355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аркадий Аверченко » Старческое » Текст книги (страница 1)
Старческое
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:02

Текст книги "Старческое"


Автор книги: Аркадий Аверченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Аркадий Аверченко
Старческое

Падают, падают желтые листья на серые, скользкие дорожки. Нехотя падают.

Оторвется лист и тихо, неуверенно колеблясь, цепляясь за каждую ветку, за каждый сук, падает, падает лист, потерявший все соки, свернувшийся, как согбенный старичок.

– Кхе-кхе…

Невеселую песню тянет тонким голосом запутавшийся среди черных голых ветвей ветер, тоже состарившийся с весны, когда было столько надежд и пышного ощущения своего бытия.

У черта на куличках теперь эти надежды и это пышное ощущение бытия!

Где та нарядная береза, которую он любил целовать в теплый задумчивый вечер, когда озеро гладко, как дорогое зеркало, а оттуда, где закат, доносится мирный, умилительный колокольный звон?

От березы остался грязный скелет, и сама она вместо гармоничного шелеста издает такой печальный скрип, что взять бы да и повеситься на ней от тоски и ужаса.

И еще упало несколько листьев. И еще…

– Кхе-кхе…

К вам, бедные старики человеки, обращаются мои взоры, и тоска давит сердце: ведь и я буду стариком.

Не хочется…

Как сухие листья, опадут мои нежные, шелковистые волосы – мои волосы! Как сучковатые ветви, станут мои гибкие сильные руки – мои руки! Уродливыми корнями уйдут в землю мои стройные ноги, каждый мускул которых напрягался и дрожал, когда несли они меня к любимой, – мои сильные ноги! Темная кора, вся в морщинах и царапинах, будет покрывать пригнувшееся к земле тело – мое тело, которое жадно целовали ненасытные женские губы.

Падайте листья, пригибайся ствол – к земле, к земле! Уходи в землю, старый дурак, нечего тебе шамкать о каких-то любимых и любящих женщинах, – кто тебя, корявую колоду, мог поцеловать?

– Да ведь целовали же! Целовали! Ну, вот еще, ей-богу, целовали… И как!

Бедные старики.

Не старик я, а буду стариком.

Богатая у меня фантазия, роскошная фантазия! Вот захочу сейчас, закрою глаза, да и представлю себе, ясно, как на солнце, – отрывок, огрызочек моей старческой жизни. Слушай, читатель. Кхе-кхе…

* * *

Шелковыми волосами, нежной щекой трется о мою заскорузлую, жилистую руку внук Костя, Саша или Гриша, как там его заблагорассудят назвать нежные родители.

– Дед, – говорит Костя, – что ты все спишь да спишь… Рассказал бы что-нибудь. Эх, ты!.. А еще мамка говорит, что писателем был.

Мои потухшие глаза чуть-чуть загораются.

– А ведь был же! Ей-богу, был! Помню, выпустил я как-то книжку «Веселые устрицы». Годов тому поди пятьдесят будет. Один критик возьми и напиши: «Этот, говорит, молодой человек подает надежды…»

– Подал? – спрашивает внук, с любопытством оглядывая морщинистого «молодого человека».

– Что подал?

– А надежды-то.

– А пес его знает, подал или не подал! Разве тут было время разбирать? Да ты сам взял бы какую книжку с полки, да почитал бы дедову стряпню, хе-хе-кхе… Кхе!

– Ну ее, – с наивной жестокостью детской ясной души морщится внук. – Еще недоставало чего! Почитать… Ничего я там не пойму.

А у меня уже и самолюбия авторского не осталось. Все старость проклятая выела.

Даже не обидно.

– Ну, чего ты там не поймешь? В мое-то время люди все понимали. Неужто уж умнее были?

– Нет, непонятно, – вздыхает внук. – Вдруг сказано у тебя там: «Приятели чокнулись, выпили по рюмке водки и, поморщившись, поспешили закусить. „По одной не закусывают, – крякнул Иван Иванович…“» Ни черта, дедушка, тут не разберешь.

– Вот те раз! Чего ж тут непонятного?

– Да что это такое водка? Такого и слова нет.

Молодостью повеяло на меня от этого слова – водка.

– Водка-то, такое слово было.

– Что же оно значит?

– А напиток такой был. Жидкость, понимаешь? Алкогольная.

– Для чего?

– А пить.

– Сладкая, что ли?

– Эва, хватил. Горькая, брат, была. Такая горькая, что индо дух зашибет.

– Горькая, а пили. Полезная, значит, была? Вроде лекарства?

– Ну, насчет пользы – это ты, брат, того. Нищим человек от нее делался, белой горячкой заболевал, под заборами коченел.

– Так почему же пили-то? Веселым человек делался, что ли?

Я задумчиво пожевал дряхлыми губами.

– Это как на чей характер. Иной так развеселится, что вынет из кармана ножик и давай всем животы пороть.

– Так зачем же пили?

– Приятно было.

– А вот у тебя там написано: «Выпили и поморщились». Почему поморщились?

– А ты думаешь, вкусная она. Выпил бы ты, так похуже, чем поморщился…

– А почему они «поспешили закусить»?

– А чтоб вкус водочный отбить.

– Противный?

– Не без того. Крякать тоже поэтому же самому приятно было. Выпьет человек и крякнет. Эх, мол, чтоб ты пропала, дрянь этакая!

– Что-то ты врешь, дед. Если она такая противная на вкус, почему же там дальше сказано: «По одной не закусывают».

– А это, чтоб сейчас другую выпить.

– Да ведь противная?

– Противная.

– Зачем же другую?

– А приятно было.

– Когда приятно – на другой день?

– Тоже ты скажешь: «на другой день», – оживился я. – Да на другой день, брат, человек ног не потащит. Лежит и охает. Голова болит, в животе мутит, и на свет божий глядеть тошно до невозможности.

– Может, через месяц было хорошо?

– Если мало пил человек, то через месяц ничего особенного не было.

– А если много, дед, а? Не спи.

– Если много? Да если, брат, много, то через месяц были и результаты. Сидит человек с тобой и разговаривает, как человек. Ну а потом вдруг… трах! Сразу чертей начнет ловить. Смехи. Хи-хи. Кхе-кхе!

– Ка-ак ловить? Да разве черти есть?

– Ни шиша нет их и не было. А человеку кажется, что есть.

– Весело это, что ли, было?

– Какой там! Благим матом человек орал. Часто и помирали.

– Так зачем же пили? – изумленно спросил внук.

– Пили-то? Да так. Пилось.

– Может, после того как выпьют, добрыми делами занимались?

– Это с какой стороны на какое дело взглянуть. Ежели лакею физиономию горчицей вымажет или жену по всей квартире за косы таскает, то для мыльного фабриканта или для парикмахера это – доброе дело.

– Ничего я тебя не понимаю.

Внук накрутил на палец кольцо своих золотых волос и спросил, решив, очевидно, подойти с другой стороны:

– А что это значит «чокнулись»?

– А это делалось так: берет, значит, один человек в руку рюмку и другой человек в руку рюмку. Стукнут рюмку о рюмку, да и выпьют. Если человек шесть-семь за столом сидело, то и тогда все перестукаются.

– Для чего?

– А чтобы выпить.

– А если не чокаться, тогда уж не выпьешь?

– Нет, можно и так, отчего же.

– Так зачем же чокались?

– Да ведь, не чокнувшись, как же пить?

Я опустил голову, и слабый розовый отблеск воспоминаний осветил мое лицо.

– А то еще, бывало, чокнутся и говорят: «Будьте здоровы», или «Исполнение желаний», или «Дай бог, как говорится».

– А как говорится? – заинтересовался внук.

– Да никак не говорится. Просто так говорилось. А, то еще говорили: «Пью этот бокал за Веру Семеновну».

– За Веру Семеновну, – значит, она сама не пила?

– Какое! Иногда как лошадь пила.

– Так зачем же за нее? Дед, не спи! Заснул…

А я и не спал вовсе. Просто унесся в длинный полуосвещенный коридор воспоминаний.

Настолько не спал, что слышал, как, вздохнув и отойдя от меня к сестренке, Костя заметил соболезнующе:

– Совсем наш дед Аркадий из ума выжил.

– Кого выжил? – забеспокоилась сердобольная сестра.

– Сам себя. Подумай, говорит, что пили что-то, от чего голова болела, а перед этим стукали рюмки об рюмки, а потом садились и начинали чертей ловить. После ложились под забор и умирали. Будьте здоровы, как говорится!

Брат и сестра взялись за руки и, размахивая ими, долго и сочувственно разглядывали меня.

Внук заметил, снова вздохнув:

– Старенький, как говорится.

Сестренке это понравилось.

– Спит, как говорится. Чокнись с ним скалкой по носу, как говорится.

– А какая-то Вера Семеновна пила, как лошадь.

– Как говорится, – скорбно покачала головой сестренка, – совсем дед поглупел, что там и говорить, как говорится.

Никогда, никогда молодость не может понять старости.

Плохо мне будет в 1954 году, ох, плохо!.. Кхе-кхе!..



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю