Текст книги "Ревизор: возвращение в СССР 31 (СИ)"

Автор книги: Артем Шумилин

Соавторы: Серж Винтеркей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Москва. МГУ.

По окончании второй пары нашу группу отловил Евдокимов с военной кафедры и всем, кто записался на стрелковые соревнования, велел завтра после третьей пары явиться на кафедру. Сказал, что поедем на стрельбы в воинскую часть.

– Не опаздывать! – велел он. – На территорию части пропустят только всех вместе по списку, согласованному командиром части. А список у меня!

А у меня завтра выступление группы Еловенко на ЗИЛе. Эх, люблю стрелять, но пообещал же, что буду… Подошёл отдельно к Евдокимову, объяснил, что завтра мероприятия праздничные на работе, пообещал обязательно приехать к Догееву в другой день.

– Ну, насколько я слышал от Догеева, тебе не особенно и надо, – кивнул он. – Уже раньше достаточно наездился.

– Нет, я точно отработаю! Просто людям обещал, что на первое серьезное выступление их группы приду, неудобно. Они песню написали патриотическую, очень хочется послушать, как вышло.

– Ты у нас, значит, не только снайпер, но и культурный человек, – усмехнулся майор, – приятно слышать, что ты такой разносторонний!

Послушал бы он песни Трубадура еще месяц назад, точно бы про культуру ничего не сказал… Хорошо, когда люди перестают делать глупости.

* * *

Святославль.

Оксана и Настя паковали вещи. Расстилали на полу покрывала, складывали в них всё подряд из шкафов и завязывали в тюки. Настроение у всех было подавленное. Маленькая Маришка, чувствуя состояние взрослых, тихонько сидела на диване.

Руслан подогнал к дому свою рабочую буханку. Ему предстояло часть вещей и мебели отвезти на новую квартиру матери, а часть к себе в дом. Он пригласил двоих своих друзей, чтобы помогли перевезти только габаритные вещи. Оба знали, чем закончился для Руслана и Насти этот обмен, очень сочувствовали им и подключились после работы к общей суматохе, а на завтра отпросились вообще, чтобы все успеть перевезти.

Первым делом Руслан с друзьями разобрали и перевезли к матери шкаф. А то из-за тюков с накопленным за столько лет барахлом в однушке для дивана и места не осталось…

При этом Оксана хотела и книжный шкаф взять к себе, и сервант для посуды, и комод, и тумбочку под телевизор, и трюмо. Мебель с кухни и холодильник никак не вставали на меньшей площади в однокомнатной квартире, пришлось холодильник поставить в прихожей.

Хорошо, что у Руслана места в доме много, – думала Оксана. – А то пришлось бы ещё и часть мебели этому жулику оставить. Продать её он нам времени не дал бы…

Время от времени ее одолевала минутная слабость, и у нее всплывало в голове, что Руслан предлагал привлечь Пашку к защите квартиры. Зять у нее оказался очень изворотливым, мог бы и помочь. Но она каждый раз поджимала губы, и все же радовалась тому, что не позволила Руслану к нему обратиться. Тем более квартира у нее, все же, как и хотели в Жилкомиссии, теперь однокомнатная. А отчим Пашки вполне подождет с деньгами, так ему и надо. Они все его защищают, поделом ему будет!

* * *

Москва. МГУ.

Гусев так и ходил целый день с письмом Ивлева во внутреннем кармане пиджака. Когда группа разбора после четвёртой пары приступила к работе, он выждал некоторое время и направился туда.

– Добрый день, товарищи, – вошёл он и осмотрелся. Увидев Регину за одним из столов, он подошёл к её столу. – Как дела? Вопросы есть? Помощь какая-то нужна?

Он специально поднял руку, как будто приглаживает волосы, так, чтобы край его пиджака оказался на письмах в конвертах на столе Регины, которые ещё не были разобраны. Сделав шаг в сторону, он смахнул пиджаком часть этих писем на пол.

– О, чёрт, – деланно смутился он, и присел, собирая письма с пола.

Перегородив собой весь проход между двумя рядами столов, он незаметно для девчонок вытащил из внутреннего кармана письмо, положил его под верхнее письмо в собранной стопке и вернул все письма на стол Регины.

* * *

Москва. МГУ.

Вот, олух неуклюжий, – пренебрежительно подумала Регина, глядя на Гусева. После того, как ее любовник нагнул Гусева при помощи своих связей, она всерьез первого секретаря комсомола уже не воспринимала. И её нисколько не смутило, что он копошится там у её ног. Пусть полюбуется, – снисходительно подумала она. Небось, у самого жена страшная, как корова, так хоть посмотрит, как должны ножки у красивой девушки выглядеть…

Когда он вернул на её стол собранные письма и вышел, она продолжила работу как ни в чём не бывало, мысленно усмехаясь растерянности остальных девчонок. Они аж дышать перестали, пока Гусев под столом у неё лазил.

Вытащив очередное письмо из конверта, она вчиталась и чуть не подпрыгнула на стуле от радости. Она прочла уже десятки писем, и все это было не то. Большая их часть вообще к Москве никакого отношения не имела, следовательно, и ей не могло быть использовано… А в этом письме говорилось о явных махинациях на московской мебельной фабрике. Прямо между строк намекалось о том, что брака, на самом деле, почти нет, просто под прикрытием списания часть мебели разворовывается руководством. Что это? Удача? Или, всё-таки, результат её упорства и настойчивости?

Оглядевшись, она убедилась, что никому нет до неё дела. Засунула письмо обратно в конверт и спрятала его к себе в сумку. При этом достала пирожок с повидлом, как будто ради него она, собственно, и полезла в сумку. Ну вот, теперь у нее есть аргумент, почему она получает свои деньги!!! Только надо не продешевить… Может, удастся, после такой наводки увеличить получаемую ежемесячно сумму? Или и вовсе процент потребовать? Самедов так аппетитно живописал, когда тогда напился, как здорово получать процент, какое приятное ощущение от пухлого конверта, что раздают, в кармане, что и ей хотелось испытать это ощущение как можно раньше. А то сунет ей Володин пару купюр, и все на этом…

* * *

Москва. Детский дом № 19.

Директор детского дома только вошла к себе в кабинет, как зазвонил телефон. Ей дежурный педагог, ещё как только она вернулась из исполкома, сказала, что Брагина уже телефон оборвала.

– Слушаю, Титова, – взяла директриса трубку.

– Александра Мироновна! Здравствуйте! Ну как? – услышала она голос Евгении.

– Всё отлично, Жень, – улыбнулась она. – Решение исполкома у меня на руках.

– Ура-аа!!! – заорала Женька на том конце провода. – Можно приезжать?

– Завтра, Жень. Сегодня уже поздно, рабочий день скоро заканчивается. Нам надо Ларочку подготовить, вещички её собрать… Попрощаться ей надо с другими детками. Приезжайте с мужем завтра.

– Хорошо, – ответила Евгения, не в силах скрыть своего разочарования. – Что нам надо завтра привезти с собой?

– Сумку возьмите дорожную… Много вещей мы вам, конечно, не дадим, но всё необходимое на первое время у ребёнка будет.

– Спасибо вам, Александра Мироновна, – всхлипнула растрогавшаяся Женя. – За всё спасибо!

* * *

Святославль.

Чувствуя себя очень неловко перед Русланом Якубовым из-за того, что не смог ему помочь отстоять свои интересы, Шанцев зашёл к нему вечером домой и застал бурную деятельность по перетаскиванию мебели и вещей.

Запыхавшийся Руслан тут же воспользовался возможностью устроить перерыв.

– Этот гад уже прописаться успел в вашу квартиру, – начал Шанцев ему объяснять. – Ещё и с женой повторно брак регистрировать собрался, в пятницу заявление подали. Куда не сунься, время играет против нас. Пока мы будем добиваться его выписки, он успеет прописать жену и дочь.

– Да не будет он никого к нам прописывать, – ответил вдруг Руслан. – Ему наша трёшка, я так понял, и не нужна вовсе. Он её на Брянск обменять хочет. Сказал, что завтра уже люди приедут нашу квартиру смотреть.

– Вот как? Очень интересно, – удивился Шанцев. – Даже очень интересно.

В голове его закипели новые варианты… Он быстро попрощался с Русланом и отправился к Щербакову домой.

* * *

Увидев у себя на пороге первого секретаря горкома, председатель жилкомиссии растерялся было, но тут же взял себя в руки и пригласил Шанцева в дом.

– Мне только что стало известно, – сразу перешёл к делу тот, – что Левичев не собирается жить в той трёшке, что выменял у Якубовых. Он планирует обменять её на квартиру в Брянске. Завтра приедут люди смотреть её.

– Вот оно что, – хлопнул себя по лбу Щербаков, – Святославль на Брянск он обменяет с потерей площади и особых излишков у их семьи не будет. А дом они здесь продадут или на кого-нибудь переоформят… Хитро придумал, жучила!

– Не то слово, – процедил Шанцев. – Я что пришёл-то, Кирилл Иванович. Надо сделать так, чтобы Левичев не смог обменять квартиру Якубовых на Брянск, пока честно не расплатится по всем долгам.

– Понял, Александр Викторович, – стараясь скрыть свою радость, что снова в деле, охотно пообещал Щербаков. – Пока не получу от вас команду, Левичев в Брянск не уедет. Предлог найдем!

– Отлично, Кирилл Иванович! Мы ещё повоюем! – неопределённо погрозил куда-то кулаком Шанцев, и попрощался, пожелав Щербакову и его супруге, тоже вышедшей его проводить, спокойной ночи.

Проводив его до двери, Щербаков радостно потёр руки. Всё-таки, есть у него ещё шанс стать полезным лично Шанцеву!

* * *

Выйдя из дома председателя жилищной комиссии, Шанцев сразу отправился к Ивану Николаеву домой. Тот быстро вышел на лай старой овчарки и Шанцев от калитки помахал ему рукой.

– Александр Викторович? – немного удивился Иван, поздоровался и пригласил жестом пройти в дом. – Что-то случилось?

– Нет, – остановил Ивана у крыльца Шанцев и сел на лавку, решив не беспокоить семью с грудным ребёнком. – Просто зашел узнать, как у тебя дела. Удалось уже что-то найти на Левичева?

– Пока ничего, Александр Викторович. Времени было слишком мало. Был у них в Шамордино…

– И что там?

– Ну, что? Крепкий домик, гараж новенький, то ли сарай, то ли ещё какая-то подсобка тоже новье. Свой колодец на участке…

– Не хоромы, короче?

– Да какие хоромы? Земли, правда, сорок соток при доме.

– Это всё не то, Иван! Ищи… Нужно что-то, за что можно подцепить этого хитроделанного умника. Ну не может он всё предусмотреть… Такие хитрецы, когда долго безнаказанно всех обманывают, наглеть начинают, и прокалываются…

– Терпение, Александр Викторович. Я с вами полностью согласен, любой хитрец однажды доходит до того, что сам себя обманывает. Нужно время и всё найдём. И вы правы, он, собственно, уже и прокололся, раз привлек к себе наше внимание этим обменом.

* * *

После пар решил поработать в спецхране до собрания в бане «Полёта». До шести часов просидел в библиотеке и оттуда поехал сразу на часовой завод.

Народ собирался потихоньку, приехал Ригалёв и начал опрос, кому сколько рыбы надо. Заказал ему опять десять килограммов.

Приехал Мещеряков и как-то странно на меня взглянул. Но ничего не сказал. Подтянулся Сатчан и мы все вопросительно уставились на него. Но он только развёл руками, дав нам понять, что жена ещё не родила.

Мужики, кто как, пытались его подбодрить, но первенец – это всегда очень волнующе.

– Что насчёт колясок? – решил я отвлечь его.

– На четверг договорился. В обед, давай, поедем, – ответил он и я кивнул. Если на базе его готовы в обед принять, то мне, тем более, всё равно.

Подошли остальные и совещание началось. Начало было приятным, Бортко раздал конверты и народ засуетился, убирая деньги.

Подождав немного, слово взял Захаров.

– Теперь, товарищи, о делах наших насущных. По твою душу, – многозначительно посмотрел он на меня. – В следующий раз обо всех своих подозрениях, пожалуйста, не только Александру Юрьевичу сообщай, но и нам с Михаилом Жановичем. Знаешь, с кем встречался вчера новый любовник Самедовской пассии?

– И с кем же? – напрягся я.

– С твоим старым знакомым, Димасом, – многозначительно посмотрел на меня Захаров.

– Да ладно, – покачал головой я. Значит, гагаринские. Ну, в принципе, наибольшая вероятность сразу была, что это именно они.

– Вот тебе и да ладно, – добавил Мещеряков. – И он не просто с ним встречался, а Димас ему деньги передал.

– Блин… О чём-то таком я и подозревал, – честно признался я. – Но очень хотелось ошибиться… И что мы имеем?

– А то и имеем, что Володин по какой-то, пока неизвестной нам причине, решился нарушить перемирие, – подвёл итог Бортко.

Войнов поднял обе руки, и замотал головой:

– Товарищи! Можно больше ясности, что за любовницу мы тут обсуждаем, и вообще, что к чему?

Мещеряков по кивку Захарова рассказал о нашей с ним беседе, и действиях, что он предпринял, чтобы выйти на гагаринских.

– Вот теперь мне все понятно… – кивнул Войнов.

– Интересно девки пляшут, – возмущённо произнёс Осипов. – И что мы будем делать?

– Для начала, неплохо бы узнать, – взял слово опять Захаров, – с какого перепугу он вдруг так обнаглел? Товарищи, это всем надо взять на заметку и держать ушки на макушке. Мы со своей стороны уже поговорили, с кем могли, но ничего вразумительного выяснить не удалось. Главное, непонятно, что и откуда может прилететь. Так что, всем быть наготове…

– Ну это да, – озабоченно кивнул Войнов.

О делах производственных говорили немного и вскользь. Обсуждение очень быстро вернулось к гагаринским. Пытались прикинуть, что нас ожидает, и какие упреждающие меры мы можем предпринять. Но исходных данных для принятия каких-либо решений было слишком недостаточно. Ничего, кроме дополнительной головной боли и беспокойства, наше обсуждение не принесло.

О том, что я предпринял кое-какие меры против Быстровой и гагаринских, говорить не стал. Потому что, во-первых, не факт, что Быстрова клюнет на мою анонимку, во-вторых, не факт, что гагаринские клюнут, ну и, возможно, Межуев или его люди по-тихому разберутся с наездом на свою фабрику, как со мной тогда… В этом случае, мы и знать не будем, что что-то, вообще, было. Разве что только за Региной наблюдая. Пропадет она из моей группы по письмам, или начнет ходить грустная, после того, как гагаринские ее за такую подставу отпинают, значит, все сработало…

Расходились с ощущением затишья перед большой бурей. Никто даже пить и париться не захотел остаться.

Вернулся домой, ещё девяти не было. Решил сразу к Анне Аркадьевне зайти насчёт кроватки, пока не очень поздно. Загит был на дежурстве, и она была одна дома.

– У друга очень хорошего жена рожает, – начал объяснять я. – Хочет кроватку такую же красивую, как у нас. Вот, думаю, подарить им. Помогите, пожалуйста, купить.

– Слушай, Паш, кроватки есть, – ответила она, – но какого цвета?.. Понятия не имею. Или им всё равно?

– Не знаю…

– А ты спроси, какого цвета они хотели бы, вообще?

– Я бы, наверное, лучше, посмотрел у вас на фабрике, что есть в наличии и позвонил тогда уже ему.

– Ну, давай так. Когда ты приедешь? Завтра?

– Если только с самого утра. Завтра в два часа на концерт иду. Буду слушать выступление вашего соседа Виктора.

– Правда, что ли? – не поверила мне Анна Аркадьевна. – Я уж радовалась, что он притих после ареста. По крайней мере, никаких сомнительных куплетов больше никто не слышал. А тут концерт… В КПЗ, что ли, он его давать собрался?

– Ну, он старается исправиться сейчас. Написал очень хорошую песню про войну. А что касается концерта, то это не прям вот самый настоящий концерт, но и не в КПЗ. Несколько песен исполнит со своей группой во Дворце культуры ЗИЛа.

– Ну, надо же, – потрясённо покачала она головой. – Расскажешь потом.

– Обязательно, – улыбнулся я. – А давайте, я вас на работу завтра с утра отвезу.

– Давай, – обрадовалась она.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и она проводила меня. Спустился к себе. Мальчишки уже спали.

– Ну, как там Римма? – едва я вошёл, спросила жена.

– Пока тишина, – ответил я. – Ждём-с.

– Я сама так за нее нервничаю, – призналась Галия. – Самой рожать не так страшно было.

– Ну, ты наговоришь, – удивился было я, а потом подумал, что всё правильно. У женщин же при родах в организме специальный гормональный коктейль в лошадиных дозах вырабатывается… А другим роженицам они сочувствуют без этого допинга, вот и волнуются сильнее, чем за себя. Как представят, через что предстоит пройти бедняжке, так и волосы дыбом встают!..

Остаток вечера стучал на машинке, оформляя записки для Межуева. Неожиданно поймал себя на том, что уже освоился с печатной машинкой до такой степени, что уже на автомате за концом строки слежу, прикидываю, поместится очередное слово на строке или переносить придётся? И сразу прикидываю, как буду его переносить. Уже отвык от компьютеров и втянулся…

Во вторник Анна Аркадьевна зашла за мной, и мы поехали с ней на фабрику. В наличии были белые крашеные кроватки и обычная тёмно-коричневая полировка. Позвонил из кабинета Анны Аркадьевны в райком Сатчану. Он сам определиться не смог, а с женой посоветоваться быстро никак. Зато он догадался позвонить тёще и она сказала брать тёмно-коричневую кроватку, потому что у них спальня такого цвета.

– Ну, логично, – сказал я, перезвонив ему через несколько минут ещё раз. – Очень, кстати, правильное решение!

– Какое, тёмно-коричневую кроватку взять? – переспросил он.

– Нет. Тёщу привлечь к выбору цвета. Теперь, даже если Римме цвет не понравится, ты не виноват. Это её мама так решила.

Он рассмеялся, и мы попрощались. Сразу оформили с Анной Аркадьевной покупку и пошли на склад получать заветную коробку.

* * *

Святославль.

– Вот, проходите, смотрите, – широким жестом гостеприимного хозяина пригласил Левичев в трёхкомнатную квартиру Рябовых, не обращая внимания на прежних хозяев, собирающих свои вещи.

– Здравствуйте, – с вызовом произнесла Оксана. Ей так хотелось поскандалить, но этот гад Левичев приветливо улыбнулся ей.

– Добрый день, Оксана Евгеньевна, – доброжелательно произнёс он, не оставив ей и шанса учинить скандал на ровном месте.

Она аж зубами заскрипела от досады, но не решилась конфликтовать. Если эти люди переезжают в Святославль, то абсолютно ни к чему демонстрировать себя с плохой стороны, зачем ей лишние разговоры за спиной? Тем более, первое впечатление самое стойкое, и бесполезно им потом будет объяснять, что Левичев их обокрал и ругалась она на него, а не на новых жильцов своей квартиры.

А Рябовы ходили по квартире с горящими глазами. Рябов подошёл к телефонному аппарату, снял трубку и приложил к уху.

– Гудит, – радостно сообщил он, глядя на жену.

Они вышли на балкон вдвоём, осмотрели ванну и туалет… Оксана почувствовала укол зависти, глядя на них. Но не потому, что они будут теперь жить в её квартире, а потому что они вдвоём, они вместе. Это было видно и по взглядам, которыми они всё время без слов обменивались, и по тому, как ходили друг за дружкой по пятам. Как когда-то она с Загитом…

Настроение стало ещё хуже, и она постаралась переключиться на сборы, стараясь заглушить нараставшее раздражение.

– Ну что? Нам всё нравится, – вынес свой вердикт Рябов, довольно улыбаясь.

– Отлично. Вы подготовили документы, про которые я вам говорил? – не скрывая своей радости, спросил Левичев. – Можно было бы тогда сразу и зайти в бюро обмена тут у нас…

* * *

Глава 9

Москва.

Погрузив коробку с кроваткой в машину, поехал с ней домой. Можно, конечно, было бы оставить подарок до четверга в машине, и вручить сразу Сатчану при встрече, когда на базу за колясками поедем. Но завтра выходной, хотел одним днём в деревню метнуться, на баню посмотреть. Насколько я знаю, мама с Ахмадом тоже собираются. У Гриши девятого парад от академии, он поехать не сможет, а Родьку надо с собой взять. Что он будет, что ли, один дома целый день в праздник сидеть?

До праздничного выступления в ДК ЗИЛа оставалось ещё больше полутора часов. Пообедал не спеша и поехал на Восточную улицу.

* * *

Святославль.

Левичев сразу после просмотра квартиры привёз Рябовых в исполком. В Бюро обмена пришлось посидеть минут сорок в очереди, пока, наконец, они попали в кабинет. Заметив хмурый взгляд, который бросила на него Сычёва, сотрудница бюро, которая оформляла ему обмен с Якубовыми, он сразу понял, что с ней будут проблемы.

– Что у вас? – спросила она.

– Квартирный обмен Святославль – Брянск, – положил он перед ней документы.

– До обеда двадцать минут осталось. Я не успею даже документы проверить, – ответила она, даже не взглянув на бумаги. – Приходите после обеда.

– Но, Ирина Васильевна, посмотрите, хотя бы, всё ли у нас есть? – попросил Левичев, взглянув на часы.

– Не могу, – дерзко взглянула она на него.

До обеда ещё целых двадцать пять минут, вообще-то, – отметил он про себя и настороженно спросил:

– Почему же?

– Потому что времени остаётся до обеда мало. Я не хочу потратить на вас половину своего обеденного перерыва. Приходите после обеда.

Левичев понял, что спорить сейчас с ней – только разозлить, и предложил Рябовым пообедать в райкомовском буфете. Пока остаётся шанс оформить всё одним днём, нужно потерпеть выкрутасы этой зазнавшейся боярыни.

Дождался следующих желающих на обмен. Занял очередь перед ними, чтобы после обеда попасть в Бюро обмена первым, и повёл Рябовых «попробовать, чем питается городское начальство». За шутками и прибаутками он пытался скрыть своё беспокойство. Ему очень хотелось верить, что работница Бюро обмена удовлетворится тем, что заставила их потерять лишние полтора часа. А если нет? Может, попробовать потихоньку договориться с ней? Конфеты сунуть, или даже и пару червонцев? Или сразу к её начальнику пойти?

* * *

Приехал за полчаса до начала концерта. Артисты уже были на месте и суетились за опущенным занавесом. Оттуда доносились голоса и смех, и время от времени занавеса кто-то касался, и вся тяжёлая бархатная махина начинала колыхаться, отражая свет огромной люстры в центре зала.

Пристроился на первом ряду и стал ждать. Вскоре выглянул со сцены Серёга Белый. Увидел меня, кивнул, и тут же исчез. Вскоре справа по лестнице стали спускаться в зал Малина, Витя Еловенко и ещё два незнакомых мне мужика. Видимо, это команда Виктора. Поднялся им навстречу, они подошли, и Витя представил их как Горыныча и Чапая. Сам Горыныч представился Дмитрием, а Чапай Коляном. Не перепутать бы… Горыныч мощный, крупный, а Чапай высокий и худой.

Мужики обступили меня, с интересом разглядывая.

– Вы не смотрите, что он выглядит, как студент второго курса, – важно заявил им Ромка Малинин, – на самом деле он…

– Студент второго курса и есть! – не сдержался я и рассмеялся.

– Да ладно тебе скромничать, – заулыбался Виктор. – Лина рассказывала, как ты мою заведующую строил…

Тут в зал вошли парторг завода Барсуков и Бортко, а за ними райкомовское комсомольское начальство в лице Войнова и Сатчана и заводское в лице Григоряна со своим помощником.

Меня уже все и так знали, мы поздоровались, а Варданян, тем временем, представил начальству Виктора с командой.

– А это, товарищи, наши начинающие звёзды – вокально-инструментальный ансамбль «Ночные асы».

– Ну, вперёд, ночные асы! – напутствовал их Войнов, и они все прошли к центру первого ряда и начали рассаживаться.

– Какое интересное название вы своей группе выбрали, – заметил я. – Отсылка к истребителям времён войны?

– Ну да, – смутившись ответил Еловенко. – Это творческий псевдоним… Что-то как-то мы постеснялись идти на сцену с такой песней под своим названием.

– Каким же? – с любопытством спросил я.

– «Горчаель». Горанин, Чаплин, Еловенко, – сразу пояснил он, что это значит.

– Горчаель, – повторил я. – Так-то звучит нормально, но зашифровывать в название группы фамилии её участников – большая ошибка. Кто-то придёт, кто-то уйдёт, каждый раз название менять, что ли?

– Да мы уже и сами это поняли, – взглянув на Ромку, согласно кивнул Горыныч.

– Ну, раз так, «Ночные асы», значит, «Ночные асы», – заключил я. – Вперёд! Дерзайте и скоро никто не будет задумываться над словами в названии вашей группы, у всех они будут ассоциироваться исключительно с вами и получаемыми от ваших песен положительными эмоциями!

– Нам бы твою уверенность, – произнёс Еловенко, переглянувшись со своей командой.

– Да нормально всё будет, расслабьтесь! – улыбнулся я. – Уверенность в себе – часть секрета успешного выступления музыканта. Вы должны заражать уверенностью в себе своего зрителя. Есть даже термин такой – харизма. Смогли заразить верой в себя и свой успех зрителя – он вас без удержу полюбит. Самые успешные музыкальные группы все сплошь харизматичные…

– Надо же как! – уважительно взглянув на меня, протянул Колян.

Опять выглянул со сцены Белый и парни поспешили вернуться к нему.

* * *

Святославль.

Минут за пятнадцать до окончания обеда Левичев уже занял оборону у Бюро обмена. К сожалению, те, перед кем он занял очередь, куда-то ушли. Так что несколько скандальных тёток, пришедших уже после того, как он увёл Рябовых в буфет, попытались отогнать его от двери. Но он, не повышая голоса, очень жёстко отшил их, тряся бумагами в руке в качестве аргумента. Давно обратил внимание, что лучше настаивать на своем, тряся перед носом у оппонентов какими-нибудь бумагами. Кажется, что ты действительно имеешь на что-то право большее, чем остальные.

Сычёва вернулась в свой кабинет после обеда с опозданием минут на пятнадцать. Когда они попали, наконец, к ней в кабинет, Левичев был уже в таком состоянии, что готов был сорваться. Но все же старался успокоиться заранее, приготовившись к худшему.

Предчувствие его не обмануло.

Сычёва медленно и дотошно читала все документы, что представили обе стороны, перекладывая их один за другим.

– О! Какая печать слепая, – воскликнула она, посмотрев на очередной документ. – Так не пойдёт.

– И что? – удивлённо уставился на неё Рябов, – нам из-за этого в Брянск и обратно ехать? Чтобы нам ещё одну печать рядом поставили?

– Да, – ответила она ему, не задумываясь, и отодвинула от себя их документы. – Все же речь идет о квартире, а не о банке с огурцами. Сами должны понимать, как важно все правильно сделать.

Всем стало ясно, что уговаривать её бесполезно. Потрясённые Рябовы собрали свою часть бумаг и вышли из кабинета. Левичев тоже собирал свои, но медленнее, чтобы иметь повод остаться один на один с Сычевой.

– Но почему? – спросил он, не выдержав.

– Потому что вы меня обманули в прошлый раз, – ответила она ему, уверенно глядя ему в глаза. – И мне влепили выговор из-за вас.

– Честное слово, очень жаль, что так получилось, – попытался он исправить ситуацию. – Но, вы же сами прекрасно понимаете, что этот обман, больше, Якубовым был нужен, а не мне.

– Нет, не понимаю, – ответила она. – О чём вы?

Он молча подхватил свои документы и вышел из кабинета.

Всё с ней понятно, – думал Левичев. – Будет теперь из себя тут главную строить… Видно, что и подарок если презентовать, она мне его в лицо швырнет… Ну, ничего! На каждую пешку ферзь найдётся!

Левичев показал Рябовым успокаивающий жест рукой и отправился к начальнику Бюро обмена.

К его огромному сожалению, к Бобрецову тоже оказалась полно народу. Он занял очередь, предупредил, что отойдёт ненадолго, и пошёл к Рябовым сказать, что придётся ещё немного подождать.

Левичев успокаивал себя тем, как сейчас расскажет начальнику про произвол его сотрудницы! И как ей влепят очередной выговор!

Так ей и надо, дуре! – злорадно думал он.

* * *

Москва. Гагаринский райком КПСС.

Услышав от помощницы, что его спрашивает племянница, Володин недовольно скривился, но попросил соединить.

– Здравствуйте, Герман Владленович, – проворковала Регина. – У меня есть для вас кое-что очень и очень интересное. Вам обязательно надо это увидеть.

– Что ещё?

– Очень важная информация, – с придыханием ответила она.

– Как в прошлый раз с таксопарками?

– Нет, – тут же осеклась Регина.

– Ладно, приходи. Посмотрим, что у тебя там за важная информация такая…

* * *

Москва. Камвольно-отделочная фабрика.

Сколько капитан Орехов ни наблюдал за Анной, заметить что-либо конкретное он не смог. Прошла уже неделя со дня той злосчастной поломки, а линия так и не заработала. Более того, не ясна была и причина этого.

Заметив, как Сашка Озеров в чём-то настойчиво убеждает Анну, а она с растерянным видом стоит перед ним, опустив глаза, Орехов решил, что Озеров поймал её с поличным и убеждает признаться.

Когда Анна с опаской взглянула на него, капитан сделал вид, что смотрит в другую сторону, а сам продолжил наблюдение.

Вдруг, Анна, тяжело вздохнув, кивнула согласно Озерову, и направилась прямиком к нему. Капитан от неожиданности перестал шифроваться и уставился на приближающуюся к нему Юрченко.

– Михаил Николаевич, можно с вами поговорить? – испуганно спросила она.

– Конечно. Слушаю тебя, – постарался он ответить как можно спокойнее, чтобы не спугнуть её в желании признаться.

Неосознанная это ошибка или злонамеренная диверсия, вот что интересно? Капитан мысленно ставил на второе. Ну и, авось, удастся понять, что с линией и починить её как можно скорее. Это ему тоже в плюс пойдет. А что делать потом с Юрченко, решат компетентные органы. Но Анна сумела его ошарашить, заведя речь совсем о другом.

– Михаил Николаевич… Я не хочу возвращаться в США, – проговорила она.

– Что? – не поверил он собственным ушам.

Тут же рядом оказался Озеров.

– Михаил Николаевич, Аня хочет остаться в СССР, – заявил он. – Она же может попросить у нас убежище?

Капитан оказался не готов к такому повороту событий, он даже не думал в этом направлении. Хотя, оглядываясь назад, он на многие моменты взглянул сейчас иначе…

* * *

Концерт во Дворце культуры ЗИЛа начался с торжественной части, куда же без неё? Потом была физкультурно-поэтическая композиция на стихи Юлии Друниной…

Ребята очень старались, стихи читали девчонки по очереди. Сопровождалось действие акробатическими этюдами, символизирующими войну, борьбу и долгожданную победу…

Но я смотрел на всё это как в тумане. Помню, как рыдала моя мать, когда Юлия Друнина покончила с собой в девяносто первом. Поэтесса не смогла пережить развала страны, ради свободы которой она прошла почти до конца всю войну. Сколько раз ранена была, сколько наград было у этой потрясающей женщины… А сколько она, как депутат Верховного Совета, боролось за права армии, ветеранов Великой Отечественной Войны и воинов-интернационалистов…

Вот о ком надо песню написать! – думал я, вслушиваясь в слова стихотворений. – Молодцы наши, что выбрали именно её стихи.

Тут поэтическое представление закончилось и Белый пригласил автора стихов на сцену!..

Блин! Она же ещё жива! Еще вполне цветущая женщина поднялась с первого ряда и прошла мимо меня на сцену. Белый ей руку ещё подал, когда она по ступенькам поднималась… Не помню, какого она года рождения, но ей же сейчас ещё лет пятьдесят, не больше. До той трагедии ещё полно времени… Надо мне будет обязательно что-то предпринять! Всех я не спасу, вместе с СССР погибли под его обломками миллионы… Но хоть кого-то да обязан…

Она выступила с коротким приветствием и прочла замечательные стихи: