Текст книги "Псих. Часть 1"

Автор книги: Арчер Свипи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

* * *

Работа вымотала Мориса за последние месяцы, отдыха не было, сон растворился в безумных буднях. По городу прокатилась волна самоубийств, и с каждым днём жертв становилось все больше. Морис сбивался с ног в попытках найти хотя бы мотив, заставивший вполне адекватных и особо не жалующихся на жизнь людей покончить с собой. Телефон разрывался от звонков, а голоса зарёванных родственников эхом звучали в каждом уголке черепной коробки. Помимо этого, Морису не давали покоя обстоятельства смертей, а именно то, что все люди ушли из жизни с помощью петли, и то, что ориентировочное время смерти всех жертв суицида одно и то же – 3 часа ночи. Постоянное присутствие смертей и чертовщины в жизни Мориса и так доводило до диких приступов омерзения и тошноты, но тело маленькой 5-летней девочки, подвешенной в сарае, было перебором, трещиной в стенке сознания, через которую просачивалось уныние и боль. Казалось, что из груди вырвется душа и, не сдерживая тошноты, запачкает пол, а после, закурив, скажет: «Ну и х#рня». Морис был почти уверен, что практически во всех случаях – это было убийство, а не суицид, и, видимо, виновный в этом наблюдал за его действиями и оставил кровавую подсказку, в виде тела Паранойя всё чаще посещала мужчину. Полицейский пытался забыть эти маленькие впалые щёчки с немым вопросом «за что?», этот наполненный ужасом взгляд и изрезанные стеклом запястья. Мужчина проплакал целый час, держа на руках девочку, пока её у него не забрал приехавший судмедэксперт.

В облаке сигаретного дыма, наблюдая, как лучи света играют, проходя через стенки бутылки с ромом, Морис слушал тяжёлую музыку, сжигая эмоции и воспоминания о последних нескольких днях, топя их в алкоголе.

Стены плыли, Морис представлял, что город – это игрушка, и огромных размеров человек, смеясь, отхлебнув из чашки кофе, дёргает за нитки, запуская все процессы в городе. Дёрнул нить: из фонтана бьёт вода, влюблённые начали целоваться, в соседнем доме скандал, на детской площадке играют дети, а через улицу автомобиль вылетел в кювет, в роддоме заплакал новорожденный. Морис всем сердцем надеялся, что этот человек не дёргал за нить перед тем, как умерли эти люди, и что тот, кто дёргает за нити, крайне недоволен тем, что кто-то вершит судьбу вместо него.

– Надеюсь, ты накажешь этих выскочек, чёртов вершитель.

Гремел рок, разрывая колонки, вершитель разговаривал через песни с Морисом: «Ты тонешь, ты уже на дне, вдохни поглубже, не паникуй, переверни игру, твой путь – погружение…» Лучи солнца преломлялись, проходя через стекла, разлетающиеся по сторонам, бутылка из-под рома, выброшенная из окна, своё отжила.

Морис спал мертвецким сном, алкоголь сделал своё дело, отключив тело.

– Странно, дверь открыта.

– Ничего удивительного, Морис слишком беспечен. Он считает, что ему мало кого стоит бояться, а те немногие, кого все-таки стоит опасаться, не будут пробираться в квартиру, пока тот спит, а прикончат как-нибудь поинтереснее.

– Стив, иди поднимись на второй этаж. Я осмотрю первый этаж, кто знает, может быть, это не обычная небрежность и тут кто-то есть, помимо нас и Мориса.

В спальне была открыта дверь, это единственное помещение на втором этаже, где был включён свет. Стив пробирался по темноте ища выключатель, который обнаружился у входа в спальню, крайне неудобное расположение, по мнению Стива. Было уже довольно поздно, часы показывали 22:20, Морис, возможно, уже спал. Уверенным шагом Стив шёл вперёд, нарочно топая ботинками, обозначая свою доминантную позицию, над теми, кто мог, попытаться напасть из полумрака. Так ходит человек, на 100 процентов уверенный в своей безопасности – Когда рука лежит на кобуре пистолета, приходит спокойствие. Большая кровать, открытое окно, небольшой столик на колёсиках, аудиосистема и абсолютно никаких признаков наличия жильцов, даже кровать была аккуратно застелена.

– Хм-м… Может быть, он ушёл, а входную дверь забыл закрыть?

– Разговариваешь сам с собой.

К горлу приставили что-то железное и холодное. По спине Стива прошёл холодок.

– Кто такой? Друг или враг? Учти: от твоего ответа зависит, придётся ли мне менять ковёр или хватит обычной химчистки, чтобы отстирать пятна крови.

– Гл-л, – нервно сглотнул Стив. – Друг…

– Ха-ха-ха!

В дверном проёме стоял Фил.

– Я смотрю, я вовремя подошёл. Аха-ха, ну, ты, конечно, даёшь… Ты там в штаны не наделал?

За спиной уже вовсю хохотал второй голос.

– Мор, да убери ты уже эту штуку от его горла, а то помрёт с испуга.

– Штуку? Какую штуку, эту, что ли? – Открыл гладкую металлическую крышку и, чиркнув кремниевым кругом, поджёг фитиль бензиновой зажигалки.

– Идиот, не смешно, – сухо ответил Стив, развернувшись лицом к Морису.

– Да ладно, ладно, злой дяденька убирает зажигалочку. Не переживай, вампирёныш, не сгоришь, а то чирк – и кучка пепла.

– Мор, ты выпивший? От тебя за километр перегаром несёт.

– Ну, выпил, а что, ты моя мамочка? Выпить уже нельзя?

– Да… нет, наоборот, это даже хорошо.

Фил тяжело вздохнул, жестом попросил Мориса присесть. Морис не стал спорить.

– Сегодня нашли тело очередной жертвы.

– Что, тоже виселица?

– Нет, прыжок из окна.

– Хм, что-то новенькое.

– Морис, пожалуйста, не перебивай, выслушай внимательно.

– Хорошо, слушаю очень внимательно, зануда.

– Жертва – мужчина… и… и…

– Ну что? Говори уже.

Фил опустил взгляд.

– И этот мужчина – Мики.

Фил замер, боясь смотреть в сторону Мориса, мысленно приготовившись к любой реакции: от слез до разрушения мебели в приступе гнева и отчаяния, но не чего на удивление не произошло. Морис лениво осмотрел бутылки, стоящие у кровати, нашёл наполовину пустую бутылку виски, отхлебнул горячительного пойла и начал что-то безуспешно искать взглядом. Его лицо «трещало» от неопределённости эмоций, губы то и дело пытались то улыбнуться, то скорчиться, выдавая горесть. Отхлёбывая виски из горла, Морис ходил по комнате, ловя на себе обеспокоенные взгляды гостей. Наконец он остановился, взял что-то с полки у изголовья кровати и, подойдя к Филу, протянул руку к его лицу.

– Давай я тебе хотя бы нос клоунский нарисую, а то я тут заметил – у тебя теперь он вовнутрь головы растёт.

Казалось, плотину эмоций сейчас прорвёт и последняя стена, сдерживающая волну, рухнет, но лицо Мориса было каменным, пугающе мёртвым. Отодвинув руку с фломастером от сломанного носа, Филипп обнял Мориса, но тот по-прежнему был в оцепенении.

– Поехали – пробубнил мужчина и, оттолкнув Фила, резко повернулся к ним спиной чтобы те не видели катящихся по щекам слёз.

– Куда поехали?

– В город! Найду этих… и прикончу!!!

Капли дождя били по крыше автомобиля. Развалившись на заднем сидении в клубах сигаретного дыма, Морис искал до боли знакомые очертания бледнолицего человека с яркими кровавыми губами, того самого человека, присутствие которого с каждой каплей алкоголя становится более явным. Он улыбался, окутывая заботой и теплом и впитывая с каждым своим вздохом всю боль и всю грязь из воспоминаний, создавал иллюзию спокойствия и контроля над ситуацией. Алкоголь – один из главных иллюзионистов этого мира. Покуда бледнолицый сдерживал боль, Морис пытался размышлять, отбросив чувства, пытаясь забыться. Мики пытался в течение последних двух лет выяснить причину смерти своей жены, упрямо не веря в передозировку лекарствами. Может ли быть, что он все-таки подобрался к решению загадки, но подобрался слишком близко? Фил сказал, что это случилось по адресу прошлого проживания Мики, но что заставило его приехать туда и почему это выглядит как неудачная попытка имитации самоубийства?

«Что ты пытался сказать этим, старый плут? Зачем подставился под удар?» – мысленно спросил у Мики Морис, как будто тот мог ему ответить.

Бутылка опустела. Бледнолицый достал опасную бритву и готовился забрать долг с огромными процентами. Холодный ветер из приоткрытого окна обдувал лицо, гость достал часы. Стив включил приёмник, лёгкий блюз дополнял картину пустынной разбитой дороги, кривых, одиноко торчащих посреди полей деревьев и без устали лупящего водяным хлыстом землю ливня. Морис закрыл глаза, проваливаясь в полудрёму.

* * *

Яркий свет, скрип кровати, боль, ужом проползшая через поясницу. Капли воды, стекающие по телу, с кончиков волос. Полотенце, халат, не увенчавшиеся успехом поиски тапочек – утро. Чайник шипит все так же, как обычно, гневно извергая пар, пакетик зеленого чая и две ложки сахара, сковородка, миска яичных белков, взбитых с молоком, шкворчащее мясо – идеальное соединение холода и жара преподносит прекрасный завтрак холостяка. Последний штрих – нажатие кнопки «плей» на проигрывателе – и по квартире разлилась чарующая музыка. Морис, пританцовывая, щёлкая пальцами в такт музыке, прошёл в кухню.

– Хорошее утро, очень хорошее, – повысив голос, будто разговаривая с кем-то, сказал Морис. Морис хотел уже сесть за стол, но всю идиллию нарушил жёсткий металлический стул. Морис поморщился.

– Ну, вот, а как же удобства и мягкость для моего зада, неужели не заслужил? Аха-ха-ха.

Стул был благополучно отодвинут быстрым движением ноги в пыльный угол. Морис исчез, но через мгновение послышалось ворчание и звук ударов о стены и дверные проёмы. Ворча и причитая себе под нос, Морис, схватив руками, в неловкой позе тащил перед собой мягкое кресло с деревянными подлокотниками. В очередной раз не войдя в дверной проём, Морис опустил злополучное кресло и, вытерев испарину со лба, стал пристально смотреть на него, видимо, в надежде, что оно оживёт и само сделает все за него. Спустя двадцать минут Морис добился чего хотел. Нет, кресло не ожило… но, развернув его боком, Морис все-таки протащил мягкость для своего зада в кухню, плюхнулся на сиденье. Пальцами вцепился в подлокотники и, развалившись, удовлетворенно выдохнул. Настроение было хорошее, и было наплевать на больную поясницу. Набрав в лёгкие воздух, отстукивая пальцами ритм по подлокотникам, Морис во все горло прокричал припев из песни, играющей на заднем плане. Подмигнул левым глазом, будто перед ним стоял солист и одобрительно кивал, реагируя на скрежет голоса Мориса, и приступил наконец-то к завтраку.

– Чёрт, все остыло!!!

Спустя пару минут Морис вталкивал в себя потерявший прежний вкус завтрак. Еда только с пылу с жару имеет неповторимый вкус, в отличие от той, которую повторно разогрели, именно такого мнения придерживался Морис, но так как готовить повторно было лень, пришлось отойти от своих собственных правил, что было редкостью для ворчуна, и съесть разогретую в микроволновой печи.

На дворе была замечательная погода, да к тому же Морис взял отпуск, и ближайшую неделю можно было не думать о работе и сходить уже наконец-то в музей, где были представлены в хронологическом порядке этапы зарождения практически всех направлений музыки с их ярчайшими представителями. Беззаботность обитала в каждой клеточке тела.

Старые часы издали трещащий звук и пошли. «Чудеса, видимо, батарейки встряхнулись от вибрации», – предположил про себя Морис. В дверь постучали. Морис максимально беззаботно повернул дверную ручку, даже предварительно не посмотрев в глазок, и, выставив улыбчивую физиономию на обозрение пришедшему, был отброшен в сторону. Дверь слетела с петель и, подхваченная мощным потоком чёрного клубящегося воздуха, превратилась в труху. Тёмная, вязкая субстанция расползлась по стенам, разъедая их. Ход часов стал настолько громким, что заложило уши. В дом, стоя на стуле, медленно влетел бледнолицый, на шее была затянута петля. Обмотав концом верёвки запястье, он то и дело дёргал её и, дожидаясь состояния, близкого к потере сознания, ослаблял натяжение, вдыхал воздух и повторял процедуру. Его грудь была раскурочена крупнокалиберной дробью. Не дожидаясь реакции, бледнолицый вытащил одну из дробинок из раны.

– Даже малое несёт разрушение, – прошипел он и отправил дробинку в лоб Морису.

* * *

Морис проснулся, обливаясь холодным потом. Пьяный бред ещё не развеялся, справа на кресле сидел мертвецки бледный гость. Морис вжался в сидение, он был до конца не уверен в том, что это фантазии, и от этого у него начиналась паника.

– Время вышло.

Убрав часы, красногубый улыбнулся, приблизился и, нежно поцеловав в лоб, как можно медленней, причиняя максимальную боль, разрезал горло Морису опасной бритвой. Вся моральная и физическая боль вернулась в трёхкратном размере, иллюзионист-алкоголь, отвешивая поклон, растворился в клубе дыма.

Морис закричал сквозь сон и проснулся окончательно.

Машина сбавила ход, остановившись на обочине.

– В чем дело?

– Колесо, кажется, пробили.

«Замечательно».

Ручка домкрата вращалась нехотя, то и дело застревая и не давая продолжить работу.

– Стив, откуда ты только взял эту рухлядь? Ты что, за столько времени не мог купить себе нормальный домкрат?

– Не ворчи, крути ручку.

– Р-р-р-р-р…

– Морис, зараза, вылези из машины. В родео решил поиграть? Перестань ёрзать своей задницей по салону. Проснулся – вылазь, или нам тебя силой вытаскивать?

Морис высунул голову в открытое окно, щурясь от попадающих в глаза капель.

– Да пошёл ты…

– Вот что с тобой делать?.. – протянул Фил, встав в полный рост.

– Стив, тащи запаску.

Морис вышел из машины.

– Ладно, так и быть, убедили.

Машина с грохотом соскочила с домкрата.

– Морис!!! Какого лешего?!! Зачем так дверью хлопать? Я чуть без пальцев не остался.

– Откручивай оставшиеся гайки, а не кричи на меня…

Филипп старался не срываться на друга, понимая, что ему сейчас и так нелегко, и предпочёл молча откручивать гайки, складывая их в карман.

– Дёрнул же тебя черт переехать в эту глушь, тут даже дорог нет.

– Во-первых, это не глушь, тут всего два часа езды от города, а во-вторых, тут тихо, спокойно, а я так устал от людской суеты и злобы, что спрятался тут, подобно ребёнку, в шкафу. Тебе этого не понять.

– Ну-ну…

– Все, готово. Стив, будь добр, закинь дырявую покрышку в багажник. Мор, можешь опять ёрзать своим задом, залазь в машину.

Фил, сидя, стянул с себя джинсы и мокрую футболку, кинув их вниз, на резиновый коврик в ногах, остался в одних трусах Морис долго наблюдал за действиями Фила, пока все-таки не решился спросить то, что его, судя по взгляду, волновало последний час:

– Фил, все хотел у тебя спросить: что у тебя с носом? Что случилось?

– Да… пустяки. Проводили задержание, бойкие нарушители попались, но я их хорошенько дубинкой приложил, навек запомнят.

Фил не мог признаться, что его избили и, связав, выбросили в большой мусорный бак около полицейского участка.

– Бойкие нарушители. Хм… да скажи прямо: подростков гонял по дворам, и тебя какой-нибудь маленький конопатый мальчуган палкой приложил. Дяденька с детьми дерётся, аха-ха-а. – Фил лишь поскрежетал зубами.

Машина удалялась из поля зрения, авторучка оставляла следы на едко-жёлтой, светящейся огнём бумаге. Вода, попадая на страницы, моментально испарялась, человек стоял в облаке пара. Машина отдалялась, дождь шёл, человек, оперевшись на ствол скорчившегося одинокого дерева, провожал автомобиль взглядом, улыбался краем рта, обнажая крючковатые зубы.

«Они вели себя как дети, как дети, не осознающие конца, как дети, не ценящие последние моменты». Тетрадь закрылась.

– Куда едем, Мор, на квартиру тебя отвезти?

– Нет. Поехали к Мики в морг.

– Тебя сейчас туда никто не пустит.

– Значит, поехали в бар, меня начинает отпускать, а это не очень хорошо – я начинаю осознавать бренность этого мира.

* * *

Бармен рисовал чёртиков на полях в журнале с обнажёнными красотками, когда машина с весёлой компанией подъехала ко входу.

Морис открыл дверь с ноги и вразвалку, напевая очередную песню хриплым голосом, подошёл к стойке. За ним следом, промокшие насквозь, с хмурыми лицами, завалились Фил и Стив. Морис с трудом залез на высокий стул.

– О-о-о, бор-родачи какие, – протянул мужчина, проведя пальцами по резной столешнице.

Барная стойка была похожа на высоченный резной стол для жертвоприношений. Сцены войны, корабли с грозными, одетыми в шкуры викингами на борту, леса, горы, женщины с детьми и сцены зачатия и родов, и в самом центре столешницы вырезана луна, треснувшая пополам. Этот знак был вырезан на всей мебели в баре, даже на входной двери.

– Здравствуйте, что будете?

– Ик… Ну-у, здорово… Плесни мне виски… ик… будь так… ик… добр.

Фил подошёл к бармену и попросил его перестать наливать, когда тот даст ему знак, что Морису хватит, так как Морис сам это не контролировал, а Фил не был уверен в наблюдательности бармена. Морис пил виски как воду, в перерывах прося включить музыку. Бармен долго сопротивляться не стал и, включив музыку и устав от просьб переключить трек, посадил Фила за компьютер, мол, сами переключайте, если так хотите.

Стив вернулся из уборной, он решил отдохнуть и пил вместе с Морисом, но его желудок сдался, отправив хозяина рыгать обратно в уборную.

– Ты как?

– Спасибо, уже лучше.

Морис уже не мог сидеть и, подложив под голову куртку, лёг головой на столешницу.

– Мор, может, уже хватит пить? Передохни.

На часах было 5 утра.

– А вы до какого времени работаете? Уже 5 утра.

– Мы работаем круглосуточно, сейчас меня подменят можете не торопиться.

В бар вошёл широкоплечий мужчина, одетый в длинную мантию кочевника, свисающую почти до самых колен, высокие коричневые ботинки с заправленными в них чёрными широкими штанами из плотной ткани – смесь джинсов и трикотажа завершающим штрихом в его образе были самодельные часы с большим циферблатом с защитной крышкой выполненных в стиле стимпанк.

– Здорово, брат. Сегодня без опоздания…

Мужчина молча подошёл к бармену и, пожав ему руку, развернулся к гостям.

– Сегодня у нас игра: кто меня перепьёт, тот может пить и есть за счёт заведения. Есть желающие?

– Готовься проиграть!

– Хах!

Мистер Стильные часы налил чёрной мутной жижи, отдающей железом и спиртом.

– Поехали!

Морис залпом выпил рюмку и почувствовал дикое, омерзительное, болезненное ощущение в полости рта. Рот, желудок и даже лёгкие пылали, их скручивало дикой болью. Морис свалился со стула и начал блевать чем-то тёмным, похожим на дёготь. Морису стало легче, он поднял голову, жижи было в разы больше, чем вышло из организма. Свистящий звук наполнил помещение. Он усиливался, превращаясь в отвратительно невыносимый писк. Морис схватился за уши. Мозг в черепной коробке раскалялся. «Ещё мгновение – я буду готовым завтраком туриста, зажаренным на костре», – подумал Морис. Стоило подумать о преждевременной кончине, как всё прекратилось. Раздался громкий хлопком.

Морис проверял состояние слуха, закрывая то одно ухо, то другое и выкрикивая все, что приходило на ум, а на ум в этот момент приходили лишь маты. Здоровый, взрослый человек сидит посреди поля и выкрикивает маты – забавная ситуация. Стоп, поле? Откуда тут взялось поле? Морис сидел посреди бескрайнего поля засеянного странными растениями с синими листьями, побеги достигали 4 метров в высоту. Не веря своим глазам, Морис встал и, пребывая в шоке, начал во всю глотку орать матом, проклиная весь мир.

– Кто этот м…ак, что это устроил?! Твою мать, вытащите уши из кармана в своих задницах и услышьте меня, кто-нибудь!

Устав кричать мужчина пошёл вперёд, надеясь выйти к жилым домам или проезжей чести.

Морис вышел на участок с маленькой ярко-зелёной газонной травой, чуть поодаль на бревне сидела фигура в капюшоне.

– Садись! – скомандовал властный голос.

Морис не послушался и попытался уйти. Обернувшись, Мор потерял дар речи: небо разделялось на светлую сторону и тёмную. На тёмной стороне была луна на светлой солнце. Небесные тела были непривычно больших размеров, было страшно смотреть на них, вот-вот – и они коснутся земли и, покатившись, передавят все живое. Помимо разделения в небе было разделение и на земле. На светлой – поле. На тёмной – воплощение человеческой, искусственной природы – города, светящегося в ночи.

– У меня мало времени, а мне необходимо с тобой поговорить.

Морис сидел на бревне по соседству с незнакомцем, не ведая, как там оказался, тело не слушалось.

– Это меры предосторожности, говорю же: времени мало, неохота тебя потом искать, если сбежишь.

– Ты глюк? Я упился до чёртиков?

– Не без этого, но я не глюк. Я задам пару вопросов, отвечай коротко и по делу, время идёт.

Рот Мориса автоматически согласился и не открывался, не давая хозяину высказаться в лицо человеку в чёрном и не давая подвергать жизнь смертельной угрозе после резких высказываний.

– Как тебя зовут?.

– Морис.

– Хм… Приятно познакомиться. Расскажи мне о себе и чем ты занимаешься.

Морис почему-то захотел рассказать все, вытряхнуть душу и поплакаться в плечо, как только услышал голос незнакомца.

«Он меня контролирует, черт!!» – промелькнула мысль.

– Я полицейский, занимаюсь расследованием убийств. – Морис сам того не заметил, как начал рыдать. – Убийства друга. – У Мориса началась истерика.

– Как умер твой друг?

– Он… он… выпрыгнул из ОКНА-А…

– Почему это убийство, если он сам выпрыгнул?

– Слишком много… самоубийств в последнее время, я не верю в совпадения, его… убили.

После фразы про самоубийства собеседник нервно засопел, а в небе взорвалась и погасла звезда.

– Мне все предельно ясно. Отправляйся домой.

Мор очнулся на стойке бара в окружении недовольных бородатых физиономий.

– Наконец-то очнулся. Пойдём, хватит с тебя.

Морис оглядывался по сторонам, всматриваясь в лица, но не увидел человека в капюшоне.

* * *

Морис одиноко сидел на поребрике возле входа в морг уже 40 минут, он не мог решиться войти. Он поднимался, ходил из стороны в сторону, нервно потирая ладони, пошатываясь от не до конца прогоревшего внутри алкоголя, всплывающего болью в висках и тошнотой. Яркой болью вспыхивали воспоминания о последней встречи друзей.

– Морис, спасибо, что пришёл.

– Брось… как я мог не прийти?

– Давай только без лишней жалости… Я тебя прошу.

Мики наливал чай и пытался натянуть улыбку, но боль просачивалась через маску, разрывая её. Сделав глоток чая, маска раскололась, по щекам потекли слезы. Маска, сдерживая вой, уткнулась в рукав дурацкого полосатого халата.

Морис обнял Мики. Крик боли пронизывал плечо Мориса и оседал грустью в сердце. Каждой клеткой Морис ощущал то отчаяние, что чувствовал друг.

– Поплачь, дружище, поплачь, выговорись – легче будет.

– Черт!!!!

Выкурив очередную сигарету, отгоняя похмельные игры сознания, Морис рывком встал с холодного камня и быстрым шагом, отбрасывая все мысли, чтобы не развернуться и не пойти обратно выкуривать сигарету за сигаретой, дёрнул дверную ручку. Морис пролетел обшарпанный коридор с потрескавшейся плиткой со скоростью метеора. Мысль о том, что сейчас он увидит посиневшего мёртвого лучшего друга, взрывала мозг. Черепушку сдавливало, Морис не мог вздохнуть полной грудью, диафрагма панически вибрировала, не в состоянии успокоиться и дать вздохнуть.

Развалившись в кресле, слегка упитанный мужчина с щетиной и мешками под глазами, расстегнув ремень на брюках, сдавливающий брюхо, и почёсывая проплешину на голове, смотрел шоу под названием «Один день из жизни мухи».

– А что если эта муха, летая зигзагами, пытается что-то мне сказать? – рассуждал врач. Муха дёрнулась в сторону. – Это было похоже на букву Г, а это похоже на О, а это В. Завораживает. В ходе долгой аналитики мы получаем «гов»… Хм-м… Что?!!

Хлопнула дверь. В комнату влетел Морис, его лицо не выражало никаких эмоций, они будто потухли, погрузив хозяина в уныние и пустоту. Маркус махнул Морису, приглашая подойти, но тот в упор его не видел. Маркус перевёл своё внимание обратно на потолок.

– Так на чем мы остановились?

Муха больше ничего не говорила. Запутавшись в паутине, она стала кормом для паука.

– А все-таки, дорогая, ты была права – жизнь полна гов#а… Сейчас ты говоришь – тебя не слышат, не понимают, а когда тебя сожрут, разводят руками. Садись. – Маркус указал на кресло напротив и, не говоря ни слова, достал стаканы и бутылку виски. – Да… Мор, какими бы профессионалами мы ни были, сколько бы смертей ни видели и какие бы барьеры внутри ни строили с целью сохранить психику, своих терять всегда больно. Ведь, находя мёртвыми других, ты молишься всем возможным силам и надеешься, что дорогих тебе людей обойдёт несчастье. Ты помогаешь другим, осознавая, что им, кроме тебя, никто не поможет, жертвуешь собой, надеешься после этой сумасшедшей гонки встретить друзей и членов семьи и, смотря им в глаза, улыбнуться, ощущая себя в маленьком мирке тепла и близости, вдалеке от несправедливости. – Разлил напиток по стаканам. – Но увы… Пока ты помогаешь другим, зачастую ты не успеваешь помочь своим или вовсе не замечаешь, что им нужна помощь. Мир – это сумасшедшие карусели с ржавыми перилами и сидениями, вращающимися с неистовой скоростью, и никогда не знаешь, какое из этих сидений во время движения оторвётся и кто будет на этом сидении. И так бывает, что эти маленькие мирки рушатся, и им нужен ремонт. Я тебя понимаю, друг, держись, это жизнь.

– За Мики.

– За Мики! – Мужчины опустошили стаканы до дна.

– Судя по тому, что от тебя пахнет алкоголем, и это не из-за того, что мы сейчас выпили, ты уже пришёл с таким запахом. И судя по тому, что ты целый час не решался сюда зайти, я это знаю – поднимался наверх и видел тебя маячившим возле входа, тебе это нужно.

– Маркус, ты о чём?

Маркус покопался в ящике и передал Морису синюю папку с заключением судебно-медицинской экспертизы.

– Как по мне, обычный рядовой случай суицида: в крови большое содержание алкоголя и наркотических веществ, травмы, полученные в результате падения, и порезы от стекла, ничего, что могло бы насторожить.

– Не может этого быть! – Листок с заключением полетел в мусорное ведро. – Это бред!!!! Он не мог оставить детей. Не мог… слышишь? – Морис вцепился в ворот свитера Маркуса. – Маркус, я хочу сам, лично осмотреть его, мне недостаточно заключения! Понимаешь?..

– Ради бога… смотри, не впадай в истерику. Пойдём.

Морис осматривал каждый миллиметр тела Мики, судорожно пытаясь найти среди порезов и ссадин хотя бы что-то, что может отличаться от общей картины, и он нашёл. Глаза Мориса загорелись – на предплечье у трупа красовалась татуировка.

– Смотри, а ты говорил, что ничего нет. У Мики никогда не было татуировок.

– А что если он вот так вот вдруг за время, пока ты с ним не встречался, решил себе её сделать?..

– Плевать, я проверю! – прорычал полицейский, перерисовывая увиденное в блокнот.

– Хм-м, солнце, оно же наполовину луна, и под ним символ глаза со стекающей слезой. Ничего такого не видел раньше, надо проверить. До скорого, Маркус.

Морис вылетел из морга, светящийся. «Неужели я смогу искупить вину перед другом за своё отсутствие в его жизни в трудную минуту?» – металась ложная надежда от стенки к стенке внутри черепной коробки.

* * *

На дворе была ночь. Фил слушал радио. Ведущие радиошоу обсуждали новости в мире музыки и кинематографа, периодически отпуская неуместные шутки. По мнению Филиппа, такие шутки могли быть смешными, только если в них добавить парочку едких фраз, приукрасив их россыпью брани, этим Фил и занимался. Он добавлял ярких красок в шутки посредством острого словца, это было единственным развлечением во время ночного дежурства, не считая чтение книг.

Устав слушать бесконечную радиоболтовню, Фил шарил по ящикам стола в попытке найти что то, что поможет скоротать время – журнал, сканворд, книгу. Ящики были забиты бумагами и каким-то барахлом. «Эврика», «тот, кто ищет, всегда найдёт» – потрепанная книга в твёрдом переплёте с многообещающим названием «ПСИХ» готовилась к поглощению.

Переплёт затрещал, на Фила смотрело изображение мужского лица с козлиной бородкой, впавшими щеками и острыми скулами. Во внешнем виде мужчины не проглядывалось ничего необычного, кроме разве что кошачьего разреза глаз.

Глава 1

Луна огромным жёлтым пятном возвышалась на небе. Тусклый свет падал на столешницу. Луна холодна и невозмутима, подобна грациозной даме, такая же прекрасная, загадочная, но, к сожалению, одинокая.

– Эта бессонница в скором времени сведёт меня с ума, – пробормотал себе под нос Бальтазар и, отхлебнув горячего чая с бергамотом, откинулся в кресло, сложив руки за головой. На небе то тут, то там вспыхивали звезды. Пролетела комета. Её горящий, раскалённый хвост оставил сияющий ожог на небосводе. Ожог постепенно затягивался, пока вовсе не исчез. Треск горящей свечи и ход настенных часов разрушали тишь. Бальтазар измученно повернул голову в сторону часов – три часа ночи. Бальтазар, со скрипом ступая на половицы, подошёл к огромному шкафу. Он занимал большую часть комнаты. Взяв длинный чёрный плащ, мужчина сложил его в рюкзак, клетчатая рубашка легла на худые плечи, тёмные брюки и белоснежные кеды с красно-синими полосками по бокам дополнили образ. Посмотрев в зеркало, мужчина подметил, что, несмотря на то что одежда была более-менее приличная, она не могла отвлечь на себя внимание от измученного лица с болезненными мешками под глазами и от не менее болезненной бледной кожи.

– М-да… Мертвец восстал из гроба.

Парень умылся прохладной водой из под крана. Лучше выглядеть Бальтазар не стал, но по крайней мере взбодрился. Вернувшись в комнату…

– Интересно?

Фил от неожиданности чуть не свалился со стула. Морис был похож на промокшую кошку. Серое пальто от воды стало чёрным, с рукавов струилась вода, и разило перегаром. Счастливая мокрая пьяная кошка с бутылкой рома.

– Успокойся, это всего лишь я. Опусти карандаш, аха-ха! Затыкаешь насмерть, аха-ха!..

Фил не сразу понял, о чем идёт речь, но тут осознал, что в правой руке у него зажат острый карандаш и рука занесена для удара.

Фил, рассмеявшись, положил карандаш на стол.

– Вот… правильно, а то индеец нашёлся, карандашами махать, это тебе не копьё. – Фил залился смехом.

– Да ты себя видел?! Выглядишь как тряпичная кукла, после стирки.

Шутка была несмешная, но Филу хватило и этого, чтобы самодовольно рассмеяться. Морис улыбнулся краем рта, всем своим видом показывая, что Фил ещё тот идиот. Фил заметил это, а также заметил, что смеётся только лишь он. Издав пару контрольных «ха-ха», окончательно убедившись, что шутка не дошла до адресата, замолчал.

– Фил, а почему сегодня ты дежуришь? Сегодня Стив должен дежурить.

– Он приболел, попросил подменить.

– Заболел… хм… Чем, интересно? Купил новую модель корабля или самолёта и сидит клеит её.

– Не подшучивай над ним. Мор, у всех есть увлечения и слабости.

Мор поднял руку, указывая на бутылку, демонстративно отхлебнул пойла.

– Я… так… словами бросаюсь. Он славный парень… и-и… а-а-а-а, плевать, забудь!.. Пошёл он! Аха-хах!!

– Уже забыл, лучше скажи, чего ты припёрся посреди ночи, почему днём не мог зайти?