![](/files/books/160/oblozhka-knigi-prazdnichnaya-kurica-230784.jpg)
Текст книги "Праздничная курица"
Автор книги: Арон Тамаши
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
![](untitled1.png)
Арон Тамаши
ПРАЗДНИЧНАЯ КУРИЦА
Был понедельник, двенадцатое февраля.
Я сидел в израненном саду одного будайского дома на большом мокром бревне, неведомо как и откуда туда попавшем. Сидел лицом к крепости у подножия горы Орбан. Вокруг на садовых холмах в теплой влажности воздуха дотаивали остатки снега. Но небо было еще плотно затянуто серой пеленой, и солнце пробиться сквозь нее не могло.
Внизу в объятиях Дуная лежал город, затихший наконец после стольких грохочущих недель.
«Господи, – подумал я, – ведь действительно чудо, что мы живы. А жить очень хорошо! Растает снег, потом проклюнутся почки, а из почек распустятся и цветы. И эту серую пелену потихоньку съест солнце, быть может, оно выглянет уже завтра. Тогда снова откроется для души небо, и для истинной жизни вновь расцветет надежда.
Расцветет и прорастет в нашу жизнь!»
Вот о чем думал я в то утро, сидя на влажном пораненном бревне. По сердцу разливалось тепло. И, словно бутон в нежном влажном тумане, расцвело во мне желание разделить это тепло и проснувшуюся, словно почки по весне, надежду с людьми. Притом с такими людьми, которые думают так же, как и я, и колыбель которых – родственница моей деревенской колыбели. Чтобы баюкала, покачивала нас надежда, как покачиваются колыбели, утопая где-то во времени.
И пришел мне на ум старина Мартон Ленге.
Дядя Ленге был выходцем из моей деревни, и все, кому посчастливилось его хорошо знать, как и я, считали его чудесным плотником. Так вот, дядя Мартон не только для других дома строил, но и себе соорудил маленький домик и жил в нем вдвоем с женой, тетей Жужикой.
Жили они неподалеку, на улице Хорка. В последний раз я навещал их осенью. Выходит, не так уж и давно, но по нынешним временам все же очень давно получается, ведь в прошедшие месяцы события накатывали беспрерывно, как воды в потоке. И пока календарь удивлялся, как их столько могло уместиться в несколько месяцев, я думал, живы ли еще дядя Мартон с женой. Как же им не быть живыми, уговаривал я себя, но уговоры эти не очень меня успокаивали.
Я должен их видеть во что бы то ни стало.
И я решил: сейчас же отправлюсь. Взял я в руки палку, повесил через плечо полотняную торбу. Положил в нее остатки съестного, положил одну книгу. И, как настоящий странник, потихоньку отправился в путь. Грязь была страшная и помимо грязи еще множество всяких препятствий в дороге. Но я шел с великим желанием в сердце и вел за руку веру. Вскоре я очутился на маленькой площади в густой толпе.
Кто-то спросил:
– На улицу Хорка? Туда ходить не стоит.
Но крепким было желание идти и со мной была вера. Когда я вошел во двор и поздоровался, дядя Мартон как раз бился с огромным, сплошь в зазубринах куском железа, лежавшим поперек дороги; он меня не узнал, что поделаешь, видно, изменилось во мне что-то за прошедшие месяцы.
Ну, назвался я, кто я такой.
– Поглядите-ка, кто пришел! – воскликнул старик.
– А тетя Жужика где? – спросил я и тут же получил наглядный ответ: из домика вышла – что было совсем нетрудно, поскольку двери в доме вовсе не было, – тетя Жужика. В этот свободный проход тетя Жужика вынесла два стула и поставила посреди двора.
Мы разговаривали, сидя на этих стульях, времени прошло довольно много, и было уже около полудня, когда тетя Жужика сказала мужу:
– Послушай, если уж мы так хорошо собрались все вместе, не приготовить ли мне чего?
Наступила тишина.
Старик ничего не ответил, только из моей торбы улыбались белому свету остатки съестного. И казалось, тишина эта подтверждала, что любезный вопрос тети Жужики очень легкомыслен, потому что в кладовке у нее явно нет ничего, чем можно было бы накормить гостя.
Я отказывался, как мог, и в конце концов сказал:
– Спасибо, тетушка. Только разве мало того, что мы видим друг друга живыми? Ну а если этого все же мало, то поглядим-ка, что там есть, в этой торбе!
Но старик по-прежнему молчал. Смотрел, задумавшись, на поваленный забор, норовистые камни во дворе, на желтый осколок снаряда, лежавший у его ног.
– Ради такого случая нужно бы праздничное, – сказал он наконец.
Он прав. Действительно, ради такого случая нужно что-то праздничное, ведь среди развалин уже брезжит свет и в воздухе веет ароматом новой жизни.
– Праздничное и будет! – ответила жена.
Старик тотчас поднял глаза.
– Это откуда же?!
Тетя Жужика лишь посмеялась, и выглядывали из этого смешка горсть муки, малость картошки, а может, даже сельдерей и морковка. И еще слышалось в нем кудахтанье курицы, сидевшей в клетке где-то в подвале.
– Правда, она слепая, – сказала тетя Жужи.
– Слепая? – удивленно спросил старик.
– А какой ей еще быть! – возмутилась жена. – Любая курица слепнет, если побудет в темном подвале!
Дядя Мартон посмотрел на меня.
– Вот ведь, век живи – век учись, – улыбаясь, сказал он. Потом встал со стула, потянулся и, словно оглашая высочайшее соизволение, сказал жене: – Приготовь!
Тетя Жужи ушла исполнять приказание, а старик сразу повеселел, будто до сих пор ему для полного счастья только слепой курицы и не хватало. Меня он называл дорогим братишкой, а огромный осколок бомбы, который мы общими усилиями наконец отодвинули с дороги, обозвал петушиным алтарем. Потом он убрал двор, мы вместе мастерили забор и ремонтировали дом. Мы бы и дверь непременно сделали, но тетя Жужика объявила, что праздничный обед готов.
– Так быстро? – удивился старик.
– Быстро? Да ведь уже темнеет!
И вправду уже смеркалось. Но ведь на скакуне радости время летит быстро, радость великая сила. С этой великой силой на лицах мы и пошли к столу.
Ели мы с большим наслаждением, можно сказать, с благоговением.
– Вот только вина у нас нет, – сказал вдруг дядя Мартон.
– Чего нет, того нет, – откликнулась хозяйка.
Но старик то и дело наливал в стакан воды и пил так, словно это было вино. У него даже настроение поднималось с каждым стаканом, глаза его вспыхнули, заблестели.
Он запел.
– Глядите, да он опьянел! – рассмеялась тетя Жужи.
– А вот и опьянел! – молодецки подтвердил старик.
– С чего бы это?
– А с того, что живые мы!
И мы стали серьезными, как деревья, на которых уже набухали новые почки.