Текст книги "Тайны «Фрау Марии». Мнимый барон Рефицюль"

Автор книги: Артем Тарасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Митрошка Оболенский достроил усадьбу не без участия князя Меншикова, который решил, что не помешает обзавестись еще одним местечком за городом для устройства секретных попоек и оргий. Усадьба была возведена с размахом, в европейском стиле, по проекту итальянского зодчего. Ручей загородили плотиной, и получился красивый пруд с прорытым к нему каналом, укрывший от глаз заболоченную почву.

В центре пруда соорудили фонтан, напор которому создавал хитрый механизм: насос качал воду на верхушку башни с емкостью, а оттуда она под давлением собственного веса устремлялась по керамической трубе к центру пруда, где струя била ввысь.

Убранство дома составили частично из конфискованных вещей провинившихся бояр да купцов, а частично – из специально привезенной утвари, побывавшей в заграничных плаваниях российского флота. Меншиков понимал, что с оказией в усадьбу может заехать и сам Петр Алексеевич, потому Митрошка по совету князя придал интерьеру подобие корабельных помещений, что должно было потрафить склонному к судовой тематике самодержцу.

В одном из писем в Москву, своим родственникам, Митрошка хвастался, что сам государь император соизволил посетить его имение проездом по окрестностям и похвалил за качество приема и вкус браги.

В конце 1741 года в результате государственного переворота к власти пришла дочь Петра I – цесаревна и великая княжна Елисавета Петровна, которая с брезгливостью относилась к прошлым историям с попойками, случавшимся в петровские времена, но провозгласила своей политикой возвращение к преобразованиям отца.

К тому времени Меншиков вот уж двенадцать лет как помер в Березове Тобольской губернии, куда был сослан вместе с ближайшим своим окружением, обвиненный в злоупотреблениях и государственной измене. С его сиятельством по этапу был отправлен и Митрошка Оболенский, который прожил в ссылке еще какое-то время после смерти своего благодетеля и был убит в пьяной драке каторжанами. Имение у Митрошки и все его хозяйство было давно конфисковано как у ссыльного, пришло в упадок и запустение, а поскольку наследников за ним не числилось, все владения тогда снова записали в государственную поместную собственность.

Ее величество императрица Елисавета Петровна, желая прослыть в просвещенной Европе правительницей справедливой и благодарной, щедро отмечала достижения иностранцев, служивших на пользу трону и России, и жаловала их привилегиями. Многие получили дворянские титулы, ордена, а пожелавшим остаться в России даровались поместья и усадьбы.

В 1750 году отставной вице-адмирал Рене Браамкамп получил по высочайшему распоряжению государыни императрицы дарственную грамоту на конфискованное поместье Митрофана Оболенского. Ему же был пожалован графский титул в России, поскольку это соответствовало его статусу в Голландии, зарегистрирован родовой герб и оказаны причитающиеся почести.

Судя по сохранившимся документам, отставной вице-адмирал Рене Браамкамп со своей семьей прожил в дарованной усадьбе двадцать один год, до конца 1771-го, а потом действительно покончил с собой, помешавшись рассудком, по свидетельствам очевидцев…

Первое страшное известие из архива, связанное с поместьем, как раз датировалось днем похорон дворянина Рене Браамкампа. Провести захоронение барина на кладбище не дозволили священники по причине его самоубийства, поэтому усопшего закопали в конце парка без церемоний и отпевания. По завершении ритуала все слуги из усадьбы вместе с крепостными крестьянами – на тот период всего двадцать восемь душ – зачем-то направились прямо в амбар и заживо там сгорели!

Подросток – свидетель, который опоздал за остальными, – видел своими глазами: как только ворота закрылись за вошедшими, тут же неведомая сила подняла в воздух толстый деревянный брус, после чего тот сам упал на металлические скобы, перекрыв выход из амбара. Деревянные ставни обоих окон на фасаде строения одновременно захлопнулись и заперлись снаружи на крючки. Два толстых бревна сами встали на дыбы и подперли ставни со двора. Сначала появились клубы дыма, а потом языки пламени рванулись ввысь со всех сторон. Мальчишка слышал вопли людей, отчаянный стук в ворота и в закрытые окна, метался рядом с амбаром, а потом жар от горевшего строения стал настолько сильным, что он вынужден был отбежать на несколько десятков метров. Крики и стоны постепенно стихли. Обе стены амбара сложились внутрь под упавшей крышей, которая продолжала полыхать… (Запись датирована 29 ноября 1771 года .)

Ганев читал дальше.

…Приехавший описывать имущество в имении чиновник с удовольствием выполнял свою работу, попивая французское вино из коллекции Браамкампа. Конечно же произвести опись за один день не удалось, поэтому он остался ночевать в спальне покойного вице-адмирала, не постеснявшись воспользоваться шелковым постельным бельем. Поздней ночью его разбудил звон корабельных склянок. Чиновник, недовольный шалостями и наглостью каких-то посторонних лиц, поднялся с кровати и прошелся по комнатам с целью найти звонивших озорников. Однако в доме никого не оказалось.

На дворе стояла тихая лунная ночь, и, несмотря на то что было довольно холодно, чиновник, закутавшись в халат, решил выйти на несколько минут, чтобы подышать свежим воздухом. Он отворил входную дверь и шагнул на террасу. Неожиданно его взгляд приковался к пруду напротив усадьбы, из которого поднялся большой черный корабль. На носу корабля стояла двухметровая фигура вице-адмирала в парадном мундире при всех орденах и регалиях. Он заметил чиновника и указал на него рукой в перчатке с белой манжетой. Корабль тут же развернулся и поплыл по воздуху в направлении усадьбы.

Через секунду оцепенения чиновник рванулся обратно в дом и закрыл за собой дверь. Но оказался не в помещении, а снаружи! Все комнаты в доме куда-то исчезли вместе с полом, потолком, имуществом и мебелью, а единственная дверь, та, которую он захлопнул за собой, была в стене, будто в театральной декорации. Перед ним расстилалось заснеженное поле, где-то вдали граничившее с березовой рощей.

Сильный удар судна о стену заставил чиновника отскочить. Стена-декорация разломилась на части, как кусок фанеры, и огромный корабль устремился на чиновника, повергнув его в бегство. Он бежал по заснеженному полю, шарахаясь из стороны в сторону, как заяц, удирающий от своры гончих, а корабль все время поворачивал за ним, меняя курс.

Гонка с преследованием продолжалась целую версту, пока наконец чиновник не рухнул ничком, совершенно лишившись сил и способности бороться за жизнь. В это же мгновение корабль растворился в воздухе… (Показания чиновника Е. Канецкого из дома для умалишенных датированы 13 декабря 1771 года.)

Ринат перелистывал документы.

Следующие источники относились ко времени Отечественной войны 1812 года.

Военный обоз из армии Наполеона с комплектом боеприпасов, видимо, сбился с пути, зачем-то свернув со Смоленской дороги на север, и, сделав невероятный крюк на местности, добрался к усадьбе Браамкампа.

Настроение в армии было приподнятым – русские войска недавно оставили город Смоленск. Французы не чувствовали никакого сопротивления. Они бесцеремонно разместились в комнатах усадьбы, рылись в ящиках столов и в шкафах, вытащили наружу всю оставшуюся утварь и пыльные вещи бывших владельцев.

По дому разносились смех, колкости в сторону российских военных и армейские шутки, пока наконец, выпив изрядное количество вина, все не угомонились. Солдаты устроились на ночлег на полу, прямо в прихожей, в помещении библиотеки и в кабинете, а офицеры заняли гостиную и спальни.

Ровно в полночь в столовой пробили напольные часы, которые уже более полувека стояли в неисправности. Многие отчетливо услышали их бой и оттого проснулись. После этого началась качка, будто при шторме на корабле. Комнаты затряслись и стали наклоняться то в одну, то в другую сторону, по полу покатились кружки, ружья и другие предметы. Хрустальные люстры раскачивались и со звоном бились о потолок.

Очнувшиеся французы старались ухватиться за что угодно, чтобы не упасть. Вскоре снаружи раздался свист штормового ветра и захлопали паруса. А еще через мгновение в дом хлынула вода. Она полилась из всех щелей внутрь помещений, из-под пола к потолку вырвались фонтаны воды, словно из огромных пробоин в трюме тонущего корабля. Вода текла по стенам и струями била из окон. Все комнаты очень быстро затопило, мебель всплыла вместе с распахнутыми переплетами старинных книг.

Снаружи усадьбы французы выставили караул, но часовой там заснул и проснулся только в тот момент, когда катастрофа в доме уже практически закончилась. Вода, заполнив все внутреннее пространство в усадьбе до самого потолка, продержалась там с десяток минут и неожиданно схлынула в никуда, обнажив хаос в помещениях дома и трупы утопленников.

Когда караульный ворвался в особняк, он был настолько сильно поражен увиденным, что стрелял по углам зала, пока до него не дошло, что никаких неприятелей вокруг нет. Изо рта его умерщвленных соратников ручьями текла морская вода. Трибунал, предприняв следствие по этому делу, констатировал смерть военных от утопления… (Документальное подтверждение событий, имевших место 8 июля 1812 года.)

Еще бумаги времен Отечественной войны.

…Громя французские полки, отступавшие по Смоленской дороге, казачьи отряды под командованием атамана Давыдова не оставляли французам ни шанса переломить ход войны в свою пользу. Александр I принял решение о том, чтобы преследовать войска Наполеона до самого Парижа и только там подписать капитуляцию противника.

В первой половине ноября, в преддверии бегства Бонапарта из России и конца французской армии, небольшой отряд гусар, заходя по большой дуге в тыл преследуемому неприятелю, непонятным образом очутился ближе к ночи в усадьбе Браамкампа. Гусары устроили там лихую попойку. Не в меру употребляя шампанское из обоза, брошенного французами, смешивая его с немецким шнапсом и русской брагой, гусары упились до потери пульса. Пьянка сопровождалась стрельбой в потолок, песнями и кромсанием мебели саблями. Они будто соревновались в кураже между собой, пока не повалились навзничь и не заснули в хмельном угаре.

Ночью снова появился таинственный корабль. Теперь он приблизился к усадьбе и развернулся к ней бортом. На борту открылись амбразуры, и оттуда выдвинулись дула пушек.

Прогремел первый залп корабельных орудий. Стены усадьбы рухнули, запахло горелым порохом и паленым мясом. Гусары, проснувшись от ударов артиллерии, выскакивали наружу в одних подштанниках и разбегались в разные стороны, протирая глаза кулаками, не понимая, что происходит.

Второй залп был несколько иным. Большинство орудий команда призрачного корабля зарядила картечью и палила по выбегавшим гусарам прямой наводкой. Крупные свинцовые пули рассыпа́лись веером. Расстояние между стрелявшим кораблем и живыми мишенями было совсем небольшим, и поэтому с каждым ударом картечи в воздух взлетали части тел вместе с разорванной одеждой и брызгами крови.

Оставшимся в живых, но раненым очевидцам никто не поверил, что стрельба велась из корабельных орудий. Однако и не признать тот факт, что неприятеля в тех краях нигде поблизости не должно было быть, следователи тоже не могли. Так и остался этот случай на бумаге как один из непонятных эпизодов Отечественной войны… (Показания очевидцев при допросе в военном трибунале 18 ноября 1812 года.)

Ринат Ганев с волнением выпил стакан воды и продолжил чтение.

…За пять лет до исторического восстания декабристов отставной подпоручик, общественный деятель, поэт и будущий активный член тайного Северного общества Кондратий Федорович Рылеев после женитьбы на дочери воронежского помещика Наталье Михайловне Тевяшевой перебрался на постоянное место жительства в Петербург.

Приобрести усадьбу под Петербургом Рылеев решил по настоянию жены. Имея связи с влиятельными людьми и среди петербургского дворянства еще со времени своего пребывания заседателем Уголовной палаты, Кондратий Федорович получил совет от своего приятеля присмотреться к усадьбе XVIII века, что когда-то принадлежала голландскому вице-адмиралу Рене Браамкампу, да так и осталась разрушенной и полусгоревшей.

Конечно, после визита в усадьбу Рылеев понял, что дом восстановлению не подлежит и что строить там придется все заново, но будучи страстным критиком крепостного права, он как раз не собирался покупать действующее поместье, а искал имение заброшенное, без крепостных крестьян, за свободу которых сам был готов бороться с самодержавием.

Оставив в развалинах дома своего камердинера на ночь в единственно уцелевшем флигеле, Рылеев отбыл в Петербург за женой и маленькой дочерью, чтобы привезти их в поместье и показать угодья.

На следующий день поездка не состоялась, и семья смогла выбраться за город лишь через пять дней.

Они долго искали камердинера, но ни в доме, ни в обозримом пространстве его не было. Кондратий Федорович даже подумал, что камердинер самостоятельно вернулся в Петербург или отправился в ближайшее имение для завязывания отношений с соседями. Был ясный теплый день, и семья решила прогуляться по окружавшему поместье парку, который разоренным не был и, если б не зарос так густо сорняковой травой, мог бы сгодиться для организации светской встречи или проведения пикника.

Камердинера нашли в самом конце аллеи повешенным на ветке очень высоко над землей. Его неожиданно углядела Наталья Михайловна, вскрикнула, прикрыла рот кружевным платочком и упала в обморок. Хорошо, что дочка оставалась с няней на берегу пруда и гулять вместе с родителями не пошла. Стресс для ребенка был бы слишком велик.

Тело камердинера трудно было снять с ветки на самой вершине дерева, и уж совсем непонятно было, как же его затащили так высоко, чтобы повесить. Рылеев послал кучера за помощью и велел сообщить о случившемся местному приставу.

Официальные лица прибыли только к вечеру, а семья Рылеевых постаралась сразу же уехать в Петербург, чтобы навсегда забыть о тягостном происшествии и об идее покупки этой усадьбы.

Сам Кондратий Федорович наблюдал процедуру снятия покойника с дерева и прочел записку, висевшую у него на шее. Об этом случае он никогда и никому не рассказывал, кроме следователей, проводивших дознание по указанию петербургского полицмейстера.

В записке было написано: «Повесить на рее за непристойное нарушение спокойствия и посягательства на чужую собственность. И обозначить господину, пославшему человека на смерть, что сам он подвергнется такой же участи неизбежно!» Рылееву сделалось не по себе от этой записки, но он предпочел не обсуждать ее ни с кем из своих близких и друзей.

В следующем году Кондратий Федорович Рылеев был арестован, осужден, а позже повешен на кронверке Петропавловской крепости в числе пяти декабристов, участников восстания на Сенатской площади в Петербурге, казненных по приговору суда… (Запись допроса К.Ф. Рылеева по делу смерти камердинера датирована 14 сентября 1824 года.)

Ринат прервался. Очень сохли губы. Он налил себе еще воды и открыл новую папку.

Документ времен Февральской революции в России.

…Войска под командованием генерал-майора Крымова Александра Михайловича, командира Особой Петроградской армии, созданной для подавления волнений в столице, находились в полной боевой готовности в окрестностях Петрограда.

На должность командующего армией генерала Крымова назначил лично доверявший ему генерал-лейтенант Корнилов. В августе 1917 года с целью подавления волнений в Петрограде Крымов получил приказ Корнилова занять город. Одна из частей правого фланга армии Крымова располагалась перед походом в районе поместья бывшего вице-адмирала флота Рене Браамкампа.

Однако планам Корнилова не суждено было сбыться. Двадцать шестого августа 1917 года приказом Керенского генерал-лейтенант был смещен с поста Главнокомандующего армией, которую возглавил сам министр-председатель Временного правительства Керенский. Корнилов был арестован и посажен в тюрьму в городе Быхове вместе с поддержавшими его генералами Деникиным, Марковым, Эрдели и другими.

Крымов покинул армию и сам отправился в Петербург, для того чтобы объясниться с правительством. Он намеревался представить свой анализ случившегося, но после встречи и конфиденциального разговора с Керенским застрелился у себя в квартире.

Оставшись фактически без высшего командования, военное формирование Особой Петроградской армии, стоявшее в районе разрушенной усадьбы, решило выдвинуться на юг, чтобы соединиться с основными частями. Их путь пролегал прямо через усадебный парк.

На подступах к поместью военные попали в сложнейшее положение. Вся земля вокруг развалин в считаные секунды превратилась в непроходимое болото. Люди, только что стоявшие на твердой почве, вместе со снаряжением, лошадьми, орудиями и лафетами пушек вдруг погрузились в трясину и не могли из нее выбраться. Судорожные попытки как-то спастись, ухватиться за что-нибудь, кончались неудачей. Они пробовали помогать друг другу, бросали концы ремней и протягивали руки, пока не поняли, что это бесполезно.

Все были заживо погребены в болоте, которое затянулось над головами солдат и офицеров, укрыв в своей топи сотни человеческих жизней… (Отчет из полицейского управления Петрограда от 30 августа 1917 года.)

Холодок страха пробежал по телу Рината после того, как он представил себе картину случившегося.

…Упоминание о первых попытках восстановления усадьбы датировалось 1924 годом. В России был разгар НЭПа. Поместье Браамкампа с целью строительства там жилого дома и мануфактуры было за солидную взятку куплено братьями Филипповыми, разбогатевшими на Урале за счет горнодобывающей артели и пожелавшими перенести часть дела поближе к цивилизации.

Старший брат, Пантелей Макарович, по принятому решению должен был оставаться на промыслах, а младший, Осип, направлялся на проживание в окрестности Ленинграда, чтобы наладить производство и торговлю для блага семьи и процветания рода. Оба брата приехали в город, чтобы осмотреться, наладить связи, прикупить недвижимости и решить вопросы с доставкой будущих товаров. Затратив немалые деньги, они заказали архитектору из бывших дворян проект реконструкции Голландской усадьбы, завезли туда много различного строительного материала и наняли рабочих для возведения жилых помещений и цехов «Мануфактуры братьев Пантелея и Осипа Филипповых». Будучи людьми активными и оборотистыми, они требовали того же со стороны нанятых по подряду строителей. Однако возникли проблемы, которых никто не мог предвидеть.

Потратив семь дней на разборку старых стен усадьбы и разметку фундамента под новый дом Филипповых, рабочие сложили в стороне кладку из старых кирпичей – авось пригодятся – и мусор на вывоз.

Проснувшись утром, они увидели, что за ночь все разобранные ими стены были кем-то восстановлены в первоначальном виде, а строительный мусор аккуратно разложен там, откуда днем его выгребли.

Как раз с инспекцией начала работ подъехал Осип Макарович. Он не поверил ни единому слову подрядчиков и был весьма недоволен темпами строительства. А трудяги, уже наслушавшись россказней о нечистой силе, обитавшей в усадьбе, были готовы дать деру с участка.

Видя обеспокоенные лица протрезвевших на целую неделю вперед рабочих, Осип Макарович смягчился в гневе и пообещал немедленно вызвать вооруженную охрану на объект. Согласился с тем, что работы будут вестись только днем до начала вечера, этой ночью стройку будет охранять сторож с берданкой, а рабочие могут уйти ночевать в соседнюю деревню сразу как стемнеет. Связавшись с братом в Ленинграде по телеграфу, который, к счастью, работал в уездном центре, Осип Макарович действительно вызвал охрану.

В первую ночь он сам остался сторожить имение с наганом в руке. Однако ничего не произошло. Днем рабочие спокойно разобрали старые стены, а на следующую ночь оставили сторожа. Тот заступил на дежурство в половине седьмого вечера и сдал объект в полном порядке к семи утра. Всю ночь сторож безмятежно проспал во флигеле, изрядно выпив самогону для храбрости и приятного засыпания.

К обеду третьего дня приехали вооруженные охранники. Они на всякий случай прихватили с собой не только трехлинейки со штыками, но и пулемет «Максим» с запасом патронов. Брат Пантелей подумал, что на Осипа «наехали» местные бандюки, и потому основательно подготовил группу отражения.

Узнав об истинной причине беспокойства, охранники даже расстроились, что не придется продемонстрировать свою доблесть нанимателям, а нужно всего лишь сторожить место от сумасшедших. В саму историю никто из прибывших не поверил – решили, что рабочие просто набивали себе цену, придумав эту байку.

И на четвертую ночь все обошлось. Осип Макарович был доволен ходом работ – трезвые строители спешили изо всех сил, чтобы закончить дело как можно быстрее и забыть навсегда тот утренний кошмар, который они давеча наблюдали. В итоге к концу четвертого дня площадка под новое строительство была практически расчищена и подготовлена.

Осип Макарович решил переночевать в имении в последний раз, а поутру отбыть в Ленинград, так как чувствовал: брат сильно нервничает. Насчет брата он оказался абсолютно прав – взволнованный Пантелей Макарович сам примчался на строительство, чтобы убедиться в полном здравии Осипа.

Они вместе посмеялись над шуткой, разыгранной рабочими пять дней назад, и ночевать решили прямо на месте, поставив палатку, так как, живя у себя на Урале, были приучены к походным условиям. Перед сном немного покуражились, даже постреляли по верхушкам дубов и по стаям ворон из пулемета, посидели у костра с охранниками и, умывшись прямо из пруда, завалились спать.

Ночью палатки братьев Филипповых и охраны одним рывком взметнулись в воздух и унеслись ввысь на неизвестное расстояние. Продрав глаза, все увидели на пруду черный корабль.

С палубы на берег сошел призрак в мундире вице-адмирала царского флота и медленно направился в их сторону, поражая трехаршинным ростом.

– Стой на месте. Будем стрелять! – заорали охранники.

Но призрак продолжал идти к ним. Сделав несколько предупредительных выстрелов в воздух, охрана открыла огонь по цели. Вначале палили из нескольких ружей на поражение, но поскольку это не дало никаких результатов, один из стрелявших плюхнулся на живот и начал хлестать гигантскую фигуру очередями из «Максима».

Чем ближе подходил к людям призрак, тем отчетливее было видно, как пули, выпущенные в его сторону, не долетая нескольких пядей, резко поворачивали, расходясь веером, словно рикошетили о невидимое препятствие.

Вице-адмирал стал размахивать в воздухе руками. От каждого его взмаха один из охранников взмывал вверх, с огромной скоростью отлетал на десяток метров и падал, ударяясь всем телом о ветки деревьев или оземь. Казалось, они разбивались насмерть.

Призрак приближался к братьям. Подойдя к Филипповым вплотную и не обращая внимания на их стрельбу из наганов практически в упор, он медленно поднял обе руки. Осип с Пантелеем, оторвавшись от земли, повисли в воздухе, дрыгая ногами и вопя от ужаса.

Продержав их несколько минут перед своим лицом с пустыми глазницами, он уронил братьев на землю. Осип и Пантелей, ощутив твердую почву под ногами, побежали прочь.

Призрак резким движением руки крест-накрест «перечеркнул» их стремительно удаляющиеся спины, отвернулся и побрел в сторону пруда. Бегущие сделали еще несколько шагов и рухнули замертво. У обоих, словно острым мечом, были рассечены брюшины от грудной клетки до паха, вывалились кишки и внутренности, разлилась по траве кровь. Они так и остались лежать на земле с выпученными от ужаса мертвыми глазами.

Рядом, спрятавшись в кустах, сидел дрожащий всем телом сторож, который беспрестанно молился и крестился. Он чудом остался жив и наблюдал, как сами по себе вновь возводились полуразрушенные стены усадьбы из выбитых кирпичей и раскрошившейся штукатурки… (Из показаний сторожа от 12 июля 1924 года.)

Следующим в папке оказался документ времен Второй мировой войны.

…Летом 1942 года во время блокады Ленинграда военная часть армии вермахта разместилась в окрестностях усадьбы Браамкампа. Гитлеровцы основательно обустроились на новом месте. Они вырыли окопы вокруг двора в несколько рядов, построили блиндаж, соорудили блокпосты, обложенные мешками с песком, и установили там пулеметы. Выставили артиллерийские орудия на случай попыток прорыва блокады. Была построена даже сторожевая вышка, на которой находился часовой.

От генератора тока к вышке протянули кабель, чтобы ночью там горел прожектор, освещая поле и подступы к укрепленному лагерю.

Флигель усадьбы, уцелевший в отличие от других бывших помещений дома, использовался как склад имущества, а офицерский состав предпочитал ночевать в блиндаже – на случай бомбежки русской авиации, маловероятной, но все же возможной.

Лагерь разворачивали в течение месяца, и все это время обходилось без особенных инцидентов. Были пресечены одна-две попытки прохода русских партизан в соседних лесах, но военную часть не беспокоили, и она существовала мирно под едва доносившийся сквозь ночную тишину со стороны Ленинграда гул бомбежек и артобстрелов.

Однажды утром немцы решили порыбачить в пруду, так как заметили там рыбу. Немецкий офицер бросил в пруд связку гранат, раздался взрыв, и кверху брюхом всплыли туши оглушенных карпов. Издав возгласы одобрения, солдаты, раздевшись, полезли в воду собирать улов. Довольные, они выкидывали рыбу на берег, а наиболее крупные экземпляры выволакивали и складывали в горку. Все предвкушали прекрасный обед с рыбным супом и котлетами, которые приготовит им армейский повар Ганс в походной кухне.

К вечеру действительно по лагерю разнесся запах ухи. Выстроившись в очередь с оловянными мисками в руках, немцы по одному подходили к Гансу, и тот щедро наливал им суп большим половником с изогнутой ручкой.

Рыбный обед подали и офицерам, которые съели его, закусывая овощами и консервированным гарниром, запивая шнапсом, под марши из стоявшего в углу граммофона.

Ночью началось что-то невообразимое. Со стороны пруда на немецкие укрепления двинулся черный корабль. Он приподнялся над землей на четверть метра и полетел на окопы, в которых безмятежно спали фашисты. Внизу у корабля был толстый деревянный киль, оканчивающийся огромным рулем, обитым железом. Врезавшись килем в окоп, корабль, словно тупым ножом, стал давить людей, превращая их в бесформенные куски мяса. Оставляя за собой кровавые борозды, он «разрезал» блиндаж с офицерами. Каждый раз, пролетев расстояние вдоль окопа, корабль разворачивался на месте и возвращался по тому же маршруту, как пикирующий бомбардировщик, уничтожающий с воздуха марширующие колонны.

По кораблю открыли огонь с блокпостов и с вышки. Но пули не наносили повреждений черному деревянному корпусу судна, обшивка которого превратилась в прочнейший мореный дуб от длительного нахождения под водой. Вскоре блокпосты были также раздавлены и впечатаны в землю.

Корабль подлетел к вышке. На палубе, оказавшейся вровень с платформой часового, возникла призрачная фигура в старинном вице-адмиральском мундире. Он вытянул руку в сторону часового, повел ладонью вниз, и, покорная этому движению, вышка вместе с солдатом начала уходить под землю. Через мгновение над ней, как крышка гроба, «захлопнулся» дерн.

Вокруг происходило нечто похожее. Земля стала затягиваться на глазах, как рана на теле вампира, хороня трупы и боеприпасы. Раненые, если таковые еще оставались, были погребены заживо. Через несколько минут на поверхности не осталось никаких следов от лагеря немцев, который только что бесшабашно существовал на этом месте.

Лишь один человек продолжал стоять на земле. Это был армейский повар Ганс. Рядом с ним нетронутой высилась походная кухня немцев, не успевшая еще остыть после позднего обеда. Ганс пребывал в шоковом состоянии, наблюдая за происходящим.

Вице-адмирал с высоты палубы своего корабля пальцем указал Гансу на походную кухню. Не сопротивляясь, повар стал разогревать плиту. Он поставил на огонь большую кастрюлю, в которой еще недавно варил уху, налил туда воды из бака и подбросил дров в топку печи. Ганс работал машинально, не отдавая себе отчета, что и зачем он делает. Призрак стоял на палубе и ждал.

Когда вода в кастрюле закипела, Ганс вдруг затряс головой, явно стараясь чему-то воспрепятствовать. Но это длилось только несколько мгновений. Бунт повара был подавлен извне. Он покорно поднялся к плите по маленькой лестнице, снял крышку с кастрюли и опустил в кипяток голову по самые плечи, словно кто-то с силой нагнул его, удерживая внутри бурлящей воды. Передернувшись всем телом несколько раз, Ганс перестал шевелиться – сварился заживо.

Вице-адмирал удовлетворенно кивнул. Корабль отплыл по воздуху к пруду и медленно погрузился на дно.

Наутро прибыл посыльный из соседнего расположения войск и застал эту страшную картину с разваренным поваром в густом бульоне из человеческой плоти…

Чудом выживший солдат, который вылез наружу из засыпанного окопа, стал единственным свидетелем страшного происшествия. (Из конфискованных архивов вермахта; запись сделана 17 июня 1942 года.)

Ужасы продолжались. Ринат добрался до документов последних лет с вырезками из ленинградской областной газеты и с фотографиями.

…Глава Ленинградской области подписал разрешение на приобретение Голландской усадьбы известным предпринимателем Марком Горюновым. Новый собственник и «новый русский» решил построить на этом месте гостевой дом с бассейном и мини-аквапарком, с банями на любой вкус, с дискотекой, маленьким кинотеатром, кегельбаном и частным подпольным казино для своих друзей.

В доме, по его замыслу, предусматривались пять-шесть спален и несколько залов для приемов, а вокруг – дополнительные постройки с архитектурными изысками. А именно: крытые корты, конюшня с манежем, псарня и беседки в стиле русского модерна, разбросанные по парку с садовым дизайном и скульптурами в духе то ли Версаля, то ли Лувра – Горюнов не помнил, как там, у французов, это называется…

На пруду было решено построить плавучий ресторан и еще баню с купанием в зимнее время прямо в ледяной воде, а на соседнем с имением участке, выкупленном у совхоза, разбить газон и сделать поле для игры в гольф, дополненное зданием гольф-клуба, разумеется.

Проект разработали австрийские зодчие из города Шабац, который находится почему-то в Сербии. Но это не важно. Главным для Марка было то, что проект иностранный. Воплощение иностранного проекта тянуло на шестьдесят лимонов зелеными, что вполне устраивало заказчика и даже тешило его самолюбие.