Текст книги "К спорам о фантастике"
Автор книги: Ариадна Громова
Соавторы: Рафаил Нудельман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Ариадна ГРОМОВА, Рафаил НУДЕЛЬМАН
К СПОРАМ О ФАНТАСТИКЕ
Еще недавно англо-американские (да и прочие) фантасты справедливо сетовали на то, что профессиональная критика упорно обходит их молчанием, что научная фантастика развивается в условиях духовной изоляции. Но за последние годы положение дел в этой области существенно изменилось и продолжает меняться. Произведения фантастов теперь все чаще появляются на страницах общелитературных изданий. «Клуб лучшей книги месяца» (Лондон) стал включать в свои списки научно-фантастические вещи – избраны были, например, романы «Штамм Андромеды» М. Крайтона и «Бойня номер пять» К. Воннегута. Появилась даже антология научно-фантастической поэзии («Сложив свои восемь рук») – книга, само собой понятно, рассчитанная не на любителей легкого чтения, а на квалифицированную читательскую аудиторию. Спецкурсы и спецсеминары по научной фантастике включены уже в программы многих колледжей и университетов США, Канады, Англии.
Так что сейчас было бы неправильно утверждать, будто научная фантастика находится в прежнем положении. Однако полного, «официального» признания она все же еще не получила, а последствия изоляции продолжают сказываться на ее развитии.
Одним из таких последствий является неразработанность теории; строго говоря, теории фантастики в каком-то более или менее цельном виде на Западе попросту не существует. В последние годы все чаще делаются попытки разработать хотя бы основные теоретические положения научной фантастики – попытки определить суть этого явления, его место в современной культуре, перспективы его развития, уяснить соотношение научной фантастики с современностью, с наукой, с реалистическим искусством, ее отличие от всяких иных видов фантастики.
В частности, английский фантаст Брайан Олдисс в своей статье «Научная фантастика – серьезная, популярная и фантастика шпаги-и-колдовства», опубликованной в журнале «Лондон мэгэзин», попытался классифицировать продукцию современной научной фантастики. Несмотря на произвольность и хаотичность этой классификации, статья Б. Олдисса не лишена интереса, так как приоткрывает одну из существенных причин, по которым участились и обострились споры о том, что такое научная фантастика.
По классификации Олдисса, существуют два основных вида современной научной фантастики: фантастика «серьезная» и фантастика «популярная» (о третьем виде – фантастике «шпаги-и-колдовства» – и о творчестве «короля» этой школы, Дж. Толкина, Олдисс упоминает лишь вскользь).
В число «серьезных» фантастов у Б. Олдисса попали столь разнородные авторы, что он сам назвал свой список «удивительным». Мы видим здесь, во-первых, крупнейших писателей, так сказать, корифеев научной фантастики – Карела Чапека, Станислава Лема, Олафа Стэплдона; рядом с ними названы О. Хаксли и Дж. Оруэлл; тут же фигурируют К. Циолковский, некий «философ Успенский» и почему-то Стефан Цвейг. И всех поименованных авторов Б. Олдисс одинаково считает любителями, которые обращаются к фантастике лишь при случае – когда хотят выразить какую-то новую идею; «серьезная» фантастика, говорит он, дидактична по исходным позициям, а вследствие этого обычно скучна.
Традиции «популярной» фантастики Б. Олдисс ведет от Хьюго Гернсбека и его журнала «Эмэйзинг сториз» («Удивительные истории»). Этот журнал и другие ему подобные издания, пишет Б. Олдисс, вырастили многих знаменитостей, но все писатели этой школы – по сути дела ремесленники, которые в погоне за дешевой сенсационностью вульгаризируют серьезные проблемы. К «популярным» фантастам он причисляет Клиффорда Саймака, Джеймса Блиша, Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова и Пола Андерсона.
«Тем не менее,– продолжает Б. Олдисс,– эти авторы касаются наиболее фундаментальных проблем своей эпохи и внятно о них говорят».
Б. Олдисс высоко оценивает роль научной фантастики в современной культуре: она отражает меняющийся мир, ассимилирует изменения и «вонзает в нас кинжалы новых мыслей»; «проблематика ее неизмеримо важнее, чем проблематика реалистической литературы». Она до сих пор не заняла должного места в литературе только из-за того, что «серьезная» фантастика скучна, а «популярная» – несерьезна и отдает дешевкой.
Нарисовав такую печальную картину, Б. Олдисс, однако, тут же утешает читателя: есть, оказывается, настоящая фантастика и настоящие писатели. Кто же они?
«Это А. Ван-Фогт... Олаф Стэплдон (который только что был зачислен в «любители».– Прим. авторов) и ряд ярких индивидуальностей, составивших «новую волну»... Лучший из них, по-моему, Филипп К. Дик... Другие – это Курт Воннегут, Уолтер Миллер, Майкл Муркок, Дж. Г. Боллард и я сам».
Б. Олдисс добавляет сюда американских представителей «новой волны» – Нормана Спинреда, Джона Слейдека, Роджера Желязны и других.
Видимо, вся эта причудливая схема была вычерчена лишь для того, чтобы возвеличить «новую волну» за счет остальной фантастики. К тому же Б. Олдисс располагает явно недостаточной информацией о многих литературных явлениях. В результате у него получилось, что Станислав Лем и Карел Чапек – всего лишь дилетанты, вдобавок нудно-дидактичные, а в разряд безответственных ремесленников попали Айзек Азимов, создавший интереснейшие социально-аналитические конструкции («Конец Вечности», «Наше солнце» и др.)» Артур Кларк, чьи произведения отличаются сугубой научной точностью и «серьезностью», и другие крупные писатели, во многом определившие своим творчеством облик современной англо-американской фантастики.
В сущности, и о «новой волне», которую Б. Олдисс считает оазисом подлинного искусства среди бесплодных пустынь нудной дидактики и ремесленных поделок, он дал не очень точную информацию. Заявив, что «новая волна» – это «ряд ярких индивидуальностей» и что они идут своим путем, Б. Олдисс не сообщил, что же это за путь и в чем его оригинальность, зато высказал убеждение, что это – путь единственно верный.
Такое убеждение характерно для «новой волны» в целом. Ее представители, продолжая числить себя в рядах научных фантастов, безоговорочно отвергают всю «старую» научную фантастику. Активная пропагандистка этой группы, влиятельный критик Джудит Меррил считает, что для научной фантастики наступило время капитальной переоценки ценностей.
«То, что до недавнего времени казалось в ней наиболее важным, ныне перестало быть таковым»,– заявляет она в предисловии к антологии «Сайснс фикшн 12» («Научная фантастика 12»).
Английский фантаст Дж. Боллард, один из наиболее талантливых представителей «новой волны», склонен даже отказаться от наименования «научный фантаст» – настолько ему не по душе вся прежняя научная фантастика.
«Я не считаю себя научным фантастом в том смысле, в каком Айзек Азимов или Артур Кларк являются научными фантастами,– пишет он на страницах журнала «Спекулейшн» («Размышления»).– Точнее говоря, я считаю себя научным фантастом в том смысле, в каком сюрреализм является научным искусством».«Новая волна» возникла на английской почве; ее организационным центром стал журнал «Нью уорлдз» («Новые миры»). Как пишет Дж. Меррил, это
«журнал, посвятивший себя современному искусству и дизайну, авангардистской психологии, противоречивой физике и философии – наравне с научной фантастикой, сюрреализмом и символизмом – и стремящийся к созданию межвидовых, многослойных, транскультурных гибридов и комбинаций».
Действительно, для «новой волны» характерна прочная связь с авангардистским искусством. «Классическая» научная фантастика пополняла свои ряды в основном за счет ученых и вообще людей, так или иначе связанных с наукой (А. Азимов, Ф. Хойл, Р. Хайнлайн, А. Кларк, У. Тенн и многие другие), а в «новой волне» преобладают поэты, музыканты, художники, певцы, критики, журналисты. В этой пестроте профессий, имен, индивидуальных стилей все же нетрудно уловить некую общую ориентацию. И по декларации, и по художественной практике «новой волны» можно заключить, что основное внимание здесь уделяется экспериментам в области формы – и притом экспериментам модернистского толка.
«Новая волна», по-видимому, порождена кризисом, давно уже исподволь нарастающим в «классической» фантастике: исчерпали себя (или кажется, что исчерпали) некоторые коронные темы и проблемы; многие виднейшие авторы отошли от научной фантастики или утратили активность. Пытаясь преодолеть этот кризис, часть фантастов увидела выход в сближении с «большой литературой». Представители «новой волны» декларируют, что «беллетризация» фантастики, к которой они стремятся, даст им возможность разрабатывать глубокие, значительные, «подлинно человеческие» проблемы, которых якобы избегает «традиционная» научная фантастика. Однако эти декларации явно расходятся с практикой. «Новая волна», правда, имеет на своем счету романы, проникнутые обличительным пафосом, где остро (хотя по преимуществу в эмоциональном плане) критикуются уродства буржуазной цивилизации («Лагерь концентрации» Томаса Диша, «Баг Джек Баррон» Нормана Спинреда), но такого рода произведения не определяют ее облика. В действительности «новая волна» представляет собой отход от глобальных социальных проблем, специфичных для научной фантастики, в глубины языковых и композиционных поисков формального плана (С. Делани, Дж. Боллард, Б. Олдисс) или в закоулки «овеществленной» фантастическими средствами больной человеческой психики (Р. Желязны, М. Муркок). В таких произведениях реальная действительность дробится, «атомизируется», теряет цельность и смысл. Эту тенденцию «новой волны» точно подмечает американский фантаст и критик П. Шуйлер-Миллер.
«Наука принимает за аксиому,– пишет он в журнале «Аналог»,– что вселенная имеет смысл и мы можем его понять. Научная фантастика исследует этот смысл. Аксиомой «новой волны» (как и «театра абсурда», с которым она себя связывает) является утверждение, что мир не имеет смысла, и «новая волна» посвящает себя передаче этого безсмыслия».
Таким образом, выясняется, что «большая литература», на сближение с которой ориентируется «новая волна»,– это современные авангардистские течения, а сближение с ними достигается ценой отказа от важнейшей, общественно-значительной проблематики научной фантастики. Понятно, что «новая волна» не может претендовать на роль пролагателя новых путей для подлинной научной фантастики.
За последние годы состоялось немало встреч фантастов – в том числе и на международном уровне,– и на многих из этих встреч разгорались ожесточенные споры между представителями «традиционной» научной фантастики и «новой волны», споры, спровоцированные шумными претензиями «новой волны». Такой спор, в частности, произошел на форуме фантастов, созванном при содействии Ассоциации современной лингвистики; материалы этого форума были опубликованы в журнале «Экстраполейшн».
Айзек Азимов, выступавший в качестве одного из основных докладчиков, заявил, что научная фантастика прочно и неразрывно связана с наукой и что основная ее задача – давать глубоко обоснованные прогнозы будущего. Известный фантаст и редактор журнала «Гэлэкси» («Галактика») Фредерик Пол сказал, что научная фантастика – это «часть общей литературы социального комментирования», что кроме проблем, связанных непосредственно с научно-техническим прогрессом, фантастика анализирует также следствия этого прогресса – такие, как рост материального благосостояния, обострение социальных конфликтов, деградация среды человеческого обитания.
«Для фантаста все существующие институты являются всего лишь неким вариантом из множества возможных миров. Научная фантастика – это один из лучших и наверняка один из наиболее гибких способов художественного исследования тех перемен, к которым мы приближаемся»,– заявил Ф. Пол.
Уильям Тенн подчеркнул, что интеллектуализм является органическим свойством научной фантастики, что разум в ней преобладает над эмоциями, а профессор Дарко Сувин назвал научную фантастику «познавательным остранением», обращенным к новому виду эмоций – к эмоциям интеллектуальным, вызванным красотой научной картины мира.
Словом, «старшие» фантасты дружно утверждали высокую познавательную, аналитическую, прогностическую ценность научной фантастики. Представители «іювой волны» тоже действовали в основном согласованно – они решительно отвергали познавательную и прогностическую функцию фантастики (и вообще литературы).
«Если вы собираетесь поучать, пророчествовать, предсказывать, зачем для этого писать роман? – спрашивала, например, Джоана Расс.– Почему бы вам не поучать, не пророчествовать, не предсказывать непосредственно?»
Этим высказыванием, к которому присоединились Роберт Силверберг и ряд других, представители «новой волны» продемонстрировали непонимание самой сути и специфики научной фантастики, в которой «пророчества» и «предсказания» есть своеобразная форма художественного анализа острейших проблем современности. Они продемонстрировали непонимание того, что «поучения», то есть нравственная оценка изображаемого, есть неотъемлемая функция всякого искусства, в том числе и научной фантастики, в которой содержится нравственная оценка возможных влияний научно-технического прогресса на судьбы людей. Подобное непонимание вытекает из установки «новой волны» на формально-эстетические поиски, в которых она видит главную задачу «настоящей» литературы. Недаром программа «молодых» на форуме выглядела весьма туманно: они заявили, что искусство должно строиться на эмоциях, а не на размышлениях.
«Мы творим с помощью картин, и образов, и мечтаний и желаем чего-то более волнующего, более художественного»,– провозгласил Р. Силверберг.
Но, разумеется, желание «чего-то более волнующего» само по себе не может быть платформой литературного направления вообще. Не может оно и стать программой для научной фантастики. Современная научная фантастика имеет вполне определенную сущность и специфику, что, собственно, и позволяет говорить о ней как о самостоятельном литературном явлении. Такое понимание научной фантастики разрабатывается в последние годы в советском литературоведении (в частности, авторами данной статьи); близки к нему, как это видно из выступлений на форуме (и других высказываний), и «старшие» представители западной фантастики. Специфическая сущность современной научной фантастики, которую либо не понимают, либо внутренне не приемлют представители «новой волны», состоит в том, что она является принципиально новым способом художественного познания и отражения действительности, органически сочетающим приемы научного и художественного анализа. Она действует на более высоком уровне абстрагирования, чем реализм,– на уровне, близком к научному исследованию, пользуется гипотетическими («пророческими») конструкциями и моделями, и это обеспечивает ей возможность разрабатывать глобальные проблемы, которые столь характерны для современной действительности. Ведь эти проблемы, наиболее острые и важные для судеб человечества, в то же время далеко выходят за рамки индивидуального опыта и не находят художественного выражения в «формах самой жизни».
Все это не устраивает представителей «новой волны», и они всячески корят «старших» за стремление подчинить фантастику науке, логике, социальной проблематике. Обрушиваются они на «традиционную» научную фантастику и за ее обличительный, пропагандистский пафос. Это и понятно – ведь «новая волна» в своих формальных экспериментах уходит от острых и злободневных проблем современности, а для современной научной фантастики основной предмет анализа и изображения – даже не будущее (хотя она, естественно, включает в себя жанр утопии и «антиутопии»), а настоящее, специфически исследуемое как совокупность его возможных продолжений.
«Научная фантастика,– пишет американский литературовед Р. Уилсон в журнале «Экстраполейшн»,– это литература идеи, стремящаяся критически подойти к настоящему путем исследования будущего».
Ту же мысль развивает президент Британской ассоциации фантастов Э. Криспин: «Вопреки тому, что думают многие, фантасты... не стремятся предсказывать будущее. Поскольку они часто пишут о будущем, какая-нибудь из их догадок неизбежно осуществляется... В современной научной фантастике наиболее важное состоит в комментировании некоего аспекта настоящего».
Таким образом, в спорах о фантастике, развернувшихся на Западе, с очевидностью выявляется несостоятельность теоретической и бесперспективность практической линии «новой волны», постепенно утверждается понимание научной фантастики как метода художественного анализа, обращенного к современности в ее специфическом, глобальном аспекте, в ее тенденциях и проблемах, касающихся судеб человечества в целом.
