Текст книги "Здравствуй, тебе я дарю..."
Автор книги: Артемий Котрик
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Артемий Котриэльевич Котрик.
Здравствуй, тебе я дарю...
( Выпуск V)
Дорогие друзья!
Друзья давайте закончим все важные дела, и погрузимся в глубину неизведанного мира. В котором мы откроем для себя, всю суть интересующей нас жизни, и развеяв пыль летящего отовсюду безумия. Взглянем на новый мир, чистыми глазами. И будем отдыхать.
( А.К. Котрик)
β люблённый таксист.
В закате дня февральских фонарей.
Мотор такси, утих в коротком эхе.
Как мотыльки меж страсти двух огней.
Мы ищем то, что станет нам потехой.
Тебя окликнул, знаю я что было глупо.
И как мне быть? Пожаром сердце хрипло дышит.
Но может этот миг, украсит ночь хоть на минуту.
В разгаре слов, быть может сердце все услышит.
А ты идёшь, под каблуком лишь скрежет снег.
Назойливый поток зимы нещадно треплет волос.
Что ярко так сияет в тишине.
Влюбленные в тебя, лишь смогут только плакать в голос.
А под рубашкой шелковой, живёт не спит Париж.
И бедные кварталы на слуху.
Лишь грязный снег стекает каплей с крыш.
От горечи потерь, глаз только вышибет искру.
Мотор такси, хрипит как сердца стон глухой.
Беда колесам, прорываться сквозь сугроб
В мгновение город оживленный, стал немой.
Народ опомнился что кожу сжег озноб.
Лишь ты и я, любовники из вечной драмы.
Что так близки, но друг от друга далеки.
Как хорошо что нет ни виски, и не хамов.
И на лестнице любви, растоптанной в цветки.
Как хорошо что город нас оставил.
И звезды светлые в ночи, покой души храните.
И к этим строкам, скорей бы я добавил.
Что любовь тверда, как формула гранита.
β любой любви есть свой аэродром.
В любой любви, есть свой аэродром.
Присущи сердцу ветер два крыла.
Страшны полёту, небеса сулящие гром.
И солнце жаркое что слепит до темна.
Со взлетной полосы, с разбега прямо вверх.
И не боясь, сломать под вихрем крылья.
И слышать музыку небесных сфер.
И созерцать дорогу в рай, покрытой звездной пылью.
Упасть звездой на землю снова вниз.
Опасней, чем предательство надежды.
Желание есть исполнить, поздний свой каприз.
И пусть в глазах, я жалкий лишь невежда.
А в небесах, свободно? Да! но даже там, всегда всем мало места.
Кто упадет, но крыльев не сломает.
Попробует опять, взлететь к любви с протестом.
Но что же ждать потом? Никто увы не знает.
Любовь горит огнём красных зарниц.
Её тепло, теплее чем сама одежда.
И я в беспечности страниц.
А значит есть, ещё жива надежда.
Слёзы высохли твои на зеркалах.
Слёзы высохли твои на зеркалах.
Что в отражении своём, ты хочешь отыскать?
Мудрее взгляд, спокойней зелень глаз.
Особенно, когда они хотят мечтать.
Что скажешь ты, в напутствие со скуки?
Ведь для тебя, печаль всегда родней.
С мечтой о счастье, сошлись мы в тесном круге.
Теплом укрывшись, от вихря февралей.
Зеркальный блеск, пригревшись на морщинках.
Что от раздумий, чуть стали широки.
Мелькает боль, в придуманных картинках.
На том конце, где мысли глубоки.
Слёзы высохли твои на зеркалах.
Оставив след, на старенькой оправе.
Что так похож, на контур четких глаз.
И вызовет огонь, подобно лаве.
Ты не спеши, ведь есть ещё надежда.
Переписать, главу последних встреч.
Не вспоминай, что наглый оттолкнул невежда.
Повесив цепь, на слабость нежных плеч.
И знай что день, на век подобен счастью.
И может он, смыть боль и веру дать.
Коснуться б мне, твоих белых запястьев.
И подарить, чего нельзя отнять.
Мини – бар.
Какой товар! Какой ассортимент!
Чего здесь только нет.
Вино и водка, виски да абсент.
Какой получится фуршет.
Как хорошо что все бесплатно.
Халява в первый раз такая.
Здесь так тепло и аккуратно.
Я нашёл ключи от рая.
Утром Мини-бар открыли.
Повеял терпкий ураган.
А там пустые лишь бутыли.
И в усмерть пьяный таракан.
Озон.
А ты сидишь, над сонным городом на крыше, и пьешь озон.
Глазами серыми рисуешь, атмосферу новых дней.
И сводятся все мысли к точке эрогенных зон.
Когда к дорогам липнут силуэты от теней.
По – бакалейному наш дом хрустит остекленел.
Удушье в праздник, мертвечина на десерт.
Никто не хочет что бы разум протрезвел.
Пишу письмо в минздрав, сую его в конверт.
Пусть скоро выпадет ядреный вязкий снег.
Чтоб на щеках покрыл чужие слезы.
Ведь пережить по новой старый век.
Несчастье да, но ностальгии жадной грёзы.
Мне кажется, немного надо быть сильней.
Пока стена, не подкосила крышу.
В дымах озона ты как прежде красивей.
Я с улицы кричу: Тебя я вижу.
Наш дом высок, крути воронку буря.
Неси меня, за сорок этажей.
Не злись, бровей разлеты хмуря.
Я не боюсь, что вдруг случится рикошет.
С тобой сидим, над спящим городом на крыше, и пьём озон.
Свет улиц, фонарей, слились в прожектор воедино.
Для нас карниз, как для царей нагретый трон.
В любви с тобой как бог, а ты моя богиня.
Напиши мне лето.
Напиши мне лето.
Сквозь серый день, измученного мая.
Сердечный холод, непонятный бродит где-то.
Любовь на ненависть меняя.
Мне расскажи скорее.
Как поступить мудрее и верней.
Все то что есть, не станет пусть роднее.
Душа живёт, во век меж двух огней.
Я объяснюсь попроще.
Не нужно мне, и слов с забытых нот.
Что птицы мне, в березовой пропели роще.
Их голоса, летят дождём с высот.
Напиши мне лето.
Я не могу, предвидеть радость наших встреч.
Душе заблудшей, подари немного света.
Воспламени, всю суету угасших свеч.
А помнишь как ты в сугробе, теряла тень?
А помнишь как ты в сугробе, теряла тень?
Когда фонарь, свече подобно гас.
Как ветер в трубах завывал, как юная свирель.
И город затихал, и просыпался через час.
И что могло с тобой нам помешать?
Наверно только ночь, с прострелом юных звёзд.
Порою так нелепо вспоминать.
Что за счастье, мы подняли неуместный тост.
Но нам тогда с тобою было хорошо вдвойне.
Сказав, вот так вот просто город наш.
И мы клялись друг другу, помни обо мне.
Когда рассвет, разбрызгивал гуашь.
Лишь только в книгах может жить – созвездие нужных чувств.
Таких каких, мы сотворили для себя.
Со всеми кто мне близок, с теми я делюсь.
Как мне велела, сотню раз судьба.
Апрель живёт не по сезону.
Постель тепла, но за окном мороз.
Ругает стекла, снова злобный ветер.
И правит миром обострение хвороб.
Так уж повелось, на этом белом свете.
И выбор как всегда нарушит тихий час.
Пора решать, куда и где, и как.
Там тихий плес, и лодочный причал.
По волнам понесет, течение атак.
Все снова как всегда в потоке зимних бурь.
Может новое, увижу что-то я.
Но ветер бьёт в висок потоком острых пуль.
Желание достичь, лишь можно спрятать в закрома.
Но нет, ведь это тяжело.
Довольствоваться каплей теплоты.
Как хочется услышать гомон птичьих голосов.
И видеть сотню майских трав, в прожилках золотых.
Раскрою окна я, и выбью настежь двери.
И ссор природных крик, отзовется в громком эхе.
И пусть природа, обернется диким зверем.
Ведь важен результат, увенчавшийся успехом.
Дай мне ещё немного.
Когда веселье покинет причал.
И в стакане не станет и капли.
Ты развей всю хмельную печаль.
И пусти по течению кораблик.
И когда ноты клавиш умолкнут.
Акапельно напой о судьбе.
О законах любви, что расторгли.
И извечной за правду борьбе.
Говорили с тобою нам много.
С этих слов писались веком стихи.
Что порою в сердце били нам рогом.
Избавляя от лжи шелухи.
Дай мне ещё немного пустоты.
Чтоб влить в неё, остатки счастья.
Ведь цветком она сумеет зацвести.
И скинет цепь, с измученных запястий.
Дай мне ещё немного сладкой лжи.
Что б правду горькую, чуть сделать слаще.
Зачем дырявить пальцами виски.
Когда живёшь судьбой ненастоящей.
Странница.
Босыми ногами бредя по земле.
От ветра свечу защищая.
В мыслях раненых, первый ноябрьский снег.
О себе вспоминать заставляет.
Раскаленный над миром оранжевый круг.
Очертил вновь небесные грани.
С тяжким грузом, предписан подпиленный сук.
Каждый памятью в сердце ужален.
Больно галька впивается просит крови.
Восхищением местность не блещет.
На изжитой, растоптанной мёртвой любви.
Сон приснится по – прежнему вещий.
Ты мечтаешь о снеге пушистом ковре.
Что остудит горячие раны.
Все предвиделось это, тебе как во сне.
Забытой строкою романов.
Задавая вопросы, находишь ответ.
Пламя тонкой свечи не погаснет.
Ты несешь в очаг мира, тускнеющей свет.
Где нуарный день, станет прекрасным.
Город по имени Настя.
Короткая ночь вот несчастье.
Майских дней календарный огонь.
Юный город по имени Настя.
Тянет ввысь молодую ладонь.
Это словно сон впившийся в быль.
Отпечатком на белой стене.
На дорогах лишь звездная пыль.
Освещает дорогу к мечте.
Этот город придуман не нами.
И не теми кто свет подарил.
Мы устали ждать счастье ночами.
Что уходит по склону перил.
Голоса многолетней планеты.
Отовсюду сжимают кольцом.
Я несу тебе в полночь рассветы.
Исхудавшим, но стойким гонцом.
Не щадит небо старую землю.
Жалко ей мелкой капли дождя.
С солнцем мы как всегда на дуэли.
Лишь к подошве прилипла вода.
Где же город по имени Настя?
Нет к нему даже узких мостов.
И не каждому светит там счастье.
И не каждый там встретит любовь.
Цифр сложных записанных в коде.
Не легко удержать в голове.
Лишь заложник общественной моды.
Даст огласку, свирепой молве.
Короткая ночь, да несчастье.
Но есть длинный день в этих глазах.
Юный город по имени Настя.
Это быль, а не сказка о снах.
Здравствуй, тебе я дарю...
Гонит ветер разбросанный мусор.
В вечер тусклый как прежде час-пик.
В этой моде веками безвкусной.
От критерий лишь бешеный крик.
Клетка старых подъездов роднее.
Чем объятый весь город весной.
Но от солнца теплом все не веет.
Порожден будто город войной.
Лишь таксистам присуща свобода.
Там где солнце все в красном огне.
Оставляя лишь за горизонтом.
Следы лент на асфальтной тропе.
Ты не спишь голова вся в раздумьях.
Хочешь петь только голос охрип.
В том миру где в расцвете безумие.
Всем присущ лишь один генотип.
Я хочу сказать только лишь слово.
Не марая чернилом листы.
Что по ветру листочком кленовым.
Долетит до твоей серой страны.
Нет, страну твою не оскорбляю.
Пусть красивы есть все же черты.
Много тех что по сей день не знают.
Что красива, за счёт дерзкой Москвы.
Позвоню и скажу на закате.
В вечер красный пусть улицы спят.
Сердце залито твердым булатом.
Но сосуды как прежде кипят.
Здравствуй, тебе я дарю.
Эту горсть всех лирических рифм.
Позже я тебе вновь пропою.
О спасении от штормовых рифов.
И прощаясь с тобой я скажу.
Окунись с головой в этот вечер.
Там где небо лелеет луну.
Буду ждать с нетерпением встречи.
Бытовой романс.
Не выпита ночь до дна.
В который раз, опять не спится.
В душе озябшая весна.
Как страшный сон приснится.
В сердце зачем-то вонзилась.
Память юности острою спицей.
Синим пламенем воспламенились.
Растрепанных книжек страницы.
Не высказать словом проблему.
От того что для слабых нет места.
Дуракам не осилить поэму.
Что решают задачу протестом.
Льются капли и пачкают скатерть.
Засыхая как кровь на рубашке.
Приучила седая нас память.
Жить душою всегда нараспашку.
Прядь волос твоих белое знамя.
У свечей наполнит золотом свет.
Не хотел быть твоим капитаном.
Но влюблён был в тебя как поэт.
Спит разорванной красной пижамой.
Захмелевший над миром рассвет.
Все промчится банальною драмой.
Как по ветру обрывки газет.
Зима.
Зима – белоснежная дама.
Метель бесконечных разлук.
Неверный шаг темная яма.
Как пристань исписанных мук.
Как будто впервые надеюсь.
Что может иначе все быть.
Но только опять не осмелюсь.
Без памяти слепо любить.
И холод бьёт в самое сердце.
Как быстрая пуля в бою.
И любовь что досталась в наследство.
Я её для себя сохраню.
Что останется после эпохи?
Смеха, глупостей, мрачной молвы.
Что-то доброе вспомнится плохо.
Будто мало всем людям земли.
И бегу я скорее отсюда.
Из объятий свирепой зимы.
Не найду пусть в долине приюта.
На окраинах тёплой весны.
Ты зима белоснежная дама.
Можешь ранить, а можешь убить.
Пусть на сердце красуется рана.
Но оно имеет право любить.
Божье копье.
От воздуха душного, на лице тает грим.
Ветер токсичный в засовы окон.
Все светлое здесь, вдруг все стало седым.
Отразилась и ржавчина в свете корон.
По зелёным морям волны путает бриг.
Для него этот мир, стал загадкой.
Над ним символ беса свободно парит.
Бог кивает лишь молча и кратко.
От него нет вестей, он на койке лежит.
Обессиленный, кожа да кости.
Ведь его достижение пик светлых вершин.
Даже боли, и радости, злости.
Даже злая змея не боится подошв.
Птицы хищные гибнут со скуки.
Старый друг что душой был всегда не хорош.
Ищет золото, но где его руки.
Пустынная улица в тридцать домов.
Шаг за шагом уходит под землю.
Шепча фанатично дом этот не мой.
Твоей верности словом я внемлю.
Но у бога нет сил опереться на трость.
Протянуть её к помощи миру.
Пусть мир лихорадит от всех бурь и всех гроз.
Как любить всем такого кумира?
Ветер токсичный затих, и погиб.
Дом последний в земле растворился.
Угасающий слышен предсмертный лишь хрип.
Мертвецам сон как – будто приснился.
Бог оперся на трость и отбросил её.
Новой эры пришло вдохновение.
И набрался он сил взяв отважно копье.
Новый бриг он пустил по течению.
Дождь в разгар карантина.
Дождь в разгар карантина.
Лей и смой, заразы следы.
Словно золотом по серпантину.
Оживи на поляне цветы.
Это первые струи потока.
В день апрельский сошедших с небес.
Соедини север снова с востоком.
Чтобы праздник над миром воскрес.
Сыты улицы призрачным духом.
И ведь нужно немного совсем.
Что бы умерли жуткие слухи.
Что живут непонятно зачем.
Пусть в наш город заявится праздник.
Выйдут люди на майский парад.
Как фашист пусть погибнет зараза.
Троекратно все вскрикнут УРА.
За горами солнце, за солнцем Июнь.
За горами солнце, за солнцем Июнь.
Ветер буйный шумит на вершине.
Сердце в радости бьётся от ветреных струн.
Словно жертва, в тугой паутине.
А с вершины горы, как игрушечный мир.
Виден город, оставленный нами.
И на коже оставит на век сувенир.
Солнце жаркое что над горами.
Боль в ногах разливается жгучей волной.
Камни катятся вниз разбиваясь.
У костра упиваясь ночной тишиной.
С неба звезды летят ухмыляясь.
За горами солнце, за солнцем Июнь.
Утро царствует там на вершине.
В созерцании, синих глубоких лагун.
Над горой слышен крик журавлиный.
А как у вас дела в раю?
В старой книге знакомые строки.
В одной связке и радость и боль.
В этом мире от роду жестоком.
Предначертана каждому роль.
В сказке ложь только вот в чем загвоздка.
Доля правды чиста как всегда.
Хоть мала только бьёт очень хлестко.
Может ранить она мудреца.
Умерла вся как – будто культура.
Под натиском колких речей.
Кто не чувствовал стрелы амура.
Тот лишь ищет осколки камней.
И порой узнать хочется очень.
Как дела у тех кто в мир принёс.
Нам златую красавицу осень.
Под покровом общественных гроз.
Каждый гений ушедшей эпохи.
Верен памяти словно ружью.
В современной поэзии похоть.
Лишь близка озорному хамью.
Умерла вся как – будто культура.
Что осталось жива средь молвы.
Для мастера пуля лишь дура.
А для нас на сердце драные швы.
В старой книге знакомые строки.
Каждый гений как воин в строю.
Спросить у вас я хочу эпилогом.
О чем вы пишите сидя в раю?
Вопрос вечности.
В какой стране проснусь я по утру?
Что мне сказать, девчонке первой встречной?
С каких дорог я новый путь начну.
Что б убежать, от страсти бессердечной.
Я тем и жил, спеша хотел познать.
Что в глубине души, моей творится.
Но продолжал о прошлом вспоминать.
Что б навсегда в себе одном зарыться.
Что от меня ждут названные други?
Что лишь хотят ударить посильней.
Они для всех лишь нищенские слуги.
За пазухой несут по сто камней.
И как мне быть? Ведь не кому дарить.
Свои слова, подобранные в рифму.
И у чужих нет права чтоб любить.
И на счету, лишь нолики от цифр.
В какой стране проснусь я по утру?
Что мне сказать девчонке первой встречной?
Чем залатать в душе моей дыру?
Что мне забыть? О чем привык я вспоминать.
Гений.
Суждено ли прожить хоть немного?
Для того чтобы подвиг свершить.
Убежав от презрения людского.
Выиграв право на то чтобы жить.
Грязь прилипшая к стертой подошве.
Чище слов слепо брошенных в лик.
Рана драная на гладкой коже.
Так похожа на мой черновик.
Сколько в этом придумано мире.
Тайных образов жалких стихов.
В этой старой забытой квартире.
Я в плену у коварных веков.
Дни проходят как белые титры.
И пейзаж зачерствел за окном.
Город мёртв, в черно – белой палитре.
Гонит ветер стальным колесом.
Ну а мне просто нету покоя.
Радость старая колкая горсть.
Информации новой помои.
Изрыгает пришедший, в дом гость.
Награжденные орденом « Гений».
По дороже хотят распродать.
С яркой фальшью свое отражение.
И то чего бог не смог дать.
Каждый день, задыхаясь от жажды.
С горьких слов задремавших на дне.
Делим боль умножая на дважды.
Прибавляя ущерб портмоне.
Мне не нужно призвания « Гений».
Только нужно пространство, в мой мир.
И на стыке молодых поколений.
Не превращенный мир светлый, в сортир.
Проспект Мира.
Снова солнце укрылось затмением.
Ночь как будто пришла в ранний час.
Может было лишь только видение.
Уставших моих чёрных глаз.
На асфальте смешная картина.
Сердце рубит морщинистый мозг.
Жаль у мозга вот нет карабина.
Что бы сердце расплавить как воск.
Светит солнце, но все же есть ветер.
Ветви старых деревьев листвой.
Так шуршат что мне кажется где-то.
Бродит юности пыл дворовой.
В красных днях запоздалого мая.
Так полно на проспекте цветов.
Сам себя вспоминать заставляю.
За собою как сжег сто мостов.
Летят по дорогам машины.
Визг сигналов бьёт в голову мне.
Ни к чему быть сейчас пассажиром.
В этой сказочной светлой стране.
Сколько лет в окружении света.
Монумент свой расправил мундир.
И в преддверии жаркого лета.
Улетает тоска под эфир.
Эта улица словно придира.
Живописностью манит меня.
Загадочный наш Проспект Мира.
Защити этот мир от огня.
Во сне я видел город твой.
Во сне я видел город твой.
И был он вырезан на каменной стене.
Я отключил давно доставший телефон.
Зарывшись в запоздалой полутьме.
Вот так всегда, когда над миром свет.
И обязательно, крылом вспорхнет беда.
Я жадность разукрасил в цвет монет.
Что б ослепить, странных городов глаза.
Передо мной открылось, столько стран и островов.
И по другому засиял черно – белый светофор.
И как мне нужен был, уединения простор.
В котором был, и этот город твой.
Там за пустой стеной, рождалась явь.
И в ту минуту ты была мне дорогой.
Но ты сказала, не зови, меня оставь.
И в этом мире, где всегда полно огня.
Что файерболом, поражает цель.
А бездна смотрит снова на меня.
Хоронит счастье словно май апрель.
Во сне я видел город твой.
Он был красив, но не доступен.
Боль, породнившись с головой.
Не всесильная она, но тоже поражает грубо.
Я не из тех, кто каждый день.
Довольно, последние высохли капли.
Разлившегося по стеклам дождя.
Пальцы словно ржавые грабли.
Ищут золотинку рубля.
Как же удобно, в тесноте одному.
Без любви обогреет, убогий камин.
Все происходит как будто, в знакомом кругу.
Год прошёл, а волосик стал снова седым.
Стоит ли говорить о деве, что день красотой затмит?
Наверное да, а быть может и нет.
Но за пошлость конечно, хоть кто-то простит.
Без того опошлен, этот белый свет.
А в квартире, все старое, нет новых вещей.
Но это убежище, мир спасенный от войн.
Точки на ковре, словно тысяча вшей.
Релаксация, снова спокоен.
Я не из тех, кто каждый день.
В награду берет барахло.
Что исчезнет потом в суете.
Как прежде, мне все же легко.
Я не из тех, кто каждый день.
Оправданием печатает повесть.
Боль в душе, в голове сто проблем, усталость и лень.
Но самое главное, пусть будет совесть.
Я новую пишу историю.
Я новую пишу историю.
По старым образцам.
Врываюсь в территорию.
И жизни радуюсь, я сам.
Ведь нужно мне, всё заново начать.
Но старый сон, вернёт меня назад.
Пусть нет, возможности узнать.
Куда глаза, на путь какой глядят.
Я новую пишу историю.
Ночами я не сплю.
Измерил территорию.
Чего от жизни жду?
Уют не отыскать.
И режет пыль глаза.
Не знаю я с чего начать.
А в небе дождь, гроза.
Я новую пишу историю.
Мерцает тусклый свет.
Ищу я территорию.
Как на вопрос ответ.
Лилипутская битва.
Мы лилипуты в стране гулливеров.
Город проклятый нам давит на грудь.
Среди общества смуты все сгнило и серо.
Как же найти по ухабинам путь.
Если здесь раньше и что-то кипело.
Чайником старым водою в овраг.
Сердечко бумажное гимны отпело.
И с мусором вместе скатилось во мрак.
Город в пыли сети вместо ворот.
Убогие речи научного рта.
Мы сожжем весь твой дом, сукин сын – патриот.
Что б спокойно вздохнула родная страна.
Может нам поискать тех таких же как мы?
Что сидят на цепи у всех злых гулливеров.
С кошельком потайным и почти что пустым.
Где все так же обыденно серо.
И кто-то ответил дав волю слезам.
Нет, не поймут кинут камень, но я сказал.
– В этот момент они терпят всю боль.
И продолжают считать свою жизнь на весах.
Много нас на тропе строим мы все по новой.
Сжимаем в руках обгоревшие камни.
Значит здесь с нами есть вера и слово.
Пусть мы лилипуты, но сильные парни.
И пока вдалеке шесть домом и пять улиц.
Пока вдалеке солнце в небе горит.
Все в технический век от безумия свихнулись.
Убежим мы туда как бог сам нам велит.
На улицах этих поставим мы пушки.
Ограду построим в штыки из костей.
После боя наполним до края мы кружки.
Прогнав гулливеров незваных гостей.
А под рубашкой состарилась истина.
А под рубашкой состарилась истина.
Не даёт своевременность быть.
На дорогах запнулась извилистых.
Что нам нужно, чтоб просто любить?
В порывах беспечных метелей.
Не понять слепо брошенных слов.
День длиннее рабочей недели.
Нет мне места, в стране терпких снов.
И не жаль мне, и тех кто за правду.
Одурманенным учиться жить.
И очищенным с первой наградой.
Начинает по – новой губить.
В старых склянках, потрепанных веком.
Даже каплям предписан свой срок.
И профессия быть человеком.
Повесит на плечи налог.
А под рубашкой, молода была истина.
Но была никому не нужна.
А могли бы душою очиститься.
Те, кто прозвище, носят ханжа.
Я видел это все в небе.
Старый замок в заоблачной выси.
Облака снова белой рекой.
Так крадутся как кошки по крыше.
Не весомые с чистой душой.
Чувство старое вспомнилось тут же.
Ветер буйный мне снова напел.
Что я был в твоём крае заблудшим.
И вредителем, твоих важных дел.
Я всего лишь один с этим небом.
Отражение ловлю на глаза.
Оно не дружит лишь с теми кто слепо.
Сдуру гонит по кругу ветра.
Обними меня синее небо.
И прими меня в белый покой.
Как бы не был я в прошлом свирепым.
Не гони с глаз синих долой.
Разорву давно ржавые цепи.
Если спросят меня где же я.
Вы ответьте увидел я в небе.
Отражение родного себя.
Море.
Раскинулось море широкое.
Солнца свет в отражении вод.
За кормою сосна колченогая.
Коротает серебряный год.
Солнца блики играют на волнах.
Гонит их бесконечный прибой.
И трепещет мой парус из шёлка.
Словно знамя идущее в бой.
Ночь спускается прыгая в воду.
Чёрным стало все море вокруг.
Далеко от меня непогода.
Слышен моря загадочный звук.
Жизнь в молчании, и вечном согласии.
Холод в стихах и по телу.
Тонет в луже мой плюшевый друг.
Моя жизнь не раскрытое дело.
Преступления замкнутый круг.
На стене красно – синие блики.
Мониторы бросают тень в пляс.
Без причины доносятся крики.
Милым ртом источается грязь.
Знаю я про все ваши награды.
И про грязную кровь в белизне.
Не был щедрым, был просто ограблен.
Жил при свете огней как во тьме.
Жизнь в молчании, и вечном согласии.
Как тюрьма давит клеткой на грудь.
По традициям старенькой классики.
Ищем слепо в бессмыслии суть.
Ветер в трубе, и по сердцу.
Завывает знакомый мотив.
Словно бедность, в потоке коммерций.
Новый день, нашёл старый обрыв.
Жизнь в стихах и по правде.
Здесь похожего нет ничего.
Что убрать? Подчеркнуть и исправить?
Этих слов в грубой лжи большинство.
Жизнь в молчании, и вечном согласии.
Вновь направит на жизненный путь.
Только вот на пути разногласие.
Ищешь место где можно шагнуть.
Сон.
Мне снился сон, глубокой ночью.
Когда луна лилась в мой дом.
Твой образ, в памяти нарочно.
Застрял во мне как в горле ком.
Там солнце, ликом лучезарным.
Играло, на твоих плечах.
Я в красоте твоей коварной.
Увидел милость на глазах.
И ветер нес на крылья счастья.
Два сердца, встретившихся вновь.
Он разгонял скорей ненастье.
Как в венах бешенную кровь.
Но солнце грубо вновь утро.
Сквозь веки жарило в глаза.
Но я запомнил твои кудри.
Их образ яркий как лоза.
Черновик.
Была причина, не петь все эти песни?
Быть может просто, ты спеть их не успел.
Кричал народ, ты умер но воскреснул.
И голос твой, в сердцах надежду грел.
Тетрадь стара, но новые в ней песни.
Как будто ты, их написал вчера.
И словно гром, в вершине поднебесной.
Родной мотив, ворвался в вечера.
Без слов твоих, внутри есть пустота.
И все равно что голодом морить.
И праздник был, и воцарилась суета.
А ты ушёл, хотелось закурить.
Спустя года, все так же как и прежде.
И лишь чуть-чуть, мир одержим войной.
Слова звучать согретые с надеждой.
Для нас поёт, последний наш герой.
Равновесие.
Чёрным яблоком солнца затмение.
Опустилось над городом вновь.
Куда несёт меня жизни течение.
Отравляя остывшую кровь.
А над пропастью где царит бездна.
Не легко на краю удержать.
Тело жалкое в красных порезах.
Да и сердце что любит мечтать.
Бог разгонит сном старые мысли.
И с засаленных свеч свежий воск.
Побежит ожиданием по числам.
И луна льет серебряный лоск.
Я не спрашивал о равновесии.
В этом мире забытых имён.
Как заложник гражданской поэзии.
Я тушил кровью пламя знамен.
Как найти равновесие в мире.
Удержать свой природный баланс.
Кто-то горд самозванцем – кумиром.
Пишет с фальшью изжитый романс.
Растворилось внезапно затмение.
Солнце красное снова взошло.
Исцеляет своим излучением.
Руки крепко сжимают весло.
А я с тобой иду как на парад.
А я с тобой иду как на парад.
Сквозь серость дней, и хмурые туманы.
И бесполезный, бросают в путь свой взгляд.
Высокие над городом курганы.
Земля мала, для всех кто слепо ищет.
То место в мире, где царствует покой.
Кто жертва здесь, а кто голодный хищник.
Лишь победитель, живёт всегда войной.
Мы ничего, не ждём сейчас от жизни.
Не жаль тех лет, наклеенных в альбом.
А в бытие, веками закулисном.
Все пьют вино, разбавленное злом.
А мне с тобой ни в горе, и не радость.
Но все равно, есть что-то для меня.
Что свет прольет, на проклятую святость.
Из наших душ, в созвездии огня.
И бьётся пульс под раненою кожей.
И позади пленивший души ад.
Как мне легко, тебе наверно тоже.
Что на дорогах, нет следа баррикад.
Словно солнечный зайчик.
А был ли я здесь в этом мире.
Может просто приснился мне сон.
Фотографии старых кумиров.
Выцвели с обеих сторон.
За спиной может чувствовал город.
Что не спал сотрясавшись от бед.
И совсем город был слишком молод.
Но отравою был всем во вред.
Прижимаюсь к автобусным креслам.
А за окнами облачный дым.
И шагнув, в эту влажную бездну.
Ощущаешь день светлый седым.
Может я поспешил и не понял.
Что ошибся дорогой своей.
Жизни линии вновь по ладонями.
Убегают от света огней.
Я иду, мне увы не понять.
Для чего я живу забывая.
Как звезде мне нельзя угасать.
Словно солнечный зайчик играю.
Возможность.
Если есть возможность что-то узнать.
Сердце даст направление к цели.
Если есть надежда счастье познать.
Ты запри от несчастия двери.
Ссор беcсмысленных глупая встреча.
Ни к чему под спокойствием сил.
За окном догорает пусть вечер.
Для нас всех этот вечер не мил.
Если есть возможность горечь познать.
Пусть так будет, потом станет лучше.
Не спеши от неё убегать.
Сил в награду ты больше получишь.
Долина венков. ( Города из беспечных мостов).
Что спросить у судьбы безотказной.
Котлован моей жизни пустой.
Тонут песни, в долине бессвязной.
И туман как на зло, вновь густой.
В непроглядных сырых белых стенах.
Не увидеть и точки огня.
Боль пригрелась и пляшет на венах.
Ненавидит так сильно меня.
Век за веком, и двор без построек.
Мотыльки на тускнеющей свет.
Приземлившись у стареньких коек.
Пишут лапками новый завет.
Что мне выпадет снова на долю.
Под покровом седых облаков.
Страхом вытеснил вольную волю.
Проклиная запреты богов.
Суждено ли когда-то увидеть.
Города из беспечных мостов.
Или просто хотя– бы предвидеть.
Из огня возрожденный мой кров.
Что звучало, давно все умолкло.
На дорогах где пепел осел.
Силуэт только ждущий так долго.
Верной смерти и белой как мел.
Суждено ли когда-то поверить.
В города из беспечных мостов.
Но могу я сейчас только встретить.
Долину застывших венков.
Будто было всё это вчера.
Эта ночь моей сказочной жизни.
Вдруг исчезла в рождении дня.
Под мотив песни старой капризной.
Я болтаюсь на краешке сна.
Город был под покровом веселья.
Загулявшей от счастья толпы.
В обжигающих капельках зелья.
Город псом, жадно рвался с цепи.
И я жил только тем, что я помнил.
И писал на страницах свой день.
О судьбе от рождения безмолвной.
Что окутали скука и лень.
Будто было всё это недавно.
Век прошёл вместе с ним, и сто лет.
Мы мечтали и пели о главном.
Но теряли счастливый билет.
А теперь нам всем только осталось.
Провожать за окном вечера.
Город пьянствовал людям не спалось.
Будто было всё это вчера.
Романтики любят лишь раз.
Тот кто был слепым видит впервые.
Этот свет, в ореоле веков.
Что скупых помирил с дорогими.
Проклиная завет дураков.
Вот рассвет задремавший на крыше.
Породнившись со скукой уйдёт.
То чем сердце как воздухом дышит.
Ясный взор от огня сбережет.
Под покровом кровавых историй.
Пока можно найти новый мир.
Суждено быть на веки спокойным.
Когда тесен военный мундир.
Тишина за спиной только шорох.
Может, видел я мир лишь во сне.
Соль на ранах, сожженная в порох.
В нарисованной нами войне.
Где найти мне вопрос без ответа?
Что для нас испытанием стал.
Как разбавить закаты рассветом?
Что бы день нас с тобою связал.
И весной в окружении ветра.
Как же город собою высок.
Словно феникс восставший из пепла.
Знаю я, что я не одинок.
Я случайно, а может специально.
Все смотрел на тебя краем глаз.
Может знала, что это нормально.
Что романтики любят лишь раз.
Подушка с корабликами.
Когда голова горяча была.
От трудов забивающих ум.
Голова по стерильной подушке плыла.
Сон входил в нарисованный трюм.
Со вздохом стирального средства моё.
Сердце рвалось в пучину морей.
Прижимая к себе швабру словно ружьё.
Защищал отряд своих кораблей.
Шум в ушах в нарастающей опере сна.
Заставлял поверить в голос волны.
И бескрайнее море, несло к островам.
К племенам что все время пьяны.
Капитан, вдалеке виден остров!
Вижу люди зажгли факела.
Только мы здесь не званые гости.
Уносите нас, подальше ветра.
Словно в строчках известного Роберта.
Сон как будто шагнул через явь.
Не присутствует в повести опиум.
Как источник лекарственных трав.
Подушка с флотилией сон задержи.
Словно фильм хочу досмотреть.
И на век и миллениум мне послужи.
Когда город начнёт вновь темнеть.
Больничный диалог.
Здравствуйте доктор, у меня болит.
