Текст книги "Чисто в лесу"

Автор книги: Артём Караваев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Я открыл глаза и увидел Дару. Она смотрела на меня своим глубоким и мудрым взглядом, постарев снова на пару десятков лет. Дара понимающе улыбнулась, не отрывая от меня глаз. Затем глубокая пропасть в её глазах затянулась, и Дара снова стала юной, девятнадцатилетней девушкой. «Кто она такая?» – подумал я, полностью теряя ощущение реальности. Я даже не заметил, как мы сели на этой крыше и сидели друг напротив друга. Я вообще забыл, что мы на крыше здания.

– Я не ответила на один из твоих вопросов, – вдруг сказала она, – ты спрашивал, где я работаю. Так вот, я работаю на тех людей, принципы и ценности которых лежат далеко за пределами вашей толпо-элитарной структуры общества. Вообще я историк, точнее археолог. Только работаю я не на академию наук, а на людей, находящихся гораздо выше. На самом деле, мы не сравниваем людей друг относительно друга, как это делаете вы, поэтому слово выше я произношу только для того, чтобы тебе́ было понятнее, чтобы подчеркнуть, что эти люди мудрее и нравственнее вашей элиты, то есть выше не в социальном плане, а в духовном. Разумеется, живу я внешне так же, как живут остальные люди. Так же ем, сплю, покупаю продукты в магазине. Никаких внешних отличий. Только цели у меня иные, и деятельность обычному человеку непонятная. Я сейчас больше не хотела бы говорить с тобой на тему моей работы. По разным причинам, только ты не обижайся. Поверь мне, так будет лучше. Может немного расскажу позже, но не сейчас.

– Я не знаю, что сказать, – ответил я, затем подумал немного и продолжил: – ещё некоторое время назад я был уверен, что завоюю твоё расположение к себе, рассказав о том, какой я умный и хороший. Теперь я начал сомневаться. Вернее, я не начал сомневаться в себе, а начал скорее в тебе. Ты хочешь показать никчёмность моих устремлений и глупость всего того, что я считаю ценным. Но ты знаешь, я подобным образом думаю о других людях, на которых не хочу быть похожим, о людях внизу, о тех, кто не хочет использовать свои способности для достижения чего-то большего, а просто бесцельно существует. При этом я не верю тебе. Не верю, что я такой же, как все, и так же глупо проживаю свою жизнь. Я гораздо умнее и гораздо правильнее живу, чем многие люди. Мне кажется, что я вернусь домой – и будет всё как раньше, а рассказанные тобой истории так и останутся обычной сказкой на ночь. Ты говоришь убедительно, но реальность, которую вижу я, реальна – и она несколько иная. Она никуда не денется, когда мы спустимся вниз. А если я буду говорить на эту тему с другими людьми, они только рассмеются и покрутят пальцем у виска.

– Рассмеются, Артём, ещё как. Тебя будут всеми силами тянуть в вашу элиту, высмеивая любые попытки, направленные на подрывание основ сложившейся системы отношений, поскольку такая система им нужна, она позволяет безразмерно владеть рабами и ресурсами планеты, потребляя их в своё удовольствие. Им нужны талантливые люди, чтобы они отдавали свой талант системе, рабами которой они являются. За тобой следят те, кто хочет взять тебя в свои ряды, обещая те вещи, что являются для тебя ценными. Эти ценности тебе дали взамен тем, что ты не принимаешь, чтобы усыпить твою бдительность и убедить тебя, что ты делаешь полезные дела, а не то же самое, что глупые обыватели. И ты пойдёшь за ними, так как других ценностей у тебя нет, ты искренне веришь, что выбранное тобой направление ты выбрал сам, что оно оригинально, что ты выше по статусу, чем другие люди, что ты свободен поступать так, как тебе хочется. Но ты не знаешь, какие у тебя есть варианты за пределами вашего болота, – говоря это, она сделала упор на слове за, – тебе дали, вбили в голову ограниченное количество направлений движения, и ты выбрал одно из них, считая свой выбор свободным и наиболее в твоём понимании нравственным. На самом деле ты мог выбрать любое – никакой разницы бы не было. Ты мог бы стать алкашом, а мог бы стать вором, бизнесменом, профессиональным спортсменом, двоечником-разгильдяем. Никакой разницы, Артём. Любой из этих выборов был бы одинаково несвободным, так как ты выбираешь из некоторого количества заранее предложенных тебе системой вариантов. – Дара уже буквально вбивала в меня слова, а не просто говорила в своём обычном стиле.

– Как это никакой разницы? – возмутился я. – И как это не свободный выбор, ведь я сам так решил?

– А так, что для управления вами, вам дают несколько ложных вариантов, из которых, как вы сами думаете, вы выбираете один, наиболее подходящий, не подозревая, что истинных вариантов в списке предложенных нет. Так, вам дали материализм и идеализм, атеизм и теизм, капитализм и коммунизм, сюда же можно отнести деление людей по отношению к музыке, видам искусства, любимым жанрам фильмов и так далее, даже деление на быдло и небыдло, интеллигенцию и чернь – всё это одинаково ложные противоположности, никакого отношения к реальности не имеющие. – Дара опустила на секунду глаза, задумалась и продолжила: – Привожу более сложный пример: девушка может продать себя за деньги богатому мужику, или даже нескольким, чтобы купить дорогие шмотки с побрякушками, а может устроиться на работу, например, в банк, в офис, ещё куда-нибудь перекладывать бумажки с одного стола на другой. Ты думаешь, что второй вариант честнее и правильнее? Нет, Артём, никакой разницы нет между тем, продаётся женщина за деньги богатому мужику или отдаётся за те же деньги системе, которая, правда, пользуется её услугами намного дольше и тщательнее. Одна девушка пойдёт сниматься в порнофильмах, набрав кучу денег за время своей молодости, а другая свою молодость просидит в аудиториях университета, впихивая в свою пустую голову бесполезную ерунду, потом устроится на глупую работу и будет точно так же продавать себя. Ведь быть проституткой – это позор и безнравственность, скажет тебе почти любая воспитанная девушка и пойдёт торговать собой другим способом, считающимся правильным – пойдёт работать на эту толпо-элитарную и паразитическую систему отношений, а, заработав деньги, будет отдаваться развлечениям на всяких тусовках, вечеринках, посиделках, вкладываясь в продажную потребительскую систему, то есть, отдаваясь не менее грязным способом, считая, что она всё это заслужила, ставя себя выше несчастных проституток. А почему это считается более нравственным, для меня загадка. Понимаешь? – Дара совсем разошлась и возбужденно продолжала:

– Ложью является и то, что можно честно заработать, будучи представительницей древнейшей профессии, и то, что можно честно зарабатывать, сидя в офисе и печатая бумажки, занимаясь аналитикой доходов и расходов, наливая чай боссу, занимаясь каким-то купи-продай бизнесом, предоставлять никому не нужные услуги. Даже увлекаясь какой-то неоплачиваемой деятельностью, типа благотворительности или волонтёрства, если, конечно, делать это только ради хороших эмоций, путешествий, приятных ощущений мнимого добра, порой даже для отчистки совести, обслуживая какие-то бесполезные мероприятия или помогая лишь тем людям, которые не хотят, и не будут жить правильно, человек точно также продаёт себя, одновременно приближая и так уже скорую гибель сложившейся системы отношений. Меня поражает это лицемерие! Это одна и та же форма продажи себя за фантики, статус, положение в обществе или удовольствие. Никакой, Артём, совершенно никакой разницы нет. Твоя студенческая элита в моих глазах ничем не отличается от элитной проституции. Только проститутка честнее: дал деньги – получил товар, или наоборот. А у вас ещё есть целая система правдоподобного бреда, коим вы оправдываете свою никчёмную деятельность, выдумав целую культуру с разного рода законами и правилами на все случаи жизни.

– Вот как? А как тогда выбрать работу так, чтобы не быть проституткой? – задал я, немного повысив тон, вопрос, который, по моему мнению, должен был поставить разгорячённую Дару в тупик.

– А почти никак в рамках той системы отношений, в которой живёт ваша примитивная цивилизация.

– А ты к ней не относишься, говоря «ваша»? – продолжил атаковать я.

– Отношусь, но меня в своё время нашли и вытащили из этого болота добрые люди, сейчас я не продаюсь за деньги, а «ваша» я сказала, чтобы дистанцироваться от этой грязи. Люди должны выходить из фальшивой системы отношений. Но все из неё не выйдут сразу, это разрушит даже то, что есть – и мир кувырнётся, как это предположительно уже было несколько тысяч лет назад. Нужно тащить людей из болота поодиночке, тогда вместе они смогут постепенно соорудить устройство для вытаскивания людей сразу большими группами. Потом только можно будет начать разговор о построении общества другого типа.

– Ты хочешь меня вытащить из публичного дома? – заинтересовался я, сказав это чуть с издёвкой; мне не нравилось сравнение себя с проституткой.

– Хочу, – сказала Дара, не заметив сарказма, – ты сейчас являешься для меня наиболее важной задачей на ближайшее время. Но ты пока едва ли сможешь понять, что вкладывается в это моё «хочу» и что именно я делаю. Ты прав, мы спустимся вниз, разойдёмся по домам и через некоторое время ты снова будешь затянут в привычный тебе мир иллюзорной успешности и собственной значимости. Волшебная для тебя сейчас обстановка со мной развеется, если уже не развеялась, как наваждение. И каким ты будешь через три дня или через неделю – это даже мне непонятно. Ты можешь считать меня сумасшедшей, если тебе от этого будет легче, ты можешь попытаться оскорбить меня, обвинив в глупости и непонимании очевидных вещей. Давай, скажи, что я не права или заблуждаюсь… Только ведь я вижу гораздо больше тебя, так как могу подняться ещё выше.

Дара снова посмотрела на меня взглядом умудрённого жизненным опытом человека, отчего мне стало немного спокойнее – и я немного перестал злиться. Только на этот раз в её глазах была усталость, жалость и, мне показалось, разочарование.

– Пойдём? – предложил я.

– Пойдём. – согласилась Дара.

Мы поднялись, вернулись к люку и спустились по лестнице вниз. Дара закрыла люк и защёлкнула навесной замок. Выйдя из здания, я сказал, что пойду домой, ощущения у меня были не из приятных. Дара согласилась и, распрощавшись со мной, пошла дальше вверх по проспекту, а мне нужно было идти вниз.

Дома меня одолевали самые разные мысли. Дара вылила мне на голову сразу столько необычной и подрывающей все основы моих представлений информации, что это было больше похоже на наказание за что-то, чем на обучение новым знаниям и на попытку помочь. «Я сам виноват», – подумал я, – «торопился куда-то, хотел быстрее узнать, кто она и чем занимается, себя показать хотел, похвастаться… Может быть, она могла бы всё это рассказать мягче, не задевая моё самолюбие, раз такая умная» – я злился, но непонятно, на неё или на себя. Скорее всего, на неё: «Как она может так говорить о том, чем я занимаюсь уже очень долго, к чему иду, тратя на это значительную часть своих сил. Какой-то историк меня будет учить!»

Через некоторое время я успокоился. Чувство влюблённости к Даре, которое начало зарождаться у меня на прошлой встрече, исчезло.

Позже, я задумался над другим: «Раз у неё были отмычки, она знала, что мы пойдём на крышу. Отмычки больно крупные для произвольного замка, и подходят только для замков, отпираемых плоским и широким ключом. Значит, она уже была там, иначе ей пришлось бы брать целый набор отмычек на разные случаи, а ещё она знала код замка на двери подъезда… впрочем, он подбирается по очевидным потёртостям на кнопках». – Ничего не понимая, я переключился на следующую мысль: «И что это за люди, которые её вытащили и которые находятся выше элиты и академии наук? Что за работа историком-археологом, о которой она не хочет говорить?» – Мысли слишком сильно путались, я лёг на заправленную кровать и, засыпая прямо в одежде, успел подумать: «Дара хочет мне помочь, вытащить меня из болота, в котором я по её мнению нахожусь. Почему она думает, что мне нужна её помощь… я же сам знаю, что мне лучше…»

Я уснул, и ещё не представлял, как будет выглядеть процесс вытаскивания меня из болота и что со мной будет после этого. То, что на самом деле я ничего не понял из этого разговора с Дарой, как-то не приходило в голову. Это привело в будущем к событиям, переживать которые повторно совсем не хотелось бы. Но не произойди они, было бы ещё хуже.

IV

Когда я проснулся, была уже поздняя ночь, однако спать пока больше не хотелось. Посмотрев на телефон, я увидел, что меня ждёт смс-сообщение. Дара просила дать ей мой адрес электронной почты. Я ответил ей, выпил горячего чаю, разделся, умылся и лёг в постель. Чтобы не нарушать биологический ритм, нужно было снова уснуть и проснуться только в 5 часов. Я заставил мысли отключиться, представил себе полную темноту, сосредоточился на ней, и начал засыпать. Удивительно, что в таком состоянии я всё ещё мог контролировать равновесие и управлять торможением психики. Проснувшись, я начал привычный день, но только проверил электронную почту перед пробежкой, чего раньше не делал. Пришло письмо от Дары:

Артём, прошу прощения за ту грубость, которую я позволила в отношении тебя и того, что тебе дорого. Оправдываясь, хочу сказать, что заметила в тебе склонность к преувеличению, отчего и решила, что без преувеличения с моей стороны тебе будет труднее меня понять. Надеюсь, ты понимаешь, что среди целей вчерашнего разговора, которые я преследовала, не было цели обозвать почти всех людей планеты людьми продажными. Многие из них не готовы понять и принять такую точку зрения, тем более, как я сказала, что она весьма преувеличена. Мои слова следует воспринимать очень осторожно и не оценивать буквально. Лучше их вообще не оценивать. Видеть в них правильный смысл ты научишься не сразу, но говорить проще и подбирать более аккуратные образы мне чрезвычайно трудно в условиях реального разговора. Я хочу, чтобы ты подумал бы вот над чем. Если человек злится или обижается на другого за отпущенную им реплику, значит, скорее всего, его оппонент прав, и обиженный собеседник интуитивно или даже реально понимает это. Когда реплика попадает в цель, она, так или иначе, обидит человека, но обижаться ему следует на себя. Если человек знает, что делает, обладает пониманием происходящего и отдаёт себе отчёт о своих действиях, ни одна реплика не может его даже задеть. Я извиняюсь не потому, что считаю себя неправой – напротив, я глубоко убеждена в сказанном, если не считать преувеличения, – а потому, что я попала в цель, и это тебя задело. Я извиняюсь, что не нашла другого способа пробить то, что считаю в тебе неправильным. И извиняюсь за то, что ты не понимаешь меня полностью и ещё относительно долго не будешь понимать.

Прочитав письмо несколько раз, я постарался запомнить и пересказать сам себе его содержание. Просто так читать такие письма нет смысла, что к этому моменту своей жизни я уже хорошо понимал. Письмо нужно понять, прочувствовать, пропустить через себя, для чего иногда полезно пересказать самому себе, как если бы я был Дарой и пытался бы написать что-то похожее. Пересказав суть, я ещё раз прочитал письмо, сопоставив свой пересказ с текстом. Всё было так, как я уловил. Значит, бо́льшая часть информации была понята мной верно. Если, конечно, здесь нет скрытого смысла.

Собравшись с мыслями, я решил ответить, что на поведение Дары не обижаюсь, осознаю совершённые мной глупости, которые и заставили её попытаться открыть мне глаза. Я добавил, что понимаю, как сложно придумать иной способ донести информацию до слишком уверенного в себе человека. Я на самом деле понял это, так как в общении с разными людьми сам не раз сталкивался с непробиваемым упрямством, вынуждающим переходить на всё более грубые аналогии, порой даже мягко намекая на схожесть моих аналогий с поведением собеседника. Подумав ещё немного, я дописал, что её мысли всё равно не кажутся мне настолько убедительными, чтобы бросить всё и заняться чем-то другим, причём непонятно даже чем. Мне было непонятно, что она хочет от меня, и почему я должен отказываться от своих целей. Я не понимал, зачем мне нужно то, что она пыталась мне сказать. Набрав текст в редакторе почтового клиента, поправив опечатки и аккуратно отформатировав текст, чтобы не показаться тупой безграмотной скотиной, я отправил письмо Даре. Отправил и вышел на запоздалую пробежку.

Этот небольшой промежуток времени, за который я прочитал письмо, ответил на него и отправил ответ по обратному адресу, ещё долго будет всплывать в моей памяти. Это будет происходить каждый раз, когда чепуху, подобную той, что я написал Даре, я буду получать от других людей. Но всё это будет гораздо позже.

Спустя некоторое время, два-три дня, я перестал злиться на Дару, но общение с ней было для меня уже чуть менее желанным. Мне не хотелось общаться с ней подобным образом, а хотелось говорить так, например, как в день нашей встречи в парке: просто и непринуждённо, хотелось любоваться ею, как её внешней, так и её внутренней красотой, выражающейся в умении складно и грамотно говорить, видеть такие вещи в обыденном, которые многие не замечают, демонстрировать неподдельный интерес к предмету разговора даже тогда, когда речь идёт о самых, казалось бы, неважных вещах. Вот этого мне хотелось, а не нравоучений по поводу низкого уровня нравственности, при которых я чувствовал себя какой-то свиньей в её присутствии.

Лишь через неделю после той встречи Дара позвонила мне и предложила увидеться снова. Место для встречи было выбрано ею необычное. Это была площадка у стелы «Маяк», находящейся в самом низу проспекта Александра Невского, точнее, на его пересечении с улицей Ригачина.

Подходя к месту встречи, я увидел Дару. На ней было красивое голубое платье, подобранное почти под цвет её глаз. Платье было длинным и достигало подъёма стопы, будь оно чуть ниже, волочилось бы по земле при ходьбе. Такое платье нужно уметь носить и иметь соответствующую фигуру, что была у Дары весьма женственной. Платье не было обтягивающим и, казалось, даже скрывало некоторые приятные глазу изгибы её тела. Волосы Дары были сплетены в две косы, свободно спускавшиеся от затылочной части головы. Косы оканчивались небольшими синими бантиками. Лицо девушки сияло, на губах проступала чуть заметная улыбка, глаза светились радостью. Она снова не была накрашена и не носила серёжки. Подойдя ближе, я заметил, что её уши даже не были проколоты. Сияющее выражение лица Дары невероятно гармонировало с погодой и отражало её настроение. Всё говорило о лёгкости предстоящего разговора… Если не сделать глупостей как в прошлый раз.

– Здравствуй, Дара, твоя красота ещё более выразительна в этом платье. – начал я с комплимента.

– Здравствуй, Артём. Спасибо, но, думаю, ты догадываешься, что подобные комплименты я получаю довольно часто. – ответила Дара совершенно без свойственной ей раньше скромности.

– Я не удивлён, ты правда от природы очень красивая. – ответил я.

– Я не об этом, – вздохнула Дара, – дело в том, что, произнося комплимент подобного типа, делая упор на красоте, мужчины едва ли понимают, что они видят на самом деле.

– Ты имеешь в виду, они видят красоту внешнюю, забывая о духовной красоте, о богатстве внутреннего мира, который они едва ли могут оценить после первой встречи? – быстро начал я высказывать свою догадку. – Но я же общаюсь с тобой уже…

– Опять не то. – перебила Дара. – Я пытаюсь сказать, что эти мужчины не знают, что такое красота. Вот ты знаешь?

– Что такое красота? Ну, это фундаментальное понятие, вряд ли определяется, тем более что красота для всех разная. Кому-то одно нравится, кому-то – другое.

Тут я начал пытаться объяснять относительность красоты для каждого человека, что красота также зависит от настроения, от уровня понимания субъектом того, что он перед собой видит, от его склонностей, намерений, уровня развития его психики, возраста, пола и так далее. Одновременно с этим мы начали потихоньку двигаться в сторону Набережной, дойдя уже почти до мостика через речку. Дара всё это время слушала, не выражая ничего на своём лице. Когда я закончил речь, она произнесла:

– Всё что ты сказал – это поверхностное представление, свойственное скорее ни в чём не разбирающемуся обывателю, чем человеку, претендующему на высшее образование. Ты описываешь отношение к красоте, а не даёшь определение. Ты пытаешься показать относительность восприятия людей, а не определить сам объект этого восприятия.

– Но я же математик, определением красоты должны заниматься искусствоведы, культурологи, философы, наконец. – пытался я найти оправдание, так пока и не понимая, что же было сказано неправильно.

– Глупости, Артём, в математике тоже есть красота, и ты прекрасно об этом знаешь. Тем более, если ты математик, то должен знать, чем правильное определение отличается от поверхностного описания объекта. Ты не видишь общего в том, что говоришь, не видишь, что красота, например, в математике, ничем концептуально не отличается от красоты в чём-то другом. Природа и смысл красоты одинаковы и объединены таким абстрактным понятием, как красота в широком смысле, чем-то фундаментальным, как ты верно сказал сначала. Однако фундаментальность вовсе не означает оторванность от реальности. Твои рассуждения совершенно никак не привязаны к реальному миру, в них нет ничего полезного, ничего такого, что можно было бы использовать для решения какой-то реальной задачи. Все рассуждения должны быть согласованы с реальностью, без этого они будут лишь пустой болтовнёй. – Дара говорила поучительным тоном. – Артём, красота – это высшая целесообразность, степень гармоничности в сочетании отдельных частей всякого целого. Красота показывает, насколько гармонично и правильно с точки зрения всеобщей целесообразности сложен предмет. Если что-то является некрасивым, значит оно где-то сделано неправильно, без соблюдения нужной меры или неправильно исполняет свои функции, не входит в гармонию с целым, частью которого является. Некрасивость является отражением нарушения этой гармонии.

– Ну да, я всё это понимаю и так, это определение не новое для меня. – продолжал оправдываться я.

– Если понимаешь, почему не смог сказать? Если знаешь правильный ответ, что заставляет тебя говорить иначе? – начала нападать Дара.

– Я как бы интуитивно понимаю, но сказать как ты не могу. – я уже казался сам себе совершенно неполноценным человеком, проигрывающем в споре юной девушке.

– Послушай, что я хочу тебе сказать. – начала издалека Дара, понимая, что уже загнала меня в угол и могла более не торопиться. – Если человек не может объяснить то, что как будто бы понимает или если он не может применить знания на практике, то это означает, что на самом деле ничего он не знает и не понимает. У него в голове просто есть смутно-интуитивное представление, обрывочные кусочки несобранной мозаики, беспорядочный мусор, называемый им самим не иначе как богатый внутренний мир. Эта кусочная фактология, обрывки частичных знаний, выхваченных из контекста при поверхностных попытках разобраться в чём-то непонятном, и называется таким человеком словом знание, тогда как настоящего знания и понимания у него нет и не было. – Дара продолжала говорить поучительным и наставническим тоном, сопровождая речь богатым набором жестов. – Помни, Артём, когда ты, рассказывая достаточно сложные вещи, услышишь от кого-нибудь, что ему всё это знакомо, понятно и он всё это давно знает, насторожись: скорее всего, перед тобой человек, заблуждающийся относительно своей собственной значимости, думающий о себе гораздо больше, чем он представляет собой на самом деле. Попроси его продолжить мысль, применить его воображаемые знания для решения той или иной проблемы, поделиться мнением относительно того или иного явления, дать оценку того или иного события, связанного с обсуждаемой темой. Проще говоря, дай ему задание по теме – и ты как в капле воды увидишь истинную картину представлений этого человека.

– То есть ты считаешь, что на самом деле я ничего не знаю о красоте? —заинтересовался я, чувствуя, что Дара права.

– Именно так, Артём, ты совершенно ничего не понимаешь, а то, что понимаешь – это смутно-интуитивные обрывки, из которых даже при сильном желании не сшить хоть сколько-нибудь полной картины. Знающий и понимающий человек способен поддерживать разговор на обсуждаемую тему на самых разных уровнях: он может как в общих чертах обрисовать проблему или решение, так и выполнить глубокий обзор возможных причин, следствий, смежных и сопутствующих проблем, связать своё повествование с другими догадками и мнениями присутствующих на обсуждении людей. – тон Дары стал мягче и она говорила уже в своей обычной манере.

Я задумался. А ведь верно, когда разговариваешь с человеком, и он говорит убедительно, складно, то кажется, что ты всю жизнь это знал…

– Когда один человек подстраивается под другого, рассказывая что-то понятными ему образами, приводя понятные ему примеры, – продолжала Дара, как будто прочитав мои мысли, – тогда собеседнику кажется, что он всю жизнь это знал и новыми для него идеи рассказчика уже не кажутся. Почему? Потому что передаваемые образы человеку знакомы и понятны, элементы обрывочных мыслей, которые лежали в голове человека, ему также знакомы, просто они переставляются другим способом, и наделяются другой мерой, более целостной, как бы связывая кусочки мозаики в более полную картину. Дальше нужно незаметно задать человеку несколько очень простых вопросов, чтобы он сам захотел на них ответить – и вот, человеку кажется, что эта картина у него в голове уже была, настолько удачно она вписалась в уже усвоенные им представления. От рассказчика-учителя требуется большое мастерство, чтобы вот так незаметно для ученика открыть ему новое знание, а ученик при этом думал, будто он до всего дошёл сам.

– В таких случаях тяжело не похвастаться своими способностями перед учеником, не сказать ему, что на самом деле это ты так мастерски заложил в него что-либо. – предположил я, поставив себя мысленно на место мастера-учителя.

Дара задумалась, лицо её сделалось грустным. Помолчав немного, она сказала тихо:

– Да, тяжело поначалу. Наблюдаешь за учеником, он делает успехи и говорит, что добился чего-то, что добился он этого сам, а на деле без точных и незаметных ударов мастера ничего бы не добился вовсе. Потом ученик уходит своей дорогой, забывая про учителя… Хочется сказать ему, мол, неблагодарный ты. Но нельзя! Мудрый учитель понимает, на что идёт, понимает, что слова благодарности всё равно ничего не значат, значимыми являются только дела, поступки, устремления и результат всего этого… Слова без содержания всё равно пусты, а если есть содержание, то всё видно и понятно без слов. Возвращается такая благодарность далеко не сразу… Со временем понимаешь, что важно для учителя: чтобы благодарность ему выразилась в том, что ученик добился своих целей, стал счастливым и помог другим понять что-то важное… Но что-то я не о том. – Дара снова начала говорить громче. Она взбодрилась, как бы отмахнувшись от этого странного лирического отступления, навеянного моей репликой, затем продолжила:

– Я понятно объяснила, что значит знать или понимать? Вот тебе пример более близкий: замечал когда-нибудь, как не очень успевающие студенты не могут правильно ответить на вопрос преподавателя, но при этом говорят, что они всё знают, понимают, учили, только сказать не могут? – вопрос Дары снова был риторическим. – Так вот, это их «знаю, но забыл» означает лишь то, что они просто поверхностно ознакомились с материалом, могут узнать знакомую формулу среди многообразия таковых и сказать, что «да, мы это проходили», но в чём суть формулы – они даже не подозревают. При этом печально то, что повозившись во время подготовки с какой-то формулой, они будут думать, что знают её, а на самом деле знают лишь то, как она записывается, не более того. Они никогда не выведут аналогичную и, что главное, никогда не примут самостоятельного решения о целесообразности её применения в том или ином случае. Понятно, что это не только к формулам относится, но ещё и к разным методикам, вашим алгоритмам и, наконец, просто к любым поступкам в жизни.

– Да, думаю, что примерно понятно. Знать и понимать – значит глубоко проникать в суть и уметь эту суть сопоставлять с тем, что видишь, принимать самостоятельные решения, видя объект со всех сторон, его историю, его перспективы, связи с другими объектами, область применимости и прочие возможности, в то время как многие люди под словом знать подразумевают быть знакомым. – как можно подробнее ответил я.

– Да, правильно. – одобрительно кивнув в ответ, сообщила девушка. – Теперь я продолжу свою мысль о красоте. Красота действительно понимается всеми по-разному. Зависит это от многих факторов, но, в конечном счёте, – от степени развития и полноты внутреннего мира. Через что, по-твоему, человек выражает своё отношение к реальной действительности, свой внутренний мир, сталкиваясь в своём развитии с миром внешним? – задала Дара непростой вопрос.

– Через какие-то действия, создавая или разрушая что-то. – помедлив, сказал я.

– Ну и как называется процесс такого создания, создания чего-то нового, отражающий, с одной стороны, внутренний мир человека, а с другой, выражающий его отношение к нему в процессе познания?

– Ну, искусство что ли? – я казался себе школьником, оставшимся после уроков для разговора с учителем по причине своего отставания.

– Да, Артём, конечно это искусство. – похвалила Дара. Её согласие, с моими мыслями выглядело как комплимент. Улыбнувшись, она продолжила:

– Современное массовое искусство и творчество очень разное, но в целом последние веяния имеют дегенеративную тенденцию. Всё идёт по направлению к максимальному упрощению, что с одной стороны хорошо, если не теряется функциональность, а с другой плохо, когда форме отдаётся предпочтение в ущерб содержанию. Одна из проблем, тесно связанная с указанной, заключается в неумении людей читать произведения искусства. Попроси любого из своих знакомых описать тебе внутреннюю сущность какой-либо картины, музыкального произведения, художественной постановки. Ты увидишь, что он практически ничего не сможет тебе сказать, а то, что скажет – это будут обычные оценки типа нравится или не нравится, выраженные, возможно, каким-то более богатым словарным запасом. Но он не скажет тебе, даже не приблизится к тому, чтобы передать идею композиции, связать её с переживаниями автора, понять его замысел и то, что же именно двигало им в процессе создания произведения искусства. – Дара снова перевела дыхание, сделалась более серьезной, но в то же время в её глазах и речи появилось некоторое отчаяние: