Текст книги "Сиггурат (СИ)"

Автор книги: Арника Крайнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Annotation

Крайнева Арника Анатольевна

Крайнева Арника Анатольевна

Сиггурат

Сиггурат

... – Днем они как бы летят к холмам. Говорят, что над шельфом некоторых пустынных морей – вереницы полыхающих над Марсом созвездий можно различить даже днем, – вел свой неспешный рассказ пришелец, облаченный в длиннополую дорожную накидку-гальбу с просторным капюшоном. Когда он брел по полю авиадрома, это одеяние смогло защитить его от порывистого марсианского ветра и палящих солнечных лучей. Но у самого входа в спусковые шахты археологов противолучевая накидка придавала ему сходство с туннельщиком с Аида.

Тем самым, который при случае – никогда не гнушался спрашивать о грядущем и настоящем у незапамятного прошлого: без устали отыскивая в давно минувшем вековечную быль.

Копры палеотропической станции, вырубленные над шахтами прямо в скалах, изнутри снабжены были симметричными дельтаподобными окнами, за которыми открывался вид на взлетное поле. Пришлый звездолетчик стоял у одного из этих окон и упирался рукой в край покатого проема, отделанного грубым кованым металлом. Словно бы пребывая в каком-то размышлении – продолжать ли ему дальше свой путь на шельф, или нет... В то время, пока его трехкрылая гаэдра – небольшой поисковый шаттл – одиноко ждала аглютионной дозаправки.

– И вовсе это никакие не россказни... – отмахнулся он от нестройного ропота людей со станции, в силу своего призвания – просто обязанных всегда оставаться закоренелыми реалистами. – Даже днем в Секторе мертвых морей – над некоторыми заповедными долинами Элинорского шельфа можно разглядеть далекие звезды. Но, понятное дело, лишь тогда, когда экспедиторские суденышки, покидая какую-нибудь затененную скалистую расщелину – поднимаются на определенную высоту. Достаточную, чтобы миновать кромку пылевых облаков – тех, что растянулись по всему небу шельфа наподобие нескончаемых пепельно-мглистых заводей.

...И сквозь них, сквозь эти заводи – будто на мелководье, угадывается издали совсем другой, пологий и манящий, песчаный берег. Берег, которого давно нет... Тот же Марс, но из прошлого. Но – почти такой же по всем своим признакам, как и вся выжженная солнцем земля этого авиапорта. Опаленные холмы и бескрайние долины, где расплескалось неупокоенное время, – что издревле было тут сродни всем этим вздыбленным горам.

И, продолжая их верховья – такими же облученными выглядят там, на шельфе, небеса. А больше эти потрясающие переливы темного золота – сравнить, наверное, было бы и не с чем.

Спрашиваете, откуда мне это стало известно?..

Эстелла мне об этом поведала, вот что... Помните Эстеллу Рутковскую, что вместе с экспедицией Становского-Киммерстоуна возвратилась из Элинора живой в 2199 году?

Ведь кроме Эстеллы – о марсианских звездах, что сверкают над Аквиладским морем и над Элинорским низинным шельфом – никто, помнится, в путевых дневниках первых поселенцев так ничего примечательного и не писал...

О том, что мерцают-де эти звезды в небесах, где нет и намека на привычную людям синеву. И что их мерцание нелегко бывает потом забыть. Потому что оно, по некоторым своим свойствам – как светящийся напиток бессмертия, остается с изведавшими его искателями навсегда. И ты как будто возвращаешься к нему потом в мыслеобразах снова и снова... Отыскивая его в гамма-поле, как угольки нетленных протоэнергий в потемках геофизической станции.

Словом, когда-то, в далеком 2199-м, Марс именно таким-вот чужим берегом людям и явился. Пустынным был и неприкаянным. И терзаем был всеми ветрами, которые только могла обрушить на бесстрашных покорителей Кидонийских долин эта покинутая планета.

Это лишь теперь, по прошествии трехсот лет, тут появились в кратерах первые настоящие моря – и над ними протянулись города-мегалиты, защищенные от бурь эктомгеомами...

И ведь правду Эстелла тогда сказала: темное золото долин тут было, и над этими долинами звезды блуждали, как бы пробираясь сквозь стратосферу. И замирая на небольшой высоте – за бортом их тауранового шаттла... Мы это все былое величие уже отчасти утратили – неугомонно преобразовывая Марс по своему разумению... То есть... А, так почему тау-уранового? А потому что ход его был на трансуране, наверное... Было когда-то такое псевдостатичное дейтронейтринное топливо: трансактивный уран. Для межпланетных перелетов и сейчас бы сгодилось...

Но суть наших теперешних поисков – совсем не в этом.

А в том, чтобы суметь понять, как все тогда начиналось...

В день, когда Эстелла Рутковская, двадцатилетний ксенолог-теоретик – отправилась за своими блуждающими звездами на шельф, в таурионном шаттле промосерии "Схимеон", предназначенном для полетов на спутники и в поля астероидов.

За тем необычным дневным свечением звезд над Элинорским шельфом – порой заметным даже сквозь гущу пылевых облаков – Эстелла тогда подозревала смещение во времени... А вовсе не одно лишь присутствие в желтой воздушной пыли – ультракристалликов льда и прочих мерцающих примесей, присущих ветрам этой долины. Так, как ее в этом уверяли сейтофизики.

Владимир Становский, как это следует из ее записей, все упрашивал ее накануне спуститься в том же шаттле на дно Гесперийского каньона, где нашли надсланцевые пещерные озера. Из глубины этого каньона – такое же явление, как дневной свет звезд, или "блуждающие звезды", – тоже не раз бывало замечено. Такие звезды даже назвали эстуариями... И тем, кому довелось их наблюдать, приходилось испытывать настоящий восторг от этой невиданной марсианской темперы.

Но одно дело – каньон; или же любая другая, какая угодно пропасть; а другое дело – весь шельф... Вся долина, над которой за каждым пологим увалом рельефа обрывается горизонт. И, словно бы с природной террасы, открываются небеса – с мерцающими в пылевом солнечном свете эстуариями...

А, так вы хотите знать, чем они отличаются от обычных звезд?

А вы представьте себе искрящуюся кадильницу, которая то появлется, то пропадает на ветру, когда костлявая кадит ею окрест, повторяя свое присутствие в небесах сотни и тысячи раз...

Вот это и будет темпоральное смещение, замеченное на шельфе в пылевых облаках.

Так что какой уж тут Гесперийский каньон... Когда среди первопоселенцев, и без того в своих топонимических и поисковых гипотезах не чуждавшихся древнейшей мифологии – начинает бытовать такая легенда. Хотя кто еще их видел – эти эстуарии во временных разломах; и когда они впервые были замечены – о том достоверных сведений не сохранилось... Болотные огни – вот с чем еще можно было бы сравнить, пожалуй, эти блуждающие звезды. И вот этим-то малоизученным явлением и занялась Эстелла. А вместе с ней – двое астронавтов-старожилов со станции в Митрийских предгорьях: Влад Становский, археолог; и Дэн Киммерстоун, экзогеолог.

...Изломанные по своим вершинам и оплавленные на склонах Риберийские скалы протянулись вдоль Элинорской долины единой извилистой грядой. Гряда оползала вниз, прямо на шельф, уступами причудливых зиккуратов, достигая земель Элинора протоками остывшей лавы и суровыми бороздами разломов и каменистых распадков. Кое-где в этих бороздах, где-то на самом их дне, мелькали аметистовые озерца. Но с высоты трудно было узнать, что это было такое. Остатки ли замерзшего ледника или наплывы застывшего вулканического кварца, который просочился из-под земли.

Небеса были почти ясными – настолько, что от скал на протоки лавовых рек протянулись осторожные рассветные тени. Скопления малоприметных пылевых облаков над долиной к утру почти развеялись, в точности так, как это безоглядно сулила успокоенная безветренная ночь. И ничто теперь не мешало троим бесстрашным людям, которые выбрались со станции в шаттле, вдоволь наслаждаться прогулочным полетом. И любоваться скалами внизу, в мягких солнечных лучах; и выискивать над их переменчивым ликом блуждающие огни. И спускаться к заиндевевшим естественным заводям, все еще утопавшим в легкой дымке ультракристаллической гелиотропии.

Террамагнитные бури Элинорской долины были тогда малоизучены, и кроме немногочисленных сопутствующих догадок, больше нечем было объяснить, откуда взялись над шельфом летающие огни. Но только одна Эстелла искренне радовалась этой недолгой вылазке в неизведанное, на которую так неосторожно обрекла себя и своих сотоварищей. Загадочные свечения вели ее теперь, словно ангелы бездны, навстречу каким-то небывалым свершениям, необычайно важным для всех, кто оставался на Митрийской станции. Но, как бы ни было все похоже на удивительный яркий сон, к шельфу небольшой шаттл смельчаков подбирался словно бы украдкой: без спешки и суеты. Так, будто схлынувшие волны темпоральных возмущений все еще могли как-нибудь себя обнаружить над ступенчатыми увалами Элинорских просторов, и осенить суденышко мерцающей гамма-россыпью стратосферного дождя. И захватить его в плен, и затянуть его в нескончаемую череду марсианских рассветов и закатов.

И в какое-то мгновение – после того, как Эстелла это осознала – она вдруг перестала ликовать при каждом стремительном снижении шаттла к какому-нибудь очередному разлому, и сделалась серьезной и задумчивой. Активировав развертку антралитов, она принялась изучать скалы, оттеняя их трехмерное изображение своими роскошными, цвета самих этих скал, густыми волосами. А ее безупречное и обычно очень живое лицо стало как будто выточенным из камня и обескровленным.

Значит, все же волнение? Отголоски тщательно скрытой тревоги?.. Или инстинктивная обреченность?

Но она ни за что не призналась бы себе в этом даже сейчас!

Просто необходимо было провести избирательное ландшафтное сканирование Арведдарских скал и ледяной болотистой топи; которая, предположительно, была здесь такой же, как и на подступах к горе Теброн. Чтобы Влад Становский мог достоверно оправдать перед "митрийцами" цель разведвылета... Вот и все! А Дэннису, уж коли он взялся за управление вместо Влада, Эстелла больше не хотела мешать пустыми разговорами во время небезопасных маневров над разломами.

Да и потом, любое тщательно скрытое волнение – и даже волнение первооткрывателей – издавна почиталось среди сообщества экзопланетологов Сиэтла недопустимым пережитком. И поэтому Эстелла никак не хотела признаваться себе в том, что что-то уже успело пойти не так. Не в повторяющих себя алгоритмах навигационных систем – а как будто бы в относительном времени ее мировосприятия... Навалившись на нее из ниоткуда каким-то безотчетным предчувствием чего-то всесокрушающего и неотвратимого.

И тогда, словно бы в поисках ответов, она мельком взглянула на Влада. Но Становский, как всегда, оставался безучастным и к тому, как она едва слышно произнесла его имя; и к быстрому прикосновению ее руки к своей руке. Волевой и невозмутимый, он был намного старше нее; и поэтому думал, наверное, лишь о задании. Или, вернее, о том, что должен был как можно скорее доставить ее невредимой обратно в марсианский Сиэтл. И еще он понимал, что это ему предстояло собрать для нее те самые результаты темпоральных флуктуаций, за которыми они все явились сюда, на шельф. Или, точнее, раздобыть для нее данные по стратосферному хронополю хоть бы даже из-под земли. Так что он лишь глядел теперь на парящий в воздухе плоский фантом трехмерной интраграммы Хрибса, которая в точности повторяла рельеф ледника за бортом, и не говорил ничего.

А Дэн, ловко орудуя штурвалом – и вовсе любовался каким-то ископаемым минералом, который венчал у этого самого штурвала его центр. Моложавый, сухощавый и беловолосый – во всем, что бы он ни делал, он был чем-то похож на песчаную подвижную ящерицу. Но в том был виноват не он, а нещадное марсианское солнце, которое не проявляло милосердия к людям со станций, эти солнечные лучи отважно вкушавшими. Солнце делало их смуглыми, но зато возвращало вторую молодость, и годы перед ним отступали. Хотя, правда, пока это малоизученное воздействие было заметным лишь на экзогеологах – которые во время прогулок в вездеходах или шаттлах намеренно отказывались от защитных скамандеров.

Примерно так же, как это было и сейчас... Для того, чтобы жить Марсом; дышать им – и разглядывать его захватывающие пейзажи; и по мере сил странствовать по его безлюдью. Пока – по безлюдью... И находить на его дорогах, все еще едва обозначенных, извечное продолжение дорог Земли.

"Экзогеологи – это и есть самые настоящие марсианские сталкеры. Искатели. За нами не пропадешь", – внезапно вспомнились Эстелле слова кого-то из "митрийцев", прозвучавшие над ней с порога сразу же по ее прибытии на Митрийскую станцию. И было это то ли напутственное заклинание – а то ли пророческое приветствие.

И вот теперь, похоже, она оказалась этим искателем сама – хотя и не знала, что это случится с ней так быстро.

А случилось это, действительно, нежданно-негаданно: в то самое мгновение, когда привычные ориентиры Риберийских скал вдруг потеряли за обзорными окнами-гальвапентерами шаттла свою устойчивость.

Их изломы вдруг тревожно всколыхнулись – и ринулись куда-то далеко вниз, словно бы увлекая за собой желтовато-дымчатые облака. А над ними, над этими облаками... И на интраграмме у Становского тоже... Мглистое небо в той стороне, где должна была быть Элинорская долина, вдруг странно просветлело – как в самый ясный и солнечный земной день. И стало каким-то невыразимо глубоким: каким оно бывает лишь тогда, когда утро еще лишь едва теплится над каким-нибудь исполинским каньоном. И там, в этом мареве – и отраженное на интраграмме сразу в нескольких инвариантах – людям, наконец, и явилось то, за чем они прибыли в долину.

– Ретроградное свечение... – произнес Становский, изумленно отслеживая на интраграмме показатели высот – и вправду, совсем небольшие. – Темпоральное смещение дня и ночи...

– Эстуарии! – воскликнул пораженный Дэн, втайне обрадовавшись, должно быть, что со сканирующих маячков их шаттла ретрансляция велась прямо в метасеть. – Я узнаю лептонейтринный Сирион... И Денеб!

– Пытаюсь выровнять шаттл, но утечка топлива разрушает двигатели... – вместо доверительного одобрения в словах Эстеллы, вдруг услышал он отчетливо бесстрастные реплики метасетевой геады. – Дестабилизация энергосберегающих систем, нарушена сверхпроводимость твердотопливных элементов...

– Она хочет сказать тебе, Дэн, что у нас за спинами полыхает "сирионское пламя"... Снижайся! – коротко приказал ему Становский.

"Сирионское пламя"... Так говорят, когда горят противосмерчевые схемы... – сразу спохватилась Эстелла. И, повинуясь тревожному предчувствию, оглянулась в ту сторону, где за архитражными иллюминаторами видна была часть трехуровневого крыла. Обычно край крыла мягко светился сквозь прозрачное цитраволокно "оконца", но сейчас... Сейчас оттуда попросту вырывались языки пламени. И, возможно, это-то и позволило шаттлу вдруг непредсказуемо набрать высоту.

– Снижаюсь прямо на ледник. В ледяную крошку озера. Туда, где очень-очень холодно... – немедленно отозвался Дэн.

Но не успел еще он довершить сказанного, как шаттл утратил энергостабильность и произвольно завертелся в воздушных потоках, которые стали уносить его к ступенчатым увалам и пропастям Элинорской долины.

И интраграмма вслед за этим с шипением погасла – словно опущенное в воду раскаленное добела железо, такой был звук... Геада перестала отвечать за управление шаттлом, а автоматика сбилась с привычных режимов.

– Куда мы влетели! Да оставь же ты ее, эту геаду... Переходи на внесистемное энергоснабжение! – приказал Становский Дэну.

– Слушаюсь, кэптейн... – съязвил Дэн, тотчас буквально навалившись на штурвал, чтобы остановить вращение.

Так, будто в представлении Эстеллы – экзогеологи, вроде Дэна, должны были казаться куда более сведущими людьми, чем археологи, одним из которых был Становский.

Но как бы там ни было, а Дэну все же удалось выровнять шаттл и направить его обратно к Риберийским скалам; хотя и ясно было, что помешать его вынужденному снижению было уже невозможно.

Хорошо еще, что страховочные ремни успели сработать вовремя, – подумала Эстелла. Вошли в пазы, как влитые... А иначе она бы наверняка вывалилась из громоздкого сиденья-адаптера, даже не успев опомниться: после того, как скорость полета шаттла сделалась невысокой. И, после этой небольшой встряски, она вновь услышала беспечный голос Дэна:

– Кстати, док: геады в шаттле нет... Геада осталась на станции; а здесь, на борту – только одна из ее псевдокопий... Была. Прости, но это было все, что мне удалось выпросить нам в сопровождение. Людей много, а геада – одна, и для поисковых работ она всем бывает нужна.

Геады нет, – с горечью подумала Эстелла. И значит – сейчас, в Риберийских скалах, они остались совершенно одни. А впрочем, обстановка на борту вопреки всему оставалась спокойной. И пока Дэн пытался оправдываться, Становский пристально вглядывался туда, где завывала на одной из шкал геомагнитная роза ветров. Шквальные потоки солнечного ветра преобразовывались в нестройные ультразвуковые импульсы, что переходили в лигатурно-энтропическое потрескивание.

– Солнечные вихри. Вспышка на солнце, от которой атмосфера нас пока не защищает. Вот почему все утро было так ясно, – наконец, сказал Становский.

И из "кэптейна" и "дока" сразу сделался обычным, рядовым пилотом случайной поисковой миссии.

– Буря сожгла нам псевдокопию геады, а без нее вся оснастка почти мертва, – заметил Дэн. – Осталось только ручное управление. Сигнал на метасеть все время пропадает, и со станцией связи нет.

– Схимеон должен выдерживать солнечные гипервсплески. Ничего не понимаю, – сознался Становский.

И пока он это говорил – шаттл, ведомый Дэном, продолжал неумолимо скатываться вниз по глиссаде, почти не маневрируя. Пока, следуя по наугад просчитанной траектории, на внесистемном расходе энергии не совершил последнего пологого захода прямо в ледяную крошку какого-то озерца. И замер на тяжелых шасси, в точности повторявших все неровности посадочного рельефа.

– Ну вот и все, – вздохнул Влад, отстегивая ремни. – Выйдем, осмотрим повреждения снаружи, чтобы определить, какая часть крыльев уцелела, и безопасен ли шаттл. А потом пойдем искать какого-нибудь убежища. Самая пора нам теперь настала немного пройтись. Да, и не забудьте одеться в скамандеры, – напомнил он своим сотоварищам. – Снаружи все еще нет ни настоящего воздуха, ни тепла.

И он был прав. В некоторых марсианских подземельях даже по тем временам уже существовали оттаявшие от ледников лагуны и заводи, и пригодный для людей воздух. Полностью восстановленный из ледника в некоторых изолированных подземных пустотах, и хорошо прогретый. Но вне всего этого, на поверхности, пока нельзя было обойтись без скамандеров, которые, к счастью, были на удивление легким и удобным походным снаряжением. Или, точнее, обычной верхней одеждой всех поисковиков, предназначенной для свободных прогулок по просторам Марса.

Комплекты скамандеров, как это и было предусмотрено в каждом экспедиторском шаттле, обнаружились строго на своих местах: по обратную сторону спинок сидений-адаптеров. Но, как оказалось, кроме них Дэн не взял с собой в путь больше ничего: ни припасов, ни переговорного стрейт-скайбера для связи со станцией, ни оружия – чтобы выстрелами в скалы подать знак в гамма-поле о своем местопребывании. Да и зачем? – все успокаивала себя Эстелла. Их и без того через сутки все равно бы нашли: по отраженному от марсианских лун сигналу лэндконтаминатора. Но необходимо было выйти наружу для того, чтобы убедиться, что поврежденный шаттл больше не полыхал, как раньше, и его турбины остались неповрежденными. И что пребывание в нем до прибытия тральщиков, спасательных кораблей, было безопасным, и другого убежища искать было не нужно.

Ну, а в ином случае – экипажу действительно пришлось бы рассчитывать разве что на милость судьбы. Смеси дыхательного конденсата в их кислородных масках едва ли хватит на несколько часов. И тогда бы им ничего больше не осталось, кроме как рисковать своими жизнями в скалах, или вернуться в энергонестабильный шаттл.

Но об этом последнем их выборе Эстелла старалась пока не думать. И просто сделала то, что сказал Влад. Она натянула на себя, поверх своих полетных одежд, легкий комбенизон скамандера из блестящих светонейтрализующих тканей, с яркими опознавательными полосками своей станции. А затем нырнула в объемистые мягкие ботинки, и покрыла лицо прозрачной маской с небольшими баллонами кислородной смеси.

Чтобы защититься от излучения двигателей и солнечного ветра, она набросила на себя верхний противолучевой плащ, а потом, следуя за Становским и Дэном по небольшому трапу, спустилась наружу.

Становский первым вступил на ледник. Или, точнее, в покрывавший дно распадка соарс: в многослойный ледяной наст, мелко раскрошенный от постоянного выветривания. Но соарс везь смерзся – и под ним, похоже, не было никаких обвалов. Да и потом, если бы плотность соарса не была достаточно велика, то как бы на нем устоял шаттл? А значит, от этого пустынного распадка в Риберийских скалах пока нечего было ожидать подвоха.

– Где-то здесь, недалеко, почти над самым шельфом, есть Риберийская стоянка археологов, – сказал Становский, тщательно протаптывая соарс. И, обернувшись, издали взглянул на Эстеллу; и во взгляде его, как показалось ей тогда, она различила разом тревогу, ожесточенность и сожаление. – Но я не уверен, что смогу нас всех туда вывести. Да и не знаю, хватит ли у нас кислорода на такой путь...

Но она вместо того, чтобы согласиться с ним или опровергнуть все, что он сказал – вдруг произнесла:

– Если даже со станцией связи нет – значит, у них на стоянке после бури тоже могут быть повреждены маяки.

И снова, стоя чуть в отдалении, указала своим сотоварищам на шаттл, который теперь, из-за крушения, было почти не узнать. Всего несколько часов тому, покидая авиадром, он был почти неотличим от цвета вулканических скал. Но следы пламени в соплах-турбинах, дочерна опалившие оба его трехступенчатых крыла, оставили на его нанохромном покрытии устрашающие темные росчерки. А это означало только одно: что все его энергопроводящие системы по какой-то непонятной причине дочиста выгорели изнутри. Хотя и трудно было представить, как такое могло стать возможным.

Неповрежденной оставалась только та его часть, где находились люди. Но лишь потому, наверное, что вверху, над кабиной, обшивку сменял архитраж: сплошная система окошек-гальвапентеров и небольших связующих перекрытий, дававшая превосходный обзор. Во всем же остальном шаттл больше ничем не подтверждал своего единственного предназначения: летать.

– Очаг возгорания – аспериада, – серьезно сказал Становский, также рассматривая шаттл на фоне одинаковых скал. – Все началось где-то в его хвостовых амортизаторах – там, сливаются вместе два донных крыла. А потом сирионское пламя распространилось на двигатели и турбины, что и привело к отключению энергореакторов.

– Влетели мы действительно непонятно куда, – согласился с ним Дэн. – Вот только в скалах нам делать нечего. Рано или поздно нам все равно придется вернуться в шаттл. Как только убедимся, что на холоде пламя полностью угасло. Будем теперь стоять здесь до конца.

"После того, как проведем несколько часов на пронизывающем ветру. Тайком обвиняя друг друга в том, что шаттл потерян", – уловила продолжение его слов Эстелла.

И в поисках выхода она взглянула наверх: на кромки словно бы зарубцевавшихся скал – таких, какими они выглядели в направлении шельфа. И с тоской подумала о том, что будет, когда пропавший щаттл-схимеон, наконец, найдут и с помощью спасательных тральщиков доставят обратно на Митрийскую станцию. На станции сразу установят, кто, не имея жестко отмерянного годами полетного опыта, уговорил Становского выбраться на шельф. И даже хуже того – в Сектор мертвых морей: в район не утихавших неделями низинных пылевых бурь. И тогда все упоминания об эстуариях развеются, как ветхое предание. Вместе с сомнительной метазаписью, сделанной в последние минуты перед крушением. Да и вообще, мало ли среди экзогеологов бытует всяких поверий? На станции ведь все равно решат, что такие поверья, в любом случае, не стоят потерянного шаттла.

А вот Дэну не о чем было беспокоиться.

Становский точно не станет Дэна ни о чем выспрашивать, и постарается оградить его от всех нападок, потому что считает его своим другом.

Надо, пока не поздно, – шепнул Эстелле как будто голос бортовой геады, – постараться отыскать в действиях Дэна что-нибудь такое, что вывело бы всех из тупика. Ведь это же ему доверили шаттл; а всю дорогу он вел себя так, как будто знал намного больше, чем было известно Становскому, и точно знал, куда лететь. А что, если это он ошибся с управлением и привел в действие несовместимые энергорежимы? Ведь управлять таурионным шаттлом не так-то легко – не то, что авиагрейдером, крушащим скалы, или грузовой экспедиторской фоветтой.

И внезапно Эстелла заприметила за ним нечто такое, что раньше от ее внимания почему-то ускользало.

На правом порукавье его противопылевого плаща, надетого поверх скамандера – тщательно закреплена была небольшая рамфа: изящная, мягко блестящая и плоская. Вещица, в сущности, самая обычная: пригодная и для лучевых минибуров, и для того, чтобы прятать в нее собранные грунтовые образцы, обломки метеоритов, кусочки лавы, случайные камешки...

Но что она сейчас могла в себе скрывать? Стрейт-скайбер? Райтскринер? Или же что-то другое? – сразу насторожилась Эстелла. Покуда Влад Становский, давно уже привыкший ко всевозможным неожиданным штуковинам в экипировке своих сотоварищей, экзогеологов, не придавал всему этому никакого значения.

– Что это у тебя с собой? – спросила она у Дэна, медленно подступая к нему и как бы уклоняясь от пылевого ветра.

Но Дэн, вопреки ее ожиданиям, отпираться не стал – и в тот же миг незаметным ловким движением расстегнул рамфу. И выволок наружу весь свой скарб – едва его удерживая в обеих ладонях, затянутых в краги.

Скарбом же этим оказался походный ножичек, нужный для отделения окаменелостей от мягких пород; и еще какое-то устройство, напоминавшее минибур – но обладавшее стволом плоским и широким. И как будто бы сплющенным сверху и снизу.

– Что это? – тотчас спросила у него Эстелла.

– А, ты об этом?.. Сиггарджетс прототипа "сиггурат"... С ним я всегда неразлучен.

Еще одно почти бесполезное сейчас, высокотехнологичное устройство-излучатель, – вздохнула Эстелла. Со станцией связи нет, и двигатели шаттла выгорели почти дотла. А Дэн, как будто ничего не случилось, объясняет ей сейчас предназначение какой-то технодиковины – словно бы в напутствие ее последним дням на Марсе.

А впрочем, что такое сиггарджетсы – она и так, кажется, знала неплохо. Это были лучевые буры-штрекеры, позволявшие геологам вручную прокладывать в оплавленной марсианской скальной породе обходные туннели.

– Думаешь, что мы все-таки не сможем сохранить шаттл? – понимающе спросила она у Дэна. – И с помощью этой штуковины надеешься выдолбить для нас в скале укрытие? Чтобы там, выжигая лед, мы смогли дышать?

– Если другого выхода для нас не останется – то так и сделаем, – ответил Дэн.

– А разве есть другой выход? – вмешался Владимир Становский.

– Прототип "сиггурат" – это симулятор гиперквантовых гамма-уравнений телеметрии, – произнес Дэн, ничуть не растерявшись. – Симулятор реальности, иными словами...

И сразу же принялся обрисовывать перед изумленным Становским и Эстеллой перспективы использования такого типа гиперчастотных излучателей на Марсе.

Наводишь, мол, гарджетс-сиггурат на пустынные земли опаленного солнцем горизонта – и на их месте восстает цветущая долина. А за ней так и влечет к себе вдали переменчивая лазурь мелкого моря, снова льнущего к берегам давно уж опустевшего шельфа...

Но только вначале появится как бы мерцающая дверь. Исходная ретроградная симуляция, где время реструктурируется особыми сиг-частицами, проходящими сквозь субсинуарные информационные протополя. Эти частицы всегда направлены в прошлое; и с увеличением интенсивности их потока – увеличивается вероятность временной инверсивности. Словно бы время само по себе сворачивается в изометрическую спираль. В которой одни ее витки, настигая другие, неизменно предопределяют инверсивную – то есть инвариантную – будущность.

Или иначе, это значило, что если когда-то на Элинорском шельфе было море – то оно снова там будет, за порогом субсинуарной двери. И, понятное дело – лишь для тех, кто в нее вошел...

Важно было только правильно ввести первичные данные телепортирующей телеметрии. Но геаде с Митрийской станции, сколько бы ни испытывал раньше это устройство Дэн, это всегда удавалось...

И каждый раз он убеждался: кто умел с этой штуковиной обращаться, тот владел и самой реальностью. Реальностью, понятной людям – а не реальностью, понятной лишь Марсу. И такой искатель всегда знал, где находится инвариантный выход из нескончаемых лабиринтов здешних предгорий, и из распадков-ловушек возле плосковерхих уступчатых холмов.

– Значит, с помощью этого твоего сиггарджетса – прототипа "сиггурат" – можно было бы заново реструктурировать даже поврежденные статичные объекты? – сразу же спросил Становский. – Поскольку возвращаться на шельф к морю, где уже сотни миллионов лет никто не бывал, нам сейчас ни к чему...

– Хочешь, чтобы я реструктурировал во времени наш шаттл ради еще одного полета?.. Преобразовал наш схимеон и телепортировал на станцию вместе с нами? – мгновенно уловил смысл его просьбы Дэн.

– Да, – сказал ему Становский. – Перед полетом мы бы заглянули в его двигатели и установили бы, что в них пошло не так. А по возвращении из субтемпоральной реальности смогли бы точно определить, безопасно ли было на нем сегодня взлетать или нет. И по какой причине произошел критический выброс протонуклеарных энергий в таурионных ускорителях.

И все равно сигтелеметрия ни за что не восстановит поврежденных объектов, и никогда не вернет их из прошлого, – хотела было усомниться в затее Становского Эстелла. Субсинуарность прошлого – это ведь далеко не всегда благостное мелководье. Иногда это островки людского бытия, безвозвратно поверженные во вселенские бездны. И подлинная необратимость череды случайных событий, ставших роковыми. Да и поиск первопричин крушения шаттла с помощью сигтелеметрии – задача не из легких. Даже у Становского, наверное, не было сейчас никакой уверенности в том, что сиг-телеметрия действительно что-то выявит.

Но в те навсегда канувшие в прошлое мгновения, когда Эстелла так подумала – она уже знала, что отправится в субсинуарность следом за Становским и Дэном. Ведь прошло всего несколько часов, как их полет завершился, – снова беспечно шепнул ей какой-то голосом бортовой геады. Всего несколько часов минуло с тех пор, как этот шаттл был полностью безопасен и мягко лучился против солнца своим нанохромным покрытием: цвета марсианских пустынь.