Текст книги "Законы высшего общества"

Автор книги: Арина Холина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9

Шаг был длиною в неделю. Каждый день они встречались то с Максимом, то с Гришей и уже несколько подустали друг от друга, даже сексуальное напряжение упало вольт до пятидесяти.

– Насть, я в восемь не могу, мне мебель из реставрации привозят, так что давай либо завтра, либо совсем поздно, – предупредил Максим за час до встречи.

– Куда привозят?

– В Большой Харитоньевский, на квартиру, – пояснил Максим.

– Ну, давай тогда я к тебе подъеду.

– Давай! – обрадовался он.

Дом был не очень старый – сталинский, ранней застройки.

Квартира пахла ремонтом. В гостиной на столе, с которого, видимо, только что сорвали защитную пленку, стояли пластиковые коробки с роллами, суши и бутылка коньяку.

– Ух ты! – обрадовалась Настя. – Пир на весь мир!

Было что-то особенное в этой обстановке. Первое свидание? Сколько раз Настя ходила на первые свидания в рестораны? Не счесть. Рестораны, чтобы поесть, рестораны, чтобы себя показать, просто не очень удачные рестораны. Однотипные, массового производства и широкого потребления свидания.

Но вот сейчас они сидели в квартире, где всюду расставлены банки с краской, валяются груды кистей, лотков, мешки с цементом, мебель упакована в бумагу и пластик, окна открыты нараспашку, в банке из-под огурцов зачахли ромашки, а на массивном столе из карельской березы – набор юного соблазнителя: суши и бухло.

– Это твоя квартира? – спросила Настя.

– Сейчас моя, а раньше была дедушкина.

– А кто у тебя дедушка?

– Дипломат. Говорил на пяти языках. И всю жизнь пил коньяк, – улыбнулся Максим.

– А родители?

– Мама – стилистка, живет в Америке. Отец – политтехнолог. Бывший.

Максим разлил коньяк, звякнул бокалом о ее бокал и рассказал сложную семейную интригу.

Его дед в двадцать лет женился на девушке, похожей на ангела. Армянку с большими, как у инопланетянки, глазами, белой фарфоровой кожей, черными волосами отдали за него замуж друзья семьи.

Прадед, тоже дипломат, работал в те времена в Колумбии. На следующий год искрившийся от невиданного счастья муж решил устроить второй медовый месяц и поехал с женой к отцу. Там, гуляя по улицам Боготы, они петляли по переулкам судьбы, пока Фортуна, не иначе как позавидовавшая чужому невозможному счастью, не привела их к дому, из которого выскочил угашенный дешевым кокаином местный подонок. Глядя на них остекленевшими глазами, урод выхватил пистолет и разрядил его в живот красавицы-армянки.

Она умерла на руках мужа.

Остался ребенок – отец Максима. Но для деда жизнь закончилась уже тогда.

Дед учился в Строгановском, но бросил писать – творить он был неспособен. Прадед за руку привел его в МГИМО и больше этой руки не отпускал – держал свои длинные аристократичные пальцы на пульсе, пока не почувствовал, что пациент будет жить.

Легкий, романтический юноша превратился в чиновника, жаждущего уехать как можно дальше от всего, что напоминало о прошлой жизни.

Отец Максима рос с дедушкой и бабушкой.

Отец женился на женщине старше его на пятнадцать лет, что тогда казалось дикостью, и она родила ему Максима, после чего уехала в Америку, где года два жила с никому не известным актером, а потом вышла замуж за настоящего голливудского миллионера, телепродюсера.

Причем еще в юности мать лишилась руки – после страшной аварии, и все три мужа были от нее без ума.

Мать начинала то ли как певица, то ли как актриса – и не разберешь, но ушла с первой же съемочной площадки, внезапно разочаровавшись в профессии.

Родители молодого человека, который был за рулем опрокинувшейся в овраг машины, принесли матери очень большую по тем временам сумму – из всех пассажиров больше всех пострадала она. Мать Максима наняла швею, а сама придумывала наряды для светских дам, страдавших экономией, – не все желали покупать дорогие наряды, многие выбирали частных портних.

Отец же долго работал политтехнологом, достиг больших высот, а пару лет назад ушел на пенсию и отправился в кругосветное путешествие.

– Ничего себе! – ахнула Настя, выслушав семейную сагу.

– Ладно, давай, что ли, хоть создадим видимость работы, – предложил Максим.

Они пересели на диван, разгоряченные коньяком, дыша друг на друга виноградными косточками, и вдруг нежность захлестнула Настю – она чуть не расплакалась, неожиданно, пьяно, но пришла в себя, едва ощутив на губах сухой, горячий поцелуй.

Не было никакой паузы, неловкости, взглядов «а стоит ли?», были только сухие ладони, жадные губы, впившиеся друг в друга, и такая страсть, что всего хотелось быстро-быстро, без ожиданий, прелюдий и прочего, чем разогревают себя робкие любовники.

Диванчик был скромный, малюсенький, но они как-то уместились, и даже боль от впившейся в ногу резной рамы казалась частью ритуала – и не было ничего более естественного, космического, божественного, чем два человека, любивших друг друга вопреки долгу, совести и прочим несущественным обстоятельствам в этой квартире, напротив раскрытых настежь окон, на виду у всех, любивших настолько, что не ощущали уже разницы между своими телами, и перепутавших пол, возраст и планету.

Настя никогда, ни разу в жизни, не считала, что секс – это некая кульминация близости душ. Она не боялась расплаты за грехи и не сомневалась, что репутация – это нечто, от секса отвлеченное.

Ее легко было ублажить, она не придавала значения декорациям и оценивала любовь отдельно от постели. Но вот, пожалуй, с Леванчиком, который еще только снимал с нее трусы, а душа ее уже отлетала, Настя единственный раз почувствовала, что такое единство телесного и душевного удовольствия. Когда хочется плакать от счастья и ощущать все самым высокопарным образом, когда для тебя вдруг открывается таинство, мистика, великое чудо соединения мужского и женского.

И Настя уже заранее понимала, что добром все это не закончится.

Когда все прошло, и они лежали, не разжимая объятий, закрыв глаза, Настя даже немного испугалась – а вдруг сейчас последует гадкая сцена: «Не знаю, что со мной было, как я посмотрю ей в глаза, что же делать?» – но Максим вел себя как заправский волокита – никаких лишних слов.

Настя приняла холодный душ – горячую воду уже отключили, а нагреватель не подсоединили к электричеству, налила и себе, и Максиму коньяк, и они отпраздновали адюльтер – весело и легкомысленно, как настоящая богема.

О Гале ни гу-гу. Даже странно. Ничего не вижу, ничего не слышу?

Но об этом не хотелось задумываться. Хотелось взять от этих сумеречных часов, что застряли между двумя пространствами – реальностью и миром желаний, все, что возможно.

Настя никогда не думала о себе в таких выражениях, она была бандиткой, цыганкой, для которой понимание добра и зла заключается лишь в том, хорошо ей от этого или плохо. Десять лет назад она подняла черные паруса и помчалась навстречу горизонту – запретными маршрутами, напролом, нигде не оставаясь настолько долго, чтобы ее могли схватить и обезвредить.

Для нее не существовало большой и светлой любви с домом для шумной семьи, с детским щебетом, воскресными семейными развлечениями и добродушной собакой.

Каждая новая любовь казалась ей фильмом, о котором забываешь, едва отснята последняя сцена, а семья – театром, рутиной, бесконечным повторением Чехова, Островского, Шекспира…

Сейчас Насте очень хотелось любить Максима, который казался ей целым миром – и такой мир с восьми до одиннадцати ее вполне устраивал.

И она была права в том, что Галя, его законная любовь, не имеет ни малейшего отношения к тому Максиму, которого узнала она, Настя.

Галя выходила замуж за производителя вешалок, обеспеченного мужчину в расцвете физической привлекательности, с квартирой «в тихом центре» и интересным хобби – литературой, которое могло бы сделать ее, Галю, героиней светской хроники, Женой Писателя.

Но это была скорее фантазия – поначалу Галя и не представляла, что нечто подобное происходит в обычной жизни, с такими, как она и ее подруги. Всяких там Собчак и Волочковых придумали в журнале «ХЭЛЛО» – они были ненастоящими, художественными персонажами, рожденными для увеселения читателей.

Галя и боялась, и хотела открыть дверь в этот новый удивительный мир – мир глянцевых героев и глянцевых же страстей.

Но при этом она отчаянно ревновала своего мужчину – и ревность ее была странной, неописуемой породы: помесь беззащитного пуделя и твердолобого буля.

Не так уж она и любила Максима, чтобы взгляды, вздохи и намеки оставляли у нее в душе кровоподтеки и долго не проходящие, иссиня-желтые синяки.

Ее показная ревность была скорее ее же триумфом – оскаливая зубы, рыча и щекоча когтями землю, Галя ставила на место всех тех женщин, что хотели бы получить ее мужа – Мужа с большой буквы, Законного Мужа, но – поздно! – не могли.

Почему-то Галя была уверена, что расправится с соперницами, а в то, что мужчины уходят от законных жен просто так – не к другой, а потому что больше вместе никак нельзя – не верила, не понимала, что так бывает. Она, Галя, ведь делала все, чего хочет мужчина, – готовила, изводила домработницу, спала в сексуальном белье, душилась ферромонами, изучала в журналах все материалы о том, как сделать Его счастливым в постели… О чем еще смеет мечтать муж?

Настя чувствовала, что все мысли о том, как же они так, и что теперь делать, и куда девать Галю, а также о чести и совести, и что им друг без друга – никак, лезли из всех щелей, заполняли пространство, но они с Максимом точно знали – не надо сейчас об этом говорить.

Им было так хорошо в их крошечной лжи, в их несуществующем мире, что невозможно было, как хлыстом, полоснуть по этому блаженству чем-то реальным.

Тишину разбил дверной звонок.

– Ой! – Настя сделала большие глаза. – Кто там?

– Мебель, – пояснил безмятежный Максим и пошел открывать.

Настя осталась в комнате, разлеглась на диване и вообразила себя трагической героиней.

«В 2007 году Анастасия знакомится с известным писателем, лауреатом Букеровской премии Максимом Гранкиным. Первое время их роман походит на мелодраму – он женат, они тайно встречаются в гостиницах, но в конце концов он разводится с женой и предлагает актрисе вступить в законный брак. Но на пике отношений она уходит от него, как принято сейчас говорить, из-за „непримиримых разногласий“. Друг семьи сообщил нашему изданию, что причиной разлада послужили творческие амбиции Анастасии, которой предложили сниматься в Голливуде, а Максим не пожелал стать лишь тенью известной актрисы. Через несколько лет он застрелился, оставив записку: „Настя, прости. Не могу без тебя жить“. Пресса обвиняла Устинову в эгоизме, но в единственном интервью, которое дала нашему изданию звезда русского кино, она сказала, что только очень сильные люди могут принести личную жизнь в жертву карьере»…

– Ты спишь? – голос Максима, жертвы ее эгоизма, прозвучал над самым ухом.

– Черт! – встрепенулась Настя. – Что ты подкрадываешься?!

– Ничего… – ответил он, задрал майку и поцеловал ее в живот.

От живота спустился вниз, к джинсам, впившимся в упругий живот, расстегнул верхнюю пуговицу и коснулся губами белой, не тронутой загаром кожи. Настя притянула его к себе и зацеловала в шею – горячую, солнечную, чуть влажную. Она запустила пальцы в его волосы – такие мягкие, пахнущие вкусным шампунем и сигаретами, и все пыталась поцеловать за ухом, отчего ему было щекотно и он вырывался, оттягивала ворот майки и кусала за ключицу, ощущая у себя на спине его правую руку, и на бедрах – левую, и они прижимались все ближе, пока ждать больше стало невыносимо. Одежда разлетелась, и Настя, Настя, никогда не отвлекавшаяся от секса, вдруг почувствовала потребность любоваться на него, упиваться его красотой, понимать его сердцем, а не тем, что между ног, и все слилось – его взгляд, ее чувства, незамысловатые сексуальные движения – все стало единым целым, плотью их еще не возникших отношений.

В ванной Настя долго исследовала свои глаза, вдруг ставшие больше, глубже и ярче. Тело после холодного душа покрылось мурашками и было прекрасно – упругая смуглая кожа, мускулы и аппетитные пухлости в нужных местах. В ней всегда было много женского – пышные бедра, круглая грудь, твердый, но очень сексуальный животик.

Можно ли все это променять на Галю?

Стоп. Она не будет уподобляться одной из тех истеричек, что сначала заманивают мужчину в кровать, а потом приковывают его наручниками к себе и пилят вопросом: «А что дальше?» Может, дальше – ничего. Может, он ей надоест уже через неделю.

Невозможно предугадать.

Если бы она знала, чего ждать от отношений с мужчиной, то запатентовала бы это знание и получала бы огромные дивиденды.

– Ну, я поехала, – сказала она, вернувшись в комнату.

Максим лежал на диване совершенно голый, курил и попивал коньяк.

– Ты охренительно красивая, – заявил он.

– Это ты охренительно красивый, – улыбнулась Настя, сгребла в сумку сигареты, черные очки и зажигалку.

Он подошел к ней, прижал к столу, и все началось снова. Было неудобно, но она почти не замечала этого.

И после вот этого, третьего, раза в голове закрутились уж совсем неприличные вопросы вроде: «А с Галей у тебя так же?»

Надо бежать.

Вместо этого Настя очень быстро напилась, они поставили старый диск «Роллинг Стоунз» – единственное, что не было упаковано в коробки, и устроили танцы.

Выплясывая под «Удовлетворение», Настя сложилась пополам и расхохоталась – все это выглядело, как чистой воды безумие! Настя, в трусах и его майке, Максим в джинсах на голое тело, оба пьяные в лоскуты, где-то там, в Медведково, его ждет жена, Насте, по идее, надо хотя бы открыть сценарий десятисерийного телефильма, а они в таком вот видоне вытанцовывают под старый добрый рок.

Наконец он ее отпустил – они еще долго целовались у порога, и счастливая, хоть и не желающая это признавать, Настя по стеночке пошла домой.

– Драсте, насокольники мне за рубле стопсят… – пробормотала она таксисту и едва сдержала истерический смех.

Хороша, нечего сказать! Как же можно было так напиться?

Рухнув на заднее сиденье – таксист, жмот, все-таки потребовал двести, она согласилась (Настя не удержалась от громкого хохота), увидела свое отражение в окне с двумя сигаретами – оптическая причуда, но она-то решила, что совсем сошла с ума, и прикурила одну сигарету за другой.

В подъезд она в прямом смысле слова заползла, чем страшно ажитировала охранника, который довел ее до квартиры, отпер дверь и держал Настю, пока та выпутывалась из босоножек.

Глава 10

Предчувствия ее одолевали самые нехорошие.

Настя уже с полчаса бродила вокруг телефонов, размышляя – позвонить или не стоит Гарику.

Гарик, ее сосед, жил справа от входа в парк и был каскадером – выполнял трюки на мотоциклах. Кроме того, он был запасным вариантом – Настя обращалась к нему, когда рядом не оказывалось ни одного подходящего мужчины.

Гарику было тридцать, и он был холост, так как не признавал семейную жизнь. У него даже не оказывалось постоянной девушки – если не считать Настю, с которой они так или иначе встречались уже года три-четыре.

Вот прямо сейчас Гарик понадобился Насте для тестового задания: если ей с ним будет хорошо, значит, в Максима она не влюблена.

А в последнем она сильно сомневалась.

Проснувшись на следующий после грехопадения день, Настя кое-как справилась с похмельем, приняла ванну и поняла, что по всему ее телу бегут мурашки – стоит только попробовать на вкус его имя, произнести про себя «Максим». Его пальцы, нежная кожа с тыльной стороны руки, мягкие русые волосы, голубые глаза с желтым ободком, влажные после душа крылья носа, мускулистые щиколотки – все это было с ней, возбуждало практически вкусовые галлюцинации.

Надо убедиться.

К тому же он не звонил.

А Настя в первый раз за много лет вела себя как девочка – девочка не могла позвонить сама, и не потому, что робела, а потому, что там, рядом с телефоном, затаилась Галя.

– Гарик? – спросила Настя.

– Кто это? – поинтересовался вежливый Гарик.

– Это Настя, – вздохнула она.

– А, Настюха, привет! – обрадовался он.

Если она сойдет с ума, то выйдет замуж за Гарика и родит ему троих детей.

Одна ее приятельница, нежный цветочек из замечательной семьи знаменитых на весь мир медиков, так и поступила – вышла замуж за автомеханика, который ремонтировал ее «БМВ».

Ясное дело, приятельнице рвануло башню, но она вроде выглядела счастливой. Первый раз счастлива была она, а не ее родственники. Ее матушка имела обыкновение вмешиваться в жизнь дочери: одобрять, запрещать, решать, куда та поедет отдыхать и с кем ей дружить, – это длилось до тридцати одного года, пока Лена не рассталась с банкиром, с которым встречалась пару лет, и не поехала чинить «БМВ».

Настя еще удивлялась, как банкир выдержал целых два года. Лена все время его поучала, пичкала «здоровыми» обедами, которые заказывала в спортклубе, звонила раз двадцать на дню с вопросом «Пупсик, ты соскучился?» и постоянно говорила, как много она для него делает.

Но вот когда Лена подсела на клизмы, банкир сбежал. Настя и сама была в шоке. Она зашла в прекрасную, в стиле арт-деко банкирскую ванную и увидела на почетном месте, в душевой, настоящую кружку Эсмарха – гадкую, резиновую, розовую.

– Что это еще за чудище? – хохотнув, поинтересовалась она, в блаженной уверенности, что кружка – некое приспособление для полива цветов, забытое домработницей.

Но Лена без тени улыбки изложила свою новую философию – жизнь человека напрямую связана с тем, сколько дерьма оседает на стенках кишечника. От подробностей того, что происходит через неделю колонотерапии и что именно можно встретить в унитазе, Настю замутило, но, как выяснилось, самое страшное пришлось пережить банкиру, который жил с этим месяц и только что не геморрой себе придумал, дабы избежать адских мук.

С уходом банкира Лена вроде что-то поняла, но, как оказалось, превратно – решила, что это не с ней что-то не то, а с мужчинами. И нашла Костю, с которым все было «то», кроме черных ногтей, интеллекта сыроежки и непроходящей гаражной вони, которой он благоухал даже после бани.

Видимо, работники гаража до того привыкают к особой машинной грязи, что не представляют себя без налета минерального масла или еще какой автомобильной дряни.

Но Гарик был всего лишь каскадером, так что, слава богу, мылся не просто гелем для душа, а гелем «Жиль Сандер».

Гарик примчался через час, готовый к употреблению – намытый, надушенный, в свежей майке и только что не с эрекцией.

А Настя ходила вокруг него и никак не могла понять – хочет она его или все же не очень.

Гарик, впрочем, был не из тех ребят, что ждут у моря погоды, – выпив сока, он прижал к себе Настю и влез к ней под майку. Гарик был привычным, как бывший муж, но что-то ее смущало, появился барьер.

– Подожди, – Настя схватила его за руки и вынула их из лифчика.

– Что? – расстроился тот.

– Не знаю! – буркнула Настя.

– Подруга, ты расклеилась? – посочувствовал Гарик.

– Типа того, – вздохнула Настя.

– У тебя пожрать есть?

– Наверняка.

Гарик потопал на кухню и вернулся спустя пару минут с тарелкой, полной еды.

– Че случилось? – с полным ртом поинтересовался он.

И Настя ему все рассказала.

– Кризис среднего возраста, – констатировал он.

– Слушай, у меня кризис среднего возраста лет с пятнадцати два раза в год! – отмахнулась Настя.

– И че?

– Ниче! – завопила она. – Гарик, я тебя очень люблю, но иногда мне кажется, что ты тупой!

– Ты все усложняешь, – в честь такого доверительного разговора Гарик даже отложил вилку. – У твоего мужика другая телка, вот ты и бесишься.

– Вот так?

– Вот так, – подтвердил Гарик.

Настя встала и обошла диван.

– Допустим, – согласилась она. – Мы это поняли, но легче-то мне не стало.

– А что ты вообще от него хочешь?

Настя пожала плечами и горестно вздохнула.

Максим позвонил через день в двенадцать.

– Не хочешь пообедать? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Хочу, – Настя постаралась унять восторг.

– Может, тогда я тебя куда-нибудь приглашу?

– Лучше приезжай ко мне, – предложила она.

Стоял погожий воскресный день. Настя, у которой настроение не задалось с самого утра, поехала в магазин и купила все вкусное, что там было. Даже роллы в «Тануки» заказала. Помыла голову, надела любимые велюровые треники и собралась обожраться и умереть молодой в полном уединении.

За четверть часа она успела высушить волосы, переодеться – в меру небрежно, по-домашнему, но в то же время сексуально, выложить яства из пакета на тарелки, открыть вино, вместо сериала «Бригада» поставить «Мечты Аризоны», сесть на диван, сложить ручки и начать ждать. За пару минут ожидание приелось, и Настя принялась листать позапрошлый «ОК!».

Когда он позвонил, Настя подпрыгнула, опрокинула стакан с лимонадом, поставленный на пол, бросила в лужу салфетки и помчалась к дверям. В расхристанном пиджаке, красной майке и любимых джинсах он был прекрасен.

До стола они так и не дошли – целовались уже в коридоре, а потом Настя поволокла его в спальню.

После душа они обедали, как настоящие любовники – голыми, на полотенце, брошенном на диван.

Вопросов у нее в голове крутилось множество. Где Галя? Где сейчас по официальной версии он сам? Как он к ней относится? Что они будут делать?

Но если она спросит, все изменится. И неизвестно, в какую сторону.

Либо они станут несчастными любовниками, которые занимаются сексом с призраком обманутой жены, либо превратятся в друзей-корешей, подхихикивающих над своими секретами.

Ни того, ни другого Настя не хотела. Она как-то нечаянно привыкла к тому, что она – единственная.

Муть.

– Почему вешалки? – поинтересовалась она, подспудно обвиняя его в этом прибыльном, но мелком, даже ничтожном деле. В дополнение к вешалкам шло обвинение в неразумной женитьбе на Гале, но этого бы никто не мог прочитать в ее невинном на первый взгляд вопросе.

– Потому что вешалки – это очень просто. Никаких новых технологий. Ветер в харю, а я шпарю, – невпопад добавил он. – У меня отличный дистрибьютор, неплохой менеджер и много свободного времени. И, пожалуйста, не забывайся – ты говоришь с лауреатом Букеровской премии.

– Заплечных дел мастер… Но как тебе это в голову пришло?..

– Вешалки?

– Ну да.

– От лени мне в голову это пришло, дорогая Настя. Хотелось иметь деньги и не очень заморачиваться.

– Не заморачиваешься?

– Сейчас уже нет. Раньше было немного. В самом начале. Настя, ну их к черту эти вешалки – я от них и так уже вешаюсь, давай о чем-нибудь вульгарном, развратном?

– Дорогой, что может быть вульгарнее вешалок? – надменно спросила Настя и огребла подушкой по голове.

– Сейчас заставлю тебя заниматься сексом в позе «жаворонок, танцующий на одной ноге»! – пригрозил он, заломив ей руки.

– Это как это? – взвизгнула Настя.

– Это будет больно!

Он приезжал к ней от случая к случаю, они жадно занимались сексом и говорили о чем угодно – о политике, о музыке, о книгах, но только не на личные темы. Иногда Насте казалось, что она умирает от счастья, иногда – от боли, временами ей чудилось, что она пользуется услугами особо одаренного мужчины по вызову, но в общем и целом ее жизнь превратилась в клубок противоречий.

Даже на площадке она первый раз в жизни закатила истерику – ей не принесли имбирь к суши, и это превратилось в трагедию.

Аглая, режиссер, ее подруга, заперлась с ней в гримерке и уставилась своим любимым взглядом завзятого дознавателя.

– Что ты на меня таращишься? – огрызнулась Настя.

– Ты плохо выглядишь, – сообщила Аглая.

– Ты всегда плохо выглядишь, – обрадовала подругу Настя.

– Насть… – Глаша села рядышком и потрепала ее по плечу. – Что с тобой?

Настя вздохнула и выложила все с самого начала.

– Да пошли ты его к чертовой матери! – возмутилась Глаша.

– Не могу.

– Почему?

Настя подумала.

– Потому.

– Ты его любишь? – с недоверием произнесла Глаша.

– Не знаю! – прошипела Настя. – Понятия не имею!

– Может, поговорить с ним? – но не успела подруга предложить, как Настя ее перебила:

– Как?! «Максим, не хочешь ли ты развестись? – Не хочу. – А, ну тогда давай попробуем еще немного орального секса! Максим, что нам делать? – А в чем проблема? – Максим, я так больше не могу! – Ну, я пошел…» Глаш, блин, я не знаю, о чем говорить!

– Н-да… – задумалась Глаша.

– Все это какой-то фарс!

– Фарс, – кивнула Глаша. – Ты еще с кем-то спишь?

Настя покачала головой и развела руками.

– А он вообще ничего не говорит на эту тему?

Настя сделала большие глаза и мотнула головой. И заплакала.

– Да пошел он в жопу, не стоит какой-то писака твоих слез… – причитала Глаша, сжав подругу в объятиях.

– Стоит!.. – хлюпала носом Настя. – Он умный. И у него потрясающее чувство юмора. И он талантливый. И трахается лучше всех…

– Настя, давай поговорим, – предложил Максим, когда они встретились в следующий раз.

Почти сразу после секса предложил. Они все еще лежали в кровати, одеяло жутким комом балансировало на краю постели, одна из подушек валялась на полу.

– Давай! – заинтересовалась Настя.

– О нас, – добавил Максим.

– Говори, – кивнула Настя.

– Тебя все устраивает? – осторожно начал он.

– Это ты о том, что у тебя, помимо прочих достоинств, есть жена? – уточнила Настя.

– Н-да, – криво усмехнулся Максим.

– У тебя есть решение? – насторожилась она.

Но он покачал головой.

– Мне хорошо с тобой, – сообщил он. – Черт! – Макс схватился за голову. – Я не знаю, что сказать!

– Ну-ну-ну… – Настя потрепала его по плечу. – Без драм!

– Насть, для тебя все это… что? – он обвел руками кровать.

– В широком смысле слова?

– Как широка страна моя родная.

– Максим, почто терзаешь душу мне? – голая Настя встала, дошла до сигарет, прикурила, поставила пепельницу. – Я-то чем могу тебя утешить? Это ведь у тебя жена. Чего ты от меня-то хочешь? «Максим, извини, я так не могу, давай расстанемся? Максим, если ты не разведешься с женой, нам придется расстаться?» Так?

Он уставился в простыню.

– Не знаю, Насть… Но ведь, наверное, так больше нельзя? Тебя это устраивает?

– Не очень, – честно призналась она.

– Я не хочу бросать Галю.

– Здорово. В первом раунде выиграла законная жена.

– Прости. Я запутался и не знаю, что делать. Я ведь предупреждал тебя, что я – тряпка?

Настя усмехнулась.

– Сама догадалась.

– Это так очевидно? – забеспокоился Макс.

– Особенно без одежды.

– Уф-ф… – он перевернулся на спину и растянулся на кровати.

Все такое… милое. Родное. Настя отвернулась.

– Не сады, да? – он положил руку ей на бедро. Ладонь слегка вспотела.

– Да уж…

– А ты бы чего хотела?

– Максим, я бы хотела, чтобы ты не спрашивал у меня, чего бы хотела я, – отрезала Настя.

Он вскочил.

– Настя, давай ты не будешь так!

Ох! Кажется, он злится!

– Ты знала, что я женат. Понимала, что легко не будет. И не надо теперь переваливать все на меня! Я не Терминатор, б…ь, и не Рэмбо, я такой обычный парень, который встретил самую красивую женщину в мире и забыл, что он женат!

– Обычный парень из Медведкова, – хмыкнула Настя.

– Вот именно, – он вытряхнул из пачки сигарету и тоже прикурил.

– Каким словом можно охарактеризовать твое ко мне отношение? – загнула Настя.

– Настя, если бы я был благородным человеком, я бы на хрен не оскорблял твое самолюбие разговорами о жене, о своем отношении ко всему этому – я бы просто развелся, и все. Но я не такой. Реально. Я нытик. И всегда им был.

– Нытик? – расхохоталась Настя.

– Еще хуже. Я не знаю. Пойми, сейчас в моей жизни две женщины. Мне страшно произнести то, что я чувствую к тебе, потому что я женат всего три года…

– Моя подруга, она сейчас сериал снимает, Глаша, разводится каждые три года, – сообщила Настя. – Кризисный период.

– Подожди! У меня были сверхпланы, все казалось таким определенным, и вдруг – ты. Дело даже не в Гале. Дело в том, почему я с Галей.

– Слушай, это уже начинается отличный секс для мозга, – заметила Настя.

– Начинается. Я же писатель. Этим и зарабатываю.

– Может, рассказать о нас Гале, чтобы не оскорблять ее самолюбие враньем? – предположила Настя.

– Может… – на полном серьезе согласился Максим. – Хрен его знает, что вообще делать. А вдруг ты меня не любишь?

Настя промолчала.

Все это честно.

По-взрослому.

Но ей-то хотелось… Сказки? Черт его знает…

– Давай возьмем паузу, – предложила она, устав от этого разговора. – Без обид.

– А это вариант? – засомневался он.

Настя передернула плечами.

Вот оно, черт побери, бремя независимости. Раньше бы никто не сомневался, что решать придется мужчине. Просто потому, что он – мужик. А теперь решать придется всем. Всем – это ей, потому что как божий день ясно – скажи Гале, и никакого фильма не будет, эта змея отравит им жизнь.

– Гале лучше не говори пока, – произнесла Настя.

– Наверное, – согласился он.

– Ты ее любишь? – все-таки спросила она.

Он не отвечал так долго, что Настя уже засомневалась – она спросила его вслух или про себя.

– Тут другое, – наконец отозвался Максим. – Любовь бывает разная. С тобой я счастлив. С ней – удовлетворен.

– Макс, ну…

– Я – нытик! Помнишь? – перебил он.

– Фу! – выдохнула Настя и пошла в ванную.