Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 32"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Данил Корецкий,Пол Уильям Андерсон,Генри Каттнер,Дмитрий Биленкин,Эдуард Геворкян,Всеволод Ревич,Михаил Орлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

И вот теперь все это отхлынуло. И между прочим, совсем не потому, что Логовенко хоть в чем-то убедил меня или заставил себе поверить. Дело совсем в ином.

К ощущению профессионального поражения я за полтора месяца уже притерпелся. («Муки совести непереносимы» – вот одно из маленьких неприятных открытий, которые делаешь с возрастом.) Руль больше не вырывало у меня из рук – я передал его другим. И теперь, с некоторой даже отстраненностью, я отмечал (для себя), что Комов, пожалуй, слишком все-таки сгущает краски, а Леонид Андреевич, по своему обыкновению, чересчур уж уверен в счастливом исходе любого катаклизма…

Я снова был на своем месте, и снова мною владели только привычные заботы, – например, наладить постоянный и достаточно плотный поток информации для тех, кому надлежит принимать решения.

Вечером 15-го я получил от Комова приказ действовать по своему усмотрению.

Утром 16-го я вызвал к себе Тойво Глумова. Без всяких предварительных объяснений я дал ему прочесть запись беседы в «Доме Леонида». Замечательно, что я был практически уверен в успехе.

Да и с чего мне было сомневаться?

ДОКУМЕНТ 20

Рабочая фонограмма.

Дата:16 мая 99 года.

Собеседники:М. Каммерер, начальник отдела ЧП; Т. Глумов, инспектор.

Тема:х х х

Содержание:х х х

Глумов: Что было в этих лакунах?

Каммерер: Браво. Ну и выдержка у тебя, малыш. Когда я понял, что к чему, я, помнится, полчаса по стенам бегал.

Глумов: Так что было в лакунах?

Каммерер: Неизвестно.

Глумов: То есть как – неизвестно?

Каммерер: А так. Комов и Горбовский не помнят, что было в лакунах. Они никаких лакун не заметили. А восстановить фонограмму невозможно. Она даже не стерта, она просто уничтожена. На лакунных участках решетки разрушена молекулярная структура.

Глумов: Странная манера вести переговоры.

Каммерер: Придется привыкать.

Пауза.

Глумов: Ну, и что теперь будет?

Каммерер: Пока мы слишком мало знаем. Вообще-то видятся только две возможожности. Либо мы научимся с ними сосуществовать. Либо..

Глумов: Есть третья возможность.

Каммерер: Не горячись. Нет третьей возможности.

Глумов: Есть третья возможность! Они с нами не церемонятся!

Каммерер: Это не довод.

Глумов: Это довод! Они не спрашивали разрешения у Мирового Совета! Много лет они ведут тайную деятельность по превращению людей в нелюдей! Они ведут эксперименты над людьми! И даже сейчас, когда они разоблачены, они приходят на переговоры и позволяют себе…

Каммерер (прерывает): То, что ты хочешь предложить, можно сделать либо открыто – и тогда человечество станет свидетелем вполне отвратительного насилия; либо тайком, гнусненько, за спиной общественного мнения…

Глумов (прерывает): Это все слова! Суть же в том, что человечество не должно быть инкубатором для нелюдей и тем более полигоном для их проклятых экспериментов! Простите, Биг-Баг, но вы сделали ошибку. Вам не следовало посвящать в это дело ни Комова, ни Горбовского. Вы поставили их в дурацкое положение. Это дело КОМКОНа-2, оно целиком в нашей компетенции. Я думаю, и сейчас еще не поздно. Возьмем этот грех на душу.

Каммерер: Слушай, откуда у тебя эта ксенофобия? Ведь это не странники, это не прогрессоры, которых ты ненавидишь…

Глумов: У меня такое чувство, что они еще хуже прогрессоров. Они предатели. Они паразиты. Вроде этих ос, которые откладывают яйца в гусениц…

Пауза.

Каммерер: Говори-говори. Выговаривайся.

Глумов: Не буду больше ничего говорить. Бесполезно. Пять лет я занимаюсь этим делом под вашим руководством, и все пять лет я бреду, как слепой щенок… Ну хотя бы сейчас скажите мне: когда вы узнали правду? Когда вы поняли, что это не странники? Шесть месяцев назад? Восемь месяцев?

Каммерер: Меньше двух.

Глумов: Все равно… Несколько недель назад. Я понимаю, у вас были свои соображения, вы не хотели посвящать меня во все детали, но как вы могли скрыть от меня, что изменился сам объект? Как вы могли себе это позволить – заставить меня валять дурака? Чтобы я валял дурака перед Горбовским и Комовым… Меня в жар бросает, когда я вспоминаю!

Каммерер: А ты не можешь допустить, что тому была причина?

Глумов: Могу. Но мне от этого не легче. Причины этой я не знаю и даже представить ее себе не умею… И что-то я по вашему виду не замечаю, чтобы вы собирались ее мне сообщить! Нет, Биг-Баг, хватит с меня. Я не гожусь работать с вами. Отпустите меня, я все равно уйду.

Пауза.

Каммерер: Я не мог рассказать тебе правду. Сначала я не мог рассказать тебе правду, потому, что не знал, что нам с нею делать. В скобках: я и сейчас не знаю, что с нею делать, но сейчас все решения взвалены на другие плечи…

Глумов: Не надо оправдываться, Биг-Баг.

Каммерер: Молчи. Тебе все равно меня не разозлить. Ты очень любишь правду? Так ты ее сейчас получишь. Всю.

Пауза.

Каммерер: Потом я послал тебя в институт Чудаков и снова вынужден был ждать…

Глумов (прерывает): Причем здесь…

Каммерер (прерывает): Я сказал – молчи! Правду говорить нелегко, Тойво. Не резать правду-матку, как это любят в молодости, а преподносить ее такому вот… зеленому, самоуверенному, всезнающему и всепонимающему… Молчи и слушай.

Пауза.

Каммерер: Потом я получил ответ из института. Этот ответ сбил меня с ног. Я-то считал, что проявляю рутинную предусмотрительность, а оказалось… Слушай, вот ты сейчас читал запись. Тебе ничего в ней не показалось странным?

Глумов: В ней все странное…

Каммерер: Ну, давай-давай, включи. Прочти еще разок, только внимательно, с самого начала, с шапки. Ну?

Глумов: «Только для членов Президиума…» Как это понимать?

Камммерер: Ну? Ну?

Глумов: Вы дали мне прочесть документ высшей конфиденциальности… Почему?

Каммерер (медленно и едва ли не вкрадчиво): Как ты заметил, в этом документе есть лакуны. Так вот, теплится у меня надежда, что когда придет твое время, ты по старой памяти, по старой дружбе эти лакуны мне заполнишь.

Длинная пауза.

Каммерер: Вот так-то выглядит вся правда. В той ее части, которая касается тебя. Как только я узнал, что в институте Чудаков они занимаются отсортировкой, я сразу наладил всех вас туда, одного за другим, под разными идиотскими предлогами. Это была просто мера элементарной предосторожности, понимаешь? Чтобы не оставить противнику ни малейшего шанса. Чтобы быть уверенным… Нет, уверен я и так был… Чтобы знать совершенно точно: среди моих сотрудников только люди…

Пауза.

Каммерер: У них там агрегат… якобы для выявления «чудаков». Они пропускают через него всех посетителей. На самом деле машина эта ищет так называемый «зубец т» ментограммы, он же «импульс Логовенко». Если у человека имеется годная для инициирования третья импульсная система, в его ментограмме появляется этот растреклятый зубец Т. Так вот, у тебя этот зубец есть.

Длинная пауза.

Глумов: Это-же ерунда, Биг-Баг.

Пауза.

Глумов: Они водят вас за нос!

Пауза.

Глумов: Это же провокация! Они просто хотят вывести меня из игры! По-видимому, я узнал что-то важное, только сам пока не понимаю, что именно, и они хотят меня убрать… Это же элементарно!

Пауза.

Глумов: Вы же знаете меня с детства! Я прошел тысячи медкомиссий, я – самый обыкновенный человек! Не верьте им, Биг-Баг! Кто вам дает информацию?.. Нет, я не имя спрашиваю… Подумайте, откуда он все это может знать? Он же наверняка сам из этих… Как вы ему можете верить? (Кричит.) Не во мне же дело! Я все равно уйду! Но они вот таким же манером без единого выстрела расстреляют весь КОМКОН! Вы об этом подумали?

Пауза.

Глумов (упавшим голосом): Что же мне делать? Ведь вы наверняка придумали, что мне теперь делать…

Каммерер: Послушай. Не надо так расстраиваться. Пока еще ничего страшного не произошло. Что ты так раскричался, словно к тебе уже «Ухмыляясь приближаются с ножами»? В конце концов, все ведь в твоих руках! Не захочешь – и все останется, как есть!

Глумов: Откуда вы знаете?

Каммерер: Да ниоткуда я ничего не знаю. Я знаю столько же, сколько и ты. Ты же читал только что… Третья импульсная – это же только потенция, ее ведь нужно инициировать… Потом начинается это самое… Восхождение от уровня к уровню… Хотел бы я посмотреть, как они это сделают с тобой без твоей воли!

Пауза.

Глумов: Да. (Истерически смеется.) Ну и нагнали вы на меня страху, шеф!

Каммерер: Это ты просто не сообразил.

Глумов: Я просто удеру! Пусть-ка они меня поищут! А найдут, станут приставать… Вы им скажите, что я им не советую!

Каммерер: Вряд ли они захотят со мной разговаривать.

Глумов: То есть?

Каммерер: Ну, видишь ли, мы для них не авторитет. Нам теперь придется привыкать к совершенно новой ситуации. Не мы теперь определяем время бесед, не мы определяем тему… Мы вообще потеряли контроль над событиями. А ситуация, согласись, небывалая! У нас на Земле, среди нас, действует сила… И даже не сила, а силища! И мы ничего о ней не знаем. Вернее, знаем только то, что нам разрешают знать, а это, согласись, едва ли не хуже, чем полное незнание. Неуютно, а? Нет, я ничего не могу сказать плохого об этих люденах, но ведь и хорошего о них ничего не известно!

Пауза.

Каммерер: Они знают о нас все, а мы о них – ничего. Это унизительно. Сейчас каждый из нас, кто соприкасается с ситуацией, испытывает чувство униженности… Вот нам предстоит подвергнуть глубокому ментоскопированию двух членов Всемирного Совета – только для того, чтобы восстановить, о чем же это там шла речь во время исторического собеседования в «Доме Леонида»… И заметь, ни члены Совета, ни мы этого ментоскопирования не хотим, оно унижает нас всех, а деваться некуда, хотя шансы на успех, как ты сам понимаешь, менее чем пробематичны…

Глумов: Но у вас же есть своя агентура среди них!

Каммерер: Точнее, не «среди», а около. «Среди» – это мечта. Причем, боюсь недостижимая… Кто из них захочет помогать нам? Зачем это им? Какое им до нас дело? А? Тойво!

Длинная пауза.

Глумов: Нет, Максим. Я не хочу. Я все понимаю, но я…

Каммерер: Страшно?

Глумов: Не знаю. Просто не хочу. Я – человек, и я не хочу быть никем другим. Я не хочу смотреть на вас сверху вниз. Я не хочу, чтобы уважаемые и любимые мною люди казались мне детьми. Я понимаю: вы надеетесь, что человеческое во мне сохранится… Может быть, у вас даже есть основания на это надеяться. Но я не хочу рисковать. Не хочу!

Пауза.

Каммерер: Что ж… В конце концов, это даже похвально.

(Конец документа 20)

* * *

Я был уверен в успехе. Я ошибся.

Все-таки я плохо тебя знал, Тойво Глумов, мой мальчик. Ты казался мне более жестким, более защищенным, более фанатичным, если угодно.

И наконец, несколько слов об истинной цели этого моего мемуара.

Мой читатель, знакомый с книгой «Пять биографий века», уже догадался, наверное, что цель эта состоит в том, чтобы опровергнуть сенсационную гипотезу П. Сороки и Э. Брауна, будто Тойво Глумов, еще будучи в Гиганде прогрессором, попал в поле зрения люденов и был опознан ими как свой. Будто тогда же был он ими превращен, переведен на соответствующий уровень и заслан ко мне в КОМКОН-2 в качестве не столько даже соглядатая, сколько дезинформатора и мизинтерпретатора. Будто на протяжении пяти лет он только тем и занимался, что подогревал в КОМКОНе атмосферу охоты за странниками, интерпретируя каждый неверный шаг, каждый просчет, каждую небрежность люденов как проявления деятельности ненавистной сверхцивилизации. Пять лет водил он за нос все руководство КОМКОНа-2 и прежде всего, конечно, шефа своего и покровителя Максима Каммерера. А когда люденов все-таки удалось разоблачить, он разыграл перед доверчивым Биг-Багом последнюю душещипательную комедию и вышел из игры.

Полагаю, что каждый непредубежденный читатель, не знакомый с построениями Сороки и Брауна, дочитавши меня до этого места, пожмет плечами и скажет: «Что за чушь, какая странная у них идея, она же противоречит всему тому, что я только что прочел…» Что же касается читателя предубежденного, читателя, который раньше знал Тойво Глумова только по «Пяти биографиям», то я могу посоветовать ему только одно: постарайтесь взглянуть на предложенный вам материал беспристрастно, не надо подсыпать перчику в проблему люденов, сделавшуюся сегодня уже несколько пресной.

Слов нет, история Большого Откровения содержит много «белых пятен», но я со всей ответственностью утверждаю, что к Тойво Глумову эти пятна никакого отношения не имеют. И со всей ответственностью я заявляю, что все хитроумные построения П. Сорки И Э. Брауна – это просто легкомысленная чушь, очередная попытка взяться правой рукой за левое ухо через-под левое колено.

Что же касается «Последней душещипательной комедии», то я только об одном жалею, только за одно кляну себя и по сей день. Не понял я тогда, старый толстокожий носорог, не сумел предощутить, что вижу Тойво Глумова в последний раз.

ДОКУМЕНТ 21

Свердловск, «Тополь 11», кв. 9716, М. Каммереру.

Биг-Баг!

Сегодня меня посетил Логовенко. Беседа продолжалась с 12.15 до 14.О5. Логовенко был очень убедителен. Суть – все не так просто, как мы себе это представляем. Например, утверждается, будто пери– од стационарного развития человечества заканчивается, близится эпоха потрясений (биосоциальных и психосоциальных), главная зада– ча люденов в отношении человечества, – оказывается стоять на страже (так сказать, «Над пропастью во ржи»). В настоящее время на Земле и в космосе обитают и играют 432 людена. Мне предлагает– ся стать четыреста тридцать третьим, для чего я должен прибыть в Харьков, в институт Чудаков, послезавтра, 20 мая, к 10. 00.

Враг рода человеческого нашептывает мне, что только полный идиот способен отказаться от такого шанса. Этот шепот мне удается заглушить без особого труда, ибо я – человек непрестижный, как вам хорошо известно, и не терплю элиты ни в каком обличье. Не скрою, что впечатление от последней беседы с вами запало мне в душу гораздо глубже, нежели мне хотелось бы. Крайне неприятно ощущать себя дезиртиром. Я бы не колебался в выборе ни секунды, но я уверен абсолютно: как только они превратят меня в людена, ничего не останется от наших прежних намерений. Признайтесь, в глубине души и вы думаете то же самое.

Я не поеду в Харьков. За эти дни я основательно все обдумал, и я не поеду в Харьков, во-первых, потому, что это было бы предательством по отношению к Асе. Во-вторых, потому, что я люблю мать и высоко почитаю ее. В-третьих, потому, что я люблю своих товарищей и свое прошлое. Преврашение в людена – это моя смерть. Это гораздо хуже смерти, потому что для тех, кто меня любит, я останусь живым, но неузнаваемо отвратным. Спесивым, самодовольным, самоуверенным типом. Вдобавок еще и вечным, наверное.

Завтра я вслед за Асей улетаю на Пандору.

Прощайте. Желаю вам удачи.

Ваш Т. Глумов.

18 мая 99 г.

(Конец документа 21)

ДОКУМЕНТ 22

Рапорт-доклад N 086/99 КОМКОН-2 «Урал – Север».

Дата: 14 ноября 99 года.

Автор:С. Мтбевари, инспектор

Тема 081: «Волны гасят ветер».

Содержание:разговор с Т. Глумовым.

Согласно вашему распоряжению воспроизвожу по памяти мою беседу с бывшим инспектором Т. Глумовым, происшедшую в середине июля с. г. Около 17 часов, когда я находился в своем рабочем кабинете, раздался видеофонный вызов, и на экране появилось лицо Т. Глумова. Он был весел, оживлен, шумно меня приветствовал. C тех пор, как я его видел в последний раз, он слегка пополнел. Последовал примерно такой разговор.

Глумов: Куда девался шеф? Я пытаюсь связаться с ним весь день, и без вся кого толку.

Я: Шеф в командировке, вернется не скоро.

Глумов: Очень жалко. Он мне позарез нужен. Я бы очень хотел с ним поговорить.

Я: Сделай письмо. Ему перешлют.

Глумов (поразмыслив): Долгая история. (Эту фразу я помню точно.) Я: Тогда скажи, что ему передать. Или как с тобой связаться. Я запишу.

Глумов: Нет. Мне непременно лично.

Больше ничего существенного сказано не было. Точнее я не помню.

Хочу подчеркнуть, что в то время я знал о Т. Глумове только то, что он уволился по личным обстоятельствам и убыл к жене на Пандору. Именно по этому мне не пришло в голову выполнить самые элементарные действия, а именно: зарегистрировать разговор; установить канал связи; поставить в известность президента и т. д. могу добавить только: у меня сохранилось впечатление, будто Т. Глумов находился в помещении, освещенным естественным, солнечным светом. Видимо, в тот момент он находился на Земле в восточном полушарии.

Сандро Мтбевари

(Конец документа 22)

ДОКУМЕНТ 23

Президенту сектора «Урал-Север». КК-2.

Дата:22 января 101 года.

Автор:М. Каммерер, начальник отдела ЧП.

Тема 050:Т. Глумов, метагом.

Президент!

Мне нечего вам сообщить. Встреча не состоялась. Я прождал его на Красном пляже до темноты. Он не явился.

Конечно, не составило бы труда отправиться к нему домой и подождать его там, но, мне кажется, это было бы тактической ошибкой. Ведь он не имеет целью морочить нас. Он просто забывает. Подождем еще.

М. Каммерер

(Конец документа 23)

ДОКУМЕНТ 24

КОМКОН-1 Председателю комиссии «Метагом» Комову Г. Ю.

Мой капитан!

Препровождаю тебе два любопытных текста, имеющих прямое отношение к предмету твоего нынешнего азарта.

Текст 1. (Записка Т. Глумова, адресованная М. Каммереру.)

Дорогой Биг-Баг!

Я кругом виноват. Но готов исправиться. Послезавтра, 2-го, ровно в 20.00. Обещаю все объяснить. Хотя, как я понимаю, особой необходимости в этом пока нет.

Текст 2.(Письмо А. Глумовой, адресованное М. Каммереру вместе с запиской Т. Глумова.)

Уважаемый Максим!

Он просил меня переслать вам эту записку. Почему он сам не послал ее вам? Почему просто не позвонил вам, чтобы назначить свидание? Ничего этого я не понимаю. Последнее время я вообще редко его понимаю, даже когда речь идет о самых, казалось бы, простых вещах. Зато я знаю, что он несчастен. Как и все они. Когда он со мной, он мучается скукой. Когда он там, у себя, он обо мне тоскует, иначе он бы не возвращался. Жить так ему, разумеется, невозможно, и он должен будет выбрать что-то одно. Я знаю, что именно он выберет. Последнее время он возвращается все реже и реже. Я знаю его собратьев, которые и вовсе перестали возвращаться. Им больше нечего делать на Земле.

Что касается его приглашения, то, конечно, я рада буду вас увидеть, но не рассчитывайте, что он будет. Я – не рассчитываю.

Ваша А. Глумова.

Разумеется, Каммерер пришел на свидание, и разумеется, Т. Глумов не явился.

Они уходят, мой капитан. Собственно говоря, они ушли. Совсем. Несчастные, и оставив за собой несчастных. Человечность. Это серьезно.

Они были слишком несчастливы с самого начала. Только долго считали, что это лишь на время. Пока они одиночки. Пока у них нет своего настоящего общества. Своего человечества. Их стало достаточно много, чтобы увидеть: это не спасает. Общество одиночек невозможно. Отрыв от нас слишком дорого обошелся люденам…

Плата оказалась слишком велика. Человеку, пусть он и называет себя люденом, противопоказано обходиться без человечества.

Как все это не похоже на те апокалиптические картины, которые мы рисовали друг другу четыре года назад! Помнишь, как старик Горбовский, хитро улыбаясь, прокряхтел: «Волны гасят ветер…»? Все мы понимающе закивали, а ты, помнится, даже продолжил эту цитату с видом многозначительным до кретинизма. Но разве мы поняли его тогда? Никто из нас не понял. И теперь, мой капитан, когда они ушли и не вернутся больше, мы все вздохнули теперь с облегчением? Или с сожалением? Я не знаю. А ты?

Твой Атос.

13.11.102 года.

(Конец документа 24)

И ПОСЛЕДНИЙ ДОКУМЕНТ

«Максим!

Я ничего не могу сделать. Передо мной расшаркиваются в извинениях, меня уверяют в совершенном уважении и сочувствии, но ничего не меняется. Они уже сделали Тойво «фактом истории».

Я понимаю, почему молчит Тойво – ему все это безразлично, да и где он, в каких мирах?

Я догадываюсь, почему молчит Ася – страшно сказать, но ее, видимо, убедили.

Но почему молчите вы? Ведь вы любили его, я знаю, и он любил вас!

М. Глумова.

30 июня 126 года. Нарва-Йыэсуу»

Как видите, я не молчу больше, Майя Тойвовна. Я сказал. Все, что мог, и все что сумел сказать.

Эдуард Геворкян (Арк. Бегов)
СКАКАЛКА

Второе солнце наполовину вышло из-за неровного горизонта, синий рассвет медленно сменялся малахитовыми разводами.

Представитель Арбитража невнимательно перебирал разложенные квадратные пластины мнемоблоков, затем отодвинул их.

– Вы понимаете, что я вправе здесь и сейчас, немедленно, сместить вас и остановить работы до прибытия комиссии?

Диспетчер, невысокий худощавый мужчина, обвел взглядом присутствующих, издал странный звук «гымк-к», но ничего не ответил.

– С таким чудовищным нарушением инструкций еще не приходилось встречаться, – продолжал представитель. – Мне кажется, что диспетчерская служба знала обо всем. Кто же теперь будет отвечать?:

– А вам, Александр, непременно нужны головы виноватых? – подал голос мужчина в спецкостюме трассера.

Представитель Арбитража барабанил пальцами по мнемоблоку.

– Головы надо снимать с поставщиков, одну за другой, – вдруг заговорил диспетчер. – Отставание по Трассе на восемь недель, люди устали, вот и пользуются каждой возможностью… – Он осекся под тяжелым взглядом представителя и снова издал «гымк-к».

– Ну ладно! – поднялся с места мужчина в спецкостюме. – На сегодня пока все. Александр, вы, пожалуйста, задержитесь.

Комната опустела. Мужчина в спецкостюме подошел к окну. В стекло снаружи ударилась небольшая птица, а может, большое насекомое. Мужчина щелкнул ногтем по темному стеклу, птица-насекомое сгинула.

– Тебе привет от Жени, – сказал представитель Арбитража.

– Спасибо. Как она там?

– Спасибо. Вот-вот станет бабушкой.

– Да-а… Двадцать лет не виделись… Ты, смотрю, все в Арбитраже…

– А ты бессменный начальник проходки…

– С твоей помощью могу в ближайшее время сдать дела.

– Хорошо, что ты понимаешь…

– Понимаю. Пойми и ты, что люди не могут месяцами выкладываться здесь, на Трассе, не видя неба и травы. Не видя, наконец, своих детей! И эта чертова иллюминация: восходы синие, малахитовые, фиолетовые, дни желтые и багряные, закаты вообще… В глазах рябит!

– Позволь, Юргис, а что, на других станциях было легче? Здесь хоть кислородный мир.

Юргис хотел что-то сказать, но тут загудел вызов.

– Войдите! – сказал начальник проходки.

Золотистый прямоугольник растаял. В проеме возникла высокая женщина с запавшими глазами, двинулась к начальнику проходки. Юргис спокойно встретил ее взгляд, только плечи слегка подались вперед.

– Нашли? – тихо спросила она.

– Мы разбираемся, Клара, и пока нет оснований беспокоиться…

Женщина резко повернулась к представителю и спросила:

– Скажите, где он? Почему его не ищут?

– Его ищут, – веско ответил Поршнев. – Поверьте, ищут везде. Объявлен всеобщий розыск. Его найдут. Мы ждем…

– Буду ждать здесь, – заявила Клара и опустилась в кресло.

– Пожалуйста, – пожал плечами Юргис. – Как тебе удобнее.

Поршнев помассировал виски и вздохнул. Опять нарушение инструкций вело к трагедии. Опять из-за пустяка ломалась судьба людей.

Трасса… От планеты к планете, от звезды к звезде идут линии самого дерзкого предприятия, задуманного и осуществляемого человеком. Монтаж станций внепространственного переноса длится уже четвертое десятилетие. На первую станцию – два-три года.

Затем переброска оборудования по ВП, все грузится на огромные транспортеры типа «Рубеж», приходят десантники и ведут эти субсветовые грузовозы к планете, выбранной для следующей станции. Цикл повторяется: высадка, налаживание полевой ВП и прием трассеров. А трассеры сразу разворачивают стройплощадку ВП-стационара…

Когда-то и Поршнев восхищался подвигами трассеров, но работа в Арбитраже сделала его скупым на эмоции. Иногда подвиг одного человека был следствием головотяпства и безалаберности другого.

Несмотря на строгие ограничения, трассеры часто пользовались грузовым ВП, особенно в выходные: один соскучился по детям, оставшимся на Большой, другому захотелось погулять по травке под голубым небом… На предупреждения медиков им плевать. Плюют на то, что режимы грузового и пассажирского ВП разные, и на то, что пользование пассажирским ВП разрешено не чаще раза в год. Пусть на линиях строгий медконтроль, служба регистрации и все такое – инструкции не для трассеров писаны! Теперь выясняется, что дети тоже пользуются ВП. Несчастный случай не заставляет себя ждать: исчез семилетний Юра Дьяков, пропал, сгинул на линии. Клара Дьякова на грани нервного коллапса, отец Юры держит себя в руках, но надолго ли его хватит…

Юргис Жемайтис тоже осознавал остроту положения. С одной стороны, люди выматываются, по году-полтора не видят Землю, семейным еще трудней – дети на Большой, в школах. И лезет трассер в грузовые отсеки ВП, прячется за контейнерами, бегает от биоконтроля по переходам. А в последнее время, уже на Хандзе, и дети, кто пошустрее, стали к родителям на воскресенье «прыгать» – благо на грузовых ВП практически нет людей. С другой стороны, на Большой-то куда смотрят? На станциях никакого контроля. А с детей какой спрос: им и к родителям хочется, и за тухтелями – местными животными – погоняться… В итоге мать находит за ящиками личную куртку сына и начинает сходить с ума.

Впрочем, начальник проходки отвечает за все. Если медики запрещают частые ВП, значит, есть причины: малоизученные деривации и все такое. Детям же частые ВП особо не рекомендуются. О мутагенезе давно говорят.

– Со школой связь поддерживается? – спросил Поршнев, когда они с Юргисом вышли в коридор.

Клара осталась в комнате.

– Да. Если объявится, сразу же сообщат.

– Если объявится…

– Шанс есть. Мизерный, но есть. Он мог так хорошо спрятаться, что просто заблудился. Грузовой ВП – это не пассажирский салон, там масса отсеков, переходов, секций. Заблудился, скинул куртку… А пока шастал, было два переноса – сюда и обратно, на Большую. Выбрался, сообразил, что к чему, а тут объявили розыск. Теперь прячется, пережидает суматоху. Ему всего семь лет…

– В худшем же случае произошел аварийный сброс, и его выбросило где-нибудь на Кане, на Магдалине или Плунжере… На любой из девяти отработанных планет. Планет, абсолютно не пригодных для жизни. Тогда шансов нет. В блоке ВП воздуха столько, сколько прихвачено с Земли. Пока диспетчеры разберутся, все будет кончено.

– Разве внештатный сброс не фиксируется?

– Если сразу же доброска, то… не знаю! Запроси Большую.

– Я думаю, это уже выяснили. И если нет сообщения…

Перемычка в дальнем конце коридора рассосалась, послышались голоса, появилась группа трассеров. Вперед выступил высокий краснолицый мужчина, державший за ухо жалобно нывшего мальчишку.

– Юра Дьяков?! – дернулся вперед Поршнев. – Нашелся!

– Это Витторио, мой паршивец, – пояснил краснолицый мужчина. – Пролез, понимаете, на грузовозку. Заскучал, говорит… Поршнев медленно набрал сквозь зубы воздух.

– Так что, вы хотите, чтобы мы его выпороли?

– Что? – не понял краснолицый.

– Подвергли телесным наказаниям, – пояснил Жемайтис.

– Вы тут шутите, Юргис, а малец клянется, будто знает, где его дружок прячется.

– Мальчик, – ласково сказал Жемайтис, – где же ты был раньше?

– В школе, – неожиданно густым басом отозвался мальчик и вдруг, заревев, уткнулся в ремень отцовского спецкостюма.

Болота на Хандзе – вовсе не болота, непонятно, кто их и болотами назвал. Вода по колено, желтые точки светятся и бегают, а дно илистое, но плотное. Здесь всегда дымка, и разноцветные дни смазываются в бесконечное переливчатое марево, вроде северного сияния на Земле, на Большой.

Юре здесь нравится. Взрослые тут еще не были, а кроме него, только Витька знает, ну и, наверное, Танька. Татьяне хоть и четыре года – в первый класс только осенью – но от нее никуда не спрячешься. Впрочем, главное, не трогать ее тухтеля Бобу. А как его не трогать, когда он сам под ноги лезет…

На одном из островков Юра оборудовал себе наблюдательный пункт. Пояс-летучку выпросил у семиклассника Демьяна – в обмен на кристалл хандзейского шпата. Демьян вцепился в кристалл мертвой хваткой, однако на правах старшего долго наставлял Юру о вредности ВП.

– Вот вырастет у тебя на пупке третий глаз или ногти шерстью зарастут… – пугал Демьян, но Юра этих сказок наслушался и сам был большим любителем жутких историй о ВП. На днях до того запугал Витторио, что тот в одиночку и подойти к станции боялся. Смешно! Даже Танька в эти сказки не верит. Хорошо бы Таньку напугать… Нет, этого еще никому не удавалось. Лучше вообще с ней не связываться.

Пластиковые листы Юра взял в прошлый раз у отца. Отец листов десять дал и не спросил для чего.

Хорошо, что не спросил. Врать – последнее дело. Обманывать тоже нельзя. Но в том, что он в свободные дни прыгает через «светлое окошко», обмана нет. Взрослые часто пользуются грузовозкой, хотя, когда видят детей на Хандзе, делают строгие глаза и качают головой. Однажды врач все-таки поймал Юру. Привел к отцу и долго пугал непредсказуемыми сдвигами в организме, но на Большую не сообщил, все-таки свой, из трассеров. Юру два часа держали в медкорлусе – брали анализы, просвечивали, задавали странные вопросы, а потом врач сказал: «Чтоб я тебя больше здесь не видел!» – и отвел к родителям. Но это было год назад, тогда Юра еще не умел прыгать.

Он аккуратно разрезал виброножом несколько листов пластика на треугольники, отсек верхушки, сварил Один шов, другой… Через несколько минут Юра собрал из пирамидок и цельных листов что-то вроде кресла. Это была Наблюдательная Башня короедов, или если подклеить еще два листа у основания – Сторожевой Замок Ночных Амазонок. Юра еще не решил, во что будет играть. Дернув пряжку летучки, он медленно поднялся в воздух и уселся на вершине своего сооружения. В школе, конечно, хорошо, но здесь совсем другое дело. У них в классе только Витька-Витторио из семьи трассеров, остальные ребята к ВП и близко не подходили. Хорошие ребята, только очень правильные. Если нельзя, то нельзя, и никого не уговоришь. Демьян, правда, хоть и семиклассник, но ничего: один раз Юра чуть было не уговорил его на Хандзе спрыгать. Демьян подумал, помялся, вздохнул и сказал: вообще-то он бы с удовольствием но обман он обман и есть, нехорошо. Хотя, при чем здесь обман? Одно дело – прыгать через грузовой ВП, другое – как он, Юра…

Желтые точки заметались быстрее, сложились в извилистые линии, потом снова равномерно рассыпались по воде. «Пок, пок, пок…» – лопнули большие пузыри. Запахло яблоками. Светящиеся точки лениво качнулись на волнах, и снова все замерло.

Юра крепко сжал пряжку летучки, сделал круг над островком и опустился рядом со своим сооружением. Такого еще не было. Интересно! Если островок окажется плавающим, то можно поиграть в Ныряющий Материк. Для этой игры нужно побольше народу. Витьку он уговорит. Танька сама объявится – не было еще такого, чтобы она не пронюхала, где он и с кем. Правда, Витька в последний раз кислый был, боялся один прыгать. Не надо было его пугать. Вместе, конечно, веселей, но у Юры получается лучше и голова не кружится. Пока он Витьку прятал, куртку потерял. Мать сердиться будет. Ничего, сегодня не хватятся, а вечером сразу в школу, к ужину. На сухом мшанике лежалось как на ковре. Юра закинул левую руку за голову, а локтем правой прикрыл глаза. Так смотрелось лучше. Вот первое солнце висит над головой, а вот второе вылезло из-за горизонта. Словно бумажные кружки, только один немного просвечивает, а второй – как из бархатной бумаги. Интересно! Если по-простому посмотреть, то из-за болотной дымки ничего не увидишь. Если долго так смотреть, то постепенно и звезды проступают – совсем маленькие кружочки. У некоторых рядом темные пылинки. Это планеты. Там, наверное, интереснее, чем на Хандзе, но туда без скафандра нельзя. А кто Юре даст скафандр? Надо поговорить с Демьяном. Семиклассникам, говорят, все можно, а если Демьян захочет, то Юра и его научит прыгать через «светлое окошко».