355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Конан Дойл » Сэр Найджел Лоринг » Текст книги (страница 7)
Сэр Найджел Лоринг
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:16

Текст книги "Сэр Найджел Лоринг"


Автор книги: Артур Конан Дойл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

По правилам соколиной охоты цаплю нельзя поднимать с места кормежки, когда она отяжелела от пищи и не успеет набрать скорость. Прежде чем за ней погонится более подвижный сокол, она должна быть в воздухе, направляясь с одного места на другое, например от реки к гнезду. Вот почему для начала настоящей охоты так важно застигнуть цаплю на пролете. Хотя Принц указывал рукой всего лишь на темное пятнышко, еле заметное на южной стороне небосклона, острый глаз не обманул его: и король, и епископ тотчас поняли, что это действительно цапля, – она летела в их сторону и становилась все больше и больше.

– Свистните соколу, ваше величество, свистните! – закричал епископ.

– Еще рано, она слишком далеко. Он проловится.

– Пора, ваше величество, теперь пора! – крикнул Принц, когда большая птица, подгоняемая ветром, понеслась ввысь.

Король издал резкий свист, и отлично натасканный сокол бросился сначала вправо, потом влево, высматривая, на кого его напускают. Потом, заметив цаплю, он резко и круто ринулся вверх ей наперерез.

– Прекрасно, Марго, хорошая ты птица! – воскликнул король и захлопал в ладоши, подбадривая сокола, а сокольники пронзительно закричали и загикали, как делают на соколиной охоте.

Круто поднимаясь вверх, сокол вот-вот должен был пересечь путь цапли, но цапля, хотя и заметила опасность, продолжала подниматься все выше, потому что хорошо знала, на что способны ее сильные крылья и легкое тело. Она поднималась такими маленькими кругами, что зрителям казалось, будто она взмывает прямо вверх.

– Уходит! – закричал король. – Только как ни старайся, а Марго ее догонит. Епископ, ставлю десять золотых против одного, что цапля моя.

– Принимаю пари, ваше величество. Сам я, конечно, не смогу взять эти деньги, но, наверное, в какой-нибудь церкви неплохо бы обновить напрестольную пелену.

– Ну, у вас должен быть неплохой запас пелен, если все золото, что вы на моих глазах выигрывали, пошло на их обновление. А, клянусь распятием, вот негодница, какая негодница! Смотрите, она сейчас проловится!

Епископ сразу все понял, увидев, что большая стая грачей, возвращающихся на ночлег к своему гнездовью, летит вдоль невидимой линии, как бы соединяющей сокола и цаплю. Он хорошо знал, что грач для сокола слишком большой соблазн. В один миг неверная птица забыла про летевшую выше цаплю, сделала над стаей круг и полетела вслед за ней на запад, выбирая себе добычу покрупнее.

– Еще не поздно, ваше величество! – крикнул один из сокольников. – Напустить челига?

– А хотите, ваше величество, я покажу вам, как сапсан победит там, где кречет спасует? – сказал епископ. – Десять золотых против одного за моего сокола.

– Ладно, епископ! – ответил король, нахмурясь с досады. – Если бы вы знали отцов церкви, как соколиные повадки, вы бы достигли престола святого Петра. Напускайте своего сапсана и докажите, что вам есть чем хвастаться.

Сапсан епископа был помельче королевского кречета, но столь же быстр и красив. Он сидел на руке и жадным, пронзительным взглядом следил за птицами в небе, по временам в нетерпении расправляя крылья. Как только епископ отстегнул должик, сапсан взмыл вверх, со свистом рассекая воздух остроконечными крыльями, описал большой круг и пошел быстро набирать высоту, становясь все меньше и меньше. Он несся ввысь, туда, где еще виднелось темное пятнышко – цапля, стремящаяся уйти от врагов. Птицы поднимались все выше и выше, а всадники, обратив лицо к небу, изо всех сил напрягали зрение, чтобы уследить за ними.

– Перелезает! Вот-вот, перелезет! – закричал епископ. – Уже над ней, набрал высоту.

– Нет, еще гораздо ниже, – отозвался король.

– Клянусь душой, милорд, епископ прав! – воскликнул Принц. – По-моему, он выше. Смотрите, смотрите, делает ставку!

– Бьет! Бьет! – раздался дружный крик дюжины голосов, когда две точки слились в одну. Было совершенно ясно, что обе птицы быстро падают. Уже и на глаз они стали больше. Но тут цапле удалось стряхнуть врага, и она, тяжело взмахивая крыльями, полетела прочь, видимо сильно пораненная в том страшном объятии. Сапсан же тряхнул перьями и снова пошел вверх, чтобы перелезть добычу и нанести второй, еще более губительный удар.

Епископ улыбнулся – казалось, уже ничто не может помешать его победе.

– Пропало ваше золото, государь, – сказал он. – Ну да ничего: что потратишь на церковь, то себе на пользу.

Однако вдруг одно непредвиденное событие лишило епископа возможности обновить запас дорогих пелен. Королевский кречет, схватив грача и не получив от этого никакого удовольствия, вдруг вспомнил о благородной цапле, которая все еще виднелась над Круксберийскими вересками. Как мог он позволить глупым крикливым грачам отвлечь себя от этой величественной птицы! Впрочем, еще не поздно исправить ошибку. Он рванулся ввысь по крутой спирали и оказался над цаплей. Но что это такое? Каждая частичка его тела, от головы до хвоста, затрепетала от ярости и ревности, когда он увидел это ничтожество, простого сапсана, который осмелился встать между королевским кречетом и его добычей. Одним стремительным взмахом мощных крыльев он взвился вверх и вмиг оказался над соперником. В следующий миг...

– Сцепились! Сцепились! – закричал король и захохотал, глядя как две птицы, взъерошив перья, шумно падают на землю. – Придется вам, епископ, самому латать напрестольные пелены. От меня вы теперь не получите ни пенса. Разнимите их, сокольник, а то они изранят друг друга. А теперь, господа, в путь – солнце уже клонится к западу.

Два сокола, тяжело дыша, с каплями крови на взъерошенных перьях, сцепившись когтями, клубком свалились на землю. Их оторвали друг от друга, отнесли обратно и посадили на место, а цапля, пережившая столь опасное приключение, тяжело взмахивая крыльями, полетела дальше и благополучно опустилась в гнездовье в Уэверли. Кортеж, который в суматохе охоты рассеялся по равнине, снова собрался. Путешествие продолжалось.

Вскоре впереди на болоте показался всадник. При виде кавалькады он пришпорил коня, а когда был совсем уже недалеко, король и Принц радостно закричали и приветственно замахали руками.

– Это славный Джон Чандос! – воскликнул король. – Клянусь распятием, Джон, мне уже целую неделю и даже больше недостает ваших веселых песен. Как хорошо, что у вас за плечами гитара! Откуда вы?

– Из Тилфорда, ваше величество. Я очень надеялся, что встречу вас, государь.

– Очень хорошо, что это пришло вам в голову. Поезжайте здесь, между принцем и мной, и представим себе, что мы снова во Франции во всем своем военном снаряжении. Какие новости, сэр Джон?

Тонкие черты лица Чандоса слегка дрогнули, он подавил смех, и его единственный глаз мигнул, как звезда.

– Как ваша охота, государь?

– Плохо, Джон. Мы напустили двух соколов на одну цаплю, они сцепились между собой, а птица улетела. А почему вы так улыбаетесь?

– Потому, что прежде чем вы будете в Тилфорде, я надеюсь устроить вам потеху получше.

– С соколом? С гончими?

– Нет, кое-что благородное.

– Вы говорите загадками, Джон. Что же это такое?

– Нет, ваше величество, не скажу. Это испортит все дело. Поверьте, на пустоши, отсюда до Тилфорда, можно отлично потешиться. И прошу вас, дорогой повелитель, едемте быстрее, пока еще светло.

Выслушав эту просьбу, король пришпорил коня, и кавалькада легким галопом направилась через вереск, куда указал Чандос.

Вскоре, поднявшись на холм, они увидели под собой вьющуюся лентой реку, надвое перерезанную аркой старого моста. На противоположном берегу виднелась деревня – ряд зеленых домишек, а над ними потемневший от времени господский дом.

– Это Тилфорд, – сказал Чандос, – а там, на склоне, – дом Лорингов.

Король был явно разочарован – он ожидал чего-то большего.

– Это и есть потеха, что вы обещали нам, сэр Джон? Как же вы сдержите слово?

– Сдержу, мой повелитель.

– Так где же потеха?

На самом верху моста на мощном соловом коне сидел рыцарь в доспехах с копьем в руке. Чандос тронул короля за руку и указал на всадника.

– Вот это и есть потеха.

Глава IX
Как Найджел защищал Тилфордский мост

Король поглядел на неподвижную фигуру, на безмолвную кучку деревенских жителей, столпившихся по ту сторону моста, и, наконец, на Чандоса, лицо которого так и сияло от предвкушаемого удовольствия.

– Что это такое, Джон? – спросил он.

– Ваше величество, вы помните сэра Юстаса Лоринга?

– Конечно. Я отлично помню и его самого, и то, как он погиб.

– В свое время он был странствующим рыцарем.

– Что верно, то верно. И не было рыцаря лучше его.

– Таков же и его сын Найджел. Горяч, как молодой ястреб, – уже готов и когти распустить, и клюв навострить. Только держат его до сих пор в клетке. Этот бой будет для него первым испытанием. Вон он стоит на мосту и, как было в обычае наших отцов, готов помериться силами с первым встречным.

Король и сам был странствующим рыцарем – лучшим в Англии того времени. Он неукоснительно следовал всем правилам изысканного рыцарского этикета, и то, что вот-вот должно было произойти, вполне соответствовало его духу.

– Он еще не рыцарь?

– Нет, ваше величество.

– Ну, тогда сегодня ему придется на деле показать, на что он способен. Разве пристало молодому неопытному сквайру поднимать оружие против цвета английского рыцарства?

– Он передал мне свой картель и вызов, – сказал Чандос, доставая из-под плаща какую-тот бумагу. – Вы позволите мне ее прочесть, ваше величество?

– Конечно, Джон. Никто лучше вас не знает правил рыцарского этикета. К тому же вы знакомы с молодым человеком и вам виднее, насколько он достоин чести, на которую притязает. Послушаем его вызов.

Во время этого разговора рыцари и оруженосцы королевского эскорта, большая часть которых была ветеранами французских войн, с интересом и недоумением взирали на закованную в сталь фигуру на мосту. Теперь же, по вызову Уолтера Мэнни, они сгрудились вокруг короля и Чандоса. Чандос откашлялся и начал читать по бумаге:

– «A tous seigneurs, chevaliers et escuyers»* [ «Всем сеньорам, рыцарям и оруженосцам» (старофранц.).] – так она озаглавлена, господа. Это послание сквайра Найджела Лоринга из Тилфорда, сына, светлой памяти, Юстаса Лоринга. Сквайр Лоринг ожидает вас, господа, с оружием в руках вон там, на верху моста. Вот что он пишет: «Я, скромный и недостойный сквайр, горя желанием прославить свое имя в глазах благородных рыцарей, кои сопровождают моего царственного повелителя, ожидаю на Уэйском мосту в надежде, что кто-либо из них благоволит немного помериться со мной силами или даст мне возможность разрешить его от какого-либо обета, если он принял на себя таковой. Я прошу об этом не затем, что полагаю себя достойным такой чести, а затем только, что жажду воочию увидеть, как сражаются знаменитые рыцари, и отдать дань восхищения их боевому искусству. Посему – да поможет мне святой Георгий! – я стану защищать острыми копьями мост от всякого или ото всех, кто соблаговолит вступить на него до захода солнца».

– Ну, что вы на это скажете, господа? – спросил король, весело оглядев собравшихся.

– Все верно, все как полагается, – отозвался Принц. – Ни Кларисье, ни Красный Дракон, да и никто другой в плаще глашатая не написал бы лучше. И все это он сам?

– У него есть старуха бабка, еще прежнего воспитания, – сказал Чандос. – Думаю, леди Эрментруде не раз доводилось писать вызовы. Но послушайте, ваше величество, мне нужно кое-что сказать вам на ухо! И вам тоже, благородный Принц.

Отведя их в сторону, Чандос стал что-то шепотом объяснять, от чего все трое громко расхохотались.

– Клянусь распятием! Какой позор, что благородный сквайр живет в такой нужде! – воскликнул наконец король. – Теперь этим займусь я сам. Так что же, господа? Достойный сквайр ждет ответа.

Воины столпились, вполголоса что-то обсуждая. Наконец Уолтер Мэнни обернулся к королю и доложил о результатах совещания.

– Если позволите, ваше величество, – сказал он, – мы полагаем, что этот сквайр, желая скрестить копья с перепоясанным рыцарем, прежде чем доказал на то свое право, переступает все границы приличия. Довольно с него и чести, если с ним сразится просто оруженосец, а поэтому, с вашего согласия, я пошлю освободить нам путь через мост своего собственного оруженосца Джона Уиддикема.

– Ну что же, это будет справедливо и честно, – сказал король. – Сэр Чандос, благоволите передать этому поединщику наше решение. Передайте ему также, что мы желаем, чтобы состязание проходило не на мосту, так как ясно, что в конце концов либо один из них, либо оба упадут в реку, но чтобы он съехал с моста и сражался на берегу. Такова наша королевская воля. Еще скажите, что для такой схватки довольно и тупого копья, хотя, если оба удержатся в седле, я дозволяю им обменяться и парой ударов мечами или булавами. Рауль протрубит сигнал к началу сражения.

То, что искатели славы готовы целыми днями поджидать достойного противника где-нибудь на перекрестке дорог, у брода или моста, было вполне в обычаях времени – еще не канул в прошлое отважный дух старого рыцарства, и у каждого в памяти еще были живы древние сказания и песни труверов, в которых полным-полно подобных сцен. Правда, в жизни их стало гораздо меньше. С веселым любопытством следили придворные, как Чандос спускался к мосту, и оживленно обсуждали несколько необычный вид человека, бросившего им вызов. Его телосложение, вся фигура, и верно, производили странное впечатление: руки и ноги, казалось, были слишком коротки для такого высокого человека, а голова была опущена на грудь, словно он глубоко задумался о чем-то.

– Так это же рыцарь Печального Сердца! – сказал Мэнни. – Что с ним такое, что он так низко опустил голову?

– Может быть, у него слишком слабая шея, – отозвался король.

– Голос у него, во всяком случае, не слаб, – заметил Принц, когда до них донеслись слова Найджела, который что-то отвечал Чандосу. – Клянусь Пресвятой Богородицей, он ревет совсем как выпь.

Пока Чандос возвращался к королю, Найджел поменял старое ясеневое копье отца на тупое турнирное, которое подал ему сопровождавший его здоровенный лучник. Потом он съехал с моста на зеленую, шириной в сотню ярдов, полосу, тянувшуюся вдоль берега. В тот же момент оруженосец сэра Уолтера Мэнни, уже спешно снаряженный товарищами, выехал вперед и стал в позицию.

Король поднял руку, сокольник протрубил в рог, и два всадника, вонзив шпоры коням в бока и дернув поводья, яростно устремились навстречу друг другу. Косые лучи вечернего солнца осветили такую картину: в центре, по зеленой полосе сырого луга, пригнувшись в седлах, разбрызгивая во все стороны воду, неслись навстречу друг другу два всадника; по одну сторону луга стояла полукругом, словно окаменев, блестящая толпа придворных – кто в стальных доспехах, кто в бархате, с замершими на месте собаками, соколами и лошадьми; по другую – горбился старый мост, синела ленивая река, стояли, разинув рты, несколько крестьян; а еще дальше возвышался мрачный, темный от времени господский дом, из верхнего окна которого смотрело чье-то суровое лицо.

Джон Уиддикем был человек отважный, но на сей раз ему попался более смелый противник. Когда на него как ураган налетел всадник, словно сросшийся со своим соловым конем, он не выдержал и колени его разжались. Найджел и Поммерс слились в одно целое и мчались, перенеся всю тяжесть, мощь и пыл на конец копья. Ударь в Уиддикема молния, он и то не вылетел бы из седла быстрее и дальше. Прежде чем распластаться навзничь на земле, он дважды перевернулся в воздухе, причем латы его зазвенели, как кимвалы.

Одно мгновение король мрачно смотрел на этот изумительный полет и падение, потом, когда Уиддикем, шатаясь, поднялся на ноги, снова улыбнулся и захлопал в ладоши.

– Славная сшибка, славный удар. Оказывается, в мирное время алые розы ничуть не хуже, чем были на войне. Ну как, добрый Уолтер? У вас есть еще оруженосец или вы сами проложите нам дорогу через мост?

Когда Мэнни увидел, что его ставленник потерпел поражение, его желчное лицо помрачнело еще больше. Он знаком подозвал высокого рыцаря, который сурово смотрел из-под поднятого забрала, как орел из стальной клетки.

– Сэр Хьюберт, – сказал он, – я хорошо помню тот день, когда вы одержали победу над французом под Каном. Не встанете ли вы и теперь на нашу защиту?

– Когда я сражался с французами, Уолтер, я сражался боевым оружием, – строго ответил рыцарь, – и мне не по душе все эти турнирные игрища, которые придуманы, чтобы забавлять глупых женщин.

– Как непочтительно вы отзываетесь о дамах! – воскликнул король. – Если бы такие речи услышала моя любезная супруга, она призвала бы вас на Суд Любви* [В средние века собрание придворных дам и рыцарей, занимавшееся разбором любовных споров.], и вам бы пришлось держать ответ за все ваши грехи перед судом благородных девиц. И все же, я прошу вас, возьмите турнирное копье, добрый сэр Хьюберт.

– Я охотнее взял бы павлинье перо, мой повелитель. Но раз вы просите, я повинуюсь. Эй, паж, подайте мне одну из тех вон палок, и посмотрим, на что я способен.

Но сэру Хьюберту де Бегу не пришлось испытать ни свое искусство, ни удачу; для большой гнедой лошади, на которой он сидел, подобная игра в войну была столь же непривычна, как и для ее хозяина, только сердцем она была послабее; поэтому, когда она увидела направленное на нее копье, сверкающую кольчугу и бешено мчащегося коня, она взяла в сторону и галопом понеслась вдоль реки. Крестьяне на одном берегу и придворные на другом так и покатились со смеху. Сэр Хьюберт тщетно натягивал поводья – лошадь несла его все дальше через заросли дрока и вереска, пока он не превратился в трепетное пятнышко, мерцающее на темном склоне холма. В то самое мгновенье, когда противник свернул в сторону, Найджел осадил Поммерса так, что тот взвился на дыбы, отсалютовал копьем и спокойной рысью вернувшись к мосту, стал поджидать следующего противника.

– Дамы сказали бы, что наш славный сэр Хьюберт заслужил эту кару своими нечестивыми речами, – заметил король.

– Будем надеяться, что он сумеет объездить своего боевого коня, прежде чем рискнет появиться на нем промеж двух войск, – вставил Принц, – не то тугоуздость лошади противник примет за трусость рыцаря. Посмотрите, вон он несется – все еще перескакивает через каждый куст.

– Клянусь распятием, – произнес король, – хотя наш храбрый Хьюберт не завоевал славы в этом бою, зато он достоин почестей как наездник. Но мост-то все еще занят, Уолтер. Что же теперь делать? Выбьет кто-нибудь из седла этого молодого сквайра или вашему королю придется самому наклонить копье, прежде чем путь на мост станет свободен? Клянусь головой святого Фомы, я с удовольствием скрещу копье с этим благородным юношей.

– Что вы, что вы, ваше величество, – вмешался Мэнни, сердито глядя на неподвижного всадника, – ему и без того оказали довольно чести. У этого зеленого юнца и так голова закружится оттого, что он сможет хвалиться, как за один вечер выбил из седла моего оруженосца и увидел спину храбрейшего рыцаря Англии. Принесите мне копье, Роберт. Посмотрим, что я с ним сделаю.

Знаменитый рыцарь взял принесенное копье, как опытный мастеровой берет свой инструмент. Он дважды прикинул копье на руке, быстро пробежал взглядом от одного конца до другого – нет ли в дереве какого изъяна; потом, удостоверившись, что все в порядке, взял его наперевес. После этого, крепко ухватив поводья, чтобы лошадь повиновалась каждому его движению, он прикрылся щитом, висевшим у него на шее, и выехал на бой.

Ну, Найджел, молодой, неопытный Найджел, теперь тебе не помогут никакие силы природы – им не устоять против искусства и мощи такого бойца. Еще придет день, и ни Мэнни, ни сам Чандос не смогут выбить тебя из седла. А пока, даже будь у тебя и не такое неудобное, нелепое снаряжение, надежды почти нет. Падение твое близко, но когда ты увидишь знаменитые черные перевязи на золотом поле, твое доблестное сердце, не знавшее страха, зайдется лишь от изумления и радости, что тебе оказали такую честь. Скоро ты вылетишь из седла, но и в самых невероятных сновидениях тебе не могло пригрезиться, что за удивительное это будет падение.

И снова с глухим перестуком копыт по мягкому сырому лугу мчатся галопом лошади. Снова сшибаются всадники и раздается звон металла. Но теперь уже Найджел, получив удар тупым копьем прямо в переднюю часть шлема, вылетает из седла и с лязгом падает на траву.

Но Боже мой! Что случилось? Мэнни в ужасе всплескивает руками, и копье выпадает из его вдруг обессилевших пальцев. Со всех сторон с испуганными возгласами, призывая всех святых, к нему скачут всадники. Бывало ли когда-нибудь, чтобы благородная потеха завершилась так неожиданно и так страшно? Или всех обмануло зрение? Или колдовское наваждение помутило их разум? Но нет, увы, все слишком ясно: на зеленой траве лежит тело поверженного сквайра, а чуть подальше, ярдах в двенадцати, – его голова в стальном шлеме.

– Пресвятая Дева, – в отчаянии закричал Мэнни, соскакивая с лошади, – я отдал бы последний золотой, лишь бы этого не было! Как же это случилось? Что же это такое? Скорее сюда, милорд епископ! Воистину тут не обошлось без колдовства! Это дело рук самого дьявола.

Бледный епископ соскочил с лошади и сквозь толпу перепуганных рыцарей и оруженосцев протиснулся к распростертому на земле телу.

– Боюсь, услуги святой церкви уже не нужны, – произнес он дрожащим голосом. – Бедный юноша! Какой неожиданный конец! In medio vitae* [До половины дней своих (лат. – Пс. 54. 24).], как говорит Священное писание! Мгновение назад он был молод и горд – и вот голова его отторгнута от тела! Да сжалятся надо мною Господь Бог наш и святые его, да охранят меня от всяческого зла.

Слова эти вырвались из уст епископа с силой и страстью, не частыми в его молитвах. А причиной тому послужил возглас одного из оруженосцев, который, подняв с земли шлем, тотчас с испуганным видом бросил его обратно.

– Он пустой! – вопил оруженосец. – Он легкий как перышко.

– Клянусь Господом Богом, это правда! – выкрикнул Мэнни, дотронувшись до шлема. – В нем ничего нет. С кем же я сражался, отец епископ? От сего оно мира или от иного?

Чтобы лучше поразмыслить, епископ проворно вскарабкался на лошадь.

– Если тут орудует нечистый, – сказал он, – мое место там, возле короля. Certes* [Конечно (франц.).], если лошадь желта, как сера, неподалеку и сам дьявол. Клянусь, я видел, как из ноздрей у нее пошел дым с огнем. Ей в самый раз скакать с доспехами на спине, которые сражаются, хотя в них никого нет.

– Не спешите, отец епископ, – остановил его какой-то рыцарь. – Может быть, все так и есть, как вы говорите, только сотворила это человеческая рука. Когда я воевал на юге Германии, я видел в Нюрнберге металлическую фигуру, которую сделал один оружейник, – так она могла скакать на лошади и владела мечом. Если это такая же...

– Благодарю вас всех, господа, за честь, – раздался гулкий голос распростертого тела.

При этих словах даже доблестный Мэнни вскочил в седло, а несколько человек, как безумные, бросились врассыпную, подальше от ужасного тела, и лишь немногие, самые смелые, еще мешкали возле него.

– Больше всего, – продолжал гудеть голос, – я признателен благороднейшему рыцарю сэру Уолтеру Мэнни за то, что он, позабыв о своем высоком положении, снизошел до простого сквайра и скрестил с ним оружие.

– Клянусь Господом Богом, – сказал Мэнни, – если это и дьявол, у него очень изысканная речь. Я вытащу его из доспехов, черт возьми.

С этими словами он снова соскочил с лошади и, засунув руку в щель латного нашейника, крепко ухватил прядь золотистых кудрей Найджела. Найджел вскрикнул, и Мэнни окончательно убедился, что доспехи скрывают человека. В то же мгновение взгляд его упал на отверстие в нагруднике, который служил как бы забралом, и он разразился глубоким грудным смехом. Король, Принц и Чандос, которые с самого начала следили за всем происходящим издали и от изумления не могли ни вмешаться, ни вымолвить хоть слово, теперь, когда все стало понятно, давясь от смеха, подъехали к остальным.

– Вытащите его оттуда, – приказал король, держась за бока, – пожалуйста, снимите с него все это и освободите его. Много раз я бился на поединках, но, только глядя на этот, едва не вылетел из седла. Сквайр лежал так неподвижно, что мне показалось, будто удар о землю вышиб из него дух.

Найджел, и верно, пролежал все это время почти без памяти. Он знал, что с него сбили шлем, но никак не мог понять, чем вызваны всеобщее изумление и переполох. Теперь же, высвобожденный из громадной кольчуги, в которой он был заключен, как орех в скорлупе, он стоял, щурясь на яркий свет и сгорая от стыда из-за того, что придворные смеются над ним, поняв маленькую хитрость, на которую его вынудила унизительная бедность.

Доброе расположение духа вернул ему король.

– Вы доказали, что владеете оружием отца, – сказал он, – и достойны носить его имя и герб, ибо в вас жив дух, который в свое время его прославил. Но я знаю, что ни он, ни вы не потерпели бы, чтобы у вашего порога умирала с голоду алчущая толпа. А посему прошу вас, ведите нас в дом, и если трапеза окажется такой же изысканной как забава перед ней, празднество удастся на славу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю