Текст книги "Пояс Ипполиты"

Автор книги: Аркадий Крупняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ладно! Это потом. Борак! Развяжи воров и унеси в дом коны. Они живы?

– Думаю, живы. Но без сознания.

Приказав старику увести и накормить коней, коной взвалил своего пленника на плечо и понес. Борак шагал с грузом за ним.

– Оставь своего в этой комнате и не своди с него глаз. Я положу воришку в спальне коны. Будем их допрашивать раздельно, а потом сравним.

Бросив на кровать коны какую-то шкуру, Агаэт перенес на нее пленника, вынул затычку изо рта. Лицо было покрыто толстым слоем пыли.

Отвязав руки от ног, коной выпрямил юношу, положил вверх лицом. Потом принес кувшин, омыл лицо водой, но юноша не приходил в себя. Агаэт глянул на штаны, они ему по-прежнему нравились. «Зачем ему штаны,– подумал коной,– все равно отец прикажет его убить. А умереть он может и в моих старых». Коной снял с юноши сыромятные, с короткими голенищами сапожки, расстегнул опушку и потянул за штанины. Сначала обнажился пупок, потом показались курчавые рыжеватые волосы лобка, еще рывок – и коной от неожиданности вскрикнул. Это была женщина!

Смущенный, он сразу отскочил в сторону, потом подбежал, быстро надернул штаны, затянул, завязал шнурок, уселся сбоку. Это не только смутило его, но и напугало. Молодая женщина, скорее всего девушка; могла ли она быть конокрадом... «А что, если это ойропата?! – мелькнуло в его голове,-Ведь ходили же недавно слухи, что в Тирамбо появились ой-ропаты». Чтобы убедиться в этом, коной дрожащими руками расстегнул куртку, распахнул ее... Слева открылась полная, как мегерская чаша для вина, грудь, а справа был чуть заметный коричневый бугорок прижога. Да, это ойропата! И, судя по отмытому лицу, молодая, красивая женщина. Агаэт сдернул с ее головы колпак – рассыпались рыжеватые густые пряди волос. Тут девушка проснулась, резко села, бросила руку на бедро. Ножа на поясе не было. Она снова откинулась на шкуру, закрыла глаза.

– Дай мне нож! – прохрипела она, немного погодя.

– Чтобы убить мужчину? Ты же ойропата.

– Чтобы убить себя! Ойропаты в плену – мерзость!

– Еще успеешь. Сперва скажи, хорошо ли красть чужих лошадей?

– Мы не крадем – мы берем у вас в долг. Позднее уплатим сторицей.

– Не мешало бы поговорить со мной. Я хозяин этих табунов.

– А хорошо ли красть женские штаны?

– Клянусь, я не узнал, что ты женщина.

– Не мешало бы спросить меня сначала.

– Зачем вам столько много лошадей?

– А тебе?

– Скиф без коня – не скиф, а презренный склот.

– Ты же один, а нас много. Более двух тысяч.

– Не советую врать, красотка. В соседней комнате твоя подружка, мы проверим.

– Зачем мне тебя обманывать. Скоро все будут знать в округе, что мы заложили в степи город...

– Кто это мы?

– Амазонки из Фермоскиры. Или ойропаты, как зовут нас твои сородичи.

– Где этот город?

– Где-то в степи, за Рыжим камнем.

– А-а, это, наверно, Катамба. Падающая вода, по-вашему.

– Скорее всего, там есть маленький водопадик. Зачем тебе это знать?

– Чтобы забрать украденных у меня лошадей.

– Глядите на хвастуна! То, что попало в руку амазонки, можно отсечь только с рукой.

– Ты тоже хвастовством сильна. Забыла, что скифы конокрадов закапывают живыми, а у хвастунов вырывают язык.

– Нашел чем хвалиться. Амазонки не боятся смерти. Так сказано во втором завете.

– Слышал я про ваши заветы...– Агаэт замолчал, подумал: мы молоды, красивы. Вот одной остался день жизни, я отдам ее отцу, он прикажет её умертвить, и все. А она ершится, вспоминает заветы, которые глупы, никому не нужны. Да и сам я хорош – мне бы говорить о ее красоте, целовать ее алые губы, а я пугаю ее смертью, жалею сотню лошадей...

– Как тебя зовут, хозяин табунов? – перебила его мысль амазонка.– Меня – Лебея.

– Я Агаэт.

– Мне холодно, Агаэт. Я замерзаю.

– Верю. В степи пора заморозков.

– Это твой дом? Почему тут не топят?

– Нет, это скотный двор. До моего стойбища день пути.

– Скоро мы поедем?

–  Взойдет солнце, высушит степь, и поедем.

– Я хочу спать. Укрой меня шкурой.

– Сама укройся.

– Тогда развяжи мне руки. Клянусь, я не убегу.

– А почему ты не спрашиваешь о подруге?

– Она уже побывала на агапевессе и знает, как вести себя с мужчинами.

– А ты разве не была на агапевессе? Я много слышал про вашу Долину любви.

– Не была. Туда пускают не всякую.

– И тебя не целовал ни один мужчина?

– Ни один.

– Никогда не поверю,– сказал коной и рассмеялся.

– От вашего брата мало радости. Ты веришь, там в Тирамбо, мы с подругой ходили в камыши...

– Зачем?

– Сам знаешь. Ты думаешь, что только мужики желают радостных утех. Мы, женщины, может еще больше хотим ласки, наслаждений.

– Ну и что же, в камышах?

– Нас поймали и заволокли в какую-то лачугу двое скифов. От моего так густо воняло протухшей рыбой, меня стошнило прямо на него, и он растерялся. Я убежала и более в камыши не ходила.

– От меня тоже воняет? Я ведь скиф...

– Твой запах мне приятен. Ты пахнешь конским потом, а для амазонки нет лучшего запаха, чем запах лошади.

Агаэт снял путы с рук Лебеи, она потрясла затекшими кистями и хотела юркнуть под одеяло из верблюжьей шерсти.

– Придется снять штаны и куртку,– сказал Агаэт.

– Зачем?!

– Они же у тебя в грязи и пыли. А это постель царицы.

– Я тогда совсем закоченею!

– Закидаю тебя шкурами.

– Ладно. Отвернись.

– Стоит ли? Я же видел тебя обнаженной.

– Не зря богиня заповедовала нам убивать мужиков,– зло сказала Лебея и начала спускать штаны.

В сущности, Лебея совсем не знала мужчин. Начиная с аннория, ей говорили, что мужчины грязные скоты и ничего не заслуживают кроме смерти. На агапевессе она еще не была ни разу, ну а единственная встреча в камышах с вонючим рыбаком совсем обескуражила ее. С одной стороны, надо бы брезговать, отвращаться от мужского тела, с другой стороны, что-то  притягивало к коною ее. Ей хотелось ощутить тепло тела (шкуры, которые он набросал на нее, нисколько не согревали). Как бы ни коротки были ее знания мужских побуждений, она знала, что они (особенно молодые) лезут к девушке при всяком случае. А коной ей очень понравился. Тихо лег спиной к куче шкур, в которые она была завернута, и, кажется, заснул. У Лебеи неожиданно заработало воображение. Она представила, как Агаэт приподнимает край шкур, протискивается под них, прижимается к ее обнаженной спине, кладет теплую руку на сосок груди. Она притворяется спящей, но тело предательски выдает ее – оно все содрогается... Потом он нежно поворачивает ее сбоку на спину и приникает губами к соску...

– О, святая Дева! – воскликнула Лебея,– О чем я думаю! Завтра меня, наверное, убьют, а я мысленно в объятиях мужчины. Мне надо думать, как спасти себя и Гипаретту. Может, этот молодой скиф умышленно устроил ночевку, ведь ничто не мешало ему продолжать путь. Но почему тогда он не развяжет мне хотя бы руки? Нет! Он не хотел моего спасения. Если бы это было так – проще отпустить меня. Может, он хочет близости, ждет, чтоб я первая пошла ему навстречу? Будь что будет, пора что-то предпринимать – ночь близится к концу...

Думал ли Агаэт, что этот короткий остаток ночи изменит всю его судьбу. Он представил, как привезет отцу и знатным гостям конокрадов, как вытянется лицо Тиры, когда она узнает, что воры – любимые ею амазонки. Он уже много лет был в обиде на мать, что та не посетила его ни разу в степи. Ему сейчас хотелось сделать ей неприятное.

Нет-нет да в сознании мелькнет мысль о судьбе девушек, он не желает их смерти. Особенно поразило его стройное и красивое тело Лебеи. Убить такое прекрасное существо? Есть ли что-нибудь нелепее этого? Лица амазонки он почти не видел в полумраке, но напускная грубоватость в ее разговоре, ее интонации ему нравились. Внутренний голос шепнул ему в какой-то миг: «Красивое тело, приятный голос, но она... амазонка. А ты забыл связать ее». Он раскрыл одеяло, на перине в полумгле белело обольстительное женское тело. Агаэт ожидал возражений, сопротивления, но девушка даже не пошевелилась. Она как будто ожидала чего-то. Он взял ее руки, завел за спину и накинул веревочную петлю. Другим концом веревки связал ей ноги. И вдруг услышал:

– Никогда не думала, что скифы такие дураки. Мало того, что ты обнажил меня неизвестно для чего, так ты еще...

– Но ты же удерешь.

– Сколько раз говорить тебе, олуху, что я не убегу, а скорее замерзну.

– Ладно, поверю тебе, развяжу. Но ты всю ночь будешь мне рассказывать сказку. Греки такие мастера на выдумки.

– Зачем тебе мифы? Хотя забыла – ты же еще сосунок.

– Не груби. А то как врежу по ягодицам.

Лебея долго молчала, потом попросила:

– Подоткни одеяло со всех сторон, и я расскажу тебе миф про Персея и Андромеду. Когда я была в гимнасии, его мне поведала слепая Ферида. Слушай. В давние времена жил герой Персей. Ты знаешь, кто такой герой?

– Откуда...

– Это человек, рожденный смертной женщиной, а зачала она его от бога. В тех местах на острове жила Медуза Горгона. Стоило человеку взглянуть в ее страшное лицо, и он сразу превращался в камень. Персей задумал отрубить голову медузе, и это ему удалось. Запрятав ее голову в мешок, хотел удалиться с острова, но увидел прикованную к скале красивую девушку...

– Такую, как ты?

– Я же не дочь царя. А то была дочь царя – Андромеда, ее принесли в жертву морскому дракону, и он в то утро должен был увлечь ее в море. Персей с первого взгляда полюбил Андромеду и сказал, что он ее спасет – убьет змея.

– Оставь меня,– сказала девушка.– Я не хочу, чтобы ты умирал. Дракон всесилен, его нельзя убить.

– Я тоже не хочу, чтобы ты умирала,– сказал Персей.

Когда из вод вынырнуло чудовище, он открыл мешок и показал Горгону змею. Дракон превратился в скалу, а рядом с ним Андромеда увидела каменного Персея. Она тоже полюбила юношу и, не раздумывая, поглядела в глаза Медузы.

– Они и сейчас, наверное, стоят, каменные, на том берегу?

– Нет. Боги вознесли их в небо. Я когда-нибудь покажу тебе созвездие Персея и Андромеды. О, как я завидую этим влюбленным!

– В небе?

– Конечно, не в скифских степях. У здешних мужчин рыбья кровь.

– Не скажу. Я всю жизнь мечтаю полюбить. Но некого.

–Ты лучше разденься и согрей меня. Или ты стар и немощен, или боишься, что я лишу тебя невинности. Может, ты вообще трус?

– Ну, погоди, бесстыжая, я покажу тебе труса, покажу!

Он вынул нож, рассек веревку и резко придвинулся к девушке.

– Ну, что ты торопишься, дурачок. Ноги развяжи. Скифянок ты тоже связываешь перед этим?..

Если в степи, куда уехал Агаэт, за эти сутки произошло многое, то и в стойбище его отца хозяева и гости не дремали. Царь Агат напился до того, что побил кону и чуть не прогнал ее на скотный двор. Кона набросилась на царицу Тиру за то, что та увлекла Агата в степь для прелюбодейства. На что Тира сказала открыто:

– У меня от кона сын Агаэт, я ему больше чем жена. А ты только скотница в его владениях, поезжай туда и крути волам хвосты.

На семейном совете Агат и его братья точно расписали, сколько воинов, лошадей и соленой рыбы и мяса доставить в Фанагорию в случае начала войны против Гекатея и боспорцев. Атосса на этом совете заявила, что ее дочь Агнесса пошлет в этом случае Перисада с флотом за воительницами Годейры, их около двух тысяч, а в бою они стоят двадцати тысяч боспорцев. Тира сказала, что ее муж Гекатей со своими синдами не в счет, воевать придется с боспорцами царя Сотира. Атосса тут же предложила: поскольку основная сила восстания будет женская, то возглавлять повстанцев должна царица Тира, а ее помощником будет кон Агат.

О краже коней из табунов Тира и Атосса уже знали и ждали Агаэта с пойманными конокрадами. Кто эти похитители лошадей? Атосса догадывалась. Обдумывала, как бы их спасти.

* * *

Утомленные ласками, они уснули. Коной уже не думал о веревках.

Проснулся около полудня от того, что замерз. Лебеи под одеялом не было. Бросился к скамье, штаны тоже исчезли. Он заметался по комнате, увидел переброшенные через спинку кровати штаны амазонки. Натянул их, выскочил в соседнюю комнату. Там за столом сидели Лебея, Борак и Гипаретта.

– Оглядись, коной – ты одел чужие штаны! – крикнул Борак, и все трое громко рассмеялись.

– Что будем делать, Борак? – хмуро спросил Агаэт.

– Поедем домой. Травы уже высохли.

– Но наших пленниц убьют. А я не хочу этого!

– Сказано тебе, милый, амазонки не боятся смерти. К тому же, я познала в эту ночь прелесть любви и мне не страшно умереть.

– Доверимся нашей судьбе, – грустно произнесла Гипаретта.– Может она будет к нам благосклонна.

– Мы же не украли у них ни одной лошади,– сказала Лебея.– За что же нас убивать?

– Зато ваши подруги угнали со двора две сотни коров и волов,– заметил Борак.– Кона с досады искусает все губы. Она своими руками придушит вас.

– Может отпустим их, Борак? Скажем, что проспали.

– Прости, мой господин, но ты плохо придумал. Я не хочу, чтобы Гипаретта покинула меня. Я более никого не смогу полюбить. А ты разве поменяешь свою Лебею на наших чумазых скифянок?

– Я лучше сам умру, но с нею не расстанусь. Надо придумать что-то иное. Ты, Борак, хитер на выдумки. Давай!

– Кони украдены, волы угнаны, нас видели пастухи и загонщики,– сказала Гипаретта,– Что тут можно придумать?

– Если вы нас любите,– помедлив немного, сказала Лебея,– то отпустите. И кто помешает приехать к нам через седьмицу, мы договоримся и встретимся у озера.

– Мы ведь тоже будем без вас тосковать и терзаться любовью.

– Ты умница, Лебея! – воскликнул Агаэт. – Собирайтесь, мы вас проводим.

* * *

Кон Агат спал ночью беспокойно. Ему снилась черная выжженная степь, затянутые дымом небеса с багряными полосами на горизонте. Снился сын Агаэт, он все время пытался догнать молодую рыжую кобылешку, но это ему никак не удавалось. Сам кон тоже пытался ему помочь, то вставал на пути скачущей лошади с раскинутыми широко руками, то закидывал на ее шею аркан, но петля все время падала на спину коня и соскальзывала на землю. Один раз аркан каким-то немыслимым образом запутался в хвосте кобылицы, его рвануло, и кон проснулся. Агат испугался мрачного сновидения и больше не мог уснуть. Вспомнилось решение весной идти войной на Синдику и Боспор, и это испугало его еще больше. «Стар становлюсь, глуп становлюсь,– думал кон.– Баб послушал; пьяных братьев послушал. Расхвастался, как мальчишка – табуны не считаны, степи не меряны, как будто лошадей пошлю воевать. На коня воина посадить надо, ему оружие дать надо, накормить-напоить. А у меня воинов все меньше и меньше, земли пустеют, бабы рожают мало, а если рожают, то дети хилые, девчонки мрут, как мухи. Да и откуда быть им не хилыми, если матери прокопчены дымом очагов, пропылены пылью кибиток. С конскими табунами хорошо, там приплод растет сам собой, а наши склотки прячутся от мужиков под кибиткой, и детей становится все меньше и меньше. Боспорских баб в полтора раза больше, чем мужиков, а у нас ^вДва раза меньше. Да и пустокровны они, холодны, как лягушки. Какое потомство они могут дать, если ночами прячутся от мужиков в сене да в кустах. Не зря мой сын не хочет брать в жены скифянок, так можно и без внуков остаться». Агат вспомнил давнюю поездку в Тиритаку. Ах, какие там были горячие молодые вдовушки-боспорки. Хорошо бы обновить прокисшую скифскую кровь, но где в степи возьмешь девок эллинских кровей?

После бессонной ночи он уснул и проспал почти до полудня. Разбудила его Тира, тоже заспанная и растрепанная:

– Не мешало бы опохмелиться, милый мой кон. А бурдюки сухи.

– Пусть принесут полные. Иди под навес, я скоро буду.

Под навесом на воловьих шкурах сидела Атосса, по-скифски подобрав под себя ноги. Этой гостьи и подруги Тиры кон побаивался и не понимал. Агат был суеверен и подозревал, что эллинка волшебница. В прошлой беседе он заметил, что она предугадывала все его вопросы и отвечала на них до того, как он успевал их задавать. Ему и сегодня захотелось побеседовать с хитроумной гостьей, и он догнал Тиру и сказал ей тихо:

– Задержись в подвале, дай мне поговорить с твоей подругой. Очень нужно.

– Я не ревную, мой драгоценный, но предупреждаю...

– Шутки в сторону, Тира. Оставь нас вдвоем.

Он вошел под навес, сел напротив Атоссы:

– Хорошо ли ночевала, дорогая гостья? – спросил он, улыбаясь.– Не болела ли голова?

– Добрейший хозяин хочет спросить, не выпили ли мы лишнего на вчерашнем Совете? Не приняли ли мы скороспешных решений? Я отвечу – сомнения твои, великий кон, напрасны. Уж не думаешь ли ты...

– Не думаю. Но начинать большую войну, когда...

– Я знаю, что тебя беспокоит. Почему так долго не возвращается твой сын Агаэт?

– До вечера еще далеко. Я знаю – он поймал двух конокрадов.

– Они, я думаю, не украли ни одной вашей лошади. И не хочешь ли ты спросить, где твоя кона? Почему ее нет в стойбище? _

– Где же она?

– Она ускакала на скотный двор. Там воры угнали две сотни голов скота.

– Где ж были пастухи и загонщики? Я им поотрываю головы!

– И напрасно. Они с твоим сыном всю ночь торчали у конских табунов. Я так думаю.

– Ты ясновидящая? Вот привезет Агаэт конокрадов...

– Он их не привезет. Двое юношей, я думаю, удрали.

– Мой сын не разиня!

– Но он молод и влюбчив.

– При чем тут это?!

– А при том, что никаких юношей не было.

– А кто же пойман?

– Две хорошенькие девушки.

– Как они очутились в глухой степи?

– Ты слышал про амазонок?

– Откуда в наших степях амазонки?! В Тирамбо – иное дело.

Там их уже нет. Две тысячи лихих воительниц высадились на берегах Танаиса, как раз в середине твоих владений.

– Откуда ты знаешь это, уважаемая?

– Я только что видела Агаэта.

– Он возвратился?!

– Да. И на нем амазонские боевые штаны...

– У него не было своих штанов?

– Думаю, что были. Но он их снял, когда узнал, что...

– Не говори дальше. Эта хитрая баба надула его, как мальчишку!

– И правильно сделала.

– Где этот сосунок?! Я его выпорю принародно! Эй, кто там?

– Не спеши, мудрый кон. Ты осрамишь на всю степь влюбленного коноя. Как же ты тогда отдашь ему полцарства?

– Но так меня совсем оставят без табунов! Это же разорение!

Восклицания Агата были неуверенными – он вспомнил слова Атоссы на Совете о числе и воинственности амазонок, он понимал, если привлечь на свою сторону этих свирепых баб, то идти на Боспор можно смело. То, о чем кон еще не успел подумать, ему подсказала Атосса.

– Выслушай еще один мой совет, благочестивый Агат. Что бы там ни случилось на скотном дворе, не расспрашивай сына, не брани его. Придет время, и он, может быть, принесет тебе внука сильного, здорового, смелого.

– Ты знаешь, дорогая гостья, что они... поладили в прошлую ночь?

– Я знаю другое – амазонки не дарят штаны просто так.

Под навес вошла Тира – она была расстроена.

– Где ты была?-спросил Агат.– Что случилось? Ты плакала?

– Я виделась с Агаэтом. Он не захотел признать меня матерью.

– Стоит плакать из-за этого! – воскликнула Атосса.– Если столько лет ты не вспоминала о нем...

– Не переживай, милая Тира,– Агат взял царицу за руку, посадил рядом с собой.– В нем бушует обида. Потом он полюбит тебя. Ведь он наш сын, независимо от того...

– Вот он идет. Позови его, добрый кон.

– Эй, Агаэт! Иди сюда! Ты почему не спешишь поделиться со мной своими успехами?

– Я не хотел мешать вашей беседе. Да и какие у меня успехи.

– Откуда у тебя, дражайший коной, такие красивые штаны?– спросила, хитро прищурив глаза, Атосса.

– Это трофей,– пробормотал Агаэт и хотел отойти.

– Постой, погоди,– отец ухватил его руку – Насколько я понимаю – это женские штаны.

– Такие носят только амазонки,– добавила Атосса.– Не хочешь ли ты, мой юный друг, сказать, что их отдала тебе ой-ропата?

– У нас в степи об этом обычно не спрашивают. Я бы хотел поговорить с тобой наедине, отец.

– Пойдем, Атосса. Мы спустимся в подвал – там обещали нам дать вина.

Тира и Атосса отошли, Агат посадил сына рядом, спросил:

– Правда ли это? Женщины обычно знают, что говорят. Ты уснул там на скотном дворе, и девчонка улизнула в твоих штанах.

– Это неправда, отец. Я сам отпустил ее.

– Значит, вы спали вместе?

– Я очень люблю ее, отец.

– Почему же ты не показал ее мне?

– Ты бы убил ее, я знаю.

– Плохо знаешь, сын мой. Если она скоро будет матерью моего внука...

– Значит, ты не гневаешься на нас?!

– Она красивая? Сильная? Ловкая?

– Позволь, я поскачу туда?! Мы приедем, и ты увидишь сам! – Я выеду с рассвета.

– Не спеши. Ты же не вольный склот, чтобы красть женщин тайно. Ты коной всей пританаисской степи. Надо приготовить подарок.

– Я подарю ей лучшего коня!

– Да не ей, а царице. Отца и мать, я полагаю, амазонка не знает. Бери сотню молодых скифов, выберите в степи два самых больших табуна, и подари нашим соседкам. Тогда им не нужно будет красть чужих лошадей. Ты – царевич, и подарок должен быть царским. Выбери самых красивых скифов. Может, амазонки захотят породниться с нами. Иди.

* * *

Жизнь на новом месте налаживалась. Место решили начать Новая Фермоскира, но название это не нравилось. Молодые амазонки стали звать город Камышовой Фермоскирой, а попросту – Камыши. Они хоть и не привыкли к работе, но устраивали свою жизнь со старанием. Сделали жилье, навесы для сотенных конюшен, а скоро появились кони.

Лошадей раздали амазонкам. Всем, конечно, не хватило, но радость в камышовом поселении была великая. Коней вычистили, остригли гривы, укоротили хвосты – амазонки снова почувствовали себя наездницами. Кони намного облегчили труд, жизнь в поселении пошла веселее.

Годейра продолжала упорядочивать жизнь сотен. Был снова создан Совет Шести. В него вошли: Годейра, Гелона, Беата, ферида, Лаэрта и Бакид.

Совет после долгих споров постановил забыть все шесть заветов Ипполиты и строить Новую Фермоскиру по-новому. Мужчин в поселение допускать, при набегах их не убивать, а если появятся у амазонок дети, мальчиков отдавать отцам, а девочек– Лаэрте и Фериде на воспитание. Надумали также построить храм и молиться там не Ипполите, а богине Деметре. Это на будущее. В набеги не ходить, пока амазонское воинство не окрепнет; храмов не строить, пока Гелона не узнает все про Деметру. Богиню эту предложил Бакид, сказав, что Деметре поклоняются не только эллины, но и многие скифы, синды и меоты.

Против этого было восстала Беата, но ей на Совете сказали, что пономархе пока хватит дел по добыче лошадей. Молодым амазонкам обещали ввести агапевессу, когда в набегах будут добыты мужчины. Как проводить агапевессу при новых порядках, никто не знал, надеялись, что будущее подскажет, как. Ферида после Совета зашла к царице, но ее остановили У входа и сказали, что Годейра просила ее не беспокоить -она думает о новой агапевессе. Ферида решительно оттолкнула стражницу и вошла в покой, говоря:

– Я расскажу ей такое, что она сразу забудет про мужиков.

– О чем ты хочешь рассказать, благородная Ферида? Я слушаю.

– Ты одна?

– Тут Беата? Говори.

– Ты знаешь, что Атосса послала разведку в Фермоскиру?

– Перисад говорил мне, что туда уплыла Агнесса...

– Агнесса в Тиритаке, в постели у боспорского царевича. Она обманула мать – послала вместо себя Мелету.

– Что хочет знать Атосса о Фермоскире? Я думаю, Агнесса выболтала тебе?

– Главное, что беспокоит старуху – это золотой Кумир Девы и пояс Ипполиты.

– Но его же нет! – воскликнула Беата.

– Есть! Атосса изготовила его, израсходовав на украшение все свои сокровища.

– Стало быть...

– Стало быть, она пошлет туда Перисада с его флотом, и они выкрадут пояс и Деву, а в ней много золота, слоновой кости и серебра.

– Перисад предан мне,– как-то неуверенно сказала Годейра.

– Держи карман шире, подруга,– Беата сплюнула в сторону.– Когда он узнает про золото...

– Атосса женит его на дочке,– сказала Ферида,– они ринутся туда сразу же.

– Им надо помешать,– решительно сказала Годейра.– Но как?

– Я прошу тебя помнить, царица,– тихо произнесла слепая,– нам надо бы спасти от Атоссы мою внучку Мелету. Как только она вернется, эта змея ее умертвит.

– Ты права, Ферида,– нам рано думать об агапевессах...

В покои вбежала Лаэрта.

– Царица, позволь сказать Беате?

– Говори.

– Полемарха, беда! Из конюшен пришла весть – твоя Лебея, а с нею и Гипаретта, не вернулись из похода.

– Я их оставила в засаде у озера! – воскликнула Беата, вскочив.– Их искали?

– Ищут второй день.

– Поедем к озеру,-спокойно сказала царица – Там должны быть следы. Дорогой поговорим. Гелона, прикажи подать нам лошадей.

– Охрану будешь брать, Великая?!

– Не нужно. Никто не должен знать...

* * *

Лебея и Гипаретта ехали по степи рядом. Поводья опущены, кони идут тихо.

– О чем думаешь, подруга? – спросила Гипаретта, когда они молча проехали не менее часа.

– О любви.

– Но почему так мрачно твое лицо? Любовь – радость!

– Для меня эта любовь – первая и последняя. Скоро я умру.

– Не думай так. Теперь законы Фермоскиры не так суровы. Да и твоя мать полемарха – неужели она пошлет тебя на смерть?

– Она пошлет меня под суд. А это хуже смерти. Это позор. Все узнают... Я не вынесу. Почему я не думала об этом при Агаэте. Я в ту ночь забыла все на свете.

– Ты думаешь умереть до встречи с матерью?

– Да. Здесь, в степи.

– Как, хотела бы я знать?

– Я все обдумала. Скоро озеро, где мы были пленены. Я заплыву на середину...

– А я буду смотреть, как ты гибнешь? Я уйду на дно за тобой.

– Во всем виновата я.

– По законам Фермоскиры...

– Законы эти древние и мудрые. Они нас оберегали от любви. А любовь женщины – самое страшное, как я теперь поняла. Смерть и любовь – две вечные подруги.

– Я ведь тоже люблю своего Борака. Утонем вместе.

Лебея покачала головой, но ничего не сказала. Кони по-прежнему шли размеренным шагом. Больше говорить ни о чем не хотелось.

Не доезжая до озера, Гипаретта толкнула подругу рукой:

– Нам не судьба умереть. Смотри – у озера люди.

– Это моя мать и царица. Я их узнала.

– Наверно, приехали купаться.

– Нет. Они без охраны. Ищут нас.

Их уже заметили. Царица и полемарха перевели коней на рысь и поехали навстречу. Подруги спешились, встали рядом, виновато склонив головы. Беата натянула поводья, остановилась перед дочерью. Чуть поодаль встала царица. Полемарха, как всегда, строго и коротко произнесла:

– Говори.

– Убей меня, великая полемарха. Здесь же.

– За что же?

– Я опозорила себя, тебя и Фермоскиру.

– Плен?

– Да. Я полюбила скифа. Я предала заветы Девы. Убей сейчас же!

– Я не палач, Лебея,– все так же жестко ответила Беата.– Будет суд!

– Тогда прости меня, мама, я сама!– И Лебея выхватила нож из чехла.

– Сотенная Лебея! – это крикнула царица.– Остановись! А ты, полемарха, поезжай домой! Я сделаю сама все, что надо, и догоню тебя. Я приказываю тебе, Беата!

Полемарха ударила коня плеткой и ускакала.

– Я сама предам тебя смерти, Лебея, но ты должна мне все Рассказать о своей вине.

Годейра спрыгнула с коня, села напротив девушек на валун.

– Но сперва скажи, кто тот скиф?

– Он сын царя Агата, владетеля табунов.

– И он тоже любит тебя?

– Иначе разве отпустил бы...

– Вы условились встретиться? Где?

– Здесь, на этом месте. Через неделю.

– Вы все рассказали ему о нас?

– Не все, но многое.

– И он...

– Он говорил только о любви. Я так мало знала об этом. И еще...

– Хватит. Сходите с коней и – в воду. Охладитесь. Вам предстоит обратный путь к царю скифов. Пока вы будете купаться, я подумаю о том, что с вами делать дальше. Скорее всего, вам предстоит еще более трудный и дальний путь. Только без глупостей в воде! – крикнула она вслед девушкам, медленно шагающим к озеру.

Царица просидела на берегу не меньше часа. Девушки уже вышли из воды и лежали на траве молча. Наконец Годейра махнула рукой, приглашая к себе. На лице ее Лебея увидела улыбку – видимо, царица придумала что-то интересное.

– Вам не придется возвращаться в Камыши, дочери Фермоскиры. Пока. Сейчас вы поедете к своим возлюбленным и пригласите их ко мне на завтра же.

– Они не пойдут.

– Почему?

– Они не великой храбрости люди. Они еще молоды.

– Скажите, что. они должны, как это называется, посвататься к вам. Их не тронут. На Священном Совете мы решили больше не убивать мужчин.

– Хорошо, мы поедем, царица. Обратно нам возвращаться вместе с ними?

– Нет, дочери, нет. Пусть Агаэт собирается, а вы тут же, сменив лошадей, скачите сюда к озеру. Вас тут будет ждать скиф Бакид. Втроем вы поедете степью по краткому пути к морю, в город Горгипию. Скиф должен знать этот путь. Там вы будете ждать прихода в порт корабля царевича Митродора. Запомните это имя. Вместе с ним приедет Мелета. Вы ее знаете?

– Как же. Наша подруга.

– Это хорошо. Все, что нужно вам. там сделать, я скажу скифу. Бакид найдет вас здесь и тоже все расскажет. Для чего, как вы думаете?

– Чтобы в случае гибели скифа мы знали, что делать.

– Правильно! Я верю, что сделаете все хорошо, раз понимаете. Ждите скифа, только не усните, как в прошлый раз.

– Прости, Великая, но почему именно нам ты поручила это дело, если думаешь, что мы снова уснем на посту? – спросила Лебея.

– Потому что вы побывали у скифов и вернулись живыми. А потом скажем, что вы не были в плену, а исполняли мой приказ. Езжайте с богом!

Годейра догнала Беату скоро. Та ждала ее около рощицы у дороги.

Когда конь царицы поравнялся с лошадью полемархи, Беата дрожащим голосом спросила:

– Ты убила их?

– Ты сама этого хотела.

– Как ты могла? У тебя же у самой была дочь. Помнишь Кадмею...

– Не говори о Кадмее! Эта рана на моем сердце кровоточит до сих пор. Разве у меня могла подняться рука на эти два влюбленных сердца? Я отпустила их.

– Отпустила?! К скифам? Они же их растерзают?

– Не думаю. Скорее царь скифов пошлет к нам сватов.

– Откуда ты взяла это слово? Я не знаю его!

– Многих слов мы не знаем. Не знали слова «муж» – теперь узнали. Не знали слова «брат», теперь у Мелеты Лотиды есть брат...

– Священный Совет не позволит...

– Почему же? В нем есть мужчина – Бакид. Он совсем новый, наш Совет. Все у нас ново. Город мы назвали Новая Фермоскира...

– «Мы назвали». Наездницы зовут его Камышовая Фермоскира!

– И они правы. А когда мы были в гавани Тирамбо, у нас была камышовая агапевесса. Слышала об этом?

– Кстати, об агапевессе. С этим делом надо что-то предпринять.

– Я тоже думала об этом. Но где взять трутней?

– А думала ли ты, царица, куда нам ходить в набеги? На скифские кочевья?

– Куда ходить в набеги – это забота полемархи, а не царицы.

– Ну, хотя бы подумай, где взять трутней.

– Кроме как у скифов – негде. Не зря же я заговорила о сватах. Завтра, ну, может быть, послезавтра приедет царевич со сватом, мы их и пригласим...

– На камышовую агапевессу,– с усмешкой произнесла Беата.– Нечего сказать, до хороших дней докатилась гордая Фермоскира.

– Не кощунствуй, Беата, пойми одно – жизнь идет вперед, все меняется. В море дочери Фермоскиры познали неволю, а в бухте Тирамбо они узнали, что мужчины приносят не только войну, но и ласку, нежность, заботу о женщине. И теперь они не потерпят старую агапевессу.