Текст книги "Воскресные призраки"

Автор книги: Артем Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Очень круто, – сказала Лиза, вытягивая шею и пробуя разглядеть вход в землянку.

Лариса перенесла девочку внутрь, зажгла фонарик. Они сидели в странном полумраке, точно древние люди, и точно так же не знали, что сказать. У каждой в запасе было слишком много слов и мыслей, не находящих применения. И каждая по-своему испытывала неловкость.

– Решено. Всё. Я уйду, – сказала Лариса, обняв колени.

Лиза вынула бутерброды из своего рюкзака.

– А куда?

– В лес. Решила! В лесу буду жить, далеко отсюда. Так далеко, как смогу уйти. И чтобы никого рядом.

Они стали есть. Потом пили воду. Было грустно, словно сейчас решалась судьба мира, и ничего хорошего впереди этот мир не ожидало.

– А если ты поранишься? И помощи не будет, – спросила Лиза, которую очень волновали эти фантазии.

– Не собираюсь я раниться, – ответила Лариса. – Не дура же я какая-нибудь. Я знаю, что лес может быть очень опасным.

– И что, до смерти будешь жить там?

– Хотела бы. Что мне здесь делать?

– А все что делают?

– Учёба, работа… А куда меня возьмут? Я не справлюсь с этим, не представляю себе такую жизнь. Когда думаю об этом, меня от страха тошнить начинает. Жить в нашей квартире с мамашей и дальше? Она будет спиваться, потом её парализует, она ляжет – мне придётся ухаживать за ней. Нет, я не смогу. Не хочу!

– А что ты в лесу будешь есть? – доедая бутерброд, спросила Лиза.

– Что угодно. Ты не беспокойся обо мне.

– Я просто. Но ведь искать будут.

– Кто?

– Ну, кто обычно ищет.

– А зачем? И что мне сделают, когда найдут? Я опять сбегу, – щёки у Ларисы покраснели. – Мне не нужны люди. Я это уже поняла.

– Жаль, я не могу с тобой, – сказала Лиза.

– Если бы ты не умирала, мы ушли бы вместе. Жили бы себе, потом состарились. Прикинь, такие две старушки посреди леса. Вокруг волки и медведи ходят, а мы их заклинаем: не подходите к нам, иначе худо будет. Они боятся и уважают нас. Люди не уважают, а они будут, – хихикнула Лариса.

– Да, здорово. А давай только молчать.

– Почему?

– У меня кружится голова от таких слов.

Лариса приняла это предложение с благодарностью и, протянув руку, сжала пальцы Лизы. Та смотрела на неё, не моргая, целую вечность.

9

Возвращаться не хотелось. Лариса взвалила подругу на спину и отправилась в обратный путь, вспоминая, что в начале их похода она даже думала, что обе они больше не появятся в посёлке и исчезнут навсегда.

До самого дома Лиза не произнесла ни слова; она погрузилась в себя настолько, что, когда Лариса внесла её в квартиру и посадила на диван в гостиной, просто упала набок и лежала. Волосы закрыли лицо.

– Я пошла, – сказала, переминаясь с ноги на ногу, Лариса, – пока.

Придвинув коляску к дивану, она спиной вперёд вышла в прихожую и притворила входную дверь.

Шла домой, строя планы побега, и теперь всё в её голове выстраивалось чётко, этап за этапом, нигде не было провалов или слабых мест. Пожалуй, нельзя сказать, что этот день прожит зря: Лиза, маленькая умирающая Лиза, сама того не зная, вдохновила её на окончательное решение.

10

Квартиру открыла своим ключом, вошла, кинула рюкзак на пол, толкнула кухонную дверь. Что-то мешало. Лариса надавила, отодвигая помеху, и только потом поняла, что это стоящая на коленях мать, удавившаяся на дверной ручке.

Лариса стояла, глядя на неё, но заметила записку на столе, покрытом изрезанной клеёнкой. В записке с ошибками и криво было написано, что во всех своих бедах мать винит её – от самого рождения до сегодняшнего дня. Лариса трижды прочла записку, сунула её в карман и пошла собираться. Взяла свои вещи, кое-что из необходимого для долгого похода, еду, которая ещё не испортилась, оставшиеся деньги.

Мать нашла соседка, которую насторожила распахнутая настежь дверь. Полиция завела дело, хотя версия насильственной смерти в итоге не подтвердилась – констатировали суицид. В то же время Ларису объявили в розыск как пропавшую. Участковый проявил прыть, опросил одноклассников и учителей, добрался до Лизы. В какой-то момент девочка стала белой, как молоко; он испугался, что своими настойчивыми расспросами доведёт ребёнка-инвалида до смерти, и быстро ретировался. Его удовлетворило объяснение, что Лиза понятия не имеет, куда могла подеваться подруга. Это была правда почти на половину.

Поиски велись тщательно. Удалось найти землянку Ларисы, дальше след вёл к трассе и обрывался: поисковая собака лишь крутилась на месте и больше ничем не могла помочь. Значит, девушка села в какую-то машину.

Местные поисковые мероприятия свернули через полторы недели, чтобы расширить на областной уровень и дальше ― на федеральный. Но полиция, зная статистику, не верила, что когда-нибудь Лариса объявится. И спустя семь лет от неё не было вестей, да и никого она больше не интересовала.

Через день после пропажи Лиза написала подруге письмо, где рассказывала обо всём, что её волновало, желала удачи, прощалась. Потом, осознав, что Лариса никогда не прочтёт его, зато может прочесть мама, которая всюду суёт свой нос, испугалась и спешно сожгла письмо в кухонной раковине.

Вонючего дыма было много. Лиза тщательно убрала пепел, вымыла раковину, проветрила, а когда пришла мама и спросила, что за запах, ответила, что не знает. Может, от соседей через вентиляцию надуло.

Наивные

1

Иногда Катя превращалась в маленького ребёнка и начинала плакать, съёжившись в комочек и закрыв ладошками лицо. Особенно часто осенью, в серые неподъёмные часы. Это разрывало мне сердце. У меня самого часто не находилось сил, и я мог застыть рядом, опуская руки и сгорая от стыда, ведь я не мог ей помочь. И себе не мог.

В конце концов я опускался на колени и обнимал Катю. От её тела шёл настолько сильный жар, что холодело само солнце.

2

Помню, тогда мне было тридцать лет. Моей Кате двадцать четыре. Большая маленькая девочка с огромными тёмными глазами. Никогда не понимал, как это у неё получается – смотреть на мир с такой невозможной, возмутительной наивностью.

Мы жили просто, довольствовались малым, не гонялись за статусом. Нам претили конфликты, и наши сердца обливались кровью, когда мы сталкивались с несправедливостью. Иной раз мы были слабыми и прятались от людей, пережидая, когда утихнет боль, а бывало, превращались во всемогущих существ, способных шагать через любые преграды.

3

Рано утром я готовил лёгкий завтрак, мы садились за старый круглый стол на нашей кухне и ели, смеялись, говорили всякое. Катя дурачилась. Её глаза превращались в трогательные узкие щёлочки, щёчки округлялись; её смех был звонким, тоненьким, словно звон хрусталя, а приподнятое настроение гарантировало нам хороший день.

Выйдя из квартиры, мы желали друг другу удачи и шли каждый на свой этаж. В нашем подъезде четыре пенсионера: Катя идёт к двум бабушкам, я – к двум дедушкам.

Первым делом спускаюсь на четвёртый, звоню. Всегда боюсь, мне в кошмарах снится, как дедушка падает и не может встать, до входной двери ему словно до луны, а я не могу открыть снаружи, потому что нет ключа. Я много раз просил его дать мне ключ, но дедушка не соглашался. Знаю, в чём причина: его дочь, которая приходит раз в две недели, говорит ему про меня всякую ерунду: считает нас с Катей жуликами. Я не люблю встречаться с этой женщиной, но, увы, сегодня именно она открывает дверь.

– Доброе утро, Ольга Сергеевна, – говорю я сквозь маску.

– Опять ты.

– Опять я.

Ольга Сергеевна недавно встала: у неё опухшее лицо, старый потёртый халат небрежно висит на плечах. Она смотрит на меня, её взгляд скользит от моего лица вниз, выискивая, за что бы зацепиться, доходит до кроссовок.

Спрашиваю:

– Вам нужны продукты?

– Нет. Я сама, – здесь она сузила глаза. – Денег, поди, хочешь? Признайся.

– Нет. Моя помощь бесплатная. У меня в нашем доме двадцать подшефных.

Ольга Сергеевна упёрлась локтем в косяк, продолжая ощупывать меня своим тяжёлым взглядом.

– Не верю я таким, как ты, добреньким.

– Я никого никогда не обманываю. Если я обещаю, то можете быть уверены…

Она прервала меня пренебрежительным взмахом руки.

– Не верю. У всякого свой интерес. Какой у тебя? Пенсионера ограбить? Что у него взять?

Эта женщина просто тратит моё время. Мне казалось, мы уже всё обсудили.

– Извините, Ольга Сергеевна, но, если вам не нужна сегодня моя помощь, я пойду.

За её плечом я увидел моего дедушку номер один. Он вышел из кухни, остановился, посмотрел в сторону открытой двери. Я поймал его взгляд.

– Ничего нам не надо. Сами разберёмся! – крикнула Ольга Сергеевна. – Посмотрите, стоит, как попрошайка. Всё рушится кругом, а он вон чем занимается! Иди отсюда, убогий.

Она собиралась меня оттолкнуть, но я вовремя отступил. Скорчив злобную мину, Ольга Сергеевна захлопнула передо мной дверь. Эхо от удара ещё долго гуляло по лестницам.

Я посмотрел на часы, медленно выдохнул и пошёл на третий этаж, где жил мой дедушка номер два. Он открыл сразу – ждал. Мы говорили минут пять, потом я забрал деньги и список покупок.

4

Прохладный апрель на улице встретил меня чистым небом и ветром, имеющим странный привкус. Так пахла пустота, лишённая людей, и я, точно космонавт на неизвестной планете, начал первую в истории прогулку.

Супермаркет находился рядом: три минуты быстрым шагом. По пути мне встречались только молчаливые люди, гуляющие с собаками. Глядя на меня, собаки неуверенно виляли хвостами. Даже их радость от того, что теперь, когда настала весна, с ними гуляют гораздо чаще, начинала уменьшаться. Собаки чувствовали, как всё вокруг меняется.

Чтобы как-то приободрить угрюмых людей, я здоровался и желал хорошего дня. Над масками мне в ответ вспыхивали маленькие солнца, но они быстро гасли, и мы шли дальше по своим делам.

В магазине меня и Катю знали давно, даже открывали ради нас отдельную кассу. Сегодня утром, впрочем, не было ни одного покупателя. Я быстро пробежался по списку, наполнил зелёную пластмассовую корзину и пошёл оплачивать.

Кассирша пыталась скрыть под маской побои и занавесить их волосами. Она поздоровалась, провела покупки и назвала сумму. Я спросил, всё ли у неё хорошо. Она ответила: «Да, конечно». Тогда я вынул из кармана бумажник, открыл, порылся в карточках. Рядом с нами не было ни души. В лабиринтах стеллажей застыла печальная пустота.

– Позвоните по этому номеру: вам расскажут, как можно получить помощь, – сказал я, протянув ей визитку.

Она машинально протянула руку, но остановила её на полпути.

– Мне жаль. Простите, – прибавил я.

Девушка взяла карточку. Мне было стыдно. Спеша уйти, я переложил покупки в пакет и выскочил из магазина.

Однако мне предстояло вернуться сюда ещё несколько раз. Почти четыре часа я бегал от дома до магазина, покупая продукты для моих дедушек. Катя, с которой я довольно часто пересекался, отважно носила пакеты наравне со мной. Мне такие походы даются тяжелее, особенно если надо бежать на верхний этаж, но она не знает усталости. Катя, Катя.

5

Мы садимся на скамейку у подъезда и молча сидим лицом к лицу с пустым двором. Держимся за руки, размышляя о хрупком равновесии, установившемся в мире. Всё, что мы знаем, застыло на краю пропасти и готово в любую минуту сорваться. Каждую минуту умирают люди. Каждую минуту кто-то теряет надежду. Каждую минуту чьи-то жизни превращаются в ничто. В нашем доме за прошлую неделю было пять самоубийств. Я занёс имена этих людей в книгу памяти, которую мы ведём с Катей уже несколько месяцев, практически с первого дня. Не знаю, пригодится ли она кому-то потом, может и нет, но мне приятно думать, что, сохраняя память об ушедших, мы бросаем вызов смерти.

Вернувшись домой, обедаем и садимся за компьютеры. Нам приходит много просьб о помощи, и мы стараемся делать всё, что в наших силах: общаемся с фондами, психологическими центрами, службами, составляем заявки, делимся контактами, сводим нуждающихся с профильными специалистами; часто сами выступаем в роли психологов, если кто-то, дошедший до края, цепляется за нас в последней надежде. Всему приходилось учиться с нуля. Поначалу было очень тяжело, но теперь мы умеем куда больше.

Катя принесла свой ноутбук в комнату, где я работал, сидя на диване. У меня затекла спина; я потёр лицо и спросил, как дела.

Катя показала мне новое письмо. Речь снова шла о деньгах. Мы как могли помогали: тратили свои сбережения, если нужно было действовать быстро или если фонд затягивал или отказывал.

Писала женщина из нашего посёлка. У неё двое маленьких детей-погодков. Муж, лишившийся работы, избивает её и сегодня утром, после очередного помутнения, грозил убить. Женщина не знает, куда он ушёл и когда вернётся. Она договорилась с центром помощи, но у неё совершенно нет денег на побег.

– Катя, мы сталкивались с обманом, – сказал я, указывая на экран ноутбука. Усталость давила на меня, хотелось лечь и уснуть мёртвым сном. – Надо проверить: встретиться, обсудить. Ты что? И сумма, посмотри, – она слишком велика.

Катя, прильнувшая было к моему боку, отпрянула.

– Она же всё объяснила! И мы знаем этот центр.

– Знаем, – пробормотал я.

Катя смотрела на меня как ребёнок.

– Чего ты ждёшь?

Мы живём, отдавая всё, словно в будущем нам уже ничего не пригодится. Точно и нет будущего.

Странно думать о таких вещах. После всех этих месяцев у нас по-прежнему нет чёткого понимания, что же дальше. Твоё «я» крепко цепляется за привычное, и это, конечно, скверно. Привычное – эгоист. Оно жестокое, самостное, оно шепчет: «Оставь и себе что-нибудь».

Когда-то были планы: мы хотели жить просто, дорожа счастьем, которое строим друг для друга. Теперь всё иначе. Мне бы поучиться у любимой женщины, как правильно смотреть на действительность, выдавить из себя этого страшного зелёного человечка, чей голос я иногда слышу в минуты, когда становится совсем плохо.

Катя сжала мою руку маленькими горячими пальцами. Потом взяла ноутбук и написала женщине на электронный адрес. Та отозвалась моментально. Имэйл – не очень хороший способ быстро обмениваться сообщениями, но иного не было. Раньше мне казалось странным, почему так много людей не пользуется более современными способами интернет-коммуникации, но я быстро понял, что такова жизнь. У замотанной женщины с двумя детьми и хозяйством при муже-абьюзере нет на это времени.

Катя спросила, можно ли связаться с ней по телефону. «Нет, – ответила женщина, – телефон муж забрал, а пароль от его компьютера я узнала случайно».

Подобных историй множество. Они случаются каждый день, а помогать мы, увы, способны единицам.

Откинув сомнения, я перевёл нужную сумму, а потом мы с Катей обсуждали, куда бы направить оставшееся. Решили, что будет лучше помогать адресно, не сбрасывая все средства в какой-либо фонд. Так у нас больше шансов держать руку на пульсе.

6

Близилась ночь. Катя ушла в спальню, я ещё немного посидел в сумерках и поработал. Очень скоро стабильный до сих пор ручеёк заказов иссякнет, и мы с Катей останемся в пустоте, как многие. Есть ли у нас план? Нет. Одно знаю: мы не перестанем помогать. Разве может быть иначе?

Я лёг на диван, чувствуя, что больше не могу сидеть, и стал погружаться в сон. Пока ещё был в сознании, вскоре ощутил Катю, которая пристраивалась рядом. Вытянув тело, она прильнула ко мне и спрятала своё лицо в моей груди. Её дыхание было раскалённым. Я подумал, что внутри моей любимой энергии больше, чем в целой вселенной.

Три года назад она потеряла маму, с которой была в самых нежных отношениях. Катя говорила о ней с таким восторгом и любовью, что я удивлялся, как такое ещё возможно в нашем мире. Её горе было огромным, но она училась жить с ним; нет, она не выстраивала стратегий, не ходила к специалисту за советом – её терапия была иного рода. Подобно ребёнку, Катя умела заглаживать и забывать травмирующий опыт, её психика демонстрировала чудеса пластичности, и я мог лишь завидовать этой Катиной способности сохранять разум в самых тяжёлых ситуациях.

Но иногда случались и срывы: боль находила лазейку, ударяя в самую уязвимую точку. Каждый раз я боялся, что уже ничего нельзя будет вернуть обратно, но нам везло.

Провалившись в сон, через какое-то время я услышал знакомый звук. Открыв глаза, резко сел, не сразу поняв, где нахожусь. В ноге отозвалась тянущая боль. Катя сидела на диване, сжавшись в комок, и плакала. Я потянулся к столику, зажёг лампу.

– Что? Что? Плохой сон? Опять?

Она подтянула колени к груди и уткнулась в них, плечи вздрагивали. Я сел рядом, обнял. Моё сердце стучало страшно, словно могло остановиться в любой момент.

– Плохой сон? – снова спросил я.

Катя сбивчиво объясняла, что устала бороться с чернотой вокруг себя. Тот светлый круг, который она отвоевала для нас, с каждым днём уменьшается, и она уже не знает, где взять силы сопротивляться.

– Однажды, закончив со всеми делами и приведя себя в порядок, я легла бы на кровать и ждала смерти. Мы с ней давние подруги. Ты знаешь.

Наша дочь Надя умерла во сне через три месяца после рождения. Мне приходилось заниматься всем, что было связано с похоронами, и те дни, вернее хаотичные воспоминания о них, я стараюсь держать от себя подальше. Катя просто лежала на кровати, отключившись от всего. Не пошла на кремацию. Когда я вернулся домой, держа в руках урну, лицо моё было чёрно-серым; помню, как посмотрел в зеркало в прихожей, не понимая, кто этот человек.

Возможно, моя смерть была куда реальнее, чем казалось. И если бы не Катя, которая протянула мне руку, сейчас я не рассказывал бы эту историю.

Помню, я стоял перед ней на коленях и плакал без слёз. Катя обнимала мою голову. Самые чёрные мои часы.

Надю похоронили рядом с мамой Кати: одна угасшая в сумраке душа рядом с другой. С той поры, хотя кому-то это и может показаться бредом, смерть превратилась в наш талисман, ангела-хранителя, подругу, которая невидимкой ходит по нашему дому, садится в кресло и долго смотрит за тем, что мы делаем.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Назад к карточке книги "Воскресные призраки"