Текст книги "Возвращение героя"

Автор книги: Артем Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Артем Северский
Возвращение героя
Комедия в двух действиях

Действующие лица:

Сергей, почти 23 года.

Младшая сестра Ольга, 17 лет.

Марина, мать Сергея и Ольги.

Маша, девушка Сергея, 20 лет, студентка.

Виктор, дядя Сергея, брат матери.

Валентина, тетя Сергея, сестра отца.

Эдуард, муж Валентины.

Горяев, мужик сверху.

И прочие: Москалин, Ипатов, Кулешов, Стасов (дворовые друзья Сергея)

Действие первое

Сцена первая

Сергей сидит и клюет носом, голова в фуражке болтается в такт движениям вагона. Старуха соседка прикасается к его предплечью.

Старуха. Солдатик! Солдатик! Уснул? Тебе выходить! Слышишь?

Сергей. А? А... Уже? Да, спасибо, бабушка...

Сергей берет сумку и выходит в тамбур. Поезд вздрагивает, гремит, останавливается. На платформе скользко, люди ходят осторожно, точно на протезах.

Поздняя осень, подмораживает, но Сергей расстегнут. Фуражка надвинута на брови.

Через щеку идет косой розовый шрам.

По платформе шагают две женщины. Молодая и не очень. Высматривают кого-то. Увидев Сергея, бегут к нему. Вернее, одна бежит, другая – идет быстро. Ольга, вырывается вперед. Пожилая улыбается.

Ольга. Серега! Сережка!.. (Бросается ему на шею.) Сережечка! (Плачет.) Сережа! (Плачет. Уткнулась ему в грудь лицом. Сергей улыбается.)

Сергей. Привет, сеструха! Привет... Не реви, да чего, никуда же я не денусь, тут я... Все, все отлично!

Ольга. Сережка, ты же вырос! Ну че ты такой длинный!.. (Плачет и смеется.)

Сергей. Мам...

Женщина подходит, они обнимаются, немного стоят в молчании.

Марина. Мы за час пришли сюда, представь, а ты уже здесь.

Сергей. Да я пересадку делал, чтобы не тянуть. Домой хочу. Чаю хочу, горячего.

Холодно. Ветер перекатывает грязные желтые листья по грязному льду.

Сцена вторая

Длинный стол в большой комнате, белая скатерть, кое-где чем-то запачканная, видны ожоги от сигарет. Множество стульев, точно здесь собираются справлять поминки. Постепенно на столе появляются тарелки, салатницы, стаканы, кружки, ложки, вилки. Их приносит Маша. Она одета в расклешенные джинсы, волосы – черное каре. Очки все время съезжают к кончику носа.

С кухни доносится пение. Валентина, тетка Сергея, занимается готовкой.

Маша входит и садится на табурет у двери.

Валентина. Маш, твоя мама делает капусту квашенную?

Маша. Не делает.

Валентина. А почему?

Маша. Не знаю, некогда, наверно.

Валентина. А почему?..

Маша. Потому что некогда. Она работает на двух работах...

Валентина. (Что-то поет под нос, режет вареный картофель.) А почему на двух?

Маша. Я тарелки поставила там, больше ничего не надо?

Валентина. Не-а... А чего на двух работах?

Маша. (Резко.) А?!

Валентина. Мама твоя...

Маша. Блин, ну денег мало, чего непонятного, нету бабок, мало бабок. Я сама подрабатываю... Коплю, потому что нас грозили всех перевести на платное.

Достает сигарету, открывает форточку, закуривает. Снимает очки, кладет на подоконник.

Валентина. Скоро вообще воздух будет платный, снег и земля, по которой ходим, совсем все сдурели, полудурки... Хочешь, чтоб рак груди у тебя был?

Маша. Чего?

Валентина. У одной моей знакомой тоже был, большой такой, на всю левую, а она думала, что беременная... титька росла, а живот нет, а потом поздно. (Взмахнула ножом.) Жжик... отрезали, а потом все равно – померла, сердечная, царство ей небесное... Мы всем отделом нашим урыдалися, прям не знаю. Такая была баба, сказка, а не баба. А все курила, понтовалась. Какая-то курвища ей, видите ли, однажды сказала, что курево мужиков привлекает. Интересно, куда врачи потом эти опухоли девают?

Маша. Да...

Валентина. А у другой моей знакомой был из-за курения рак матки, ее тоже жжик – и вырезали, с маткой вместе. Повезло, сказали, что вовремя обратились ко врачам.

Маша. Может, хватит?

Валентина. Чего вот ты делать будешь, когда у тебя рак груди будет из-за сигарет?

Маша. Повешусь.

Валентина смеется, смотрит на нее.

Валентина. Ты? (Смеется.) Ты мне не нравишься, и Сергею не понравишься. Была бы я мужик и пришла бы я из армии, с войны, то я бы обиделся, обиделась, что меня не встретила моя любовь. Вот.

Маша. Что «вот»?

Валентина. Ты же ждала его? Ждала, а сейчас стоишь у форточки и куришь, на все тебе наплевать с верхней полки, Машенька, плюнуть и растереть, да? В чем дело?

Маша. Вам мало того, что я здесь?

Валентина. Я вот своего так ждала, так ждала, что думала, не утерплю... так вот думала, найду за день какого-нибудь парня, пойдем мы куда-нибудь в угол... а там ка-ак!.. Ну, как-то утерпела. Мне было уже, эээ... не помню. Ну, молодюсенькая была девчонка. (Кусочек картошки падает на пол, Валентина поднимает его и сует в рот.) Маша, а ты не делай ему одолжений, Сергею-то... если что, сразу скажи. Мужики не любят, когда их водят будто козлов на поводке. Не хочу, мол, скажи, месячные у меня там или чего еще.

Маша. Тетя Валя, перестаньте! Не могу я туда идти, встретят его, встретят, все в порядке, ну не могу. Люди меняются. Может быть, он меня и видеть не захочет. Я ему написала в последний раз, когда он еще в госпитале был на обследовании. А он не ответил, только позвонил потом, но это ерунда, ответил все-таки. Где-то денег раздобыл на разговор...

Валентина. Так из «боевых». У одной моей знакомой сын из Чечни привез аж двести тысяч... деньжищи. (Напевает «Настоящий полковник».)

Маша. Ну, короче, сказал, что приедет – и мы поговорим...

Валентина. Слушай, ты не знаешь, как салат «Падишах» делается?

Маша. (Молчит.) Не знаю.

Валентина. Главная загвоздка в горошке, нужен горошек или нет... Если нужен, то уже «Падишах» будет по-другому называться. Натри, пожалуйста, сыр. (Передает Маше кусок сыра, терку и блюдце.) Докурила? На мелкой стороне.

Маша вышвыривает окурок в форточку и трет сыр.

Во входных дверях поворачивается ключ, и в прихожую вваливаются Виктор и Эдуард, оба с полными сумками спиртного. От них пахнет пивом, холодом, сигаретами.

Валентина бросает все и бежит встречать мужчин.

Валентина. Чего? Все купили? (Заглядывает в пакеты. Звенят бутылки с портвейном, водкой, вином.) Да вы с ума свихнулись? Совсем свихнулись!

Виктор. (Бросает шапку на тумбочку.) Ничего, эт чтоб потом не бегать сто раз, потом уже будет не до того...

Эдуард. Ну.

Валентина. Баранки гну! Ага, пиво уже пили, чего как балбесы? Несите на кухню, Эдик, сними ты ботинки, куда прешься, грязь такая!

Эдуард. Я к нам сбегаю, принесу эти, огурцы соленые, целая банка была...

Валентина. (Тихо.) Никаких. Самим пригодится еще, сам запросишь с бодунища.

Виктор ставит пакеты на пол возле стола, вынимает из-за уха сигарету, закуривает. Маша стоит отвернувшись.

Виктор. Машуля, не пошла все-таки! Вот же блин...

Маша. Я не Машуля!

Виктор. А кто?

Маша. Дед пихто. Можно ко мне не привязываться? Никому делать нечего, кроме как меня доставать?..

Виктор. На месте Сереги я бы... ё-мое, вообще, когда я пацаном был, со мной ни одна девчонка так не разговаривала, а сейчас дожил, здрасьте, любая соплюха права качает. Парень у нее с войны, понимаешь... И не груби! Уважай мужа будущего.

Маша. Вас, что ли?

У нее стрекочет мобильник, Маша снимает его с пояса и выходит с кухни.

Маша. (В трубку.) Это самое... подожди, сейчас я перезвоню.

Входят Валентина и Эдуард.

Валентина. В холодильник портвейн и водку, да, а вино туда, в зимний, дай открою, погоди ты. (Стоит, уперев большие красные руки прачки в мясистые бока.) Так, Эдик, сейчас иди на четвертый, скажи Горяеву, чтобы пришел где-то минут через тридцать, пусть тащит сюда свои костыли...

Эдуард. Нафиг? Нажрется, будет ересь всякую нести опять, кочерыжка одноногая! Че, я его не знаю, что ли? Кайф вечно мужикам ломал раньше, а сейчас совсем сбрендил.

Валентина. Раз пригласили, значит, так надо! Служу Советскому Союзу – все! Он же с медалью, это тебе не в карманный бильярд играть!

Виктор. Точно. Не было ни одного героя, так два будет, радости привалило выше крыши.

Эдуард. Блин. Водяру еще тратить...

Валентина грозит мужу кулаком, тот идет в прихожую.

Набросив куртку, Маша выбегает в подъезд, перезванивает.

Маша. Ну, короче, сегодня не приду, нет не могу. То есть... нет... скорее всего, не приду, хотя, кто знает... Потом, короче, все объясню... Не знаю, че скажу, ничего не знаю. (Закуривает. Мимо проходит Эдуард, поднимается наверх.) Голова у меня болит с самого утра, ничего не соображаю... ну... как с похмелья... плохо... Я перезвоню. Пока. Ну, пока.

Маша смотрит в подъездное окно, привстает на цыпочки. Меряет шагами площадку, опять выглядывает. Садится на корточки. Закрывает глаза свободной от сигареты рукой.

На кухне Валентина переставляет бутылки по холодильникам.

Валентина. Ну и наглая, наглая, а молоко еще на губах не обсохло.

Виктор. (Дымит.) Кто это?

Валентина. (Выпрямилась, посмотрела в коридор.) Машка. Была б моя дочь, ох, хлобызнула бы я ее по шее как следует, чтоб искры из глаз... Борзеет много. Радоваться надо, парень вернулся, из войны, из плена вернулся, живой, целый. Герой, мужчина, понимать надо! Эх... Вот все эти ВУЗы. Девки курят, пьют, путаются со всякими полудурками, а чего они там изучают, еще неизвестно, чем им там бошки забивают. Мужа не любить, не уважать? Плевать на все? А потом и семью похеру?..

Виктор. А на проводинах – помню – она ревела. (Смеется.) Жить, говорит, не смогу без тебя... Джульетта...

Валентина. Потому что напилась. Водку чавала, не помнишь? (Молчит. Быстро мешает зимний салат в кастрюле.) Не ровня она Сереге нашему, надо мне все-таки с Мариной поговорить – пусть даст ей от ворот поворот...

Виктор. Не получится. Они спелись. И с Ольгой тоже.

Валентина. Олечка, прости господи, вообще тут как пятое колесо у телеги, чего она понимает? Ее в школе все дурой считали – еле училась, конечно, эта институтка так сразу ей и понравилась, потому что та, Машка, до ее уровня сползла... Интеллигенция. Два сапога – пара. (Повернулась к Виктору.) Ты-то сам чего думаешь?

Виктор. А ничего. Мне до лампочки.

Валентина. Ну кто бы сомневался. Возьмешь парня к себе на работу? Обещал.

Виктор. Возьму, если захочет... Нам вообще в бригаде двоих не хватает, Виталя уезжает в Нижневартовск к родственничкам. На ПМЖ, что называется. (Смеется.)

В квартиру возвращается Маша, стоит у зеркала в прихожей, опустив руки, смотрит на себя, поправляет волосы. Ежится, хотя на ней теплая куртка. Валентина выглядывает из кухни.

Валентина. Маш, помоги мне, ну, быстро, с салатом, а это-то отнеси... Они уже скоро придут...

Девушка постояла у зеркала, повернулась и пошла на кухню.

Сцена третья

Сергей, его мать и сестра, держащие его под руки с двух сторон, появляются во дворе, огороженном четырьмя пятиэтажными домами. Медленно идут наискось к серому строению номер двадцать один. Людей вокруг почти нет. Вдалеке сидят на скамейке две старухи, возле которых собралась стайка голубей; гуляет молодая женщина с годовалым малышом; около подъезда, где живет Сергей, топчутся два третьеклассника, громко говорят о своем – компьютерных играх, фейерверках, мультиках – хохочут.

Сергей, его мать и Ольга проходят через детскую площадку.

Сергей. Маша пришла?

Марина. Думала, уже не вспомнишь. Здесь она, конечно.

Сергей. Почему она меня встретить не поехала?..

Ольга. Там много работы, тетя Валя одна почти все готовит, никого не подпускает... Но Машка у нее в помощницах.

Сергей. Это могло подождать... Я ведь ее не видел давно. (Снимает с плеча сумку, держит ее в левой руке.) Я соскучился...

Марина. Маша, по-моему, стесняется.

Сергей. Чего?

Марина. Так два года прошло, даже с лишком. Как же ей быть?

Ольга. (Брату.) А ты чего-нибудь расскажешь? Расскажешь, да? Мне интересно.

Марина. Не приставай, Сережа устал.

Сергей. Что рассказывать? Война – не день рождения.

Ольга. А страшно?..

Марина. Оля!

Сергей. Первые два дня. Потом это просто служба – никуда не денешься... для меня была, во всяком случае... Нет, ну не та, конечно, когда каждый день в восемь на работу, а вечером обратно... Перед... ну, в общем, перед пленом... парня одного у нас убили. На блокпосту сидели, а он вышел ночью покурить – мы пьяные были – а его снайпер засек, гад, по сиге горящей. Чухня, короче, попался, как лох, хотя два раза ездил на Кавказ, че-то соображал. Сидим, его нет, вышли, а у него, голова, в общем, с дырой вот такой.

Ольга. (Расслабляет крепко завязанный шарф.) Сережа, извини.

Сергей. В порядке вещей.

Марина. Разве к такому привыкают?

Сергей. Не хочешь – все равно привыкнешь. Приспособляемость. У некоторых когда дембель прямо с Чечни, так ревут белугой... не хотят домой возвращаться. Готовы на всю жизнь в армейке остаться, лишь бы у них автомат не отбирали. (Смеется.) Часто автомат – лучше хорошей зарплаты на гражданке.

Марина. Кошмар.

Ольга. А мы курицу сделаем, тетя Валя в микроволновке запечет...

Трое подходят к подъезду. Неожиданно за спинами у них взрываются брошенные школьниками петарды. Сергей отпускает сумку, и одним толчком валит мать и сестру на асфальт, сам кидается между ними, накрывая их головы руками. Раздается еще один хлопок.

Ольга. Ты чего?! Айя...

Марина. Сережа, ты что? Рехнулся? Сережа! (Пытается встать.)

Ольга. В чем дело?

Сергей вскакивает на ноги, смотрит на школьников. Те стоят разинув рты.

Сергей. Пошли отсюда! Чешите! Кретины...

Он помогает встать матери и сестре.

Ольга. Блин, у меня вот здесь куртка запачкалась.

Марина. (Трет щеку, где грязь.) Сережа, ты чего?

Сергей мнется. Берет сумку.

Сергей. Я... по привычке... (Закуривает. Молчит.) Рефлекс... зараза...

От его взгляда школьники сначала пятятся, потом идут быстрым шагом, напоминающим бег, оглядываются.

Ольга. Заколебали они уже со своими хлопушками, по утрам спать не дают, когда с первой смены ходят. А что зимой будет! Слушай, Сережа, а ты...

Марина. Ну все, все, пошлите домой. Домой пора уже.

Сергей. Надо было пива купить по дороге... я забыл... (Стряхивает пепел.) Идите, я докурю.

Марина. Нет, тогда подождем. Я тебя оставлять одного боюсь.

Сергей дрожащей рукой поднимает слетевшую с головы фуражку.

Сергей. Ну мам, не маленький ведь!

На четвертом этаже Эдуард стучит в квартиру Горяева. Звонок не работает, поэтому приходится барабанить долго. Наконец, щелкает замок. Горяев, тщательно причесанный, стоит, опираясь на один костыль. У него только одна нога, левая.

Эдуард. Здорово!

Горяев. (пожимая ему руку). Здорово.

Эдуард. Как дела?

Горяев. Потихеньку, живем...

Эдуард. Придешь?

Горяев. Приехал?

Эдуард. Да будет сейчас... Ольга с матерью пошли на вокзал, не пропадет.

Молчат.

Горяев. Я приду, да, спасибо.

Эдуард. Не я приглашал, зову, раз велели.

Горяев. Ладно...

Эдуард. Слушай, ты... я ведь тебя знаю, про твое геройство знаю, про ногу твою знаю, все знаю. Не начинай снова пургу гнать, а то вылетишь в два счета, не погляжу, что инвалид. (Молчание.) Понял?

Горяев. Эдик, да ты чего? Да все...

Эдуард. Что «все»? Когда медалькой своей трясти начинаешь, я, ей-богу, хочу тебя удавить, падлу! Кто тебя туда гнал-то? А теперь, смотри ты, герой Советского Союза, Гриша Горяев, куда бежать! Все, короче. Сидишь, сиди, пьешь – на здоровье, не пожалеем, но рот чтоб на замке был – про погоду разрешаю говорить. И все!

Горяев стоит опустив голову.

Эдуард (уже спускаясь и через плечо). Через тридцать минут милости просим... Да, и медальку не забудь...

Горяев долго не закрывает дверь.

Маша сидит на кухне, забившись между столом и тумбочкой. Валентина перемещается туда и сюда и посматривает на нее. Гремят кастрюли, из крана хлещет вода, летят брызги. Маша возится с телефоном, не замечает ничего вокруг.

Валентина. Чего там интересного?

Маша. Где?

Валентина. В трубке этой.

Маша. Так. Играю просто.

Валентина. Че только не придумают, лишь бы ручонки чем-нибудь занять, чем-нибудь, кроме полезного.

Маша. Я уже все полезное сделала. Что еще нужно?

Раздается громкий резкий звонок во входную дверь. Валентина моментально отодвигает кастрюлю от себя, быстро вытирает мокрые руки об передник. Виктор, смотревший вместе с Эдуардом в большой комнате телевизор, кричит: «Ну, легки на помине!»

Валентина. (Маше.) Ну, ну, ну! Иди, открывай! Открывай, чего сидишь? Беги!

Маша. Да потише! Нечего истерику разводить, пожар, что ли?

Валентина. Ну и дура же ты...

Сама бежит в прихожую, не забывая по пути посмотреть на себя в зеркало, поправить волосы на правом виске.

Маша. (Тихо ей вдогонку.) С-с-сама, блин, дура, коза... Что за жизнь-то?

Идет словно нехотя, останавливается, снимает очки, опять надевает. В это время Валентина распахивает дверь настежь, сопровождая это громким криком. То, что говорят Эдуард и Виктор за ее спиной, не слышно. Валентина прямо с порога бросается обнимать Сергея. Ольга протискивается в квартиру. Все говорят одновременно, отчего стоит невообразимый гам.

Валентина. ...проходи, Сереженька, проходи...

Эдуард. Вот таким я и представлял себе...

Ольга. Ну... че вы как неумные... пройти домой дайте...

Эдуард. Ну, проходь, мужик, да не стесняйся, не в гости, а домой пришкандыбал. Запах, поди, забыл домашний...

Виктор. (С хохотом.) Не тушуйся, братан, все свои, проходь, проходь... вот, дай сумку, да дай, не съем!..

Валентина. (С плачем.) А мы так ждали, чуть не рехнулись... Вот мама твоя последнюю неделю не спит, глаза впали...

Эдуард. Да ладно тебе, чего вспоминать всякую ерунду!

Валентина. Да ведь, Марина? Все думала не доедет?

Марина. ...перестань, на самом деле, все прошло... Сынок, проходи...

Ольга. (Прыгает на месте.) Серега! Серега! Классно, классно, классно! Клево!

Эдуард. За это надо опрокинуть, святое дело, сто пудово! Вить, тащи бутыль!

Валентина. Нет, не сейчас бутыль, после! Чего разошелся!?

Маша стоит в стороне, сунув руки в карманы.

Сергей. Ну, угомонитесь уже, хватит. Еще нарадуемся досыта. (Смотрит на Машу. Она подходит к нему, и все замолкают.) Привет...

Маша. Ну привет.

Сергей. (Всем.) За стол, за стол... жрать охота, кишки сворачиваются...

Валентина. Да! Да все уже накрыто, сейчас люди подходить будут.

Маша. (Подходит к Сергею близко.) Привет...

Сергей. Та-ак, народ, быстренько нашли себе занятие...

Виктор (посмеиваясь). Слушаемся, товарищ старший сержант. (Картинно отдает честь.)

Сергей выводит Машу на лестничную площадку, поднимает на руки, кружит. Опустив, обнимает. Молча стоит, склонившись и спрятав лицо у нее на плече. Руки девушки опущены вдоль тела.

Маша. От тебя так пахнет...

Сергей. Как?

Маша. Не знаю... чужо... военностью... войной...

Сергей. Форма, наверное, всегда воняет... да мне привычно. Ну, как дела-делищи? Рас...

У Маши пищит мобильник. Она отступает от Сергея, отворачивается, поднося трубку к уху.

Сергей стоит с открытым ртом.

Маша. Я не могу говорить сейчас... Очень занята, ну очень, неужели не ясно? Что за дела? Не понимаешь? Все, потом, потом, потом.

Складывает телефон, прикрепляет к поясу. Улыбается.

Сергей. (Помолчал.) Учишься?

Маша. Да.

Сергей. Как... там... мама?

Маша. Нормально.

Сергей. Угу. (Помолчал.) Я... тоже про сотовый думал. Купить хочу. Покажешь... как там что...

Маша. Но. Покажу.

Сергей. А кто звонил?

Маша. Никто. Ерунда.

Из квартиры выглядывает Виктор.

Виктор. Серега, там Эдик предлагает по сотоманчику хряпнуть, ну, за встречу. За возвращение. Герой вернулся.

Сергей. Сейчас, блин. Минуту, сейчас... (Виктор исчезает.)

Маша. Почему ты без медали? (Громко.) Заслужил ведь!

Сергей. (Достал медаль «За отвагу» из кармана форменных брюк.) Ну вот. Нацепить? Надо?

Маша. Как хочешь, так и делай.

Сергей. А в чем дело? Ты что?

Маша. Ничего. Давно надо было мне у тебя спросить: вот тебе это надо было, эта война нужна была до зарезу, а меня ты спросил, надо мне ее-то?

Сергей. Но ты же ничего не сказала... Когда у военкомата провожала даже. Ты же пришла!

Маша. Пришла потому... что я маме твоей пообещала, вот, пожалела!

Сергей. И все? Пожалела? Из-за этого? Маша...

Маша. Давай не будем здесь и сейчас.

Сергей. С цепи, что ли, сорвалась?

Маша. Пошли выпьем, в глотке пустыня, блин.

Уходит. Сергей прикрепил медаль с левой стороны груди и пошел следом.

Сцена четвертая

За столом, перекрикивая друг друга, устраиваются гости. Громче всех голосит Валентина, она двигает посуду, чтобы расположить ее в одном ей известном порядке. Для Сергея приготовлено персональное место – конечно, во главе; ему поставлен самый высокий стул. С противоположной стороны стола устраиваются на табуретках только что пришедшие дворовые друзья Сергея – Ипатов, Кулешов, Москалин, Стасов. Все уже успели принять на грудь, поэтому явились навеселе.

Марина выходит из кухни. Сергей стоит у вешалки с одеждой, роется в своих карманах. Он в парадной форме, до блеска начищенных ботинках.

Марина. Сережа, ты чего?

Сергей. Мам, это зря все устраиваете.

Марина. Что зря?

Сергей. Может, надо было потом, на днях сделать... Зачем сразу?

Марина. Виктор и Валентина настояли, знаешь ведь их – лишь бы брюхо набить да зенки залить.

Сергей. Ладно, в последний раз будет...

Марина. Я бы не надеялась.

Молчат.

Сергей. Что?

Марина. Смотрю... просто так... Я боюсь даже про себя, внутри себя признать, себе сказать, что мой сын вернулся. Молодец.

Сергей. Не надо, терпеть этого не могу!

Марина. Чего?

Сергей. Не надо сюсюкать. Я мужчина.

Снова звонок в дверь, и на пороге возникает одетый в черный костюм Горяев. Штанина на отсутствующей ноге сложена и скреплена булавкой, другая отглажена.

Горяев. Добрый день, Марина Алексеевна. Как ваши дела?

Марина. Здрасьте, хорошо, проходите.

Горяев втыкает костыли в коврик перед дверью и втягивает свое тело в квартиру. Встал, смотрит близоруко на Сергея.

Горяев. Ну, привет, с возвращением... брат!

Сергей. Спасибо. (Пожимают руки.)

Горяев. Я вам говорил, Марина Алексеевна... ну, значит, вернулся.

Марина. Ага.

Горяев. Как себя чувствуешь-то?

Сергей. Хорошо.

Горяев. Сразу говорю, трудно будет, первое время вообще даже стрельбы не хватает, просыпаешь, думая, что в дозоре или на башне сидишь за пулеметом. Хочется грохота, потому что грохот – это бой. Мертвая тишина – самое страшное. Но пережить-то все можно с Божьей помощью, да. Бог дает силы на все, Бог любит. Иначе никак.

Сергей. А...

Горяев. Но ты ничего, не стесняйся, обращайся ко мне. Мы раньше не общались, теперь будем, все хорошо будет. Для нас – мир произошел, благодаря Богу. Все от Бога. Испытания, очищение души... Отпущение грехов...

Сергей. Я пойду за стол, мам. (Горяеву.) Там уже все готово. (Уходит в большую комнату.)

Марина. (Горяеву.) Пошлите, я покажу, куда сесть.

Горяев. ...Ну да, конечно.

Сергей проходит к своему месту и садится, Маша справа от него. Горяев устраивается ближе к друзьям Сергея. Ставит костыли возле стула.

Валентина. Так, уже сели, сели, окончательно. Мариночка, проходи, проходи. Тянуть нечего.

Эдуард. С утра не жрамши, желудок к позвоночнику прилип.

Валентина. Тишина всем!

В комнате становится тихо. Сергей ставит рядом с собой пепельницу, закуривает.

Виктор. Виновнику торжества – первому налить...

Сергей сам берет бутылку водки, наполняет стакан наполовину. По всему столу тихий звон бутылочных горлышек.

Валентина. (Матери Сергея.) Мариночка, давай я сначала скажу? Сережечка, мы тебя очень замечательно сильно любим, ты это знаешь, и это оч-чень счастливый день, да? для всех нас... Что ж – вернулся сын, племянник, жених...

Ипатов. Дружбачок!

Кулешов. Кореш!

Смеются.

Валентина. Значит, чествуем героя! Значит, ура! Спасибо тебе, Сережа, что ты вернулся. Страх закончился!

Сергей. Ладно тебе!

Валентина. Ничего не ладно! Все встали – чокнулись, выпили.

Шум, все встают. Выпивают. И садятся, чтобы закусить.

Маша. (Сергею.) Тебе это нравится?

Сергей. Нет, конечно. С чего ты взяла?

Маша. Сравниваю тебя с прошлым тобой. С проводин.

Сергей. И что?

Маша. Вроде не врешь... Пока. Водка не всосалась.

Виктор. ...Серега не пустил врага на Русь-Матушку, не пустил... (Пьет.) Был бы я молодым, так тоже бы пошел, воевал бы с бандитами...

Ольга. Ма, передай эту штуку. Ага! Давай.

Эдуард. (Друзьям Сергея.) Вот вам, пацаны, на него равняться надо, доказать, что в жизни чего-то можешь! Смотрите, вот это мужик, мужик настоящий.

Стасов. И так знаем!

Валентина. (Марине.) Слушай, я соли в винегрет не доложила, ну мало ведь...

Марина. Сойдет, все нормально...

Валентина. Ладно. Моя знакомая одна вечно пересаливала, а я вот не досаливаю. Все пересаливала, а потом почки крякнули, и она ласты склеила... (Хохочет.) Без почек – не жизнь!

Эдуард. Валь, Валь... (Опрокинул стопку в себя.)

Валентина. Ну че?

Эдуард. Горячее когда будет?

Валентина. Ты че?

Эдуард. Горячее, говорю!

Валентина. Не глухая. Жри сиди это, горячее будет. Я так сказала! Сначала легкие закуски. Некогда было!

Марина. Маш, а ты что не ешь? Давай положу.

Маша. Спасибо, мне пока селедки хватает, под шубой у вас классно выходит, вкусно.

Сергей. Пошли потом погуляем?

Маша. Не знаю, видно будет... Зачем?

Сергей. Просто. Погуляем просто.

Эдуард. (Встает, высоко поднимая вино в бокале.) Серега! Вернуться без царапинки – дорогого стоит, все знают, че такое война...

Валентина. Дело говори, не фыркай без толку!

Эдуард. Да все пучком, не боись... Серега, уважаю я тебя за то, что слово держишь. Обещал матери придти – пришел. И...

Маша. Сблюю сейчас. Ухренякаться, какой официоз.

Марина. Ну Маш, ты чего? Все ж сидим нормально. Общаемся хорошо, ну!..

Сергей. (Маше.) Такое без поллитры не покатит, железно. (Пьет водку, не обращая внимания на Эдуарда.)

Эдуард. И... значит, теперь навсегда. Выпьем, значит... за... солдат с войны – и счастье в дом, опора в дом, так сказать... Да, Маринка?

Марина. Ну конечно...

Сергей. (Эдуарду.) Ладно, хорош, а то, блин, базарит... пьем лучше за что-то другое. Я снова собираюсь на Кавказ, поняли?! И нечего лясы точить... Все. Надоели!

Молчание.

Виктор. Серег, ты че, белены объелся?

Валентина. Иисусе...

Ольга. Ёшкин котенок...

Сергей. Ну и че? Не могу, думаете? Зря. Я завтра или послезавтра в военкомат пойду, заяву подавать.

Молчание.

Марина. Сережа, не шути.

Сергей. Какие тут, к чертям, шутки!

Марина встает из-за стола и выходит. Никто ее не останавливает. Сергей с минуту ест, не глядя на сидящих, потом бросает вилку и выходит вслед за матерью.