Текст книги "Граждане"
Автор книги: Аркадий Аверченко
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Аркадий Аверченко
Граждане
Когда я зашёл вчера к Оголтелову, он взглянул в моё лицо и ахнул.
– Что с тобой?
– Беда, брат!
Он вскочил с дивана, на котором лежал, и подбежал ко мне.
– Ты меня пугаешь! Что случилось?
– Вероисповедные законы взяты министерством обратно! Положение Думы шаткое.
Оголтелов лёг опять на диван, заложил руки за голову и задумчиво сказал:
– Тебе не случалось замечать, что иногда встречаешься с человеком, знаешь его, даже дружишь с ним и – ничего не подмечаешь. Но вот мелькает в нём какая-нибудь маленькая чёрточка, микроскопический зигзаг, и сразу осветит его: эге, думаешь… Да ведь ты, братец, дурак!
– Мне не случалось, – отвечал я после некоторого размышления. – А тебе… случалось?
– Да. Не так давно. Сейчас.
– Оголтелов! – сказал я, покачав головою. – Я не дурак… Но мне больно!
– Что тебе больно?
– Что осуществление гражданских свобод всё отодвигается и отодвигается.
– И очень тебе больно?
– Чрезвычайно.
– Может быть, ты бы заплакал?
– Мне очень грустно, Оголтелов.
– Ты извини, что я без жилета!
– Почему ты извиняешься?
– Тебе очень важно, чтобы жилет, в который ты сейчас не прочь заплакать, был бы на ком-нибудь надет? Если не важно, достань в шкафу любой из жилетов и плачь на него.
Я печально смотрел в угол.
– И законы о печати отсрочены, потому что не решён вопрос о чрезвычайном положении… А чрезвычайное положение не может решиться без урегулирования законов о печати. И никаких русскому гражданину нет гражданских свобод.
– Они ему не нужны, – лениво улыбнулся Оголтелов.
– Тт… то есть… кккак… не нужны?
– Да так. Ну, посуди сам: ведь ты человек, в сущности, не глупый; ну куда русскому человеку – гражданские свободы?
– Да что же он, не человек, что ли?
– Конечно, не человек.
– А кто ж он?
– Он?
Оголтелов встал с дивана и принялся одеваться.
– Если ты свободен, пойдём прогуляемся. На улице я тебе покажу русского человека.
* * *
Мы вышли на улицу, и Оголтелов, взяв меня под руку, подошёл к одинокому извозчику.
– Эй ты!
– Пожалуйте-с!
– Нет, не пожалуйте… А что это у тебя на руках?
– Рукавицы, – отвечал оторопевший извозчик.
– Рукавицы? Ах ты мерзавец! В участок хочешь? В Сибири сгною тебя, подлец! Брось рукавицы!
– Ваше благородие! Нешто ж можно… Опять же хозяйскую вещь…
– Бррось рукавицы! – истерически закричал Оголтелов. – Тебе говорю – брось! Какой твой номер? Вот мы его сейчас запишем! Ты, негодяй, не знаешь этого, что ли?
Оголтелов, пошарил в карманах и вынул счёт от прачки.
– Вот. Не читал? Насидишься ты у меня в тюрьме!
Извозчик, путаясь в армяке, торопливо и неуклюже слез с козел, стащил с головы шапку и стал на колени.
– Батюшка! Не погуби… Чичас брошу, чтоб им пусто было.
– То-то. Учить вас, дураков, нужно. Пойдём брат.
Оголтелов взял меня под руку и зашагал дальше.
– Видал?
– Слушай… Ты берёшь безграмотного, глупого извозчика и строишь на этом…
– Хорошо! Я возьму грамотного, неглупого не извозчика. Эй, молодой человек!
Мимо нас проходил какой-то господин в котелке и золотом пенсне.
– Молодой человек!
– Что вам угодно? – удивлённо спросил прохожий, останавливаясь.
– Это вы сейчас узнаете. Не будете ли вы так добры пожаловать под эти вот ворота? На одну минутку.
– Что вам нужно? Отстаньте, я вас не знаю!
– Не знаете? – ядовито засмеялся Оголтелов. – Удивительно! Эй, дворник! Вот этого господина… Позвольте! Вы не вырывайтесь: вам же хуже будет…
– По какому праву вы… – возмущённо начал прохожий, вырываясь.
– Это вы узнаете там, куда я вас предоставлю после результата обыска. Позвольте вас обыскать… Эй, дворник! Что ж ты, осёл, стоишь, открыв рот. Помоги мне!
Оголтелов толкнул дворника в грудь, ввёл прохожего в арку под воротами и внушительно сказал:
– Если вы добровольно покоритесь – вам же лучше будет. Если при вас ничего подозрительного нет, я вас отпущу. Поднимите руки… Вот так. Это что, паспорт? Ага! Позвольте… жилетный карман. Благодарю вас! Извините, что обеспокоил. Можете идти.
Прохожий испуганно огляделся, застегнулся и быстро зашагал от нас.
– Эй! – закричал ему Оголтелов. – Может быть, вы хотите жаловаться? Может, вы считаете меня не имеющим права так поступать? Вы скажите… Желаете жаловаться?
– Не-ет! – донесся из темноты несмелый голос. – Я ничего не имею…
Оголтелов погрозил дворнику пальцем, взял меня за руку и, отведя в сторону, спросил:
– Нет ли тут поблизости какого-нибудь общественного учреждения: церкви, почты или театра?
– Вот в следующем доме почтовое отделение. А что?
Оголтелов вынул из кармана какую-то большую бумагу и развернул её.
– Смотри… Видишь – плакат! Самая магическая штука для русского человека. Всего четыре слова: «Вход посторонним строго запрещается». Смотри.
Оголтелов прицепил бумагу к дверям почтовой конторы и отвёл меня в сторону.
– Смотри!
Изредка по улице деловито пробегали прохожие. Они добегали до дверей почтовой конторы, хватались за дверную ручку, сейчас же отдёргивали руку и, потоптавшись у дверей, уходили медленными, нерешительными шагами.
Один чиновник, с телеграммой в руке, стоял у дверей минуты три, очевидно размышляя про себя:
«Постороннее он лицо или нет?»
Решив, что постороннее, почесался, махнул рукой и пошёл обратно.
Я не выдержал.
– Слушайте! – закричал я, догоняя его. – Почему вы не вошли в контору?
– Да там надпись: посторонним нельзя.
– Чудак вы! Ведь это же общественное учреждение: для публики! Разве может кто-нибудь ни с того ни с сего запретить вход на почту?
Он призадумался.
– Бог его знает. А вдруг, может.
Я разозлился.
– Осёл вы этакий! Как вы смеете разговаривать со мной, держа руки в карманах! Знаете, кто я такой?! Последнюю телеграмму с лондонской биржи читали? Налог за самовар уплатили? Почему в калошах? О менингите слышали? Вон из этого города! Чтоб духу вашего не было.
В голосе моём дрожали слёзы.
Невдалеке стоял Оголтелов и, держась за бока, смеялся до упаду.
