Текст книги "Остров Дельфинов. Большая глубина. Рассказы"
Автор книги: Артур Чарльз Кларк
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Остров Дельфинов окаймлял коралловый риф – и это было настоящее волшебное царство. Чтобы узнать все его чудеса, не хватило бы человеческой жизни. Такое Джонни и во сне не снилось. Поля и леса казались безжизненной пустыней по сравнению с рифом, где кишмя кишели диковинные прекрасные существа.
Во время прилива море совсем заливало риф и только опоясывавша остров узкая полоса белого песка оставалась незатопленной. Однако проходило несколько часов – и все неузнаваемо преображалось. Правда, разница в уровнях при приливе и отливе составляла около метра, но риф был таким плоским, что вода отступала на несколько километров. На некоторых участках море уходило за горизонт и коралловая банка обнажалась, сколько хватал глаз.
Тогда-то и наступало время обследовать риф. Не нужно было даже особого снаряжения: пара крепких башмаков, широкополая шляпа, защищающая от солнца, да маска – вот и все. Самое важное – башмаки: острые ломкие кораллы могли изрезать ноги; даже маленькая царапина легко воспалялась, а иногда проходили целые недели, пока она заживала.
В первый раз Джонни отправился на риф вместе с Миком. Конечно, он не представлял себе того, что его ждет, все казалось ему удивительным и чуть страшным. Джонни вел себя на первых порах очень осторожно – и это было правильно. Тут обитали существа маленькие и на вид безобидные, которые тем не менее легко могли убить его, допусти он малейшую оплошность.
Мальчики спустились с пляжа на западной стороне острова, где обнажившийся риф имел всего около восьмисот метров в ширину. Сначала они шли по неинтересной ничьей земле – по мертвым, разбитым кораллам; эти обломки приносили сюда бури в течение веков. Да и весь остров был сложен из таких обломков, за столетие они покрылись сначала тонким слоем почвы, потом на ней проросли семена травы, потом поднялись деревья.
Вскоре мальчики миновали зону мертвых кораллов, и Джонни показалось, что он очутился в саду со странными окаменелыми растениями. Тут были ветви и веточки из цветного камня и какие-то массивные образования, напоминавшие гигантские грибы, такие прочные, что по ним спокойно можно было ходить. И все-таки это были не растения, а создани из мира животных. Когда Джонни наклонился, чтобы осмотреть один из таких грибов, он увидел, что его поверхность испещрена тысячами крошечных отверстий. Каждое из них представляло собой ячейку одного кораллового полипа – маленького существа, напоминающего миниатюрный морской анемон. Все эти ячейки были из извести, выделяемой самим животным. Когда животное умирало, домик его оставался пустым, и следующее поколение вело свое строительство поверху. Так, год за годом, век за веком рос коралловый риф. Все, что видел Джонни – целые километры плоской равнины, блестевшей под солнцем, – создали существа меньше его ногтя.
А ведь это был только маленький участок Большого барьерного рифа, который тянулся вдоль берега Австралии более чем на полторы тысячи километров. Теперь Джонни оценил замечание, брошенное профессором Казаном: профессор сказал, что риф – это самое большое сооружение на поверхности Земли, построенное живыми существами.
Джонни скоро убедился, что у его ног ведут свою особую жизнь не только кораллы, но и множество других тварей. Совершенно неожиданно неподалеку от него взметнулся в воздух маленький фонтанчик.
– Кто это сделал? – спросил Джонни, раскрыв рот от изумления.
Мик рассмеялся.
– Моллюск, – лаконично ответил он. – Услыхал твои шаги.
Еще через несколько шагов Джонни увидел, как это происходит. Моллюск сантиметров тридцати в поперечнике так глубоко врос в коралл, что снаружи виднелись только его створки. Сам моллюск наполовину высунул свое тело из раковины, оно походило на яркий кусок бархата и одновременно напоминало о блеске драгоценных камней-сапфиров и изумрудов. Мик шагнул к нему, встревоженный моллюск мгновенно захлопнул створки и выпустил струю воды чуть не в лицо Джонни.
– Это так, мелюзга, – презрительно сказал Мик. – Большие водятся поглубже – там они вырастают до метра в диаметре, а то и до полутора. Мой дед рассказывал, что, когда он занимался ловлей жемчуга и плавал на люгере из Куктауна, ему повстречался моллюск поперечником в три с половиной метра. Но он славился своими небылицами, и я в это не верю.
Джонни не верил и в полутораметровых моллюсков. Но позднее он убедился, что на этот раз Мик говорил истинную правду. Было неблагоразумно пропускать мимо ушей, как чистую фантазию, любой рассказ о рифе и его обитателях.
Они прошли еще сотню метров, обстреливаемые время от времени водометами встревоженных моллюсков, и достигли маленького озерка в скале. Стояло полное безветрие, и под неподвижной поверхностью воды Джонни увидел сновавших в глубине рыб столь же отчетливо, как если бы они парили в воздухе.
Они были окрашены во все цвета радуги, полосы на чешуе перемежались кругами и точками, словно над ними поработал безумный художник. Даже самые ослепительные бабочки не могли быть более яркими и цветистыми, чем рыбы, вьющиеся среди кораллов.
В озерке было много и других обитателей. Мик обратил внимание Джонни на два длинных щупальца, высовывавшиеся из маленькой пещерки. Они беспокойно двигались, обследуя окружающий мир.
– Пестрый лангуст, – сказал Мик. – Может быть, мы поймаем его на обратном пути. Они очень вкусные, если жарить их целиком, положив побольше масла.
На протяжении следующих пяти минут он показал Джонни десятка два различных существ; тут были моллюски с чудесными узорами на раковинах; пятиконечные морские звезды, медленно ползавшие по дну в поисках добычи; раки-отшельники, селившиеся в чужих опустевших раковинах; и, наконец, что-то вроде гигантского слизня, который выпустил целое облако пурпурных чернил, когда Мик дотронулся до него ногой.
Был там и осьминог, впервые встреченный Джонни. Он оказался младенцем, имел всего несколько сантиметров в поперечнике и застенчиво укрывался в тени, где его мог обнаружить только наметанный глаз Мика. Мик напугал его и заставил выбраться на свет: осьминог грациозно и плавно проплыл над кораллами, изменив при этом свою окраску с темно-серой на розоватую. Джонни восхитился этим красивым маленьким созданием, хотя тут же подумал, что, попадись ему навстречу большой осьминог, он испытал бы совсем другие чувства.
Джонни готов был простоять у этого маленького озерка хоть целый день, но Мик торопился. Они снова двинулись в путь, к видневшемуся вдали морю, огибая участки, где кораллы были слишком хрупки, чтобы выдержать их вес.
Один раз Мик остановился и подобрал пеструю раковину, величиной и видом напоминавшую еловую шишку.
– Посмотри-ка, – сказал он, протягивая ее Джонни.
Черный заостренный крючок, похожий на маленький серп, тщетно тянулся к нему с одного конца раковины.
– Ядовитый, – сказал Мик. – Если она ужалит тебя, сильно заболеешь. Можно даже умереть.
Мик осторожно положил раковину обратно. Джонни задумчиво смотрел на нее. Такая красивая, безобидная на вид и несет в себе смерть! Он надолго запомнил этот урок.
Но он узнал также, что риф не грозит опасностью, если следовать двум правилам здравого смысла. Первое – гляди, куда ступаешь, второе – ничего не трогай, если не знаешь, что это безвредно.
Наконец они достигли края рифа. Перед ними расстилалось медленно дышавшее море. Отлив еще продолжался, и вода стекала с обнажившихся кораллов по сотням узеньких русел, которые она пробила в живых скалах. Тут оставались большие глубокие озера, соединявшиеся с морем, в них плавали такие крупные рыбы, каких Джонни еще никогда не видел.
– Пошли, – сказал Мик, надевая маску. Почти без всплеска он нырнул в ближайшее озерко, даже не обернувшись, чтобы узнать, следует ли за ним Джонни.
На мгновение Джонни помедлил, но, побоявшись показаться трусом, осторожно спустился по хрупкому кораллу. Как только его маска погрузилась в воду, он забыл обо всех своих страхах. Подводный мир, который он рассматривал сверху, оказался еще прекраснее теперь, когда он плыл, опустив лицо вниз. Он и сам чувствовал себя рыбой в гигантском аквариуме. Через стекло маски он видел все поразительно отчетливо.
Джонни медленно следовал за Миком вдоль изгибавшихся стеной коралловых скал, которые, казалось, расступались по мере приближения к морю. Сначала глубина составляла всего шестьдесят-девяносто сантиметров. Затем дно внезапно ушло из-под ног Джонни, и, прежде чем он понял, что произошло, оно опустилось на шесть метров. Обширная банка кончилась, и теперь он плыл в открытое море.
Сперва он сильно испугался. Застыл на минутку и перевел дух, потом через плечо взглянул назад, чтобы убедиться, что безопасное место всего в нескольких метрах за ним. Затем снова стал глядеть вперед, вперед и вниз.
Определить точно, как глубоко проникает его взор, он не мог – пожалуй, метров на тридцать. Перед ним был длинный пологий скат, который вел в места, совершенно не похожие на только что покинутые им озера, пронизанные светом и играющие красками. Из мира, залитого солнцем, он заглянул в синий таинственный сумрак. Далеко внизу в этом мраке, колыхаясь, проплывали огромные тела, взад и вперед, словно в величавом танце.
– Кто это? – шепотом спросил Джонни своего спутника.
– Разновидность морского окуня, – сказал Мик. – Посмотри-ка.
И Мик, к ужасу Джонни, покинул поверхность воды и устремился в глубину так же быстро и грациозно, как любая рыба.
По мере приближения к этим движущимся теням Мик становился все меньше и меньше, а они словно вырастали в сравнении с ним. Он остановился прямо над ними, на глубине около пятнадцати метров. Вытянув руки, попытался коснуться одной из этих огромных рыб, но она махнула хвостом и вильнула в сторону.
Мик явно не спешил наверх. Джонни же, пока длилось это представление, успел судорожно вздохнуть не менее дюжины раз. Наконец, к большому облегчению единственного зрителя, Мик медленно всплыл, помахав на прощание морским окуням.
– Какой величины эти рыбы? – спросил Джонни, когда Мик вынырнул на поверхность и отдышался.
– Эти весят каких-нибудь сорок-пятьдесят кило. Видал бы ты их на севере – там они действительно большие. Мой дед поймал на крючок близ Кернса рыбину весом четыреста килограммов.
– Но ты ведь не веришь ему, – усмехнулся Джонни.
– Нет, верю, – ответил Мик, тоже с улыбкой. – В тот раз он ее сфотографировал и сохранил снимок.
Они повернули обратно. И пока добирались до края рифа, Джонни глядел в синеватую мглу, где нависали уступами коралловые глыбы, а между ними медленно плавали грузные тела. Этот мир был чужд, как инопланетный, хотя и находился здесь, на родной Земле. И именно потому, что мир этот был таким чужим, он наполнял Джонни любопытством и страхом.
Был только один способ освободиться от этого чувства. Рано или поздно ему придется последовать за Миком и спуститься вниз по этому синеватому таинственному склону.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
– Вы правы, профессор, – сказал доктор Кейт, – хотя черт мен подери, если я знаю, как вы об этом догадались. В радиусе действия наших гидрофонов нет ни одной крупной стаи дельфинов.
– Тогда мы поищем их с помощью «Летучей рыбы».
– Но как их найти? Они могут оказаться где угодно в пределах двадцати пяти тысяч квадратных километров.
– А для чего искусственные спутники? Вызовите контрольную станцию Вумера и попросите провести фотосъемки моря вокруг острова в радиусе восьмидесяти километров. Завтра как раз на восходе солнца один из спутников пройдет над нами.
– Но почему именно на восходе? – спросил Кент. – А, понимаю, длинные тени помогут обнаружить цель.
– Разумеется. Обыскать такую огромную акваторию – дело непростое, и, если поиски продлятся слишком долго, дельфины за это время окажутся бог знает где.
Джонни услышал о проекте вскоре после завтрака, когда его вызвали для участия в разведке. Профессор Казан, видимо, откусил кусок больше, чем мог разжевать: бильдаппарат острова принял двадцать пять фотографий, каждая из которых охватывала квадрат со стороной тридцать километров и содержала огромное количество деталей. Эти снимки были сделаны с метеорологического спутника, обращавшегося на высоте всего восемьсот километров, примерно через час после рассвета. Облачности не было, и фотографии получились отличными. Мощные телескопические камеры сократили расстояние всего до восьми километров.
Из всей этой мозаики Джонни дали на рассмотрение не слишком важный, но самый интересный для него снимок. Снимок этот был центральным и запечатлел остров целиком. Рассматривать его через лупу было необыкновенно увлекательно. Джонни узнавал здания, дорожки и суда, отчетливо видимые у берега.
Можно было разглядеть даже отдельных людей, которые казались маленькими черными точками.
Джонни воочию убедился, какой гигантский риф окружает Остров Дельфинов. Он тянулся на много километров в восточном направлении, и остров возле него казался маленькой запятой.
Съемка производилась в часы прилива, но сквозь неглубокий слой воды ясно вырисовывалась каждая деталь рифа. Джонни почти забыл о полученном задании, увлекшись исследованием углублений, подводных долин и сотен маленьких ущелий, прорытых водой, устремлявшейся с рифа во врем отливов.
Поиски увенчались успехом: стаю обнаружили примерно в ста километрах к юго-востоку от острова, почти что на краю фотомозаики. Ошибиться было невозможно: видно было, как поверхность воды рассекали десятки темных тел; некоторых объектив запечатлел в тот момент, когда они выпрыгивали в воздух. Двузубые расходящиеся вилки следов, которые дельфины оставляли на воде, показывали, что они направляются на запад.
Профессор Казан с удовлетворением посмотрел на фотографию.
– Они приближаются, – сказал он. – И если не свернут, мы сможем встретиться с ними через час. «Летучая рыба» готова?
– Еще принимает топливо. Сможем выйти в море через тридцать минут.
Профессор взглянул на часы. Он был взволнован, как маленький мальчик, которому обещали пикник.
– Хорошо, – отрывисто сказал он. – Через двадцать минут всем быть на пристани.
Джонни явился через пять. Он в первый раз попал на борт судна («Санта-Анна» в счет не шла, ибо там он почти ничего не видел), а потому принял твердое решение ничего не упустить. Его только успели согнать с «вороньего гнезда», возвышавшегося над палубой на десять метров, как на борту появился профессор в яркой гавайской рубашке, с фотоаппаратом, биноклем и портфелем. Он курил огромную сигару.
– Пошли? – сказал профессор.
«Летучая рыба» отчалила.
Выйдя из канала, пробитого в коралловом барьере, она снова остановилась у края рифа.
– Чего мы ждем? – спросил Джонни у Мика, который, перегнувшись через поручни, глядел вместе с ним на удалявшийся остров.
– Не знаю точно, – ответил Мик. – но догадываюсь. А, вот и они! Профессор, верно, вызвал их через подводные громкоговорители. Хот обычно они появляются и без этого.
К «Летучей рыбе» приближались два дельфина, они высоко подпрыгивали над водой, словно желая привлечь к себе внимание. Животные подплыли к самому судну, и, к удивлению Джонни, их немедленно приняли на борт. С помощью лебедки на воду спустили парусиновый кошель, один из дельфинов вплыл в него, и кошель с ним подняли на палубу. Там дельфина выпустили в ящик с водой, расположенный на корме. То же проделали и со вторым. В маленьком аквариуме едва хватало места на двух животных, но они, видимо, чувствовали себя превосходно. Было ясно, что все это им не в новинку.
– Эйнар и Пегги, – сказал Мик. – Самые умные дельфины из всех, какие у нас бывали. Профессор выпустил их в море несколько лет назад, но они никогда не уплывают слишком далеко.
– Как вы их различаете? – спросил Джонни. – Мне они все кажутся одинаковыми.
Мик почесал в своей курчавой голове.
– Не знаю, как и ответить. Что касается Эйнара, то его легко узнать – видишь шрам на левом плавнике? А его девушка обычно Пегги. Так что вот. Думаю, что это Пегги, – добавил он с сомнением в голосе.
«Летучая рыба» набрала ход и удалялась теперь от острова со скоростью около десяти узлов. Шкипер (один из многочисленных дядей Мика) не хотел, однако, давать полный вперед, пока судно не минует все подводные препятствия.
Риф остался в двух милях за кормой, когда шкипер выпустил крылья и открыл гидропульты. Как бы обретя силы, «Летучая рыба» разогналась, потом сделала рывок и стала подниматься. Через несколько сот метров над водой оказался весь ее корпус. Эффект торможения сократился во много раз. Теперь при одной и той же мощности двигателей «Летучая рыба» скользила по гребням, делая уже пятьдесят узлов, а не десять, которые были ее пределом, если ей приходилось корпусом рассекать волны.
Необыкновенно увлекательно было стоять на открытой носовой палубе, крепко держась за леера, и следить за бурунами, что вздымались за кормой скользящего по океану судна. Однако Джонни пробыл там недолго. От ветра спирало дыхание, и он укрылся за мостиком. Здесь он и оставался, глядя, как тает вдали Остров Дельфинов. Сперва остров плыл по морю, словно плот из белого песка, покрытого зеленью, потом превратился в узкую полоску и наконец совсем исчез у горизонта.
На протяжении следующего часа они прошли мимо нескольких таких же островов, только поменьше Дельфиньего. Острова эти, как говорил Мик, были необитаемыми. Издали они казались такими чудесными, что Джонни никак не мог понять, почему они пустуют в этом перенаселенном мире. Он пробыл на Острове Дельфинов слишком недолго и ничего не знал обо всех трудностях, с которыми неизбежно сталкивается любой, кто захотел бы поселиться на Большом барьерном рифе, – со сложной проблемой снабжени энергией, водой и кучей всякого другого.
Вдруг «Летучая рыба» замедлила ход, осела в воду, а затем и совсем остановилась, хотя кругом в пределах видимости не было и признака земли.
– Тише, пожалуйста! – закричал шкипер. – Профессор хочет немного послушать!
Слушал профессор недолго. Минут через пять он вышел из каюты, видимо, очень довольный.
– Мы напали на след, – сказал он. – Дельфины в пяти милях от нас и орут во всю глотку.
«Летучая рыба» снова пустилась в путь, отклонившись на несколько румбов к западу от своего первоначального курса. Через десять минут ее уже окружали дельфины.
Сотни животных легко, без всяких усилий прокладывали себе путь в океане. Когда «Летучая рыба» остановилась, они собрались вокруг нее, словно ждали этого визита; возможно, так оно и было.
Эйнара с помощью лебедки спустили за борт. Но только одного Эйнара.
– Там слишком много неистовых самцов, – объяснил профессор, – а мы не хотим никаких передряг, пока Эйнар будет вести с ними переговоры.
Пегги была глубоко возмущена, однако ничего не могла поделать, разве что окатывать водой всякого, кто неосторожно приближался к ней.
«Это одно из самых странных совещаний, какие происходили когда-либо на свете», – подумал Джонни. Он стоял с Миком на передней палубе, свесившись через борт, и рассматривал лоснящиеся темно-серые тела, теснившиеся вокруг Эйнара. «Что они говорят? Достаточно ли понимает Эйнар язык своих, глубоководных родичей – и поймет ли самого Эйнара профессор?»
Тем не менее независимо от любого исхода совещания Джонни чувствовал глубокую благодарность к этим дружелюбным грациозным существам. Он надеялся, что профессор Казан сумеет помочь им, как они помогли ему, Джонни.
Через полчаса Эйнар вернулся и был снова поднят на борт – к большому облегчению Пегги, а также и профессора.
– Будем надеяться, что большую часть времени они потратили на болтовню, – сказал профессор. – Чтобы понять серьезную беседу, котора длилась у дельфинов целых тридцать минут, нам нужна неделя напряженной работы, даже с помощью кибернетических машин.
Под палубой взревели ожившие двигатели «Летучей рыбы», и судно опять неспешно поднялось из воды. Дельфины держались вровень с ним на протяжении нескольких сот метров, но вскоре безнадежно отстали. Это были единственные гонки, в которых они не могли рассчитывать на победу. Джонни в последний раз разглядел их в нескольких милях за кормой – стадо казалось черной полоской у горизонта. Потом не стало и этой полоски.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Джонни начал обучаться легководолазному делу у края пристани среди стоявших на якоре рыболовных судов. Вода была прозрачной, как хрусталь. Глубина здесь не превышала полутора метров, так что, привыкая к ластам и маске, он мог совершать все ошибки новичков, ничем не рискуя.
Мик был не очень хорошим учителем. Сколько он себя помнил, он всегда умел плавать и нырять и теперь начисто забыл о трудностях, с которыми когда-то сталкивался. Ему казалось просто невероятным, что кому-то приходится прилагать значительные усилия, чтобы опуститься на морское дно и провести там две-три минуты. Поэтому он терял терпение, когда его ученик не мог сразу погрузиться глубже, чем на десять сантиметров, и болтался на поверхности, словно пробка, размахивая ногами в воздухе.
Однако довольно быстро Джонни понял, что нужно делать. Он научился до конца выдыхать воздух перед погружением: с полными легкими он превращался в воздушный шар, обладавший такой плавучестью, что уйти под воду было попросту невозможно. Далее он установил, что нужно поднимать ноги из воды, и тогда их ничем не поддерживаемая тяжесть толкнет его книзу. А уже под водой он сможет начать действовать ластами, с легкостью передвигаясь в любом направлении.
После нескольких часов тренировки тело его обрело ловкость. Джонни узнал, какое это наслаждение устремляться вниз и парить в мире невесомости, подобно космонавту на орбите. Научился делать петли и переворачиваться на месте или же, не шевеля и пальцем, дрейфовать на любой глубине. Однако он не мог оставаться под водой и половину того времени, какое способен был провести там Мик. Как и для всякого стоящего дела, тут требовались время и практика.
Он знал теперь, что время у него будет. Профессор Казан, вообще-то человек мягкого характера, когда было нужно, проявлял завидную твердость; пользуясь своим влиянием, он позаботился о Джонни, нажав на все кнопки. После заполнения бесконечных анкет Джонни был официально зачислен в штат островной станции. Тетя согласилась на это с величайшей готовностью и немедленно выслала ему те немногие вещи, которые имели для него какую-то ценность. Теперь, когда он находился на другом конце света и мог беспристрастно подумать о своем прошлом, Джонни понял, что кое в чем виноват и сам. Разве он когда-нибудь прилагал усилия, чтобы стать членом семьи, в которую был принят? Он ведь знал, что его овдовевшей тетке приходилось нелегко. Вероятно, со временем, став постарше, он сумеет лучше разобраться во всех ее делах и затруднениях и, возможно, даже подружиться с ней. Но как бы то ни было, он ни на мгновение не жалел о том, что убежал из дому.
В жизни его открылась новая глава, никак не связанная с прошлым. Ему казалось, что раньше он только существовал, а не жил по-настоящему. Потеряв в раннем детстве тех, кого любил, он боялся привязаться к кому-нибудь снова. Хуже того – он стал подозрительным и замкнутым в себе. Но теперь, на острове, в дружной товарищеской семье, опрокинувшей перегородки его сдержанности, он менялся с каждым днем. Рыбаки были дружелюбны, добродушны и не слишком надрывались на работе. Да и зачем им было надрываться: в этих краях постоянно тепло и достаточно закинуть в море сеть, чтобы быть всегда сытым. Чуть не каждый вечер люди собирались на берегу, чтобы потанцевать, посмотреть кинофильм или поужинать всем вместе. Ну, а если лил дождь – здесь за час выпадало несколько сантиметров осадков, – сидели у телевизора. Можно было смотреть передачи откуда угодно: благодаря спутникам связи расстояние между Островом Дельфинов и любым городом Земли преодолевалось менее чем за полсекунды. Островитяне видели все, что мог предложить им мир, сохраняя при этом все преимущества обособленности. Они пользовались, в сущности, всеми благами цивилизации и страдали лишь от немногих ее пороков.
Жизнь Джонни, разумеется, состояла не из одних только развлечений. Как и все островитяне в возрасте до двадцати лет (а некоторые и постарше), он должен, был ежедневно проводить несколько часов в школе.
Профессор Казан уделял много внимания делу образования, и на острове было двенадцать учителей – два живых и десять электронных. Почти обычное соотношение – изобретение обучающих машин в середине двадцатого века наконец поставило систему образования на научную основу.
Все счетно-решающие устройства на острове были соединены с ОСКАРОМ – большой кибернетической машиной. ОСКАР делал для профессора переводы, выполнял значительную часть канцелярской и бухгалтерской работы, а иногда и участвовал в шахматных чемпионатах. Вскоре после появлени Джонни на острове ОСКАР тщательно проэкзаменовал его, чтобы установить уровень знаний, затем подготовил соответствующие магнитофонные ленты дл самообучения и отпечатал программу занятий. Теперь Джонни ежедневно проводил не менее трех часов за клавиатурой обучающей машины, усваивая информацию и печатая ответы на вопросы, появлявшиеся на экране. Он мог сам выбирать время для занятий, но у него хватало ума не пропускать их. А если уж такое случалось, ОСКАР немедленно жаловался профессору или – еще хуже – доктору Кейту.
Впрочем, обоих ученых занимали сейчас куда более важные дела. Проработав целые сутки, профессор Казан перевел послание, доставленное Эйнаром, и угодил, можно сказать, прямо в тупик. Если уж выбирать дл характеристики профессора одно слово, то вернее всего было назвать его «миролюбивым». И вот, к великому огорчению ученого, ему предлагалось поддержать одну из ведущих войну сторон.
Он пристально смотрел на отпечатанное ОСКАРОМ послание, словно надеясь, что оно исчезнет. Но пенять он мог только на себя; в конце концов, не кто иной, как он сам добивался этого послания.
– Ну, профессор, – спросил, склонившись над контрольным устройством, усталый и небритый доктор Кейт, – что мы теперь будем делать?
– Не имею ни малейшего представления, – сказал профессор Казан. Подобно большинству талантливых ученых и очень немногим бесталанным, он никогда не скрывал, что чем-либо озадачен. – А что вы предлагаете?
– Мне кажется, это как раз тот случай, когда следует обратиться к нашему Консультативному комитету. Почему бы не потолковать с несколькими его членами?
– Неплохая идея, – сказал профессор. – Посмотрим, с кем можно связаться в это время суток.
Он вынул из ящика список имен и стал водить пальцем по столбцам.
– С американцами нельзя – они все спят. То же относится и к большинству европейцев. Остаются – посмотрим – Саха в Дели, Гирш в Тель-Авиве, Абдаллах в…
– Вполне достаточно! – прервал его доктор Кейт. – Не припомню такого случая, чтобы совещание принесло хоть какую-нибудь пользу, если в нем участвовало больше пяти человек.
– Правильно, попробуем вызвать этих.
Четверть часа спустя пять человек, разбросанных по всему земному шару, беседовали между собой, как если бы находились в одной комнате. Профессор Казан не потребовал установления телесвязи, хотя в случае надобности это было вполне осуществимо. Для обмена мнениями достаточно и звука.
– Господа, – начал он после обычных приветствий, – перед нами возникла проблема. Вскоре она будет передана на рассмотрение всего комитета, а может быть, куда более высоких инстанций. Но сначала мне хотелось бы узнать ваше мнение неофициально.
– Ха! – сказал крупнейший биохимик доктор Хассим Абдаллах, из Пакистана. Говорил он из своей лаборатории. – Вы уже раз десять «неофициально» запрашивали мое мнение, но я не помню случая, чтобы вы хоть в чем-то с ним посчитались.
– Но на сей раз будет иначе! – ответил профессор.
Торжественность его тона возвестила, что это не обычная дискуссия.
Профессор вкратце описал события, предшествовавшие появлению Джонни на острове. Они были уже известны его слушателям, ибо весть о чудесном спасении мальчика разнеслась по всему миру. Затем профессор рассказал, о дальнейшем – о рейсе «Летучей рыбы» и о переговорах Эйнара с глубоководными дельфинами.
– Это может войти в учебники истории, как первое совещание между людьми и представителями другого вида животных. Первое! Я уверен, что оно не будет последним. Думаю, именно теперь нам представилась возможность внести свой вклад в грядущее на Земле и в космосе. Я знаю, что, по мнению некоторых из вас, я преувеличиваю умственные способности дельфинов. Что ж, судите сами. Они обратились к нам, ища защиты от самых беспощадных своих врагов. В море только два вида живых существ нападают на них. Разумеется, прежде всего акула, но она не представляет серьезной опасности для стаи взрослых дельфинов, они могут убить ее ударами по жабрам. Поскольку акула глупая рыба – глупая даже для рыбы, – они не испытывают к ней ничего, кроме презрения и ненависти. Иное дело другой их враг, потому что это их родич – косатка Orcinus Orca. Не будет особенным преувеличением, если мы назовем этого гигантского дельфина каннибалом. Длина его достигает порой десяти метров, случалось ловить косаток, в брюхе которых находились остатки двадцати дельфинов. Представляете аппетит, для удовлетворения которого требуется по двадцать дельфинов зараз! Неудивительно, что они просят нашей помощи. Они знают, что мы обладаем недоступными для них возможностями: ведь наши суда бороздят моря уже много столетий. Быть может, на протяжении всех этих веков их дружелюбное отношение к нам было попыткой установить контакт, обратиться к нам за помощью в их бесконечной войне, и лишь теперь у нас хватило ума понять их. Если это так – я стыжусь за себя и весь человеческий род.
– Минутку, профессор, – вмешался индийский физиолог доктор Саха. – Все это очень интересно, но вполне ли вы уверены, что ваше толкование правильно? Не сердитесь, но нам известно ваше пристрастие к дельфинам, и большинство из нас разделяет эти симпатии. Вы уверены, что не вложили в их уста собственные мысли?
Другому эти слова могли бы показаться обидными, хотя доктор Саха и старался говорить как можно тактичнее.
Но профессор Казан ответил ему достаточно мягко.
– Сомнений нет. Спросите Кейта.
– Это точно, – подтвердил доктор Кейт. – Я, разумеется, перевожу с дельфиньего хуже, чем профессор, но тут я готов поставить на карту свою репутацию.
– Во всяком случае, – продолжал профессор Казан, – следующий пункт моего выступления покажет, что я не такой уж безоглядный сторонник дельфинов, как бы я их ни любил. Я не зоолог, но знаю кое-что о равновесии в природе. Даже если мы в состоянии им помочь, должны ли мы это делать? Доктор Гирш, что вы думаете?