Текст книги "Остров Робинзона"
Автор книги: Аркадий Фидлер
Жанр:
Про индейцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Нет, господин, Арнак не умер!
– Неправда! – возразил я, повышая голос. – Арнака больше нет. Ты Пятница, и конец!
Юноша решительно, но очень спокойно произнес:
– А-р-н-а-к, господин!
Его невозмутимое упорство начало меня раздражать. Он открывался для меня с какой-то новой стороны, несвойственной его обычному поведению. Откуда бралось у этого краснокожего мальчишки такое упорство?
Я решил провести пробу сил, пусть бы мне даже пришлось при этом отхлестать его за непослушание.
– Пятница! – обратился я к Арнаку в тоне приказа. – Подай мне вон ту тыкву с водой!
Тыква лежала в нескольких шагах от костра.
Парень понял, что это вызов. Он замер, в нем вспыхнуло чувство протеста. Взгляд его, обращенный прямо на меня, был тверд. Однако написанное на моем лице выражение твердой решимости, видимо, удержало его от готовой разразиться вспышки. Он сник. Потом встал, медленно отошел от костра и принес мне тыкву с водой.
Я дружелюбно улыбнулся ему. Отпил глоток воды.
– Спасибо тебе, друг Пятница!
Парень сел на прежнее место у костра. Нервно пригладил волосы и, глядя в огонь, пояснил мне вежливо, но твердо:
– Арнак принес тебе воду, господин!
«Вот упрямый бес!» – подумал я с удивлением, хотя меня так и разбирала злость.
Пора дождей подходила к концу, ливни иссякали. Солнце, еще недавно стоявшее в дневные часы на севере, постепенно возвращалось в зенит. Зной с каждым днем становился все нестерпимее. Тяжелые работы мы старались теперь выполнять только по утрам, на рассвете, и вечерами, пока не стемнеет.
Возделанное поле, предмет моей гордости, доставляло не только радости, но и огорчения. Дело в том, что кукуруза взошла буйно и дружно, зато ячмень совсем зачах. С ним происходило что-то непонятное. Мало того, что он очень медленно прорастал, но и, поднявшись с трудом, на какой-нибудь вершок, словно испуганный своей дерзостью, начинал скручиваться, хиреть, сохнуть. Ему явно чего-то не хватало. Для меня так и осталось неразгаданной загадкой, отчего ячмень на острове у Робинзона Крузо так прекрасно прижился и давал богатый урожай, а у меня – полная неудача. Жаркий влажный климат, видимо, все-таки не подходил для культивирования ячменя. Мне становилось ясно, что ячмень – культура умеренного климата – совершенно не переносит тропической жары.
Зато кукуруза моя разрасталась на славу! Однако, когда она вытянулась выше человеческого роста и початки ее, плотно набитые множеством зерен, стали созревать, на нас свалились новые заботы. Многочисленное пернатое, да и четвероногое племя стало точить клювы и зубы на мое поле, с необычайной прожорливостью разворовывая урожай. Поочередно сменяя друг Друга, мы бдительно караулили поле с рассвета дотемна, а потом и круглые сутки, поскольку обнаружилось, что любители полакомиться кукурузой наведываются и по ночам.
Я караулил наравне с индейцами. В один из дней в часы моего дежурства мне понадобилось проверить участки леса, где я расставил новый вид силков на зайцев. Арнаку, ничем в тот момент не занятому, я поручил меня подменить.
– Пятница! – окликнул я его. – Мне надо идти в лес проверить силки. А ты покарауль пока кукурузу.
Уверенный, что он понял меня, я ушел. Каково же было мое изумление, когда, вернувшись из джунглей, я застал его сидящим на том же месте, где я его оставил.
– Ты почему здесь, а не на кукурузном поле? – возмутился я.
Бросив на меня косой взгляд, он ничего не ответил.
– А Вагура на поле? – спросил я.
– Не знаю.
– Кукуруза осталась без надзора?
– Может быть.
Меня охватил дикий гнев.
– Что это значит? Я велел тебе идти на поле!
– Нет, господин.
– Что? Нет? Вдобавок ко всему ты еще и лжешь? – вскипел я и занес руку, чтобы влепить ему затрещину. В ожидании удара он даже не шелохнулся.
Я не ударил. В его взгляде наряду с упрямством я прочел испуг и что-то похожее на мольбу. Это была немая мольба пощадить его достоинство. Рука у меня опустилась. Я опомнился.
– Арнак, – проговорил юноша сдавленным голосом, – Арнак не лжет.
– Не лжешь? – стиснул я кулаки. – Разве я не тебе велел караулить поле?
– Нет, господин. Не мне.
– Кому же, черт побери?
– Пятнице. – И тише добавил: – Я не Пятница, я – Арнак.
Я стал прозревать. Мне открылись дотоле скрытые тайники его души: это не было простое упрямство дикого индейца.
БУНТ МОЛОДЫХ ИНДЕЙЦЕВ
Проходили недели нашей совместной жизни. Я обретал все большую уверенность, что индейцы не вынашивают против меня враждебных замыслов. Во всяком случае, я не замечал в их поведении ничего подозрительного. Скорее наоборот: это я все еще вызывал у них какие-то опасения. Нередко я подмечал, как они украдкой бросали на меня пугливые взгляды. Я не мог найти этому объяснения, поскольку жили мы довольно дружно, а от мысли навязать им новые имена я быстро отказался, натолкнувшись на столь упорное с их стороны сопротивление.
– Почему вы боитесь меня? – спросил я их как-то без обиняков.
Они переглянулись и ничего не ответили. Молчание их служило лучшим доказательством того, что я не ошибался.
Я всегда относился к ним справедливо, разными способами выказывая свое расположение. Поэтому недоверчивость их меня удивляла.
– Арнак! – допытывался я. – Ты старше и разумнее! Я требую ответить мне, отчего вы меня боитесь! Потому что я белый, да?
Арнак медлил с ответом. Он был явно смущен.
– Причина в том, что я белый? – настаивал я.
– Нет, господин, – ответил он наконец, – не только…
– Да говори же толком, черт побери…
– Ты был на корабле…
– На корабле?
– Да, господин.
– Ну и что из этого? Ведь это я на корабле пришел тебе на помощь. Разве ты забыл об этом?
– Нет, господин. Но корабль был плохой… Он грабил наши деревни, убивал индейцев, увозил людей в рабство, издевался над ними… А ты был с ними…
– Значит, ты считаешь, что я такой же злодей и пират, как и все остальные на корабле?
– Не совсем, но…
– Но все-таки пират, да?
– Да, господин! – ответил индеец с подкупающей откровенностью.
– Ты ошибаешься, Арнак! Я не пират и не злодей! Я попал на пиратский корабль по жестокой необходимости, а не по своей воле… Вы боитесь, что я могу продать вас в рабство?
– Нет, господин! Продать нас нельзя, мы будем драться до последнего вздоха.
– Ты напрасно все это говоришь. До этого дело никогда не дойдет. Я ни за что не применю против вас силы… Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, а ведь рано или поздно это случится, вы поплывете в свою деревню, а я – на свою родину, на север.
Для придания этим словам вящей убедительности я рассказал им в доступной для их понимания форме о своих последних злоключениях в Вирджинии, объяснив, как и почему я совершенно случайно оказался на пиратском корабле.
Индейцы слушали меня с напряженным вниманием, но, когда я закончил рассказ, по их замкнутым лицам невозможно было понять, удалось ли мне развеять их сомнения. Хотя казалось, что да.
По вечерам у костра беседы наши нередко обращались к одной и той же теме: как нам вырваться из нашего островного заключения. Я решил, что мне лучше всего было бы добраться вместе с юношами до их родного селения, местоположение которого мы предполагали где-то недалеко к востоку от нас, на побережье материка. Я знал, что шторм, до того как бросить на скалы «Добрую Надежду», нес нас много дней кряду на юго-запад, и, значит, теперь устье реки Ориноко и родную деревню моих новых друзей следовало искать где-то на востоке. Попав в их деревню, я сумел бы затем с помощью индейцев добраться до заселенных англичанами Антильских островов.
В один из дней я отправился с Арнаком – Вагура оставался караулить кукурузу – на южную оконечность нашего острова, чтобы еще раз осмотреть пролив между островом и материком. Пролив был неширок, миль восемь-девять, однако морское течение, как уверял Арнак, было здесь очень сильным и устремлялось сначала с востока на запад, а потом поворачивало на север, в открытое море. Мы нашли место, с которого удобнее всего было бы отчалить от острова, но на чем?
– В том-то и дело – на чем? – произнес я вслух, скорее сам для себя, чем для своего спутника. – Вернее, всего было бы на лодке. Но сколько понадобится времени, чтобы изготовить лодку с помощью одного-единственного небольшого ножа?
– Можно выжечь дерево, господин, – подсказал идею Арнак.
– Выжечь можно, но это тоже потребует многих месяцев. Я думаю, надо еще раз попробовать на плоту. Как ты считаешь?
– Сильное течение…
– Плот построим попрочнее и с хорошим рулем, а кроме того, выстругаем три прочных весла. Поставим парус и пустимся в путь, когда ветер будет с севера в сторону земли. Я думаю, преодолеем течение.
– Парус? – переспросил индеец.
– Да, простой небольшой парус. У нас нет для этого парусины, но зато вокруг щедрая природа. Сплетем из тонких лиан плотную циновку, легкую и прочную, как полотно. Покроем ее широкими листьями, и получится парус – лучше не надо…
Я был исполнен уверенности в успехе, и вера эта передалась Арнаку. Переплыть втроем пролив с тремя веслами и под парусом представлялось нам теперь предприятием вполне осуществимым. Я не сомневался, что в самом скором времени нам удастся выбраться с острова. К строительству плота мы решили приступить сразу же после сбора кукурузы.
На южную оконечность острова мы добрались довольно быстро: до полудня оставалось еще немало времени. День, довольно пасмурный и не слишком жаркий, давал возможность идти сравнительно быстро, и, воспользовавшись этим, мы направились берегом дальше, на западную оконечность острова, которую я до сих пор совсем не знал. Подтвердились рассказы юношей: по пути мы встретили много следов черепах, выходивших по ночам из моря на сушу. Настоящее черепашье царство разместилось на выступающей в море песчаной косе. Здесь на каждом шагу встречались панцири черепах, нашедших на суше свою гибель.
– Сколько панцирей, – заметил я. – Много дохнет черепах…
– Это его работа! – пояснил Арнак. – Он любит есть черепах.
– Ягуар?
– Да, господин.
– Значит, правда, что ягуар переплывает пролив, как ты однажды рассказывал?
– Конечно, правда.
– Несмотря на течение?
– Он сильнее течения.
Мы обшарили прибрежные заросли, начинавшиеся сразу же за песчаными дюнами, и довольно быстро отыскали черепаху. Средней величины, она весила фунтов около пятидесяти. Мы перевернули ее на спину, прирезали, затем извлекли из панциря мясо и, завернув его В листья, уложили в две корзины, которые были у нас за плечами.
Пора было возвращаться, и тут вдруг Арнак, ходивший неподалеку, издал предостерегающий окрик. Я схватил лук и бросился к нему.
– Он! – прошептал индеец, указывая на землю.
На песке и на траве отчетливо вырисовывались отпечатавшиеся следы ягуара. Присмотревшись к ним внимательнее, я понял предостережение Арнака: следы были свежими. Хищник рыскал здесь не раньше сегодняшнего утра.
Не двигаясь с места, мы внимательно вглядывались в окружающие нас заросли.
– Уйдем отсюда, господин! – прошептал Арнак.
На его посеревшем лице отражалось сильное беспокойство.
До берега моря было недалеко. Два десятка прыжков сквозь колючие заросли – и мы выбрались из чащи на более безопасное место.
Держась ближе к воде, мы пустились в обратный путь.
– Может, он спал недалеко от нас, – оправдывался Арнак, обретя снова свой прежний здоровый бронзовый цвет лица.
– Очень может быть, – согласился я. – Веселенькое было бы дело, разбуди мы его ненароком!
Я взглянул на наши копья, луки и стрелы, которые хотя и были изготовлены из самых прочных сортов дерева, однако представляли собой слишком слабое оружие против такого мощного хищника, как ягуар.
После нескольких часов пути мы подошли к знакомым местам в окрестностях нашей пещеры. Проходя неподалеку от могилы капитана, я отклонился в сторону от дороги, чтобы взглянуть на это место. Арнак молча следовал за мной. Могилы я не нашел. Дожди сровняли холм, смыв все следы.
– Где-то здесь я его похоронил, – проговорил я, обращаясь к индейцу и краем глаза следя за выражением его лица.
Он знал, о ком я говорю, но не выказал ни беспокойства, ни замешательства.
– Долго пришлось с ним драться? – неожиданно спросил я.
– Нет, господин, – отвечал Арнак, глядя мне прямо в глаза.
И здесь меня впервые поразило его необыкновенное прямодушие.
– Когда вы на него напали? – продолжал я допытываться. – Сразу, как он вышел из воды?
– Нет.
– Расскажи, как это было.
Рассказ его был простым и потрясающим.
Волны смыли Арнака с тонущего судна. Из последних сил держась на поверхности, невзирая на шторм, он доплыл до острова и упал на песок. Спустя какое-то время он увидел человека. Это был Вагура, которого волны тоже выбросили неподалеку на берег. Вдвоем они побрели дальше. У опушки леса услышали голос, взывавший о помощи. Подойдя ближе, они буквально наткнулись на капитана, лежавшего на земле. Он был в сознании, но двигался с трудом, кажется, вывихнул ногу. Узнав их он приподнялся на локтях и выхватил пистолет. Видя что они собираются бежать, он грозным голосом, каким имел обыкновение орать на них на корабле, приказал:
– Арнак, ко мне, скотина!
Они убежали. Однако, оправившись от первого испуга, решили, что должны убить его. Тогда они не знали еще, что находятся на острове и что убийство капитана является для них неизбежной необходимостью. В лесу они быстро вооружились двумя дубинами и вернулись к капитану, он выполз из зарослей, опасаясь, очевидно, внезапного нападения, и лежал теперь на прибрежном песке у самой воды.
Недолго думая, они бросились к нему. Он встал. В левой руке У него был пистолет, в правой – толстая палка. Прицелившись в Арнака, он спустил курок, но выстрела не последовало – порох, вероятно, отсырел. Тогда он занес для удара палку, но Арнак оказался проворнее и страшным ударом дубины по голове свалил капитана на землю.
Увидев, что он мертв, они убежали на южную часть острова, опасаясь других пиратов, которые, могло статься, тоже спаслись.
Арнак закончил свой рассказ. Он устремил на меня внимательный взгляд и, как видно, отнюдь не чувствовал себя в чем-либо виноватым. Минуту спустя он спросил меня голосом, в котором звучала гордая, чуть ли не вызывающая нота:
– Ты удивлен, что мы его убили?
Поставленный в тупик такой исполненной чувства собственного достоинства позицией этого двадцатилетнего индейца, я окинул мысленным взором все связанные с ним события. Этот юный индеец развеивал в прах мои былые представления о краснокожих, представления предвзятые, поверхностные и, стыдно признаться, совершенно ошибочные! А я-то, глупец, собирался превратить его в подобие Пятницы, в этакого безответного херувима в образе дикаря, счастье всей жизни для которого – служить своему белому господину в качестве верного раба.
Поскольку я продолжал молчать, а он ждал, Арнак задал новый вопрос:
– А ты, господин, на нашем месте поступил бы иначе?
– Нет, – буркнул я.
Я не забыл, что на корабле и сам вынашивал планы убийства капитана во время шторма, считая это актом необходимой самозащиты.
В поле дозрела кукуруза. На следующий день после вылазки на южную и западную оконечности острова мы приступили к уборке урожая. Крохотный клочок земли доставил нам не слишком много хлопот: со сбором початков и лущением зерен мы управились за один неполный день. Урожай выглядел вполне прилично, составив что-то около полутора мешков, и после просушки мы наполнили зерном несколько корзин.
Легко себе представить, как вкусны были для нас первые лепешки, испеченные из кукурузной муки! С желтыми плодами, «райскими яблочками» и печеным черепашьим мясом они казались нам королевским лакомством, хотя, думаю, что любой, даже не очень привередливый кулинар счел бы это блюдо более подходящим для собак, нежели для люден. Однако нам на необитаемом острове было не до привередливости, и, не жалуясь в тот период на здоровье, мы поедали все, что было хоть сколько-нибудь съедобным.
Три или четыре дня спустя я испытал потрясение, какого мне еще не приходилось испытывать на острове, разве что в ту ночь, когда я захватил Арнака у заячьей ямы и взял его в плен.
Втроем мы отправились за кокосовыми орехами, росшими в миле на север от нашей пещеры. Парни взбирались на пальмы и срывали плоды, а я стоял внизу. Бросив случайный взгляд на море, я остолбенел. Там, в каких-нибудь четырех-пяти милях от нас, плыл большой корабль. В лучах утреннего солнца сияли белые паруса. В первый миг я решил, что это мираж.
– Арнак! Вагура! – закричал я, указывая на корабль.
Волна счастья захлестнула мне сердце. Я давно готовился к этому и теперь знал, что нужно делать.
– К пещере! – крикнул я своим товарищам и что есть мочи помчался вперед.
Костер после утренней трапезы еще тлел. Мне не составило труда раздуть пламя и подбросить в него сухих веток.
Индейцы явились вслед за мной, но несколько замешкавшись. Бежали они, видимо, не слишком торопясь.
– На гору! – крикнул я. – Тащите хворост, как можно больше!
Сам я схватил пылающую головню и стал взбираться с ней вверх по склону. Холм, у подножия которого находилась пещера, возвышался над уровнем моря саженей на сто – сто пятьдесят. Когда я, обливаясь потом и задыхаясь, достиг вершины, головня еще тлела.
Повсюду вокруг, по склонам и на самой вершине холма, рос кустарник. Я быстро наломал кучу веток и развел костер. Он вспыхнул ярким пламенем, но дыма почти не давал: кусты были сухими, без листьев и все в колючках.
С вершины холма горизонт перед моим взором значительна расширился. Корабль в море был словно на ладони. Он шел под всеми парусами с востока и держал курс прямо на большой остров, очертания которого вырисовывались на севере. Мне пришел на память наш разговор с индейцами об острове Маргарита и наши предположения, что виднеющаяся на севере земля и есть этот остров. Теперь курс корабля, кажется, подтверждал наши тогдашние предположения. Не Маргарита ли это на самом деле?
Надо было быстрее подбросить в огонь зеленых веток, чтобы костер дал побольше густого дыма. Я взглянул вниз, индейцы медленно поднимались по склону.
– Эй, там, быстрее! – крикнул я.
Однако они словно не слышали. Я крикнул еще раз. И тут с удивлением заметил, что они не тащили с собой веток для костра, как я им велел, а держали в руках – я не поверил своим глазам – только луки и стрелы. «Черт побери! Ну, я вам покажу!»
Когда индейцы приблизились, я поразился непривычно замкнутому выражению их лиц. Не доходя до меня шагов двадцать, они остановились.
– Господин, – произнес Арнак мрачно и решительно, – мы не хотим костер!
Меня словно поразило громом.
– Арнак, что ты болтаешь?.. Без костра они нас не заметят.
– И пусть!
– Ты что, с ума сошел?
– Нет, господин!.. Но костра не будет!
Я онемел. Воцарилось молчание. Тишину нарушал лишь треск догорающего костра. Упорство индейцев вызвало у меня недоумение. Устремив на них укоризненный взгляд, я двинулся в их сторону.
– Господин! – торопливо выкрикнул Арнак. – Пожалуйста, не подходи к нам!
Луки они держали натянутыми, хотя, правда, с опущенными вниз стрелами.
Не обращая внимания ни на их слова, ни на луки, я продолжал идти. Они стали медленно отступать, явно уклоняясь от стычки.
– Что вам взбрело в голову? Говорите же, черт побери! – вырвалось у меня в сердцах.
– Мы не хотим быть рабами! – ответил Арнак.
– Вы не будете! Кто вас заставит?
– Ты ошибаешься, господин! Там плохие люди! – Арнак указал глазами на корабль. – Они захватят нас в рабство.
– Ты в этом так уверен?
– Да, господин. Это испанский корабль.
– А если не испанский? Если английский или голландский?..
Арнак не произнес в ответ ни слова и лишь грустно покачал головой, будто говоря, что все это одно и то же.
Парень был, кажется, прав и реально оценивал обстановку. Уроки жизни не прошли для него даром. Да, было горькой правдой: сюда, в богатые воды Карибского моря, все европейские морские державы слали отбросы своего общества. Историю здесь творили и острова во славу корон своих монархов захватывали пираты или люди с пиратскими натурами и склонностями. Здесь, не стихая, бушевала разбойничья война – всяк против каждого, чтобы вырвать друг у друга добычу, захваченную по праву кулака. Однако все они независимо от национальной принадлежности сообща преследовали местное индейское население, расценивая его повсюду лишь как свою добычу, как объект грабежа, истребления или обращения в рабство. Матрос Вильям не раз рассказывал мне и об этом, и о леденящих кровь жестокостях англичан.
Охваченный неожиданной радостью появления – после стольких месяцев вынужденного плена – первой ласточки цивилизованного мира, я не подумал, был ли это провозвестник доброго или злого рока. Для моих товарищей – скорее злого, а для меня – кто знает – доброго ли? Вероятнее всего, судно действительно было испанским. Об этом свидетельствовали разные признаки. Но какая плачевная судьба ждала меня в руках испанцев, пусть бы мне даже и удалось скрыть факт своей службы на каперском судне! Англичане и испанцы, как известно, с давних пор соперничая в этих водах, питали друг к другу непримиримую ненависть.
Все это пронеслось в моей голове с быстротой молнии.
– Хорошо. Огня не будет! – решил я, к видимой радости своих товарищей, и ногой разбросал догоравшие остатки костра.
Спускаясь с горы, я размышлял о поразительной решимости, сказал бы больше – несгибаемости юношей. Не следствие ли это на редкость суровой жизненной школы?
После стольких недель совместной жизни, протекавшей почти в полном согласии, это было первое по-настоящему серьезное столкновение, столкновение открыто враждебное. А ведь можно было найти другой путь и решить вопрос к общему согласию. Еще до возвращения в пещеру я высказал им откровенно:
– Нехорошо, ребята! Друзья так не поступают!
Они взглянули на меня встревоженно.
– Если у вас возникли какие-то сомнения, – продолжал я, – придите и скажите честно, откровенно, по-человечески… – И добавил с укором: – А луки и стрелы Приберегите для врагов!
Бронзовое лицо Арнака стало пурпурным, а Вагура глубоко вздохнул.
– Да, ты прав, господин, – произнес Арнак.
– Да, да, господин! – как эхо повторил вслед за ним его младший собрат.
До самого позднего вечера мы наблюдали за кораблем. Вне всяких сомнений, он шел к острову на севере. Значит, там все-таки населенный остров, и, вероятно, это Маргарита. Индейцы теперь ничуть в этом не сомневались, и одна эта мысль вселяла в них ужас: ведь, значит, это остров беспощадных охотников за жемчугом и за индейцами.
На следующий день корабля уже не было видно. Пустынное море шумело и билось волнами о наш остров.