойдемте, Уотсон, у нас в городе работы на целый день.

Мистер Джозеф Гаррисон отвез нас на станцию, и вскоре мы уже мчались в портсмутском поезде. Холмс глубоко задумался и не проронил ни слова, пока мы не проехали узловой станции Клэпем.

– Очень интересно подъезжать к Лондону по высокому месту и смотреть на дома внизу.

Я подумал, что он шутит, потому что вид был совсем непривлекательный, но он тут же пояснил:

– Посмотрите вон на те большие дома, громоздящиеся над шиферными крышами, как кирпичные острова в свинцово-сером море.

– Это казенные школы.

– Маяки, друг мой! Бакены будущего! Коробочки с сотнями светлых маленьких семян в каждой. Из них вырастет просвещенная Англия будущего. Кажется, этот Фелпс не пьет?

– Думаю, что нет.

– И я так тоже думаю. Но мы обязаны предусмотреть все. Бедняга увяз по уши, а вытащим ли мы его из этой трясины – еще вопрос. Что вы думаете о мисс Гаррисон?

– Девушка с сильным характером.

– И к тому же неплохой человек, если я не ошибаюсь. Они с братом– единственные дети фабриканта железных изделий, живущего где-то на севере, в Нортумберленде. Фелпс обручился с ней этой зимой, во время своего путешествия, и она в сопровождении брата приехала познакомиться с родными жениха. Затем произошла катастрофа, и она осталась, чтобы ухаживать за возлюбленным. Ее брат Джозеф, найдя, что тут довольно неплохо, остался тоже. Я уже, как видите, навел кое-какие справки. И сегодня нам придется заниматься этим весь день.

– Мои пациенты… – начал было я.

– О, если вы находите, что ваши дела интереснее моих… – сердито перебил меня Холмс.

– Я хотел сказать, что мои пациенты проживут без меня денек-другой, тем более что в это время года болеют мало.

– Превосходно, – сказал он, снова приходя в хорошее настроение. – В таком случае займемся этой историей вдвоем. Думается мне, что в первую очередь нам надо повидать Форбса. Вероятно, он может рассказать нам много интересного. Тогда нам будет легче решить, с какой стороны браться за дело.

– Вы сказали, что у вас уже есть версия.

– Даже несколько, но только дальнейшее расследование может показать, что они стоят. Труднее всего раскрыть преступление, совершенное без всякой цели. Это преступление не бесцельное. Кому оно выгодно? Либо французскому послу, либо русскому послу, либо тому, кто может продать документ одному из этих послов, либо, наконец, лорду Холдхэрсту.

– Лорду Холдхэрсту?!

– Можно же представить себе государственного деятеля в таком положении, когда он не пожалеет, если некий документ будет случайно уничтожен.

– Но только не лорд Холдхэрст. У этого государственного деятеля безупречная репутация.

– А все-таки мы не можем позволить себе пренебречь и такой версией. Сегодня мы навестим благородного лорда и послушаем, что он нам скажет. Между прочим, расследование уже идет полным ходом.

– Уже?

– Да, я послал до станции Уокинг телеграммы в вечерние лондонские газеты. Это объявление появится сразу во всех газетах.

Он дал мне листок, вырванный из записной книжки. Там было написано карандашом:

«10 фунтов стерлингов вознаграждения всякому, кто сообщит номер кеба, с которого седок сошел на Чарльз-стрит возле подъезда министерства иностранных дел без четверти десять вечера 23 мая. Обращаться по адресу: Бейкер-стрит, 221-б».

– Вы уверены, что похититель приехал в кебе?

– Если и не в кебе, то вреда никакого не будет. Но если верить мистеру Фелпсу, что ни в комнате, ни в коридоре спрятаться нельзя, значит, человек должен был прийти с улицы. Если он пришел с улицы в такой дождливый вечер и не оставил мокрых следов на линолеуме, который тут же тщательно осмотрели, более чем вероятно, что он приехал в кебе. Да, я думаю, можно смело предположить, что он приехал в кебе.

– Это выглядит правдоподобно.

– Такова одна из версий, о которых я говорил. Возможно, она приведет к чему– нибудь. Потом, разумеется, надо выяснить, почему зазвенел звонок, – это самая приметная деталь. Что это: бравада похитителя? Или кто-то хотел помешать преступнику? Или просто случайность?

Холмс замолчал и снова стал напряженно думать, и мне, знакомому со всеми его настроениями, показалось, что мысли его вдруг устремились по новому руслу.

Мы были на городском вокзале в двадцать минут четвертого и, наскоро закусив в буфете, сразу отправились в Скотленд-Ярд. Холмс уже телеграфировал Форбсу, н он нас ждал. Это был коротышка с решительным, но отнюдь не дружелюбным выражением лисьей физиономии. Он принял нас очень холодно, особенно когда узнал, по какому делу мы пришли.

– Я уже слышал о ваших методах, мистер Холмс, – сказал он с кислым видом. – Вы пользуетесь всей информацией, какую может предоставить в ваше распоряжение полиция, легко находите преступника и лишаете наших сыщиков заслуженных Лавров.

– Напротив, – возразил Холмс, – из последних пятидесяти трех преступлений, мною раскрытых, только о четырех стало известно, что это сделал я, а остальные же сорок девять на счету полиции. Я не виню вас за то, что вы не знаете этого: вы еще молоды и неопытны, но если вы хотите преуспеть в своей новой должности, вы станете работать со мной, а не против меня.

– Я был бы рад, если бы вы мне дали несколько советов по этому делу, – сказал сыщик, сменив гнев на милость. – Мне пока еще нечем похвастаться.

– Что вы предприняли?

– Мы следили за Танджи, швейцаром. Он ушел в отставку из гвардии с хорошей характеристикой, никаких компрометирующих данных у нас о нем нет, но у жены его дурная слава. Думается мне, она знает больше, чем это кажется.

– За ней вы следили?

– Мы подставили к ней одну из наших сотрудниц. Миссис Танджи пьет, наша сотрудница провела с ней два вечера, но ничего не могла вытянуть из нее.

– Кажется, к ним наведывались судебные исполнители?

– Да, но им заплатили.

– А откуда взялись деньги?

– Здесь все в порядке. Швейцар как раз получил пенсию. Нет никаких признаков, что у них стали водиться деньги.

– Как она объяснила, что в тот вечер на звонок мистера Фелпса поднялась она?

– Она сказала, что муж очень устал и она хотела помочь ему.

– Что ж, это согласуется с тем, что немного позже его нашли спящим на стуле. Значит, против них нет никаких улик, разве что у женщины плохая репутация. Вы спросили, почему она так спешила в тот вечер? Ее поспешность привлекла внимание постового полицейского.

– Она задержалась против обычного и хотела поскорее добраться домой.

– Вы указали ей на то, что вы с мистером Фелпсом, выйдя из министерства по крайней мере минут на двадцать позже нее, добрались до ее дома раньше?

– Она объясняет это разницей в скорости омнибуса и кеба.

– А сказала она, почему, придя домой, она бегом бросилась в кухню?

– У нее там были приготовлены деньги для судебных исполнителей.

– У нее, я вижу, есть ответ на любой вопрос. А спросили вы ее, не встретила ли она кого-нибудь на Чарльз-стрит, когда выходила из министерства?

– Она не видела никого, кроме постового.

– Допросили вы ее тщательно. А что еще вы сделали?

– Следили все эти десять недель за клерком Горо, но безрезультатно. Против него нет никаких улик…

– Что еще?

– Вот и все… и ни следов, ни улик.

– Вы думали над тем, почему звонил звонок?

– Должен признаться, что я в полном недоумении. Кто бы он ни был, но у этого человека железные нервы… Взять и самому поднять тревогу!

– Да, очень странный поступок. Большое спасибо за сведения. Если я найду преступника, я дам вам знать. Пойдем, Уотсон!

– Куда теперь? – спросил я, когда мы вышли из кабинета.

– Теперь мы пойдем и побеседуем с лордом Холдхэрстом, членом кабинета министров и будущим премьером Англии.

К счастью, лорд Холдхэрст был еще в своем служебном кабинете. Холмс послал свою визитную карточку, и нас тотчас привели к нему. Государственный деятель принял нас со старомодной учтивостью, которой он отличался, и усадил в роскошные удобные кресла, стоящие по обе стороны камина. Он стоял перед нами на ковре, высокий, худощавый, с резкими чертами одухотворенного лица, с вьющимися, рано тронутыми сединой волосами. Живое воплощение так редко встречающегося истинного благородства.

– Ваше имя мне очень хорошо знакомо, мистер Холмс, – улыбаясь, сказал он. – И, разумеется, я не буду притворяться, что не знаю о цели вашего визита. Только одно происшествие, случившееся в этом учреждении, могло привлечь ваше внимание. Могу ли я спросить, чьи интересы вы представляете?

– Мистера Перси Фелпса, – ответил Холмс.

– О, моего несчастного племянника! Вы понимаете, что из-за нашего родства мне гораздо труднее защищать его. Боюсь, что это происшествие скажется губительно на его карьере.

– А если документ будет найден?

– Тогда, разумеется, все будет иначе.

– Позвольте задать вам несколько вопросов, лорд Холдхэрст.

– Я буду рад дать вам любые сведения, которыми я располагаю.

– В этом кабинете вы дали указание переписать документ?

– Да.

– Следовательно, вас вряд ли могли подслушать?

– Это исключается.

– Говорили вы кому-нибудь, что хотите отдать договор для переписки?

– Не говорил.

– Вы уверены в этом?

– Совершенно уверен.

– Но если ни вы, ни мистер Фелпс никому ничего не говорили, то, значит, похититель оказался в комнате клерков совершенно случайно. Он увидел документ и решил воспользоваться счастливым случаем.

Государственный деятель улыбнулся.

– Это уже вне моей компетенции, – сказал он.

Холмс минуту помолчал.

– Есть еще одно важное обстоятельство, которое я хотел бы обсудить с вами, – сказал Холмс. – Насколько я понимаю, вы опасаетесь очень серьезных последствий, если станет известно содержание договора.

По выразительному лицу министра пробежала тень.

– Да, очень серьезных.

– Сейчас уже заметно что-нибудь?

– Пока нет.

– Если бы договор попал в руки, скажем, французского или русского министерства иностранных дел, вы бы узнали об этом?

– Мне следовало бы знать, – поморщившись, сказал лорд Холдхэрст.

– Но прошло уже десять недель, а ничего еще не произошло. Значит, есть основания полагать, что по какой-то причине договор еще не попал к тому, кто в нем заинтересован.

Лорд Холдхэрст пожал плечами.

– Вряд ли можно полагать, мистер Холмс, что похититель унес договор, чтобы вставить его в рамку и повесить на стену,

– Может быть, он ждет, чтобы ему предложили побольше.

– Еще немного– и он вообще ничего не получит. Через несколько месяцев договор уже ни для кого не будет секретом.

– Это очень важно, – сказал Холмс. – Разумеется, можно еще предположить, что похититель внезапно заболел…

– Нервной горячкой, например? – спросил министр, бросив на Холмса быстрый взгляд.

– Я этого не говорил, – невозмутимо сказал Холмс. – А теперь, лорд Холдхэрст, позвольте откланяться, мы и так отняли у вас столько драгоценного времени.

– Желаю успеха в вашем расследовании, кто бы ни оказался преступником, – сказан учтиво министр, и мы, откланявшись, вышли.

– Прекрасный человек, – сказал Холмс, когда мы оказались на Уайтхолл. – Но и ему знакома жизненная борьба. Он далеко не богат, а у него много расходов. Вы, разумеется, заметили, что его ботинки побывали в починке? Но я больше не стану, Уотсон, отвлекать вас от ваших прямых обязанностей. Сегодня мне больше нечего делать, разве что пойти и узнать, кто откликнулся на мое объявление о кебе. Но я был бы вам весьма признателен, если бы вы завтра поехали со мной в Уокинг тем же поездом, что и сегодня.

Мы встретились на следующее утро, как договорились, и поехали в Уокинг. Холмс сказал, что на объявление никто не откликнулся и ничего нового по делу нет. При этом лицо у него стало совершенно бесстрастным, как у краснокожего, и я никак не мог определить по его виду, доволен ли он ходом расследования или нет. Помнится, он завел разговор о бертильоновской[15]15
  Бертильон, Альфонс(1853–1914) – французский антрополог и криминалист, предложивший систему судебной идентификации личности. Способ Бертильона включал одиннадцать измерений (черепа, среднего пальца, мизинца, носа), словесный портрет, фотографию, обозначение цвета радужной оболочки глаза, цвета и формы волос и описании особых примет.


[Закрыть] системе измерений и бурно восхищался этим французским ученым.

Наш клиент все еще находился под надзором своей заботливой сиделки, но вид у него был уже лучше. Когда мы вошли, он без труда встал с кушетки и приветствовал нас.

– Какие новости? – нетерпеливо спросил он.

– Как я и думал, пока никаких, – сказал Холмс. – Я встретился с Форбсом, потом с вашим дядей и начал расследование сразу по нескольким каналам, которые, возможно, и приведут к чему-нибудь.

– Значит, ваш интерес к делу еще не остыл?

– Конечно, нет!

– Благослови вас бог за эти слова! – воскликнула мисс Гаррисон. – Если мы будем мужественны и терпеливы, правда непременно откроется.

– А у нас новостей побольше, чем у вас, – сказал Фелпс, снова садясь на кушетку.

– Я ожидал этого.

– Да, ночью у нас было происшествие, и, кажется, весьма серьезное. – Он нахмурился, и в его глазах мелькнул страх. – Знаете, я уже начинаю подозревать, что стал нечаянной жертвой чудовищного заговора и что заговорщики посягают не только на мою честь, но и на мою жизнь!

– Ого! – воскликнул Холмс.

– Это кажется невероятным, потому что, как я раньше считал, у меня нет в целом мире ни одного врага. Но прошлой ночью я убедился в обратном.

– Продолжайте, пожалуйста.

– К вашему сведению, я прошлую ночь впервые провел без сиделки. Мне стало гораздо лучше, и я думал, что смогу обойтись без нее. В комнате горел ночник. Часа в два ночи я забылся тревожным сном, как вдруг меня разбудил негромкий шорох, похожий на то, как скребется мышь. Некоторое время я лежал прислушиваясь. Мышь, решил я, но тут шум усилился, и вдруг со стороны окна донесся резкий металлический скрежет. Я сразу догадался, в чем дело. Слабый шум производился инструментом, который кто-то старался просунуть в щель между оконными створками, а скрежет– отодвигаемым шпингалетом.

Потом наступила примерно десятиминутная пауза– словно человек хотел убедиться, не проснулся ли я от шума. Затем я услышал легкое поскрипывание, и окно стало медленно раскрываться. Я не выдержал– нервы у меня теперь не те. Соскочил с постели и распахнул ставни. Под окном на корточках сидел какой-то человек. На нем было что-то вроде плаща, скрывавшего и нижнюю часть лица. В одном только я уверен: рука его сжимала какое-то оружие. Мне показалось, что это длинный нож. Я отчетливо видел, как блеснул металл, когда человек бросился бежать.

– Очень интересно, – сказал Холмс. – И что же вы сделали?

– Если бы я не был так слаб, я бы выскочил в раскрытое окно и побежал за ним. Но я мог только позвонить и поднял на ноги весь дом. Сделать это удалось не сразу: звонок звенит на кухне, а все слуги снят наверху. На мой крик сверху прибежал Джозеф, он и разбудил остальных. На клумбе под окном Джозеф с конюхом нашли следы, но земля была настолько сухая, что дальше, в траве, следы затерялись. Но на деревянном заборе отделяющем сад от дороги, осталась отметина– ее нашли Джозеф с конюхом, – кто-то перелезал через забор и надломил доску. Я еще ничего не говорил местным полицейским, потому что хотел сперва выслушать ваше мнение.

Рассказ нашего клиента произвел на Шерлока Холмса сильное впечатление. Он вскочил со стула и, не скрывая волнения, стал быстро ходить по комнате.

– Беда никогда не приходит одна, – сказал Фелпс, улыбаясь, хотя было видно, что происшествие его потрясло.

– К вам– во всяком случае, – сказал Холмс. – Не могли бы вы обойти со мной вокруг дома?

– Погреться немного на солнышке мне бы не повредило. Джозеф тоже пойдет.

– И я, – сказала мисс Гаррисон.

– Боюсь, что вам лучше остаться здесь, – покачал головой Холмс. – Сидите в этой комнате и никуда не отлучайтесь.

Девушка с недовольным видом села. Ее брат, однако, пошел с нами. Мы все четверо обогнули газон и приблизились к окну комнаты молодого дипломата. На клумбе, как он и говорил, были следы, но безнадежно затоптанные. Холмс склонился над ними, тут же выпрямился и пожал плечами.

– Ну, здесь немногое можно увидеть, – сказал он. – Давайте вернемся к дому и поглядим, почему взломщик выбрал именно эту комнату. Мне кажется, большие окна гостином и столовой должны были показаться ему более привлекательными.

– Их лучше видно с дороги, – предположил мистер Джозеф Гаррисон.

– Да, разумеется. А эта дверь куда ведет? Он мог бы ее попытаться взломать.

– Это вход для лавочников. На ночь она запирается.

– А раньше когда-нибудь случалось подобное?

– Никогда, – ответил наш клиент.

– У вас есть столовое серебро или еще что-нибудь, что может привлечь грабителя?

– В доме нет ничего ценного.

Засунув руки в карманы, Холмс с необычным для него беспечным видом завернул за угол.

– Кстати, – обратился он к Джозефу Гаррисону, – вы, помнится, обнаружили место, где вор сломал забор. Пойдемте туда, посмотрим.

Молодой человек привел нас к забору, – у одной тесины верхушка была надломлена, и кусок ее торчал. Холмс совсем отломал ее и с сомнением осмотрел.

– Думаете, это сделано вчера вечером? Судя по излому, здесь лезли уже давно.

– Может быть.

– И по другую сторону забора нет никаких следов, не видно, чтобы кто-то прыгал. Нет, нам здесь делать нечего. Пойдемте-ка обратно в спальню и поговорим.

Перси Фелпс шел очень медленно, опираясь на руку своего будущего шурина. Холмс быстро пересек газон, и мы оказались у открытого окна гораздо раньше, чем они.

– Мисс Гаррисон, – очень серьезно сказал Холмс, – вы должны оставаться на этом месте в течение всего дня. Ни в коем случае не уходите отсюда. Это необычайно важно.

– Я,разумеется, сделаю так, как вы хотите, мистер Холмс, – сказала удивленно девушка.

– Когда пойдете спать, заприте дверь этой комнаты снаружи и возьмите ключ с собой. Обещаете?

– А как же Перси?

– Он поедет с нами в Лондон.

– А я должна остаться здесь?

– Ради его блага. Этим вы окажете ему большую услугу! Обещайте мне! Хорошо?

Едва девушка успела кивнуть, как вошли ее жених с братом.

– Что ты загрустила, Энни? – спросил ее брат. – Ступай на солнышко.

– Нет, Джозеф, не хочу. У меня немного болит голова, а в этой комнате так прохладно и тихо.

– Что вы теперь намереваетесь делать, мистер Холмс? – спросил наш клиент.

– Видите ли, расследуя это небольшое дело, мы не должны упускать из виду главную цель. И вы бы мне очень помогли, если бы поехали со мной в Лондон.

– Мы едем сейчас же?

– И как можно скорей. Скажем, через час.

– Я чувствую себя довольно хорошо, но будет ли от меня какой-нибудь толк?

– Самый большой.

– Наверно, вы захотите, чтобы я остался ночевать в Лондоне?

– Именно это я и хотел предложить вам.

– Значит, если мой ночной приятель вздумает посетить меня еще раз, он обнаружит, что клетка пуста. Все мы в полном вашем распоряжении, мистер Холмс. Вы только должны дать нам точные инструкции, что делать. Вероятно, вы хотите, чтобы Джозеф поехал с нами и приглядывал за мной?

– Это необязательно. Мой друг Уотсон, как вы знаете, – врач, и он позаботится о вас. С вашего позволения, мы поедим и втроем отправимся в город.

Мы так и сделали, а мисс Гаррисон, согласно уговору с Холмсом, под каким-то предлогом осталась в спальне. Я не представлял себе, какова цель этих маневров моего друга, разве что он хотел разлучить зачем-то девушку с Фелпсом, который, оживившись от прилива сил и возможности действовать, завтракал вместе с нами в столовой. Однако у Холмса в запасе был еще более поразительный сюрприз: дойдя с нами до станции и проводив нас до вагона, он спокойно объявил, что не собирается уезжать из Уокинга.

– Мне еще тут надо кое-что выяснить, я приеду позже, – сказал он. – Ваше отсутствие, мистер Фелпс, будет мне своеобразной подмогой. Уотсон, вы меня очень обяжете, если по приезде в Лондон тотчас отправитесь с нашим другом на Бейкер-стрит и будете ждать меня там. К счастью, вы старые школьные товарищи – вам будет о чем поговорить. Мистер Фелпс пусть расположится на ночь в моей спальне. Я буду к завтраку– поезд приходит на вокзал Ватерлоо в восемь.

– А как же с нашим расследованием в Лондоне? – уныло спросил Фелпс.

– Мы займемся этим завтра. Мне кажется, что мое присутствие необходимо сейчас именно здесь.

– Скажите в Брайарбрэ, что я надеюсь вернуться завтра к вечеру! – крикнул Фелпс, когда поезд тронулся.

– Я вряд ли вернусь в Брайарбрэ, – ответил Холмс и весело помахал вслед поезду, уносившему нас в Лондон.

По пути мы с Фелпсом долго обсуждали этот неожиданный маневр Холмса, но так и не могли ничего понять.

– Наверно, он хочет выяснить кое-что в связи с сегодняшним ночным происшествием. Был ли это действительно взломщик? Лично я не верю, что это был обыкновенный вор.

– А кто же это, по-вашему?

– Можете считать, что это следствие нервной горячки, но у меня такое чувство, будто вокруг меня плетется какая-то сложная политическая интрига, заговорщики покушаются на мою жизнь. Хотя зачем это им, я, хоть убейте, не понимаю. Можно подумать, что у меня мания величия, так нелепо мое предположение. Но скажите: зачем было вору взламывать окно спальни, где совершенно нечем поживиться, и зачем ему такой длинный нож?

– А может, это простая отмычка?

– О нет! Это был нож. Я отчетливо видел, как блестело лезвие.

– Но скажите ради бога, кто может питать к вам такую вражду?

– Если бы я знал!

– Если то же думает Холмс, то тогда понятно, почему он остался. Предположим, что ваша догадка правильная. Тогда Холмс сегодня ночью выследит покушавшегося на вас человека, а это значительно облегчит поиски морского договора. Ведь нелепо предполагать, что у вас есть сразу два врага– один ворует у вас документ, а другой покушается на вашу жизнь.

– Но мистер Холмс сказал, что он не собирается возвращаться в Брайарбрэ.

– Я знаю его не первый день, – сказал я. – Холмс никогда ничего не делает, не имея веских оснований.

И мы заговорили о другом.

Но день для меня выдался утомительный. Фелпс еще не совсем оправился после своей болезни, обрушившееся на него несчастье сделало его нервным и раздражительным. Тщетно я старался развлечь его рассказами об Афганистане, Индии, занимал его разговорами о последних политических новостях, делал все, чтобы развеять его хандру.

Он то и дело возвращался к своему пропавшему договору, высказывал предположения, что бы такое мог делать сейчас Холмс, какие шаги предпринимает лорд Холдхэрст, гадал, что нового мы узнаем завтра утром. Словом, к концу дня на него было жалко смотреть, так он себя измучил.

– Вы очень верите в Холмса? то и дело спрашивал он.

– Он на моих глазах распутал не одно сложное дело.

– Но такого сложного у него еще не бывало?

– Бывали и посложнее.

– Но тогда не ставились на карту государственные интересы?

– Этого я не знаю. Но мне достоверно известно, что услугами Шерлока Холмса для расследования очень важных дел пользовались три королевских дома Европы.

– Вы-то знаете его хорошо, Уотсон. Но для меня он совершенно непостижимый человек, и я ума не приложу, как ему удастся найти разгадку этого дела. Вы считаете, что на него можно надеяться? Вы думаете, что он уверен в успешном разрешении этого дела?

– Он мне ничего не сказал.

– Это плохой признак.

– Напротив. Я давно заметил, что, потеряв след, Холмс обычно говорит об этом. А вот когда он вышел на след, но еще не совсем уверен, что след ведет его правильно, он становится особенно сдержанным. Ну, полноте, дорогой мой, не терзайте себя, этим делу не поможешь. Идите лучше спать– утро вечера мудренее.

Наконец мне удалось уговорить Фелпса, и он лег, но я не думаю, чтобы он спал в ту ночь, – в таком он был возбуждении. Его настроение передалось и мне, и я ворочался в постели до глубокой ночи, вдумываясь в это странное дело, сочиняя сотни версий, одну невероятнее другой. Почему Холмс остался в Уокинге? Почему он попросил мисс Гаррисон не уходить из «больничной палаты» весь день? Почему он так старался скрыть от обитателей Брайарбрэ, что не едет в Лондон, а остается поблизости? Я ломал себе голову, стараясь найти всем этим фактам объяснение, пока наконец не уснул.