Текст книги "Жители Гисфертурма (СИ)"

Автор книги: Артемас Шеффер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   И лишь после этого праведный станет Знающим.

   И лишь после этого праведный будет окончательно забыт этим миром.

   И лишь после этого он удостоится маски, что будет ржаветь на лице.

   И лишь после этого... Кто знает, однажды тайны приведут его на последний этаж.

   И он станет Недобургомистром, которому, наконец, после всех страданий и поисков знаний откроется Правда?

   И то будет конечное счастье в жизни того, кто обрел человечность в одной, бесконечной малой точке. А за обретенное заплатив бесконечно большим. Заплатив остальным.

   И после этого в жизни лучше не будет ничего. Спасение будет завершено, а дальнейшая трата ресурсов окажется бессмысленной.

   Так завершится подготовка. Последний этаж, где праведника ждет шаг в пустоту. Это награда того, кто желает быть человеком. Это благословенная судьба.

   Но сначала надо всего лишь выбраться.

   Человек встал с топчана. Он вспомнил свое имя. Ведь пока еще будет богохульством гордеца или богохульством слабака отказаться от него. Время еще придет.

   Человек знал. Сегодня он покинет Гисфертурм, обманув одного из бригадиров Соискателей и проникнув за ворота. Проклятые Поля и внешнее пространство ждут его.

   Но он вернется и сделает шаг в пустоту. Обязательно вернется. Его паломничество только начинается.

«Я ВЫБИРАЮСЬ».

   Перед тем, как человек воодушевленно пошел исполнять свой план, он услышал по радиоприемнику имена героев-трудовиков.

   А до этого он пролистал в газете заметку, повествующую о славных Позабытых, которые спасли население целой сверхсекции после обрушения сектора ПУТЕЩЩ-12309. «ОНИ ВЫБРАЛИСЬ!» – Гласила заметка.

   И, конечно же, он прочитал о том, как кучка еретиков переоделась в монтеров и перерезала тросы транспортера...

***

   Малвик Хагберг спешил на собрание. Довольно сложно попасть было на него, но еще сложнее – покинуть, не попав в поле зрения Кремниевых Очей. Их ячейка была одной из многих. Смутьяны, еретики, предатели, отродья. Любого обнаруженного на Собрании ждала мучительная смерть вследствие опытов Сотрудников.

   И между тем они собирались из разу в раз. Кого-то вычисляли. Приходилось менять точки сбора. Пускай Позабытые могущественны, но и их организация была не столь жалкой, как пыталась то представить пропаганда.

   Диверсии, убийства ключевых и не очень Позабытых, Сотрудников и Инженеров – все это было молчаливым террором тех, кто звался Привратниками.

   Они ненавидели Гисфертурм. Они ненавидели тех, кто поклонялся Пустоте и отдавался ей. Жестокие материалисты презирали саму идею абстрактного обожествляемого Небытия. Последние этажи Гисфертурма должны быть разрушены. Улицы должен пожрать кровавый хаос. Город-башню долженствует предать мировому пожару, после чего прорастут семена человеколюбия и материального счастья. ПУстоту пожирает пламень.

   И пускай конквистадоры сокрушили вольные этажи, что некогда лежали меж А38 и ОНК-120, и, к слову, которые были порождены деятельностью Привратников в древности, но еще есть множество диких анклавов, где доминирует воля Собрания.

   Их главная цель – изолировать этажи безумной Башни друг от друга. Разрастаться, словно некроз. Привратники есть могильщики сумасшедших правителей Башни и бравирующих своей апатичностью Культистов. Привратники сотрут с лица Гисфертурма упоминания о Гисфере. Древний поехавший выродок и мистик, давно подохший, но используемый на благо власти, будто знамя, давно должен быть низвергнут.

   И несогласные с этим захлебнутся кровью! ПУстота – враг...

   Злобная мысленная тирада оборвалась. Спящий агент Позабытых получил приказ свыше организовать сегодня вскрытие ячейки. Малвику повезло: его и других резко среагировавших еретиков бригада Позабытых застрелила на месте. Остальных же ждут камеры с проржавевшими, но еще крепкими стальными дверьми, вечная сырость, молитвы от культистов, каша из пищевого бетона, вечерние пытки при помощи мозгогрыза и каждые три круга ректальные изнасилования от проповедников. Все это до тех пор, пока еретики не раскаятся, не откроют свои секреты и не отправятся добровольно и без кандалов в залы Последней Пользы.

***

   Армас Вочар спал. Измученный алкоголем разум рождал картинку, почти повторяющую реальность. Но Армас понимал, что это сон, рожденный отравляющим зельем. Ведь в реальности таких удивительных вещей быть не может.

   Как всегда после работы, он сидел в своем родном жилом узле. На потертом косоватом трясущемся столе, покрытом старой замусоленной клеенкой с темными прогалинами дымошнурных подпалин, стояла початая бутылка дистиллята. Армас по привычке отрезал кусок дымошнура от небольшого и замызганного мотка, сунул в нос до горла. Затянулся. Плеснул дистиллята в потертый граненый стакан, что был весь в мутных липких пятнах. Глянул было в хладокороб – да злобно сплюнул. В раковину, конечно. Все же Армас был не быдлом заводским, а цельным младшим Сотрудником.

   Он был в этой должности уже двенадцать орбит, и повышения не предвиделось. Но зато на узел, наконец, пять орбит назад он скопил. О да. Собственный узел. То, о чем он давно мечтал. Сначала жизнь в одной комнате с многочисленной семьей. Потом в общем узле со всякими ассистентами и низшими инженеришками. Как же он ненавидел все это.

   Бетонная коробка даровала ему счастье и Пустоту, которую он подзаполнял пойлом.

   Армас влез обрюзгшим синюшным рылом в серую щетину в хладокороб снова. Странный цилиндр розоватого цвета лежал вместо обычного брикета возгонки. Армас понюхал. Пахло мылом и гнилью. Попробовал на вкус. Было божественно.

   Вочар крякнул от удовольствия да жахнул из стакан в один глоток все содержимое. Хекнул, хрюкнул, пукнул. Плюхнулся на шатающийся табурет без одной ножки и без одного угла. Последний как-то познакомился с черепушкой одного из собутыльников, ножка же от нее познала бывшую жену не хуже Армаса. Хладокороб словно вздохнул, а затем завибрировал; мелко задрожал, как жена после того, как ей указывали, кто в узле хозяин.

   Все было неплохо. Только Вочар не мог понять одного.

   Что-то в его узле было не так. Дело было не в немного другом, с позволения сказать, интерьере. Он-то казался правильным и родным. Дело даже было не в странной пище.

   И тут он понял.

   В стене, к которой примыкал стол, было вставлено стекло в раме. Оно походило на стекла в ламинарных боксах на работе. Только – тут Вочара прошиб ледяной ужас – оно вело на улицу. За пределы Башни. В Пустоту вне Гисфертурма.

   Алкаш дернулся и сшиб табуретку, пытаясь отползти от холодного стекла – его он не трогал, но был уверен, что оно холодное. Прочь, прочь от этой тонкой прозрачной кожицы, отграничивающей внешний чуждый мир.

   Он прошел через коридор мимо туалета и прихожей, прийдя к комнате. Такого не было в его узле! Его узел – одна комната со столом у одной стены, кровати у другой, шкафом у третьей, ржавой дырой в полу с краном у четвертой!

   Ему снился один из узлов старших Сотрудников? Они вполне могли пойти на такое безумие и сделать окно.

   В комнате было еще хуже. Окна занимали всю дальнюю стену. Более того, там была дверь. В Пустоту.

   Что-то странное вело Армаса. Страх ушел. Любопытство Сотрудника и фатализм.

   Он толкнул дверь.

   И вышел на небольшую платформу, огороженную железной решеткой в половину роста высотой.

   На платформе лежало нагромождение коробок, какие-то доски и прочие странные в своей неуместности вещи.

   Вочар перегнулся через ограду и взглянул в Пустоту.

   Дна ее видно не было.

   Посмотрел прямо. Белая пелена состояла из снега. Только сейчас Армас подумал, что довольно холодно. Он несколько раз видел снег и лед после перекомпоновок. Хорошо, что тогда он его не касался. Сейчас же белая каша облепила его одежду.

   Справа торчало окно его кухни. Его? Дальше виднелись такие же платформы-балконы. И другие окна. Да и вниз, покуда Пустота не скрывала их. Вверх. Мир состоял из странного жилого блока с узлами, которым безумец сделал окна в Пустоту. Армас стоял и смотрел на это вечность. В носоглотке вновь оказался дымошнур. Откуда-то взялась бутылка с дистиллятом, который он в перерывах между затяжками глотал прямо из горла.

   Шло время. Блок ветшал, балкон занесло снегом, решетка смерзлась в лед, свет давно погас в окнах. Здание крошилось. Пойло Вочара кристаллизовалось от холода на стенках бутылки. А сам он все также завороженно смотрел в Пустоту, в бесконечный танец снежинок.

 

26.09.2019

 

 

 

Хоспис

 

   Григ был простым формовщиком, но прошло уже почти две орбиты с тех пор, как он бежал из своей родной секции РУТ4.1. Даже кордонный шлюз сверхсектора остался далеко позади. Странник знал о тех опасностях, что будут подстерегать его на пути. Конечно, он избегал официальных мест. Секторальные заставы он миновал крысиными тропами, по которым шастуют еретики, сектанты и контрабандисты. Опасное было предприятие. Но бывший формовщик неплохо орудовал ломом, что и помогало ему по сию пору избавлять от препятствий на своем пути.

   Странник уже давно оказался на заброшенных этажах. Редкие патрули Позабытых да экспедиции Соискателей без зазрения совести ликвидировали любых встречных здесь. Ведь обитавшие здесь безумцы не знали жалости. Формовщик прислушивался к каждому шороху и скрывался во мраке покинутых коридоров и комнат от опасностей. К счастью, Перекомпоновок пока не случалось. Григ старался не думать о том, что в этих местах системы оповещения могли проржаветь и истлеть десятки сверхорбит назад. А еще он заставлял себя не думать о причинах, по которым были покинуты эти уровни. Ведь банды отмороженных еретиков и беглых гисферопреступников были лишь следствием заброшенности, а не ее источником...

   Каждый заброшенный уровень был уникальным в чем-то. Если не внешне, так в том чувстве, что он несет в мир. Странник сожалел, что он не имел шансов стать Соискателем из-за неблагоприятного происхождения. Ведь Соискатели – резервуар для Позабытых, а туда шелупонь низшего сорта не наберут. А родители Грига были шелупонью. Ему вообще повезло, что он смог стать формовщиком, а не низшей обслугой залов Последней Пользы, палат развал-схождения или вовсе НФРК. Но и таковая роль не устроила его в жизни. Путь призвал его, пусть ему и не посчастливилось стать Соискателем, коий имеет право на законный выход за пределы исходного места обитания.

   Штукатурка давно осыпалась на стенах этих оставленных жилищ. Бетон был чем-то жестоко изъеден. Стены расступились, и Григ оказался среди огромного пространства. Бетонная колоннада подпирала потолок. Зал выглядел таким изначально задуманным, а не лишившимся межколонных стен вследствие разрушений. Шаги одинокого странника гулким эхом расходились по помещению, что вызывало тревогу и страх быть обнаруженным тем, что скрывается во тьме.

   Похоже, формовщик оказался в центре зала. Об этом свидетельствовала особенно толстая колонна, в центре которой были двери вертикального транспортера. Григ не испытывал желания идти дальше во тьму зала. Если ранее редкие лампы давали хоть какое-то освещение, то впереди их не было. Григ знал, что его путь пролегает через транспортер, несмотря на все опасности данного вида путешествия. Но так было нужно. В могильной тишине брошенного этажа хруст вдавливаемой коротким мозолистым пальцем расплавленной пластиковой кнопки звучал оглушительно мерзко. Где-то раздался неумолимый гул, но более ничего не происходило на протяжении долгих минут. Григ застыл статуей.

   Кабина транспортера с громыханьем в своем чреве проржавевших болтов подкатилась к остановке. Двери медленно разъехались в стороны с шорохом, даже со стоном старика, что давно не вставал со своей койки. Формовщик без тени сомнений вошел в кабину. Транспортер как транспортер: обшит изнутри панелями дрянного пластика, имитирующего какой-то волокнистый бурый материал, панель с кнопками да тусклые лампы сверху. Кнопок на панели было всего две. Или вверх, или вниз. Григ слышал, что у транспортеров для знатных жителей есть дополнительные функции обеспечения безопасности. Бывший формовщик нажал верхнюю кнопку, и транспортер поехал вниз.

   Он неплохо подготовился к путешествию. Транспортер ехал уже несколько часов, но у Грига были с собой некоторые запасы отгонки и не слишком тухлой воды. Иногда кабина начинала подрагивать: очевидно, в некоторых местах направляющие были изношены, впрочем, их было достаточное количество, так что Григ считал вероятность падения кабины довольно низкой. Один из его друзей-монтеров довольно подробно рассказывал о своей работе, каковыми знаниями странник себя и успокаивал ныне.

   Григ не верил в Гисфера. Он не хотел становиться апатичным безумцем с волей к Пустоте. Презирал он и антагонистичных официальному культу еретиков и сектантов. Ни к чему это. Он идет своим путем. И этот путь выведет его к истине. Григ имел основания полагать, что суть ждет его за пределами Башни. Таким людям, как он, здесь не место. Он не знал, что такое «земля», но знал, что выяснит это. И знал, что это влечет его, что он «приземленный», и потому путь веры ему заказан, что то будет лишь лицемерием.

   Двери транспортера дерганно распахнулись. Странник вышел. Когда он обернулся, то кабины транспортера уже не было, а двери шахты в колонне отсутствовали, раскрывая зияющее нутро шахты. Это был знак. Дорога назад – дорога в Пустоту. Григ шел вперед.

   Этот зал был еще больше верхнего. Потолок был намного выше, похоже, несколько этажей объединились. Зал выглядел необжитым, значит, это не какое-то инфраструктурное помещение.

   Григ зажег факел и двинулся во тьму.

   Через пятьсот шагов он остановился. Чуть не упал. Далее пол обрывался. Толща черной воды простиралась вперед. Ни слева, ни справа не было возможности обойти ее. Казалось, зал был бесконечен. Григ собрал мусор, лежащий поблизости. Кусок бетона он обвязал каким-то рваньем. Лот получился длиной локтей в десять. Дна он не достиг. Это значит, что водоем простирался как минимум на два этажа. Чудесен мир Гисфертурма.

   Среди мусора формовщик отыскал большой пластиковый бак для отбросов. Немалых трудов стоило вытряхнуть оттуда закаменевшие массы.

   Григ взгромоздился на импровизированный плот. Он никогда в жизни не встречался с таким объемом воды, но бытовых знаний о плавучести хватало для разрешения проблем. Прочее было несущественным. Надо было чем-то грести. Ржавая лопата вполне подходила для этого. Григ тронулся в дальнейший путь.

   Невозможно было определить время. Формовщик давно перестал считать число взмахов весла. Руки давно устали от неудобной работы, а спина и задница ныли от неудобного положения на баке. Но все это было несущественно. Нужно было плыть дальше. Берег остался далеко позади, Григ не мог быть уверенным, что не двигается кругами. Но и это было незначимым. Он знал, что всему свое время. Хотелось пить, но нельзя было прикасаться к черной воде. Не следовало даже слишком долго вглядываться в нее. Он и так здорово рисковал, тревожа темные глубины своим поверхностным вторжением. Воды казались мертвыми. Казались.

   Вдруг появились стены, и представляшийся бесконечным водоем, стал заключенным в коридор. Влажная вспучившаяся пузырями краска стен указывала на древность водоема. Темные капли конденсировались на них. И на потолке. Первая капля упала на голову Григу. Вторая, третья. Кажется, это зовется дождем.

   Формовщик улыбнулся. Коридор был длинным. Но пришло время выбирать: пути разделялись. Странник задумался, запустив руку в отросшую за долгое путешествие гриву. Клок волос остался в его руке. Григ провел рукой по голове. Волосы осыпались трухой. Капли растекались маслянистыми пятнами по лысине.

   Бак уперся в стену. Вперед пути не было. Григ вернулся к развилке и выбрал другое направление. Но и оно закончилось тупиком. Он хотел было вернуться к широкой воде, но вместо пути назад громоздилась стена, такая же, как и все прочие: сырая, потрепанная, с наростами плесени. Формовщик расплатался на своем судне, обхватив его руками, а затем вонзил лопату в бак на уровне ватерлинии. Медленно и с трудом, но черная вода просачивалась через небольшую щель, заполняя емкость. Бак потихоньку опускался вниз. Григ повернулся на спину. На лицо падали маслянистые темные капли. Глаза зияли пустыми костяными провалами. Формовщик улыбался. Он нашел свой путь. Пластиковый плот погружался вниз, стукаясь бортиками о покрытые грязно-белым обколотым кафелем стены.

 

04.01.2019

 

 

 

Следы прощены богу

 

   Путеводный хвалит его. Путеводный доволен. Путеводный открывает двери. Корнегнил радовался. Воплощение Посланца направляет Корнегнила и его паству к истине в своем добре.

   – Отсеки. Отреки от дара. Освождение. Питай Держателя. Отречение. Добро победит. Держатель очнется. Пыль слетит. Радуйся. Возглашаю. Начался адвент.

   Призрачная фигура растворилась вместе с ощущением присутствия чего-то ужасного и потустороннего, что рождает ледяной страх.

   Корнегнил со свистом выдохнул. И пусть явление Посланца Держателя ведет их к истине, но челоческому разуму больно и боязно даже лишь от присутствия частицы раба Бога – от его демона. Когда их Бог освободит свою силу, очевидно, разум каждого тварного существа будет смят, что ознаменует начало чего-то нового и непредставимого. Держатель оттряхнется от трухи. Держатель выронит этот мир, и он начнет свое падение в небытие. Жрец взмахнул рукой. Младшие монахи стали неуверенно собираться из дальних углов колоссального зала. Только оттуда, с расстояния в двести шагов, было дозволено им наблюдать за общением Жреца и Посланца. Расстояние было выявлено экспериментальным путем: если младшие оказывались ближе, то они неизбежно сходили с ума и изменялись в себе. Это вынуждало начинать новые наборы паствы из-за неминуемых кровавых событий...

   – Возлюбленные братья мои! Неистова вера наша, что жалкой песчинкой щекочет сон Держателя и побуждает его к переосознанию жизни. Посланец возгласил адвент, и да начинается наш пир, что пробудит Бога! Собирайте рыцарей Его и донесите им Волю Посланца. И волю мою, Боголюбимого Предвестника. Рыцари да начнут свой великий ход. Сервы же должны принести предательство в дома еретиков и недостойных. В открытые двери да устремится воинство праведное. Кровь рекой зальет Вечную Башню, а мясо гисферопоклонников перестанет быть горьким и жестким, обратившись в божественное искупление несчастных заблудших. Пир сотрясет Башню. Колебания Башни сотрясут струны мира, расшатанные теми, кто грызет их корни. Мое предназначение в гниение корней. И лишь тогда мир выкатится из руки потревоженного Бога. И мы обратимся навстречу пропасти. Идите же!

***

   Они были прекрасны. Души их были чисты как свежая штукатурка, а вера крепка, подобно проверенному тысячетелетиями железобетону. Сталь доспехов их сверкала в лучах пламени, что пожирала секции нечистивцев. Пули жалких плевалок гисферопоклонников плющились о безупречную броню. А каждый удар булавы находил свою цель, украшая рыцарей Его кровью и плотью еретиков, воспрощенных великодушным Жрецом. Сервы, темные простолюдины, меж тем обращенные к добру, вспомогали воинам Посланца. Ранее они просачивались в жилые секции, отворяя в минуты сонного круга врата в обители неверных. Теперь же следовали они кровавому завету, высвобождая текучее железо из тел еретиков. И сервы знали, что за контакт с телами несчастных будут потом уничтожены они, но то было смирение перед волей Посланца, ведь что есть жизнь простеца пред божественным пробуждением? Кровь вытекала на лестницы, ручейками спадая вниз. И сервы подносили рыцарям очищенную плоть прощенных еретиков, вознося тем почтение воителям божьим. Порой начинали последние пожирать в благодарности простолюдина, и тот умирал с улыбкой на устах. Добро стекало по этажам. Пир зачинался, и древние стены начинали стонать, сотрясаясь пароксизме благом. Скоро Жрец возлюбит причастного к Перекомпоновке, и тогда сотрясание стен более не будет направлено на потешание похоти гисфероложцев, но сотрясет Башню до основания, даруя высвобождение. Ведь мы заслужили это!

***

   Крупные аномальные помещения по-разному использовались на тех или иных этажах. Все зависело от функции секции, от культуры, от желаний местных Позабытых, Инженеров и Сотрудников, хоть и последние были обычно аполитичными. Некоторые залы становились очередными заводскими цехами, другие превращались в госпитали, третьи же становились своеобразными храмами. Это помещение относилось к последней категорией. Раньше. Раньше здесь было культовое место. Зал славы Бургомистра. Впрочем, номинально он еще был им. Но судьба его была предрешена.

   Тонкая цепь Позабытых сдерживала обезумевшие массы. Тусклый и холодный свет – многие лампы уже были разбиты камнями или пулями – он озарял кровожадную толпу. Как прекрасно эти слова – «Бунт», «Мятеж», «Восстание». А то и «революция», чем демон подшахтовый не шутит? Эти слова, стоило не то что произнести их – просто подумать о них – оседали чем-то солоноватым на языке, чем-то, что отдавало теплым железом. От запретности и запредельности чего пробегали по лопаткам мурашки, а мир словно на мгновение окрашивался чем-то ало-бурым. Эти мысли, они захватывали и звали к безграничным совершениям. В едином порыве.

   Противостояние было контрастным. Несколько десятков Позабытых – безэмоциональных и безжалостных воинов, что с равномерностью автоматонов расстреливали толпу, насаживая на мечи подобравшихся близко безумцев. Напротив – ревущая и беснующаяся мясная масса, истекающая желчью, дерьмом, рвотой, жиром, лимфой, кровью зияющих ран. Плоть против механики.

   Всклокоченные волосы, горделивая поза, интенсивная жестикуляция, искаженное в гневной судороге лицо – и пламенный призыв крушить, убивать, рвать, давить, душить, топтать, резать, пожирать, топить в крови. Агигаторы, вожди революции. Фанатики, бросающиеся вперед – и сотнями помирающие под градом пуль. Свист и шипение огнеметов. Тысячи еретиков пылают и визжат. Порядок вечен и бесконечен. Беспорядок смертелен и конечен. Хруст костей, свист мечей, вой рикошетов, чавканье впивающихся в мозг осколков бетона.

   Проповедники и служители трусливо жались к стене. С каждым мгновением росла гора трупов бунтовщиков – но и утончалась линия защитников храма. Скоро алчующая благой сырой плоти толпа доберется до беззащитных жрецов.

   Старики, женщины, дети. Не только мужчины-рабочие. Топливо, в горнило, в очаг сгодятся все, во имя Пира, что пробудит забытых богов! Вперед! Ведь это самое прекрасное и великое, что делали эти ходячие куски мяса со времени своего рождения. И пусть жертва одного смешна, жалка и ничтожна, но ярость миллионов сотрясет и разрушит эту безумную башню грешников. Вперед! Вдавите педаль до скрежета металла и кости! Выкрутите верньер до хруста! Отбросьте лицемерие культуры.

***

   Древние шестерни. Инженеры под руководством Сотрудников умиротворяли их работу тысячелетия назад. Но так было раньше. Угроза отступила. И долгие сотни орбит зал был запечатан, а леденящие душу механизмы забытыми спали. Но теперь пришло время их пробуждения. Они слышали войну и крики. Они наслаждались свистом флейт из костей врагов и рокотом барабанов из их кожи. Они чуяли запах крови и страха. Они видели тени своих хозяев и пробуждались к их прибытию. Древние шестерни начинали проворачиваться.

   Очень медленно, почти незаметно поначалу. Но бурая корка – не ржавчина – что покрывала их, треснула, размалываясь в темную труху. Они набирали ход. И звали в мир что-то ужасное. Что-то, что однажды люди предпочли забыть. Знание, от которого безжалостно отреклись. Знание, спасением от которого казалсь смерть. Знание, на фоне которого высшей милостью казалось сладкое безумие и ложь. Знание, которое было бесконечно жестокой ценой забыто, но которое не исчезло. Оно всегда было рядом, за тонкой кожистой перегородкой. И шестерни освободят его. Шестерни еще можно было застопорить и замедлить, задобрить, пока они не проснулись до конца, не вспомнили себя и свою суть. Поршни двигались медленно. Можно было успеть пропихнуть туда живого человека. И даже помолиться за его источающую нечеловеческий страх душу, прежде чем слабое обнаженное тело будет с чавканьем пережевано миллионолетним немертвым металлом.