Текст книги "22 июня. Черный день календаря"

Автор книги: Артем Драбкин

Соавторы: Алексей Исаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Планы прикрытия

В период сосредоточения и развертывания войск для грядущей первой операции границу предполагалось прикрывать от возможных вылазок противника быстро мобилизуемыми дивизиями приграничных армий. Задачами этих соединений было: «Упорной обороной укреплений по линии госграницы прочно прикрыть отмобилизование, сосредоточение и развертывание войск округа. Противовоздушной обороной и действиями авиации обеспечить нормальную работу железных дорог и сосредоточение войск округа. Всеми видами разведки своевременно определить характер сосредоточения и группировку войск противника». Разработки, по которым приграничные армии должны были действовать, пока из глубины страны подтягиваются основные силы для реализации планов первой операции, получили название «планов прикрытия государственной границы». До определенного момента мероприятия по прикрытию линии границы включались в план действий войск округа в случае войны отдельным разделом. В частности, соответствующие пункты мы обнаруживаем в записке начальника штаба Киевского особого военного округа М. А. Пуркаева. В 1941 г. эта схема была видоизменена. В начале мая 1941 г. в округа были направлены директивы наркома обороны на разработку планов прикрытия как отдельных документов. В Киевский особый военный округ эта директива была направлена 5 мая 1941 г., Одесский военный округ получил аналогичный документ 6 мая 1941. Сроком предоставления готовых планов обороны на период сосредоточения и развертывания в Генштаб было назначено 25 мая. Реально округа предоставили разработанные ими пакеты документов 10–20 июня 1941 г. Однако это не означает, что войска вступили в бой, не имея конкретных боевых задач. Армейские планы прикрытия были в основном утверждены, задачи соединениям определены. В ходе опроса, проводившегося Военно-научным управлением Генерального штаба в 50-х гг., бывший начальник оперативного отдела штаба КОВО И. Х. Баграмян достаточно подробно описал вопрос с постановкой задач войскам округа: «План обороны государственной границы был доведен до войск, в части их касающейся, следующим образом: войска, непосредственно осуществлявшие прикрытие, […] имели подробно разработанные планы и документацию до полка включительно; остальные войска округа (пять стрелковых корпусов, семь далеко не закончивших формирование механизированных корпусов и части усиления) […] имели хранимый в сейфе соответствующего начальника штаба соединения опечатанный конверт с боевым приказом и всеми распоряжениями по боевому обеспечению поставленных задач. План использования и документация во всех подробностях разрабатывались в штабе округа только для корпусов и дивизий. Исполнители о них могли узнать лишь из вложенных в опечатанные конверты документов после вскрытия последних». Именно приказы частям и соединениям по плану прикрытия находились в «красных пакетах», которые должны были вскрывать командиры в первый день войны.

Надо сказать, что в некоторых случаях даже весьма ограниченные по своему значению планы прикрытия не были соответствующим образом доведены до исполнителей. Вот что говорит об этом в своих воспоминаниях командующий 8-й армией Прибалтийского особого военного округа генерал П. П. Собенников: «28 мая 1941 г. я был вызван с начальником штаба генерал-майором ГА. Ларионовым и членом Военного совета дивизионным комиссаром СИ. Шабаловым в штаб округа, где командующий войсками генерал-полковник Ф. И. Кузнецов наспех ознакомил нас с планом обороны… Все это проходило в большой спешке и несколько нервной обстановке. План был получен для ознакомления и изучения начальником штаба. Он представлял собой довольно объемистую толстую тетрадь, напечатанную на машинке. Примерно через 1,5–2 часа после получения плана, не успев еще с ним ознакомиться, я был вызван к генерал-полковнику Ф. И. Кузнецову, который принял меня в затемненной комнате и с глазу на глаз продиктовал мое решение. Последнее сводилось к тому, что главные усилия сосредоточивались на направлении Шяуляй, Таураге (125-я и 90-я стрелковые дивизии), и прикрытии границы от Балтийского моря (м. Паланга) на фронте около 80 км 10-й стрелковой дивизией 10-го стрелкового корпуса. 48-ю стрелковую дивизию предполагалось к началу войны перебросить на левый фланг армии и увеличить фронт обороны левее 125-й стрелковой дивизии (прикрывавшей основное направление Шяуляй, Таураге) до реки Неман у города Юрбаркас (левая граница армии). Мои записи, а также начальника штаба были отобраны. Мы получили приказание убыть к месту службы. При этом нам обещали, что указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради будут немедленно высланы в штаб армии. К сожалению, никаких распоряжений и даже своих рабочих тетрадей мы не получили».

Первая ракета. Вторжение началось!

Последний мирный месяц

Ощущение приближения войны буквально пронизывало и гражданских, и военных. Вспоминает житель Молдавии И. А. Гарштя: «Мы были простые крестьяне, газет не читали, даже радио у нас не было. Например, помню, каким событием стал первый показ в нашем селе кинофильма. Показывали „Петр I“, за неимением экрана проецировали фильм на белую стену дома. Так люди потом подходили и трогали эту стену… Мы мало что знали и понимали, но помню, что родители запасали соль, спички, керосин. Еще до начала войны успели уехать почти все евреи из нашего села, но четыре беднейшие семьи остались». Курсант Тульского оружейно-технического училища Р. И. Жидков так вспоминал те дни: «Сначала война в Эфиопии, потом Финская. Нарастало ощущение надвигающейся войны. Проводились Ворошиловские броски – зимой 25 километров в полной выкладке (20 килограмм) на лыжах. Зачет ставился „повзводно“, т. е. по первому и последнему. Последних тащили на ремнях. Это было зверство. Первый раз пошли – четверо в больнице оказались. С января 41 г. нам в училище начали менять график занятий. Матанализ, английский убрали, зато увеличили количество практических часов. С января 41-го начали ходить в патруль на железную дорогу – пошли эшелоны с войсками. Останавливались, не доезжая до станции, выводили лошадей, а мы оцепляли место. Вместо 6 лекционных часов, стало 8—10. Мы почти спали сидя. В конце мая из нашей учебной роты выпустили человек 12 досрочно, присвоив звание лейтенантов».

Особенно остро осознавали нарастание опасности в приграничных округах. Будущий летчик-штурмовик П. Е. Анкудинов вспоминал: «Слухи о грядущей войне постоянно ходили. В апреле я поехал в отпуск к двоюродному брату, Мельникову Владимиру Васильевичу, в Полоцк, где он был начальником политотдела одной из дивизий. Он меня встретил такими словами: „Чего ты приехал? Скоро будет война. Уезжай отсюда“. Летом 1941-го брат попал в окружение, а затем руководил партизанской бригадой, которая так и называлась „Бригада Мельникова“». Вот другое свидетельство ветерана войны В. А. Виноградова: «Война меня застала в Ровно. Примерно дней за десять до начала войны в полках дивизии по утрам начались тревоги. В пять-шесть часов утра мы выезжали, делали бросок на машинах в сторону границы, – а тогда я служил уже в механизированной дивизии, которая входила в 22-й механизированный корпус, – затем возвращались обратно в казармы, завтракали и приступали к обычным полевым занятиям. Некоторые части 5-й армии, в которую входил корпус, были расположены около самой границы. Оттуда поступали сведения о ситуации на другом берегу пограничной реки, в районе г. Владимир-Волынского. Сведения эти были тревожными, сообщалось, что на другом берегу сосредотачиваются немецкие войска, все время наблюдается движение, используются оптические приборы для наблюдения за нашей территорией. Были нарушения границы немецкими самолетами. Все это создавало обстановку напряженности. Ночью через Ровно проходили воинские части, летели над Ровно самолеты в сторону границы. Как потом выяснилось, они располагались на прифронтовых, приграничных аэродромах и просто больших полянах. Все это, естественно, подсказывало, что ситуация сложная, что могут быть в самое ближайшее время начаты военные действия. За несколько дней до 22 июня, было опубликовано сообщение ТАСС, в котором опровергалось, что немцы собираются на нас напасть. Но мы восприняли это опровержение как подтверждение того, что война приближается и до нее буквально осталось несколько дней. Я решил сходить в фотографию, сфотографировался и отослал домой свои последние фотографии. Фотографии эти уцелели».

Граница Литовской ССР Солдаты вермахта ломают забор, который маскировал строящиеся оборонительные укрепления.

Но естественно были те, кто не чувствовал приближение войны. О. Е. Ходько вспоминала: «Окончив педагогическое училище в 1937 г., я начала работать учителем начальных классов в Забородской школе, а через три года меня перевели в Устье, где еще год до начала войны в семилетке я преподавала русский язык и литературу. Ощущения надвигающейся войны не было ни у меня, ни у моих близких. Наоборот, казалось, что тяжелые 30-е годы позади, теперь жизнь начнет налаживаться…»

В штабах округов обладали большим объемом информации, чем любой солдат или командир стоявших у границы соединений. Поэтому окружное командование неоднократно выходило с соответствующими просьбами к высшему руководству. Начальник штаба Одесского военного округа М. В. Захаров вспоминал: «6 июня военный совет Одесского округа обратился к начальнику Генерального штаба за разрешением на передислокацию 48-го стрелкового корпуса на наиболее вероятное направление действий противника. После того как разрешение было получено, 74-я и 30-я стрелковые дивизии и управление корпуса к 15 июня сосредоточились на новых позициях, немного восточнее Бельцы». Отметим, что 30-я дивизия была весной 1941 г. переформирована в горнострелковую, но по многим мемуарам и документам она продолжала проходить как стрелковая. По плану прикрытия 30-я горнострелковая дивизия поступала в распоряжение командира 35-го стрелкового корпуса, 74-я стрелковая дивизия была армейским резервом.

Однако далеко не все решения командования приграничных округов получали поддержку наверху. Иногда их одергивали в достаточно резкой форме. Так, в телеграмме начальника Генерального штаба от 10 июня 1941 г. на имя командующего КОВО указывалась: «…донесите для доклада народному комиссару обороны, на каком основании части укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение. Жуков». 11 июня командующие приграничными округами получили указания «полосу предполья без особого на то приказания волевыми и УР-овскими частями не занимать». 12 июня нарком обороны приказал: «Запретить полеты нашей авиации в приграничной полосе 10 км от госграницы». Последняя мера была, скорее всего, направлена на предотвращение случайного пересечения границы вследствие навигационных ошибок.

Рука об руку с запретительными мерами шли мероприятия по усилению особых округов. 12 июня командование КОВО было извещено о прибытии на территорию округа 16-й армии из Забайкальского военного округа. Поступление эшелонов армии предполагалось в период с 17 июня по 10 июля. Должны были прибыть:

«Управление армии с частями обслуживания;

5-й механизированный] корпус (13,17-я танковые и 109-я моторизованная дивизии);

57-я танковая дивизия;

32-й стр[елковый] корпус (46,152-я стрелковые дивизии, 126-й корпусной артполк)».

Реально сосредоточение войск 16-й армии началось не 17, а 18 июня. Прибытие армии в резерв Юго-Западного фронта закладывалось в предвоенное планирование. Также 16-я армия является примером выдвижения назначенных для первой операции войск до начала боевых действий, которое стало общим местом последних мирных дней и месяцев столкновений различных стран в 1939–1941 гг.

14 июня начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М. А. Пуркаев своим телеграфным распоряжением потребовал организовать во всех штабах армий круглосуточное оперативное дежурство. Дежурных предписывалось назначать «только из числа командиров, имеющих оперативную подготовку». В тот же день, 14 июня, в связи с нарастанием угрозы нападения Одесский военный округ получил указание о выделении управления 9-й армии с выводом его в Тирасполь. Утром 20 июня управление (начальник штаба генерал-майор М. В. Захаров) было поднято по тревоге и под видом командно-штабных учений к исходу дня развернуло командный пункт в заранее оборудованном на случай войны районе, установив связь с соединениями, включенными в состав армии.

Немцы сносят шлагбаум на границе рейха и СССР.

Но наиболее значительным событием 14 июня была публикация в «Известиях» сообщения ТАСС:

«Еще до приезда английского посла в СССР г. Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной прессе стали муссироваться слухи о „близости войны между СССР и Германией“. По этим слухам, Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними. СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредоточивать свои войска у границы СССР с целью нападения на СССР. Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредоточивает свои войска у границы последней. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны. ТАСС заявляет, что: Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место. По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными. Проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по крайней мере, нелепо».

Большинство непосредственных участников событий увидели в этом сообщении только слова, касающиеся военного ведомства: «слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Однако сообщение ТАСС ни в коей мере не предназначалось для внутреннего пользования. Для общения с собственным гражданами у руководства страны были совсем другие механизмы с целым штатом толмачей-политруков. Вспоминает А. С. Хоняк: «Перед самой войной я был направлен для дальнейшей службы в Белорусский военный округ. Располагалась наша часть в Кобрине, но в июне мы выехали на летние занятия в лагерь, в район Колки. Там были практические стрельбы, тренировки, занятия – обыкновенная военная учеба. Конечно, напряжение чувствовалось. Особенно после заявления ТАСС от 14 июня, которое подвергало сомнению заявления печати, что немцы перебросили свои войска к нашим западным границам. Это, конечно, было сделано с целью предотвратить провокации». На эзоповом языке дипломатии сообщение ТАСС – это не что иное, как приглашение руководства Германии к переговорам. Либо с целью заключить соглашение по спорным вопросам, либо перевести конфликт в фазу открытого противостояния с бряцанием оружием.

Гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС стало для советского руководства сигналом для начала развертывания войск. В последнюю мирную неделю подготовительные мероприятия шли нарастающим темпом. С середины июня были отменены отпуска личному составу. 13 июня руководство Киевского особого военного округа получило директиву наркома обороны и начальника Генштаба Красной Армии на выдвижение «глубинных» (т. е. находящихся далеко от границы) стрелковых корпусов ближе к границе.

Приказание последовало синхронно с сообщением ТАСС и в случае начала политического диалога выдвижение могло быть отменено. Началось выдвижение «глубинных» соединений округа 17–18 июня. Сроки выдвижения и пункты назначения корпусов были определены следующим образом: «31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в районе Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му-к 30 июня». По предвоенным планам эти соединения предполагалось сосредоточить в указанных районах «с 4 до 15-го дня мобилизации». Отличия от записанного в планах были следующие. Во-первых, 7-й стрелковый корпус, который по предвоенным планам должен был выдвигаться вместе с другими «глубинными» корпусами, пока остался на территории Одесского военного округа. Вместо 7-й стрелкового корпуса в состав 12-й армии выдвигался 49-й стрелковый корпус. Во-вторых, «глубинные» соединения выдвигались в неотмобилизованном состоянии, в численности мирного времени с добавкой резервистов, призванных на «большие учебные сборы».

Перемещения «глубинных» соединений затронули не только Киевский особый военный округ. Точно так же выступали в поход соединения Западного особого военного округа. С. Иовлев, командир 64-й стрелковой дивизии 44-го стрелкового корпуса, вспоминал: «15 июня 1941 г. командующий Западным особым военным округом генерал армии Д. Г. Павлов приказал дивизиям нашего корпуса подготовиться к передислокации в полном составе. Погрузку требовалось начать 18 июня. Станция назначения нам не сообщалась, о ней знали только органы военных сообщений (ВОСО). Погрузка шла в лагерях и в Смоленске. Ничто не говорило о войне, но необычность сборов, не предусмотренных планом боевой подготовки, настораживала людей, и у многих в глазах можно было прочесть тревожный вопрос: неужели война?» 64-я стрелковая дивизия содержалась в сокращенных штатах (6 тыс. человек), и ее боевая ценность была ниже, чем у приграничных дивизий.

Самой важным, можно даже сказать, знаковым мероприятием середины июня 1941 г. стало начало выдвижения войск внутренних округов на рубеж Западной Двины и Днепра. И. Н. Бирюков, командир одного из выдвигавшихся соединений 186-й стрелковой дивизии, вспоминал: «13 июня 1941 г. из штаба Уральского военного округа мы получили директиву особой важности, согласно которой дивизии предстояло выехать в „новый лагерь“. Адрес нового расквартирования не был сообщен даже мне, командиру дивизии. И только проездом в Москве я узнал, что наша дивизия должна сосредоточиться в лесах западнее Идрицы, т. е. на рубеже старых укреплений, возведенных вдоль прежней советско-латвийской границы, существовавшей до 1939 г.». Однако решение о перевозке к границе войск внутренних округов безнадежно запоздало и не оказало влияния на события первого дня войны. Вспоминает А. Ф. Пануев, служивший в 17-м гаубичном артиллерийском полку 17-й танковой дивизии, входившей в 16-ю армию: «В мае месяце моя батарея заняла 1-е место по строевой и огневой подготовке в дивизии. Мне дали отпуск. Погулял недели две – телеграмма: „Срочно прибыть в часть“. Я прибыл – 16-ю армию перебрасывали на Запад. Мы погрузились в первых числах июня, и пошли по Транссибирской магистрали на Запад. Нашей танковой дивизии и нашему полку назначение было на Винницу. Тут вышло опровержение в „Правде“ о том, что нет переброски. 14 июня – второе опровержение ТАСС. После второго опровержения нас повернули на Турсиб. Все платформы были забиты фанерой – изображали переброску техники для посевной кампании. Нам было запрещено выходить на больших станциях. Эшелон останавливали только на перегонах, там, где можно было взять воду. Когда проходили крупные станции, даже люки закрывали. Жара… июнь… Турсиб…»

Первый раненый. Первый из миллионов.

Волна движения Красной Армии вперед после сообщения ТАСС вскоре затронула приграничные армии. В ночь с 16-го на 17 июня в Киевском особом военном округе выступили из лагеря Киверцы части 62-й стрелковой дивизии 5-й армии. Совершив два ночных перехода, они к утру 18 июня вышли на позиции вблизи границы. Однако рубеж обороны не занимался, и дивизия рассредоточилась в населенных пунктах и лесах. С 17 июня собирал части дивизии в летнем лагере командир 41-й стрелковой дивизии Г. Н. Микушев. 18 июня командующий 5-й армией М. И. Потапов приказал вывести 45-ю стрелковую дивизию с полигона. 18 же июня получила приказ на выдвижение к границе 135-я стрелковая дивизия, составлявшая второй эшелон 27-го стрелкового корпуса 5-й армии. Выдвигалась она в освободившийся после ухода 62-й дивизии лагерь Киверцы. Командир дивизии, генерал-майор Ф. Н. Смехотворов вспоминал после войны: «18 июня 1941 г. 135-я стрелковая дивизия выступила из района постоянного расквартирования (Острог, Дубно, Кременец) и к исходу 22 июня прибыла в Киверцы (в 10–12 км северо-восточнее Луцка)…»

Самые радикальные меры были приняты в Прибалтийском особом военном округе. 18 июня последовал приказ № 00229 командующего округом Ф. И. Кузнецова «О приведении в боевую готовность театра военных действий». Обтекаемая формулировка «театра военных действий» была призвана сгладить впечатление от тяжелого для мирного времени словосочетания «в боевую готовность». Одновременно в таком виде приказ не должен был вызвать окрика из Москвы. По приказу № 00229 в боевую готовность приводилась ПВО округа, средства связи. Помимо традиционных мер Ф. И. Кузнецов предписывал: «создать на телшяйском, шяуляйском, каунасском и калварийском направлениях подвижные отряды минной противотанковой борьбы. Для этой цели иметь запасы противотанковых мин, возимых автотранспортом. Штат этих отрядов, формируемых за счет саперных частей и выделяемых начальником Автобронетанкового управления автотранспортных средств, разработать и доложить мне 19.06.41 г. Готовность отрядов 21.06.41 г.». Также Ф. И. Кузнецов отдал распоряжение по выдвижению к границе механизированных и стрелковых соединений. В 23:10 16 июня в штаб 12-го механизированного корпуса был доставлен пакет из штаба округа. В 23:00 18 июня соединения и части мехкорпуса выступили в марш, а уже 20 июня вышли в назначенные районы (находившиеся ближе к границе). Также 18 июня был поднят по тревоге и выведен из мест постоянной дислокации 3-й механизированный корпус. Вспоминает боец 2-й батареи 358-го артиллерийского полка 126-й стрелковой дивизии С. С. Мацапура: «18 июня после обеда все подразделения сводного отряда снова были подняты по тревоге. Опять последовал марш-бросок вдоль побережья, погрузка в эшелон. Когда прибыли в Шяуляй, поняли, что едем к границе. Все ребята подтянулись, посерьезнели. От Шяуляя на Каунас и далее ехали с частыми и длительными – иногда на полдня – остановками. В ночь на 22 июня прибыли на место. Заняли огневые позиции близ какого-то литовского городка. Граница, как объяснил командир батареи, была километрах в тридцати. Правее нас и несколько впереди, за сосновым бором, встала на позиции батарея 501-го гаубичного артполка. Там же заняли оборону стрелки и саперы нашего отряда. Где находятся главные силы 126-й дивизии, мы не знали».

19 июня в Киевском особом военном округе из Генерального штаба было получено распоряжение о создании фронтового управления и передислокации его в Тарнополь. И. Х. Баграмян вспоминает: «В то же утро (19 июня. А. И.)из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь.

Предписывалось сохранить это „в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа“. У нас уже все было продумано заранее. По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу. Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну – в первой половине следующего дня». В руководящих документах предусматривалось переместить штаб округа с преобразованием его во фронтовое управление с началом мобилизации: «Штаб КОВО с 20:00 М-2 Тарнополь». Таким образом, в мирное время, до объявления мобилизации осуществлялись мероприятия, предусмотренные по планам в первые дни войны. Начало боевых действий руководящий состав КОВО, ставший управлением Юго-Западным фронтом, встретил в буквальном смысле на колесах.

Однако не все командующие округами использовали имеющиеся у них средства для приведения войск в боевую готовность. В Брестской крепости, точнее в казармах в цитадели и вокруг нее, были собраны части двух дивизий. По плану они должны были обороняться вне крепости, и никакие запреты Генштаба не могли помешать Д. Г. Павлову вывести части двух дивизий из крепости в ее окрестности. Справедливости ради следует отметить, что трагедия Бреста была в значительной мере заложена еще в 1939 г. После завершения «польского похода» Германия и СССР согласовали начертание границы между двумя странами. Произошло это 2 октября 1939 г., когда состоялась беседа народного комиссара обороны СССР маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова и начальника Генерального штаба РККА командарма 1 ранга Б. М. Шапошникова с представителями Германского военного командования в лице генерала Кестринга, полковника Ашенбреннера и подполковника Кребса. Сторонами была письменно зафиксирована линия, по которой должна проходить граница. Вполне в традициях подобных мероприятий она была проведена с опорой на рубежи крупных рек. Однако такой простой и очевидный принцип не всегда давал удобные позиции с военной точки зрения. Поэтому уже в 23:30 2 октября командующий Белорусским фронтом Ковалев отправил в Москву следующую телеграмму: «Установленная граница по р. Бугу г. Брест-Литовска крайне невыгодна для нас по следующим причинам: город Брест границей делится на две части – западный обвод фортов достается немцам; при близости границы невозможно использовать полностью богатейший казарменный фонд в г. Бресте; железнодорожный узел и сам город будут находиться в сфере пулеметного огня; переправы на р. Буг не будут прикрыты необходимой территорией. Замечательный аэродром у Малашевичи достанется немцам. Командующий фронтом просит пересмотреть границу в районе Брест-Литовска». Ковалев просил оставить за СССР часть территории на западном берегу реки. Брестская крепость еще во времена Российской империи была модернизирована и состояла из собственно крепости и расположенных на некотором расстоянии от нее фортов. Точно так же Верден состоял из самого Вердена и цепочки фортов вокруг него. Знаменитые форты Дуомон и Во, за которые шли бои в Первую мировую войну, находились на внешнем поясе обороны Вердена. Буг фактически разрезал Брестскую крепость надвое, оставляя западные форты на территории Генерал-губернаторства (подконтрольной Германии территории Польши). Система фортов на периметре крепости утрачивалась. Однако просьбы Ковалева остались гласом вопиющего в пустыне. 3 октября 1939 г. из Москвы пришел ответ, что «граница у Бреста установлена соглашением и менять ее невозможно». Советской стороне удалось лишь в незначительной степени улучшить свои позиции в районе Бреста. Чтобы сохранить за собой всю Брестскую крепость, советские саперы запрудили Буг и взорвали перемычки крепостного рва. В итоге вода пошла по обводному каналу перед Тереспольским укреплением. Этот канал советские представители выдали немцам за русло р. Буг, по которому и была проведена граница. Но главная проблема осталась нерешенной: казармы Брестской крепости находились в непосредственной близости от границы. В старой, защищенной фортами крепости они были в центре системы обороны, теперь же казармы были практически на линии соприкосновения с потенциальным противником. Перед советским командованием стоял невеселый выбор: либо рисковать, размещая войска практически на границе, либо заниматься обустройством вместо боевой подготовки.