Текст книги "Цвет изумрудных глаз"

Ночь теперь уже повсюду.

Сна нарушены границы.

Пусть придёт он с ниоткуда.

Пусть же он на белых крыльях.

Принесет тебя скорее.

Пусть же небыль станет былью.

В ночь дождливую согреет.

Я возьму тебя на руки.

За спиной расправлю крылья.

В глуховатом сердца стуке.

Эта сказка станет былью.

Белым ангелом под светом.

Крепко я сожму в объятьях.

Ту любовь что песней спетой.

Станет жизнью над проклятием.

Дорогая мы проснемся.

Вспомним сразу друг о друге.

Чуть попозже мы вернёмся.

К сновидениям и к их слугам.

Зачем бессмысленно любовь искать?

Зачем бессмысленно любовь искать?

Зачем пытаться позабыть о ком-то?

Из-за этого останется страдать.

– А сердце цело?– Нет уже потерто.

Лишь время лечит, все расставит по местам.

Но очень долго, ждать лечебный миг.

Рукой скользнув, опять небрежно по холстам.

Уже не радует любви ушедшей лик.

А что нам нужно, чтобы просто быть счастливым?

Без вина, найти отдушину в судьбе.

И просто убежав от памяти тоскливой.

Не свернуть и ни упасть, на жизненной тропе.

Чистый лист.

Я не знаю что высказать словом.

В тишине опустевшей печали.

Под темнеющим неба покровом.

Спотыкаюсь, бегу вновь за стаей.

Что уходит, не вспомнив о друге.

Даже взгляда косого не бросив.

По лесам, да полям, и по кругу.

Лишь встречаются стебли колосьев.

Чистый лист упадёт закружившись.

Не израненный осенью красной.

В темноте над землею склонившись.

В ту же ночь, где повсюду ненастье.

Как хочу, когда жар внутри тела.

Распахнуть окна, двери, все настежь

Ту любовь что когда-то согрела.

Разорвать как бумагу на части.

Чистый лист, без единой морщины.

До земли, как немного совсем.

Что-то острое целиться, в спину.

Верно, заповедь старых проблем.

Лист упал и в снегу затерялся.

Поседел и немного стал старше.

В воздух так не легко вновь подняться.

От попыток становится страшно.

Я не знаю что высказать словом.

В тесноте обуздавшего мира.

Нужно встать, и быть нужно готовым.

Заштопать душевные дыры.

Продавцы времени.

Нету времени на то чтобы жить.

Один час равен крупной монете.

Остаётся лишь только дарить.

Секунды, в обмотках бюджета.

Час за часом и день ото дня.

Поднимаемся снова с постели.

Мы хотим лишь немного тепла.

В час озлобленной, мерзкой метели.

Мы по кругу идём словно стрелки.

Старинных забытых часов.

Лишь словами идут перестрелки.

Словно тонкое острие льдов.

Дарим время берём на замену.

То что дорого только для нас.

И упершись рукой прямо в стену.

В слепоте ждём прозрение глаз.

Будет время на то, что бы жить.

Повторяем себе час за часом.

И глаза ждём поспешно закрыть.

Когда жизнь вдруг станет прекрасной.

Дела опоздавших минут.

Мы уходим и хлопаем дверью.

Устремляя глаза, в темноту.

И тревога на пару с поверьем.

Нагоняют опять суету.

Все уходят, без слов на прощание.

Лишь в память вонзив тусклый взгляд.

В их поступках нет больше раскаяния.

Им не страшен на дне горький яд.

Нам лишь нужно и только немного.

Одолеть боль, длинною в века.

И проснувшись от света дневного.

Скинуть пальцы с больного виска.

И часы бегут как марафонцы.

Вместе с ними и радость, и грусть.

Вновь угаснет уставшее солнце.

Это все мы учли наизусть.

Мы выходим и видим лишь тени.

Тех домов где нас больше не ждут.

Позже мы в своих прячемся стенах.

Ждут дела опоздавших минут.

Когда – нибудь...

Когда – нибудь, мне тоже станет проще.

И с сердца груз, я скину и тогда.

Моя душа подобно майской роще.

Вдруг зацветет, сквозь хмурые года.

Мне самому, нести невмоготу.

То бремя лет, упавшее на плечи.

Был крик души. И ругань в пустоту.

Надеясь лишь, что время раны лечит.

Мне и сейчас, покоя так же нету.

Из-за того, что я решил тогда.

Дураком, бродить себе по свету.

Печаль души, раскрашивать в цвета.

И как смешно, что не было мне грустно.

А числа, лишь на память ставят след.

Хоть в сердце слов, бывало очень густо.

Но так не смог, найти я свой ответ.

Быть может мне, и вправду станет лучше.

И позади, останется беда.

И больше я, не назовусь заблудшим.

Когда меня, поманят города.

Чужие лица

Чужие лица у знакомых мне людей.

И их мне не узнать при первом слове.

Как будто не было всех тех моих друзей.

Что были мне близки по крови.

Глаза закрыв зачем то вспоминаю.

Все то что я, когда-то зачеркнул.

Осколки хрусталя, в ладони зажимаю.

Я памяти до капли все вернул.

Мой небоскреб из тысячи ступеней.

Заставит вновь подняться на этаж.

Быть может, извлеку урок я ценный.

Заштопав по дороге камуфляж.

С высокого холма смотрел на город.

Пытаясь разглядеть дорогу сквозь туман.

Я осознал, что он уже не молод.

Поверил как и я в обман.

Чужие лица у знакомых мне людей.

И в глубине души я знаю.

Что все мы позабыли радость дней.

Не дождавшись встречи исчезаем.

Мир.

Мир и не был таким как и прежде.

Да и раньше он не был другим.

Обездоленным бросив надежду.

Тем кто был от рождения гоним.

И писали судьбу словно кистью.

В здравии, даже с хмельной головой.

Загребая осенние листья.

Изувеченной красной рукой.

Кто-то видел за окнами город.

В чёрных тучах, свинцовых дождей.

Было зелье, огонь, брань, и ворот.

И дорога из сотни камней.

Нету, даже холодного солнца.

То что греть могло в час роковой.

Оно спит, но с рассветом проснется.

Когда земля прорастет вновь травой.

Может будет ещё светлый праздник.

Может будет ещё сердца стук.

Не один, ни другой не угаснут.

И в беде, снова встретится друг.

Что ещё для нас станет важнее?

В мире фальши скупой красоты.

Дурачок ищет тех кто глупее.

Исходя из своей пустоты.

Мир и не был таким как и прежде.

Да и раньше он не был другим.

Просто он засоренным невеждой.

Раздарил себя гадам чужим.

Земля.

Сколько всего ты смогла пережить?

Невозможно на месте, всегда устоять.

Для чего и калекам, здоровым здесь быть.

Как одурманенным тайну понять?

Шумы дождя, и заснеженных бурь.

Засядут, в душе под захламленный вздор.

Слова от случайных знакомых как дурь.

Чернотой затуманят отбеленный взор.

Тысяча дней, сплетенные в миг.

В переполненном снова трамвае.

За окнами дым, озабоченный крик.

Со словами о брошенном рае.

В рассвете как прежде шуршание листвы.

Ветер дерзкий метает снежинки.

По улицам каждый с глазами совы.

Опасается, тёмной тропинки.

Сколько всего ты смогла пережить?

Твоя тайна, воскресшая совесть.

Знаю я что ты сможешь на век сохранить.

Нашей жизни, кровавую повесть.

Наша жизнь, сурова как Сибирь.

Наша жизнь, сурова как Сибирь.

И лишь в мечтах, тепла как Африка.

И каждый словно раненый снегирь.

Не долетит, до солнечной романтики.

Лишь в сердце лёд, застрял сосулькой острой.

И в нелюбовь, любовь опять оделась.

Но сбившись с ног, мы тёплый ищем остров.

Не близок он, как нам бы ни хотелось.

Купить билет, на рейс в один конец.

Уйти в полёт, надёжно пристегнув ремень.

Когда ты веришь что в душе боец.

Но вот опять стреляет, в мозг мигрень.

И только среди книг, альбомов, жизненный фрагмент.

Толкнет тебя на край, а ты и рад бы и упасть.

Сказать что это мой, мне сердцу близкий континент.

Но жизнь она игра, её не бита масть.

Но может быть, есть шансы и у тех.

Кто видит путь, в туманах холодрыг.

Боль в сердце бьёт, судьбы лишь слышен смех.

Но ни к чему бросать, из горла крик.

И наша жизнь сурова как Сибирь.

И не сбежать, я узник в её стенах.

Но может быть, избавившись от гирь.

Я ей скажу, что больше, здесь не пленный.

Постой.

Постой серебряная ночь, не уходи.

Обними меня, и не бросай в рассвет.

Ты надо мною, чёрным вороном лети.

А я нисколько не печален нет.

Здесь тишина, и лишь скрипит немного дверь.

От сквозняка, разбитых и былых надежд.

Я слабым был, и говорил себе поверь.

В ту правда что нага, как ангел без одежд.

Что за душой, то это все моё.

Отдать врагу, а ведь не хватит сил.

Острее зависть, чем само копье.

Что не поймёшь, зачем и для кого, ты жил.

Печальнее всегда, остаться в дураках.

С бессонницей потом, на части ночь делить.

В ослабленных сжимая кулаках.

Дрожь, с которой нужно будет жить.

Постой серебряная ночь, как свечи, звезды не гаси.

Побудь со мной, ещё хотя – бы час.

А если ты уйдешь, на крыльях унеси.

Ту память, когда-то мной любимых глаз.

Огни раннего утра.

Подняв свое тело с постели.

Устремляешься в хлопоты улиц.

Где за окнами сверлят метели.

Пассажиров, со станций сотрудниц.

Это первая верная стужа.

Толи бьёт, толь целует лицо.

Город спит, триста лет разоружен.

Рану греет со швом пальтецо.

Вот щелчок часов снова по кругу.

И в запасе, пятнадцать минут.

Мы шального лишь времени слуги.

Опоздавших как прежде, не ждут.

И мелькают во тьме сигареты.

Источая отравленный дым.

Над щербатым сырым парапетом.

Вьются снег, вместе с паром седым.

Здесь по рельсам идут тепловозы.

И настойчиво дерзко гудят.

Словно в битву, вступают с морозом.

Их огни, в раннем утре горят.

Подняв свое тело с постели.

А ведь скоро опять выходной.

И пусть сверлят и злятся метели.

За рабочей уставшей спиной.

Ангелы ясного света.

Не кутайся в плащ от печали.

Не спеши в непроглядную ночь.

Не топи в бесконечной морали.

Наше время ушедшее прочь.

Ты хотела быть как Маргарита.

По мирам, среди лун пролетать.

Но прослыла лишь птицею сбитой.

Суждено век, во тьме коротать.

Наши души как будто из шёлка.

Что мараются грязью легко.

Вместе с грязью, и в сердце иголка.

Лезет в рану опять глубоко.

Ночь уже, не спокойная пьеса.

Лишь бессонницей режет виски.

Ненавидит меня словно беса.

И сердце мне рвёт на куски.

Мы лишь ангелы ясного света.

Только можем чужим свет дарить.

Все давно позабыли ответы.

На вопросы о том, как любить.

Не кутайся в плащ от печали.

Ляг спокойно, во сне отдохни.

И пусть сердце от снега оттает.

Пусть зажгутся в нем, снова огни.

Я уйду в закат, ты в рассвет.

Начнётся наш день, с добрым утром.

С поцелуев обещанных слов.

И рассвет в желто-розовой пудре.

Освещает страницы стихов.

Старый мост, в именах нам на память.

И ржавый замок на любовь.

Не согрело которого пламя.

На границе коварных веков.

Нам с тобой не пророчили счастье.

Завистливых лиц языки.

Мои пальцы впивались в запястья.

Твоей боли, любви вопреки.

Этот город рожденный грехами.

Нас с тобою хотел уберечь.

И светил нам во след этажами.

Где ждала беды узкая сечь.

Вечер наш, пройдет в красках неона.

Дешевых стеклянных реклам.

Город спит, здесь лишь наши законы.

Неизвестные старым мирам.

Всё сгорит и останется пепел.

От страницы внезапной любви.

Там я был, но как будто и не был.

Мы ковали свой мир на крови.

Вот и всё, приближается вечер.

Тает солнца, блуждающий свет.

Это наша последняя встреча.

Я уйду в закат, ты в рассвет.

Лепестки красных роз.

А ты выкинешь в окно букет роз.

Не из – за ненависти просто от счастья.

И не прольешь от несчастия слёз.

Даже если бьёт в сердце ненастье.

Не ждёшь ничего, и не знаешь.

Взамен буйствам не ждешь тишины.

Не прощая, ты все понимаешь.

И не терпишь в душе новизны.

Ты откроешь окно, и увидишь.

Следы, первых декабрьских дней.

Больно ранив, но впредь не обидишь.

Того кто сердце пронес средь огней.

Но ты выкинешь в окно букет роз.

Утопая в сомнении встречи.

Лепестки вверх подхватит мороз

Чтоб украсить обиженный вечер.

Может быть, нам не ясно на свете.

Чувство то, что бьёт в сердце спроста.

И как будто мы малые дети.

Не понимаем в любви ни черта.

Ночью тёмной быть может увижу.

В твоём окне, свет луны золотой.

И себя, я опять ненавижу.

За мысли, о том, кто с тобой.

Ты выкинешь в окно букет роз.

В грусти тоже есть капелька счастья.

Да и в радости есть капля слёз.

А в моем сердце, лишь девочка Настя.

А ты в этот вечер придёшь в черном платье.

А ты в этот вечер придёшь в черном платье.

Не будет дождей и над крышей тумана.

Я душу свою бы отдал на распятие.

Лишь только б не слышать из сердца обмана.

Мы по жизни актёры, искусства студенты.

И вся наша жизнь это странный арт-хаус.

А на счастье, свободу, мы лишь претенденты.

И голову в землю, как бешеный страус.

Вероятней всего вновь войне разыграться.

Чем видеть тебя, в суете вечеров.

Ожиданиями, картой судьбы проиграться.

И пасть одиночкой во тьме городов.

Я забыл, я запнулся на вежливом слоге.

И быть не хочу для кого-то примером.

И мне без тебя не уйти от тревоги.

Душа словно храм за разрушенным сквером.

А ты в этот вечер придёшь знаю точно.

Пусть будут дожди, и слепые туманы.

Любовь она ведь, не бывает заочной.

И пусть она веком щедра на обманы.

Я забыл о чем наша история жизни.

В чем счастье побед, и беда поражений.

Быть может, любовь не была и корыстной.

А только объектом, зловещих презрений.

А ты в этот вечер придёшь в черном платье.

Мы знаем с тобой будет вечер не вечен.

Я душу свою бы отдал на распятие.

Что б лишь повторить, то мгновение встречи.

Данке Шон.

Я к вам опять, без приглашения приду.

Прошу простить, меня за мою наглость.

Я изнывал, и маялся в бреду.

За то что я, грешил вином на святость.

Скажите вы, а есть ли мне прощение?

Где мне найти, судьбы моей маршрут?

И ночью лишь, одно мне представление.

Врачи её, бессонницей зовут.

Налейте мне, чего – нибудь покрепче.

Зажгите свет, торшерный для меня.

Что б было вам, и мне немного легче.

Из всех стихий, мы ценим лик огня.

Как мы близки, давай уже на Ты.

А всех грехов не вынести на суд.

Что есть у нас, за плоскостью черты?

Мгновение любви и ратный труд.

Зачем же ночь, торопится как кошка?

Неужто ей, совсем не жалко нас.

Взойдёт рассвет, и розовой ладошкой.

Разгонит в миг, былых свиданий час.

И вот уже щелчок, замка дверного.

Как будто был, все это только сон.

Вот солнца свет, в окошко молодое.

Ну все пока, до встречи, Данке Шон.

Карие глаза.

Как хочется узнать о той, которую я встречу.

Придумать среди ночи, словно стих.

Любимый образ, тот что канет в вечность.

И будет жить, средь улиц колдовских.

И может быть, на перекрестках дней моих.

Лицом к лицу столкнусь, со светом карих глаз.

И я узнаю их портретный штрих.

Что красотой затмит провинций грязь.

Но может быть, я весь в безумии тону.

Как лайнер в море, обожженный в битвы час.

А сердце ледяное ждёт весну.

Что б лишь оттаять, не согревшись лаской фраз.

А может быть, она со мною рядом.

Как ангел, в час смятений за спиной.

И это всё, мне большего не надо.

Лишь быть бы мне, с тобой одной тобой.

Как хочется узнать о той, которую я встречу.

Пусть будет ночь, и в небе звёздный час.

Пусть явится она, и в доме свечи.

Сильнее разгорятся, от запалма, карих глаз.

Цвет изумрудных глаз. ( Котря).

И снился мне в разгаре светлых снов.

Твой взгляд, обиженных зелёных глаз.

В твою я верил, рыжую любовь.

Мурчащих и мяукающих фраз.

Ты жил своей кошачьей жизнью.

И беды все, в сердечко зарывал.

Ты смог понять, в чем этой жизни смысл.

И себе под сонный нос, мурчал.

И в титрах быстро бегающих дней.

Так не легко, и пальцем удержать.

Тот счастья миг, осколок от теней.

Мы пишем в строчках жизни '' Время вспять''.

И ты уснул и с головою в сон упал.

Ты там где дремлет солнца жёлтый рай.

И кто бы глотку в адрес твой не драл.

Ты там живи и радость жизни воспевай.

Там холодок отстиранных рубах.

Тебя ласкает, в раннем утре вновь.

Ты удержи в изумрудовых глазах.

Блаженство, райских одиночных снов.

Пусть клиньям птичьим все равно.

Пожар наш осень разожгла!

Моих страниц рассыпанных стихов.

Не затуманит, злого рока мгла.

Ты жил своей кошачьей жизнью.

И беды все ты чувствовал душой.

Ты смог понять, в чем этой жизни смысл.

Ты так и знай что ты на век со мной!

Силуэт плаща по ветру.

Небо с прорезью розовой ленты.

Гонит вечер по улицам старым.

И дела снова песней не спетой.

Заиграют на нервной гитаре.

Голова бесконечно кружится.

В тех местах где соблазн живёт.

Мысль в черепе, как кровопийца.

Из сосудов кровь жадно сосёт.

Ветры юности все отшумели.

Что нас волнами гнали вперёд.

Вальс вечерний и танец в нём белый.

После сна бесконечно гнетет.

Лишь одно в этих улицах вечно.

Родного плаща силуэт.

Трепетал его ветер беспечно.

Ты несла в город траурный, свет.

Может песня ещё не допета.

Может только она на устах.

И глаза твои блеском портретным.

Засияют в потухших мирах.

Богиня, таким меня ты полюбила.

Запретного плода презрение.

Подтолкнет за границу греха.

Затуманит иллюзией зрение.

И вонзиться в тебя как блоха.

Опьяненные, дикими взглядами.

Лиц смазливых, прогульщиц лихих.

Упиваетесь до смерти ядами.

Вы все жители царства глухих.

Богиня не может конечно.

По бокалам сочувствие разлить.

Только высказать слово поспешно.

Тем что может как пулей убить.

Только мне не нужны оправдания.

Что марают меня как в грязи.

Лучше быть, этот век мне в изгнании.

А не под подошвами, свЯтой княжни.

Под манжетом растрепанной куртки.

Бьётся пульс, где хранится любовь.

Перерезать, чтоб алые струйки.

Разогнали бы грязную кровь.

Я тебе не звонил, и не верил.

В разгаре хмельных вечеров.

Ты все думала, гада пригрела.

Как твоя цвета лунного кровь.

Вот таким ты меня полюбила.

Богиня – исчадие тьмы.

Не была каждым встречным любимой.

А сукой – дятем сатаны.

По углам едкий дым самокрутки.

Чей-то жадный сощуриться глаз.

Обездоленной лишь проститутке.

Хватит добрых в след брошенных фраз.

Может быть суждено нам обоим.

Этот век в тесноте скоротать.

Но не буду твоим я героем.

И в разлуке не будем страдать.

Англетер

Из тумана щербатые стены.

Жуткой ночью приснятся опять.

Скользкой памятью, но постепенно.

Как волчок время крутится вспять.

На исписанных старых страницах.

Череда недосказанных слов.

Что поэт собирал по крупицам.

На бумагу выплескивал кровь.

Сто вопросов и все без ответа.

Лишь предательства алая мгла.

Жутко в ней, не найти капли света.

И обманом глядят зеркала.

В зимнем вихре, тускнеющих улиц.

Был последний час, жизни твоей.

За что судьба, так спеша оттолкнула.

Поэта крестьянских кровей.

Не нажатый курок в разгар битвы.

Может это могло бы спасти.

Только острое лезвие бритвы.

Крест заставило б дальше нести.

Плохо что не могло быть иначе.

Что не смог убежать от сетей.

И обнять плечи нежно девчячьи.

В час ночной, задремать рядом с ней.

О тебе возродится на сцене.

Образ твой что сумел полюбиться.

И словам твоим память бесценна.

Англетер в страшном сне лишь приснится.

Сердце снова играет Крещендо.

Отшумели сердечные бури.

Как казалось тогда в тихий час.

Только вот голова моя дурья.

Не увидела в зеркале глаз.

А глаза те скрывали молчание.

Что засело во мне навсегда.

И теперь не найти мне раскаяние.

Жду как будто я часа суда.

Сердце снова играет Крещендо.

Отчего этот бой не пойму.

Лишь рассвет в окно красною лентой.

Вновь вопрос мне задаст почему?

Почему? От судьбы убегаю?

Почему всё спешу забывать?

И воскреснув опять погибаю.

Я устал день за днем воевать.

Сердце бой повторяет по кругу.

Бесконечную песню свою.

Для чего мы открывшись друг другу?

Поклоняемся с честью ружью.

И в разгаре предпраздничной страсти.

Выбирает судьба претендента.

Но свободен лишь я от напасти.

Моё сердце играет Крещендо.

Мой гость.

Седых следов на голове не видно.

И свет в глазах, светлее ночью звёзд.

Зачем тогда, проблемы панихидой?

Ты мне поешь, в мой дом пришедший гость.

С краев хрустальных, пена побежит на стол.

В шампанском тонут, лишь слова о ней.

' ' Как хороша она, и златый ореол,

Над маковкой её, всё разгорается сильней''.

Я не пойму тогда, зачем ты мне глаголишь?

О красоте, истоптанной в грязи.

И рвешься оскорбить, потом угрюмо споришь.

Смотря на мир, как сквозь щели жалюзи.

Ты посмотри, на этот мир пошире.

И не топи себя, в болоте слов.

А сердце раненое, тащущее гирю.

Вдруг скинет цепь, и обретет любовь.

И он вознес, бокал хрустальный к свету.

Он мне сказал, слова как будто тост.

Любовь одна, пусть вечной дружбы нету.

Я рад тому, что твой я в доме гость.

Мы выпили ещё, и промолчали.

О тех словах горячих, ранивших сердца.

Я не хочу, что б мы с тобой как волки одичали.

И выли глухо, у судьбы крыльца.

Мой гость ушёл, его пустая рюмка.

Навеет в миг, непрошенную грусть.

Дым в потолок, от свежего окурка.

Растает с ней, растает с ней и пусть.

Наше солнце взошло.

Любил ли тебя или нет?

И был ли тебе я опорой.

Зажигала ли ночью ты свет,

Что бы с грустью со скуки поспорить?

А ведь сколько и вёсн и зим?

Пробежало по памяти нашей.

Но был ли тобою любим?

Когда месяц над миром стал старше.

И как хочется нам против воли.

Обознавшись, себе не признаться.

В ярко – жёлтом весны ореоле.

Друг на друга глядеть любоваться.

Узнал ли тебя или нет?

В свете фар, их загадочных танцев.

Вот вопрос, как мне нужен ответ.

Повстречал ли тебя, там на станции?

Мы в работе, в делах, мы герои.

Старых книг, и немого кино.

И по – прежнему чувство родное.

Объяснением по горло полно.

И сорвав с рук поспешно перчатки.

Что дарили в дороге тепло.

С тобой обняться б на мостике шатком.

И сказать наше солнце взошло.

Довольно.

Довольно глупых песен и кино.

Зарывшись в плащ уйти от той беседы.

От той что хуже рюмки гадкого вина.

Что бьёт под сердце изрыгая беды.

В туманах октября, с собою затеряться.

В беззвездном небе, утопить глаза.

И очень полюбив, от счастья задыхаться.

Узнать тот дом, где ждёт тебя Она.

Довольно старых мыслей и друзей.

Они с тобой, идут лишь по привычке.

И заметавшись у погасших двух огней.

На сыром ковре, с тревогой ищем спички.

Довольно глупых слов, от хриплых ртов.

Ведь ни к чему чужою жить судьбою.

Найти себя во мраке странных городов.

Найти свою, сказать '' Родная я с тобою''.

'' Всё позади'' сказать себе чуть слышно.

И завершив, дела свои до боли.

Сказать ещё, '' Благодарю тебя всевышний''.

Ты дал мне свет, когда я был в неволе.

Стихи о правде.

В серебряную ночь, писал свой стих последний.

Была рука жива, и пожирало сердце пламя.

'' Ты у любви и смерти всеми проклятый посредник''.

На ухо лишь нашептывала память.

Как холодна земля, но кровь её согреет.

В багровых каплях повстречаются слова.

Слова о том, что правда одолеет.

Ту ложь в раздумьях чем забита голова.

Как не легко в уродстве красоту искать.

Напрасно это все, а там она была.

В написанной реальности, мир этот не познать.

Поможет только ангел, скинуть с неба два крыла.

Как жаль нельзя дожить до бега облаков.

В которых рисовал, глазами образы судьбы.

А по дорогам пыльных и забытых городов.

Легко нарушить клятву, светом выжженной мольбы.

Серебренная ночь, в рассвете утонула.

А тот кто стих писал, сумел все объяснить.

И правда птицей обернувшись упорхнула.

Надежду миру дав, на право чтобы жить.

Мой кот Мурза.

Я из окна смотрел на город.

Он вдруг преобразился весь.

Был город стар, а я был – молод,

Мы рядом с ним – годов не счесть.

Он не блистал манящей красотою.

Но что-то вдруг, заметили глаза.

Шëл кот своей походкою смешною,

И помню крикнул я ему: – Мурза!?

И он на дерево взобрался.

Как альпинист, не видя высоты.

Я подошёл к нему, да, я не удержался,

Ведь воплощение он кошачьей красоты!

И я ему сказал кыс – кыс.

Он на плечо ко мне запрыгнул.

Как на родном на мне повис...

Кошачий «дзен» почти постигнул.

Ну что ж, пойдём ко мне Мурза.

Как хорошо, что снова ты вернулся.

И радостью наполнились глаза,

Как здóрово сей случай обернулся.

*

Я гордо нёс кота домой,

В душе моей царил покой.

Белый снег и синий вечер.

Лишь белый снег и синий вечер.