Текст книги "Беседы о Сталине"

Автор книги: Артем Сергеев

Соавторы: Екатерина Глушик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

На даче в Зубалово был комендант Михаил Иванович. И был Иван Матвеевич, который обслуживал эту дачу. Потом там появился ещё рабочий из соседней деревни Андрей Сарычев.

Дача представляла из себя двухэтажный дом. Кабинет Сталина был, как и всегда потом, на втором этаже. На первом комнаты располагались так: справа от входа была комната Светланы, потом столовая, затем ещё одна комната и большая веранда.

Василий своей постоянной комнаты не имел и находился в одной из двух комнат на первом этаже.

Кроме того была комната, где стояло механическое пианино, оставшееся здесь со старых времён. В то время это было Бог знает какое чудо. Вставлялись ролики с перфорированной лентой, и были две педали. Педали нажимали, перфолента протягивалась, и звучала музыка. Этих роликов с разной музыкой было много, в том числе очень много классики.

На втором этаже – спальня и кабинет Сталина.

Кроме того, чуть поодаль, метрах в двадцати, был небольшой корпус, и там находилась кухня, служебное помещение и гараж. Корпус соединялся с главным зданием коридором. В начале коридора около большого здания была небольшая комнатка, и мы считали, что это комнатка Власика.

С года 1929 на 1930-й начальником охраны Сталина был некто Юсис. А также там работал некто Михаил Иванович. Но в 1930 году они оба умерли. И тогда начальником охраны стал Николай Сидорович Власик. (Но все его звали Николай Сергеевич). А комендантом Сергей Александрович Ефимов.

Сталин приезжал обычно на дачу в воскресенье рано утром. Субботы были абсолютно рабочими днями. В субботу приезжал редко, потому что в городе они работали допоздна. Кроме того, на даче у Сталина всегда было хозяйство: утки, цесарки, куры, маленькая пасека, цветов было мало. А свободное место на земле засевалось продовольственными или фуражными культурами.

Сталин считал, что нужно там работать, чтобы земля не гуляла попусту. Сеткой был огорожен участок для уток и цесарок, прорыт и забетонирован небольшой бассейн. Жизнь на даче была весьма скромная и трудовая. Детей приобщали к труду: работать считалось в доме самым любимым и почетным делом. Светлана тогда была ещё маленькая, а Василий всегда пытался что-то делать. И если ему что-то доверялось, разрешалось делать, то он работал буквально до изнеможения. Ему говорили: «Вася, хватит». Если бы его не останавливали, то он работал бы до тех пор, пока не упал. И не зря говорят «работа до упаду». Василий действительно работал до изнеможения. Нужно ли копать, нужно ли что-то перенести, подмести, снег сбросить – Василий всегда тут как тут, если он был на даче. Ему говорили: «Вася, довольно, надо отдохнуть». Он отвечал неизменно: «Я не устал».

Была на даче повариха. Там готовили еду очень простую, на всех, всем одинаково: принесли из кухни порционно, что принесли, то и ели. Не было никакого обжорства, чревоугодия, не помню, чтобы можно было заказывать и готовили бы по желанию. У Василия аппетит был весьма неважный. Единственное, без чего он не мог жить– лимоны. Видимо, потребность организма в них была. Он и йодом не пользовался– лимоном заливал. Ему говорили: «Вася, это же больно». А он: «Я большой, а микроб– маленький. Ему там еще хуже, чем мне, он быстро сдохнет».

На даче всегда были животные: собака, кошка. Собака была– лайка Веселый, которую подарил Сталину Папанин. Тот самый пес Веселый, что был на льдине с Папаниным. Вот он на даче и жил.

Дети очень любили бывать на даче, и сам Иосиф Виссарионович там постоянно бывал, пока не построили в Волынском. Все-таки Зубалово далековато. Дело в том, что это сейчас туда идет шоссейная дорога. А раньше надо было доехать по Можайскому шоссе до Одинцово. В Одинцово нужно было свернуть на так называемое Зубаловское шоссе, которое сейчас называется Красногорское. Это шоссе было узенькое, в одну колею. Разъехаться две машины там не могли, одна должна была сходить на обочину. Кое-где мощена была дорога булыгой, асфальта тогда ещё не было. Зимой туда порой нужно было добираться на автосанях (это машина, у которой сзади вместо колес цепи Галя. То есть это колесно-гусеничная машина. Обычный автомобиль, но сзади она цепная).

Иногда даже и эта машина не проходила. Тогда доезжали, как могли, до Одинцово. А из Зубалово, там совхоз «Горки-2», приходила лошадка с саночками, и обычно лошадью управлял Иван Денисов, который был экспедитором. И когда было нужно, он вез Сталина. Сталин иногда очень любил вечером прокатиться в саночках. Тогда саночки подъезжали, он выходил, садился и где-нибудь с полчаса катался. А потом снова садился работать.

Какое было его отличительное качество? Казалось, что он всегда работает. Такого, чтобы он отдыхал специально, даже на даче, я не помню.

Кстати, о сыне этого Денисова Ване впоследствии позаботился Василий: он устроил его к себе в полк в младшем воинском звании. Тот с неба звёзд не хватал, но был добросовестным работником. Все, кого брал и устраивал Василий, очень ответственно относились к делу, ни в коем случае чтобы не подвести Василия. И, как правило, оправдывали его доверие.

Корр.: Но дача предполагает отдых. Почему собиравшиеся у него для работы люди не на московской квартире собирались, а на даче?

А.С.: Гораздо более удобное помещение было на даче. Личные апартаменты Сталина были невелики, квартира была маленькой: из коридора дверь в комнату – это вроде столовая и малый зал заседания, налево спальня, направо маленький кабинет, дверь – и это уже зал заседания, где Совет министров заседал и все такое. Но места там мало, выйти если – только на асфальт. А на даче было просторнее. Можно делать большую открытую веранду и летом там собираться.

Корр.: А вообще Сталин любил гостей, компании?

А.С. Компании всегда у него были деловые. За столом решались важные вопросы. Люди перекусят – и вновь за работу. Беспрерывно у него люди были: одни закончили, уходят, другие приходят. Если говорить о нем – еще раз повторяю: он работал постоянно везде, всегда, на даче в том числе.

Корр.: Довелось слышать, что Сталин боялся покидать Москву, не любил и боялся армию, во время войны, мол, на фронт ни разу не выезжал.

А.С.: Не зря он сказал: «На мою могилу нанесут немало мусора». Вот этот мусор и несут неустанно. Во время войны я был на фронте, со Сталиным не виделся, да и он бы мне не стал докладывать, где был и что делал. А мой товарищ по академии Игорь Александрович Соколов, в то время старший лейтенант, а ныне полковник в отставке, был адъютантом маршала Воронова. Он рассказывал, как они приезжали на фронт. Их вызвали – немедленно прибыть. Они прибыли, а там их встречает Сталин. В штабе Западного фронта, в штабе Калининского фронта так было.

Корр.: Это какие годы?

А.С.: Это 1941, 1942, 1943, когда на месте надо было разбираться, было особенно трудно. Мне рассказывал генерал Иван Александрович Серов, он тогда был замнаркома внутренних дел, а позже председателем КГБ, как звонит Сталин ему и говорит, что надо завтра, к примеру, поехать в штаб Западного или Калининского фронта. Устраивать огромные кортежи Сталин вообще не любил, а в этом случае по причинам безопасности нельзя было привлекать к себе внимание. Серов готовит ему машину, а все машины, которые обычно обслуживают Сталина, стоят на своем месте в гараже, все выглядит так, будто он работает здесь, в Кремле. Сели в машину, которую никто не знает – поехали на Западный фронт. Приехали туда, решали дела, потом он спрашивает, кто как работает. Ему все очень хвалят дальнюю авиацию Александра Евгеньевича Голованова: что ни скажешь – все задания выполняют безукоризненно. Поехали с Западного на Калининский фронт. Там тоже хвалят все Голованова. Фронтовая авиация порой подводит, а дальняя головановская авиация всегда действует отлично.

Сталин звонит в Москву, связь тогда безупречно работала. Маленков спрашивает: «Товарищ Сталин, вы откуда звоните?» Сталин ему: «Это неважно. Подготовьте и опубликуйте в печати указ о присвоении генерал-полковнику Голованову звания маршала авиации». Звонит Сталин Голованову: «Товарищ Голованов, я вас поздравляю». Тот: «А с чем? У меня не день рождения, праздника никакого нет». Сталин ему: «Газеты читайте».

Ну, поездили, надо ночевать. Служба охраны выбрала дом: не на краю деревни, неприметный – по требованиям безопасности. А хозяйка не пускает. Рядились-рядились – не пускает. Кое-как, с угрозами буквально – пробились к ней в дом.

Корр.: Но сейчас только и слышишь, какое население тогда было запуганное, не смели слово поперек сказать властям. А тут идет война, группа военных, офицеров, просится на постой, а хозяйка не пускает, бранится.

А.С.: Сейчас и не такое услышишь. Ну так вот. Переночевали. Сталин спрашивает: «Хозяйку поблагодарили?» Сопровождающие в недоумении, мол, чего ее благодарить, она нас гнала. Он говорит: «Если бы она знала, кто на постой определяется, она бы иначе себя вела. Отблагодарить обязательно нужно: мы же в ее доме ночевали».

Разговоры сейчас о том, что на фронт он не выезжал – это болтовня несведущих людей. Для него это была рабочая деловая поездка, и было бы глупо обставлять ее помпезно и широко оповещать. Ну и Сталин, безусловно, не заботился о доказательствах для нынешних мусорщиков, несущих сор на его могилу. Он делал дело, а не занимался саморекламой.

Надежда Аллилуева с дочерью Светланой.

Дача в Волынском

А.С.: Первая дача Сталина была в Зубалово, второй считается госдача в Волынском, но была ещё в Соколовке, куда иногда приезжал Иосиф Виссарионович и члены его семьи. Но она не была стационарной, а как бы на перекладных. Можно сравнить с гостиницей: можно туда приехать, если вдруг почему-то в Зубалово не ехали. Мы с Василием именно там, в Соколовке, были, когда случилась трагедия с Надеждой Сергеевной. Нам позвонили, велели прибыть в Москву. А Светлана так и осталась на даче с няней. После смерти Надежды Сергеевны в Соколовку не ездили.

Трагедия с мамой Василия случилась уже во второй кремлёвской квартире, в Потешном дворце. Первая кремлёвская квартира семьи была по адресу Коммунистическая улица, 2. Сама вторая квартира из себя представляла совсем не дворцовые хоромы, хотя была уже поудобнее и просторнее первой.

Нам с Васей, помню, тогда очень хотелось после парада 7 ноября поехать за город, покататься на лыжах. Самое главное для нас в то время на даче было – на лыжах покататься. По-моему, Каролина Васильевна Тиль, помощница по дому, домоправительница, сказала Надежде Сергеевне накануне: «Ребята попразднуют, поедут кататься на лыжах». А Надежда Сергеевна отвечает: «Я заканчиваю Академию, и скоро мы по-настоящему отпразднуем – устроим праздник по поводу ее окончания». Она училась в Промышленной Академии на факультете текстильной промышленности, специализировалась по искусственному волокну. Ее узкой специальностью были бы искусственный шелк и вискоза. Ну, мы уехали на дачу на лыжах кататься. По-моему, 9-го утром позвонили, чтобы мы срочно с Василием приехали в Москву. Вернулись в Москву, я заехал домой. Только мы с мамой расположились для расспросов, обмена новостями – вдруг звонок. Мама взяла трубку, заохала, заахала: «Ой, Надя умерла». И мы туда пошли. У меня записано, как и что было на похоронах.

Надо сказать, что у Надежды Сергеевны были постоянные, очень сильные, совершенно невыносимые головные боли. Она часто держалась за голову и вскрикивала: «Голова, голова». Она нередко ездила в Германию якобы к работавшему там старшему брату. Но в действительности, чтобы показаться немецким профессорам. И накануне 7 ноября, и в день парада она тоже держалась за голову – её вновь мучили боли. Парады раньше длились 4 часа: с 8 до 12. Мы вместе с Надеждой Сергеевной стояли перед входом в Мавзолей. Потом она, держась за голову, ушла раньше, а мы после парада уехали на дачу. Ну и вот такое горе случилось.

Гроб с телом стоял в здании ГУМа. Там примерно в центре есть со стороны Красной площади такая ниша, в ней – лестница на второй этаж. Там дверь, за ней помещение, где и был выставлен гроб. Сталин буквально рыдал. Василий всё время висел у него на шее и уговаривал: «Папа, не плачь, не плачь». Сталин склонялся над горбом и рыдал.

Когда гроб вынесли, Сталин шёл сразу за катафалком. Потом оркестр, мы шли за оркестром. Процессия шла к Новодевичьему монастырю. У могилы Сталин стоял с одной стороны, мы с Васей – с другой. И между нами никого не было. Сталин был убит горем. Взял горсть земли, бросил в могилу. Нам сказали тоже взять землю и бросить. Мы спросили, для чего. Нам ответили, что так надо.

Так что в Соколовку Сталин после уже не ездил.

После Зубалово основной дачей стало Волынское: в 1934 году Сталин перебрался на эту дачу как основную. При этом в Зубалово он порой приезжал и после того, как появилась дача в Волынском, навещал членов его семьи, которые там жили: Сергей Яковлевич Аллилуев, его тесть, теща, Ольга Евгеньевна, туда наезжала. Когда Яков, старший сын Сталина, женился, он там с семьей жил. Приезжала туда Александра Семеновна – сестра первой жены Сталина, умершей в 1907 году. Туда приезжала ещё одна ее сестра, Сванидзе.

А в Волынском был рабочий дом, где он постоянно собирал людей для работы и сам работал. Не устраивалось там никаких торжеств или застолий в удовольствие. Там было удобнее собираться, чем в Зубалово. Собственно, во многом потому и была построена эта дача, что близко к Москве. Помещение удобное – с выходом в парк, можно отдохнуть, сделали большую открытую веранду, в хорошую погоду на ней можно было работать. Сталин любил работать на веранде. Можно это назвать ближней дачей. На самом деле это был выносной пункт управления нашего государства.

Корр.: Эту дачу специально строили для Сталина? Может, были учтены какие-то его пожелания?

А.С.: Да, строили специально для Сталина. Правительственную дачу, одним словом. Наверняка какие-то пожелания у него были, но какие именно – не могу сказать. Ничего особенного в даче не было. Конечно, учитывалось пожелание, чтобы ближе к Москве. Сейчас это уже в черте города. Ездили туда, съезжая с Минского шоссе.

Дача Сталина – это двухэтажный кирпичный дом; как любил Сталин, красился он в зеленый цвет. Поначалу это был маленький кубик. Потом его расстроили. Многое уже после Сталина достроили. Служебное помещение рядом, галерея открытая. На первом этаже справа была столовая. Кабинет Сталина, как правило, был на втором этаже. В Волынском он часто работал в столовой. А в теплую погоду на веранде работал. На кухне и в Зубалово, и здесь, в Волынском, была печь из изразцов, возле нее кушетка. Здесь Сталин иногда любил прилечь погреться: думаю, делал это, когда суставы у него болели из-за ревматизма. Была спальная, столовая, рабочая комната – когда приезжало много народу, туда складывали одежду, подсобным помещением служила. В прихожей вешалка была, но при скоплении народа на всех не хватало места. Столовая располагалась при входе направо, она же – зал заседаний: большой длинный стол стоял, небольшой кабинетный рояль красноватого цвета, вероятно, красного дерева. Он предназначался для гостей, и на нем играл Жданов, который, кстати, вполне профессионально играл на рояле и на баяне.

Был участочек земли. Огородик, маленькое хозяйство. Уже отмечал, что Сталин считал: земля должна работать. Все должны работать, в том числе земля.

А в подсобной комнате, где раздевались прибывшие, был патефон и много пластинок. И в памяти в связи с этим осталось вот что.

Мы с Василием, ребятишки лет 12-13-ти, уже слышали такие имена, как Петр Лещенко, Александр Вертинский. Лещенко нам очень нравился, поскольку был понятен, приятно слушать бравурные легкие романсы или песни с налетом цыганщины, музыка танцевальная у него, как правило, ну а для детям, становящимся из мальчиков юношами, это очень нравилось.

Вертинский был нам не вполне понятен. Но мы чувствовали отношение к его песням взрослых. И к Лещенко. И если к Лещенко они относились холодновато, то романсы Вертинского напевали сами, к нему было совсем другое отношение. И в отсутствие детей, когда нас не было в комнате, то из-за двери можно было слышать, что взрослые слушают Вертинского.

Как-то Сталин ставил пластинки, у нас с ним зашел разговор, и мы сказали, что Лещенко нам очень-очень нравится. «А Вертинский?» – спросил Сталин. Мы ответили, что тоже хорошо, но Лещенко лучше. На что Сталин сказал: «Такие, как Лещенко, ещё есть, а Вертинский – один». И в этом мы почувствовали уважение к Вертинскому со стороны Сталина, высокую оценку его творчества.

Корр.: Тогда Вертинский ещё не вернулся?

А.С.: Нет, Вертинский вернулся во время войны. Он просил разрешения вернуться, и разрешение выдал лично Молотов. Вертинский приехал.

Вообще не очень часто взрослые слушали пластинки. Потому что постоянно люди работали. Но пластинок было много. И мы, оставаясь одни, выбирали нравящиеся нам, ставили, слушали.

Корр.: Необходимость правительственных дач чем тогда была вызвана?

А.С.: Необходимостью отдыха, свежего воздуха, необходимостью хоть на несколько часов отвлечься от напряженной кабинетной работы в табачном дыму, постоянных утомительных разговоров одновременно нескольких людей. Отдых от всего этого, перемена обстановки, безусловно, были нужны.

Корр.: Поскольку дача строилась специально для Сталина, который на дачах работал, насколько было продумано удобство работы? Сколько человек обслуживали этот, как вы сказали, выносной пункт руководства страны?

А.С.: Конечно, была хорошо отлажена связь с аппаратом, с людьми, обслуживающими дачу. Допустим, из комнаты, где находился Сталин, с комнатами, где находятся люди, была постоянная связь по так называемому домофону. Это телефон из комнаты в комнату: индукторный аппарат, нужно провернуть его ручку, чтобы соединиться с нужным тебе человеком.

На даче был комендант. Когда-то был Михаил Максимович. Затем комендантом стал Сергей Александрович Ефимов, который раньше был комендантом в Зубалово, а затем стал и в Волынском. Комендант организовывал всю жизнь на даче: службы, систему связи внутри дачи, чтобы она была всегда скоммутирована с нужными пунктами.

Были люди, готовящие пищу. Надежда Сергеевна всегда работала, у нее не было времени на ведение большого домашнего хозяйства: она работала в секретариате Ленина, затем в редакциях газет, училась в Промышленной Академии. Поэтому семья и при ее жизни нуждалась в помощнике на кухне.

У дачи есть территория, которой должен заниматься кто-то: садовник, дворник. Они тоже были.

И охрана. Ее было о-очень мало до гибели Кирова, вплоть до того, что днем дачная калитка в лес была открыта. Около ворот не было никакой охраны, они не запирались на замок.

Елена Юрьевна Сергеева, жена Артёма Фёдоровича, включается в разговор:

– У нас в больнице работала медсестра (Елена Юрьевна – нейрохирург). И мы как-то разговорились с ней на ночном дежурстве. Оказалось, что её отец был директором совхоза, вблизи которого находилась дача. Эта медсестра, ровесница Светланы Аллилуевой, дружила с ней и ходила к ней на дачу. Она рассказывала, как открывала незапертую калитку, проходила на территорию, звала Светлану. Они либо отправлялись куда-то, либо играли на территории, либо шли в дом. Никто не останавливал, не спрашивал ни о чём. Не раз она и Сталина видели либо в доме, либо во дворе. Он здоровался с ней.

А.С.: Да. А после смерти Кирова охрана была усилена. Ворота и калитку стали запирать и открывать для прохода или проезда конкретного человека или транспорта. Со временем появилось наружное и внутренне наблюдение. Но все это появилось не сразу, а постепенно, одно за другим, по мере необходимости, по мере осложнения обстановки. Точную численность охраны я не назову, но была она весьма невелика. Была постоянная дачная охрана – очень малочисленная. Собственно, следящая только, чтобы на территории не оказалось посторонних. И если ранее не было сопровождающей машины при поездках, то года с 1932 года появилась сопровождающая маленькая машина, где находилось 3-4 человека, ходила она позади автомобиля Сталина. А ранее Сталин ездил на одной машине без сопровождения. Причём, и на открытой тоже ездил. Машина Сталина была 6-местная: 2 человека впереди, сзади 2 места и откидывающиеся 2 стульчика. Я помню хорошо, что Сталин обычно сидел на правом откидывающемся стульчике, Надежда Сергеевна сидела сзади на сидении. С ним в машине ездил начальник охраны Николай Сидорович Власик или его заместитель, они сидели справа от водителя. Машиной сопровождения Сталина был четырёхместный «Форд» восьмёрка.

Со временем охрану усиляли. Начальник охраны, Николай Сидорович Власик, со своей работой, полагаю, успешно справлялся. Отбор в охрану был индивидуальным, людей подбирали преданных, надежных, весьма спортивных, с высокой боевой квалификацией. Водители были, как правило, спортсменами-гонщиками, готовыми к вождению в разных условиях. Люди, сопровождавшие машину, обладали хорошим зрением, реакцией, боевыми навыками. Охране, пусть и очень не часто, приходилось применять свои умения. Точных фактов я не приведу, но и сам догадывался по некоторым признакам, и Василий мне говорил, что такие случаи бывали. Но не уточнял.

У Сталина на даче обязательно был письменный стол, на нем аккуратно разложены необходимые для работы документы, одна-две нужные книги, очень хорошего качества канцелярские принадлежности: ручка, чернильный прибор, часы настольные, скрепочки разноцветные (у меня до сих пор их несколько сохранилось), хорошо заточенные карандаши, обязательно красного и синего цвета, концессионной фабрики «Хаммер», которая работала в России, потом она стала называться «Сакко и Ванцетти». И удивительная аккуратность на столе! Все лежало на своих местах. Эта школа, если можно так сказать, аккуратности и правильной организации рабочего места передалась Василию. Он меня в этом отношении тоже обучал: как что нужно раскладывать, чтобы помогало в работе. Беспорядка на столе вне работы не терпелось. Кажущийся беспорядок мог быть во время работы, а по её окончании все раскладывалось по своим местам.

Корр.: Во время работы на даче были у него какие-то привычки? Чай, может, пил?

А.С.: Он пил «Боржоми». У него была бутылка с «Боржоми», стакан. Он открывал и пил во время работы.

Сталин постоянно курил трубку. У него уже были отработанные движения: он брал из коробки две папиросы «Герцеговина Флор», разламывал, разрывал и привычным движением, не глядя, ссыпал в трубку табак сначала из одной папиросы, потом из другой. Я не видел, чтобы он пользовался зажигалкой – всегда спичками. Это настолько отработано, что происходило автоматически по ходу разговора, в процессе работы.

Василий начал рано баловаться курением: где-то брал папиросу, закрывался в укромном уголке. При отце не курил. И старался, если отец приезжает, чтобы и запаха не было. Были конфетки мятные, «Пектус», кажется, которыми он старался заглушить запах. И никогда не брал папиросы из коробки отца!

На даче лежал ковер, а на нем длинная узкая полотняная светлая дорожка, которую постоянно стирали. По этой узенькой дорожке и ходили, чтобы не испачкать ковер, который не постираешь так легко. Сталин был очень аккуратным человеком во всем. Помню, он как-то просыпал немного пепла из трубки на ковёр и тут же сам щеточкой, ножиком его собрал.

У Сталина все жесты были очень размеренны. Он ходил размеренной походкой, как бы пружиня. Когда он говорил о важных вещах, чуть повышал голос, но всегда казалось, что при необходимости он ещё может его повысить. Он никогда резко не жестикулировал. И казалось: если потребуется, он может ещё шире развести руки, сделать жест более резким. Он ходил не быстро. И казалось, если потребуется – он может пойти быстрее. В выражениях он никогда не употреблял превосходных степеней: чудесно, шикарно… Он говорил «хорошо». Выше «хорошо» он не говорил, не оценивал. Мог сказать «годится». «Хорошо» – это было высшей похвалой из его уст. Но становилось ясно, что он имеет в виду более высокую оценку, нежели «хорошо». То есть казалось, что он всегда и во всем имел резерв. Не зря в военной науке отмечается, что в военном деле два человека сумели создать и сохранить резервы для решающих действий, сохранить так, чтобы решить вопрос в свою пользу – это Наполеон и Сталин.

Корр.: Умер Сталин на этой даче?

А.С.: Да. И после его смерти я там уже не бывал. Все там было закрыто. Ни Василий там уже не мог находиться, ни Светлана. И только года три назад я там побывал. За это время там произошли большие перемены.

+ + +

Мы закончили разговор, и Елена Юрьевна зовёт нас к столу. Каждое посещение Сергеевых заканчивается прекрасным обедом с неспешными разговорами, шутками, приятным общением. Елена Юрьевна – превосходная хозяйка, готовящая вкуснейшие пироги, салаты, жаркое. Не позволяет ей помочь ни в сервировке, ни в уборке со стола: «Я сама». Она потчует на протяжении всего обеда, но делает это ненавязчиво. Пьём кофе. Артёму Фёдорович оно не рекомендовано. Но по случаю гостей пьёт и он. «Катюша, ещё кофе?» – предлагает Елена Юрьевна. Я не отказываюсь. «Мамочка, – обращается к ней Артём Фёдорович, – мне тоже ещё кофе». «А ты больше не получишь. Только чай», – Елена Юрьевна шутливо категорична. «Елена Юрьевна, – обращаюсь к ней, – у вас редкий дом, где с гостями считаются больше, чем с хозяевами».

Меня всегда провожают. Если очень спешу к электричке, то до калитки и потом машут мне вслед; если располагаем временем, то идём до дороги. Этот раз тёплым погожим вечером неспешно идём до дороги, на прощание целуемся. Дальше иду одна, оборачиваюсь: Елена Юрьевна озабоченно говорит что-то Артёму Фёдоровичу. Она – постоянно в заботах о нём. Её жизнь – служение ему. Удивительно гармоничная пара!

И.В. Сталин, Н.С. Аллилуева, Е.Д. Ворошилова, К.Е. Ворошилов. Сочи, 1932 г.

Сочинская дача

Договариваемся по телефону с Артёмом Фёдоровичем об очередной встрече, чтобы поговорить о даче в Сочи. Мы всегда пытаем друг друга, когда кому удобней: давайте, как удобно Вам. Нет, скажите, когда удобно Вам. Сообщаю, какой электричкой приезжаю. От платформы иду в дому Сергеевых. Артём Фёдорович вышел меня встречать к дороге. Он всегда очень радушен и приветлив: улыбается, пожимает руку, интересуется, как дела и здоровье. Открываем скромную калиточку. Думаю о том, что за эту ручку брался и незабвенный друг Артёма Василий Сталин. К дому ведёт дорожка, вдоль которой растут великолепные розы – подарок друзей из Донбасса. С этим городом Артёма Фёдоровича связывают давние, не просто дружеские, а сердечные отношения. Он буквально влюблён и в город, и в самих донбасцев, тоже частых гостей в его доме. Да и он, особенно раньше, был нередким гостем у своих друзей-шахтёров, до сих пор свято чтящих память его отца, легендарного революционера товарища Артёма. Возле крыльца – куст жасмина в самом цвету. Запахи! Артём Фёдорович предлагает расположиться для разговора на террасе. Место просто райское: большие окна позволяют видеть весь сад. Обстановка располагает к неспешной беседе. Много фотографий, которые рассматриваю по ходу разговора. Вот Артём, вот они с Василием на военном корабле, вот они плавают, вот Василий сидит в лодке, только что искупавшись, с мокрыми волосами. Вот Сталин, Будённый с племянницей, Артём, Василий, Светлана. Фотографии из семейного альбома. Некоторые, возможно, вообще остались в одном экземпляре. Артём Фёдорович с сожалением констатирует, что у него разными способами пропали многие фото: то брали журналисты и не возвращали, то вдруг просто исчезали непонятным образом.

Сегодня мы договорились беседовать о даче в Сочи. Рассказ иллюстрируют интереснейшие фотографии из домашнего архива Сергеевых.

+ + +

А.С.: В 1933 году по проекту архитектора Мержанова, того, кто проектировал и дачу в Волынском, была построена дача в Сочи. Как и любил Сталин – двухэтажный кубик, покрашенный, в том числе крыша, в зеленый цвет – под цвет местности. Сталин не любил яркие тона. Размером дом был 9 на 9 приблизительно. Домик располагался на взгорочке.

Коридор шел от входа в сторону моря до самой терраски, до веранды. Дом был этим коридорчиком как бы разделён от входа до задней стенки, обращенной к морю. Далее туалет, лестница на второй этаж, маленькая служебная комнатка. Потом там, кажется, Светлана размещалась. Слева маленькая комната вроде чуланчика. Далее комната, где располагались гости. И прямой выход на веранду. На втором этаже, если встать лицом к морю, направо было две комнатки, туалет, налево, по-моему, чуланчик. На втором этаже были комнаты, где жили Сталин и, когда приезжал, Киров.

От дачи к морю шла зигзагообразная дорожка. По ней можно было ехать на машине: расстояние по дорожке до моря было километра полтора. Дорожки на даче были посыпаны мелкой морской галькой.

Был небольшой, отдельно стоявший служебный домик для охраны. На территории дачи находилась минимальная охрана: редко можно было увидеть больше двух охранников.

Территория была огорожена, но не сплошным непроницаемым деревянным забором, а штакетником, были ворота, выходившие прямо на Приморское шоссе: направо в Сочи, налево на Мацесту, и далее на Гагру и Сухуми. Ворота были лёгкие, перейти через дорогу – и сразу берег моря.

Корр.: Это была личная дача Сталина?

А.С.: Нет, это была государственная дача. У Иосифа Виссарионовича вообще ничего в собственности не было. Только ружьё, подаренное английскими рабочими, патроны к нему он покупал, ещё был небольшой ковёр с изображением Ленина, подаренный туркменскими ковроткачихами. Он висел у него над кроватью в Кремлёвской квартире.

Корр.: А как Сталин собственно отдыхал на даче, как проводил досуг?

А.С.: Сталин любил играть в городки, и на дачах были разбиты городошные площадки. В Сочи площадка была немножко выше дачи. В Сочи он играл с Кировым, Будённым. И Сталин, и Киров, и Будённый очень любили и много играли в городки. У каждого был свой стиль игры. Сталин бросал биту метко и очень размеренно. Можно сказать, что лишние силы он в удар не вкладывал. Киров бил посильнее. Будённый бил так, что бита втыкалась в ограждение, пробивала его – настолько мощный был удар, сильный сам по себе. Рука у Будённого была просто железная.

Эта игра была хорошей разминкой. И как бы проверкой самого себя: а не притупился ли глаз? Не ослабла ли рука? По ходу игры всегда шёл разговор. Часто в таком разговоре конкретные события обсуждались. Причём, обсуждались они таким образом: вот какие-то события. И кто-то как-то ударил, каков удар, куда-то залетела бита – слишком далеко или не долетела. С юмором это объяснялось, комментировалось. Или промазал кто-то. Припоминались по ходу обсуждения игры какие-то конкретные события. То есть игры, о которой можно говорить как о развлечении, не было. Была игра, которая происходила как бы между делами, служила при этом и разрядкой. Очень остро, остроумно шутили. Юмор к чему-то всегда относился, был по конкретному поводу или касался конкретного лица.