Текст книги "Герой"

Автор книги: Анвар Иргашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

****

… Когда Митяй проснулся, был уже почти вечер. Он вскочил с кровати, позабыв о толстенной книге, лежащей на его животе, и та шумно упала на пол.

В открытое окно были слышны звуки гармоники и развеселый девичий смех. Ли сидел за столом при свете настольной лампы и аккуратно выводил на белоснежном листе иероглифы.

– Ё-мое! Леха! Танцы! Бежим! – Митяй спешно заправлял в брюки помявшуюся рубаху.

– Не пойду я, Митяй. Не люблю, ты же знаешь.

– Ты обещал, брат, – Митяй поднял с пола книгу и положил на стол обложкой вниз, – Вот! – Митяй демонстративно похлопал рукой по книге, – Я свое обещание уже начал выполнять. Книгу про мир читаю, автор Толстый!

Митяя переполняла гордость за самого себя.

Ли аккуратно отложил в сторону перо и рассмеялся.

– Эх ты, грамотей. Это Толстой, «Война и мир».

Митяй лишь почесал затылок.

– Ладно, пошли, раз обещал, – согласился Ли.

****

Танцы прошли для братьев Агафоновых по-разному. Для Ли, который скромно сидел в сторонке, наблюдая за братом, время тянулось. Митяй же, наоборот, едва успел перетанцевать со всеми девушками подряд, стараясь ни одну из них не оставить без своего внимания. Он пользовался огромной популярностью у местных девушек, за что деревенские парни не очень его жаловали. Нередко Митяю приходилось пускать в ход свои от природы крепкие кулаки, общаясь с конкурентами.

Если бы не начинающаяся гроза, бродившая по окраине неба, Ли еще долго бы ждал брата. Но гром бормотал все сердитей и громче, и вскоре первые вспышки молнии осветили потемневшее небо. Люди начали разбегаться по домам.

Митяй задорно пихнул брата локтем.

– Видел, Леха, все девчонки мои! Все-таки Митяй Агафонов – первый парень на деревне!

Ли спокойно улыбнулся.

– Может, тебе стоит выбрать одну из всех? Это неправильно – сегодня с одной, завтра с другой.

– Да как же выбрать, Леха, – одна краше другой! Да и скучно с одной-то все время! Нет, это не для меня.

– А я вот думаю, что если уж полюбить, то одну и на всю жизнь. Как отец, как Чэн.

Братья подошли к дому. Гроза совсем разошлась, первые тяжелые капли уже падали на пыльную дорогу. Лошади, напуганные громом, бились и храпели за темной стеной конюшни. Тоскливо хлопала позабытая оконная ставня. Митяй застыл на входе. Дверь в избу была открыта. Он обменялся взглядом с Ли и, сам себе не веря, сказал:

– Может родители уже вернулись? Схожу гляну.

Митяй в потемках загрохотал ведром где-то в сенях, зашел в избу.

– Батя! Мама!

В избе зажегся свет.

Ли, предчувствуя неладное, подошел к конюшне, откуда испуганно всхрапывали лошади.

– Леха! Леха! Там Чэна убили! – Митяй, спотыкаясь, выбежал из избы.

Ли резко остановился, словно его ударила одна из молний, полыхавших на небе, мысли роем пронеслись в голове – учителя… убили…?!

В этот момент ворота конюшни неожиданно распахнулись и наружу метнулся рослый вороной конь, которого отец наказал подковать к утру. На коне сидел всадник в плащ-палатке с низко надвинутым капюшоном. Ли едва успел увернуться от тяжелых копыт, как всадник рванул со двора и скрылся за поворотом. Вот же он – убийца! Ярость горячей волной прилила к голове. Нельзя дать ему уйти! Ли кинулся в конюшню, где стояла вторая лошадь – молодая гнедая кобыла. Не раздумывая не секунды, он запрыгнул гнедой на спину и без седла, вцепившись в лошадиную гриву и крепко сжав ее бока ногами, бросился в погоню.

Сзади что-то кричал Митяй, но все потонуло в раскатах грома. Лошади неслись по проселочной дороге, поднимая грязь из-под копыт. Ли пару раз крепко поддал лошади пятками и теперь стремительно сокращал разрыв. Вот уже стал ясно виден силуэт в плащ-палатке, сгорбившийся в седле.

Неожиданно всадник круто повернул коня к реке, Ли повторил его маневр, выворачивая на тропу, ведущую вниз, к воде. Там человек в плаще вдруг замедлил бешеный темп и, резко обернувшись, несколько раз выстрелил в преследователя из пистолета.

Ли припал к лошадиной шее, и пули чудом просвистели чуть выше головы. Лошадь, испуганная выстрелами, встала на дыбы, сбросив седока в грязь, и поскакала к дому. Парень быстро вскочил и бросился к реке, прямо через кусты.

Всадник, добравшись до воды, бросил коня, и уже спешил к ожидавшему его в лодке напарнику, оскальзываясь на глинистом берегу.

Ли бежал, спотыкаясь и путаясь в кустарнике. Мокрые ветки хлестали его по лицу, подло хватали за ноги, но он, стиснув зубы, ломился вперед. Наконец впереди мелькнула вода. Там, сквозь дождь, виднелась отчаливающая лодка, а в ней две темные фигуры в капюшонах. Ли сделал последний рывок и подбежал к самому берегу. На секунду яркая вспышка молнии осветила все кругом, и он смог отчетливо разглядеть под капюшоном того, кто стоял в лодке лицом к берегу. Парень словно окаменел от увиденного: сомнений быть не могло – это был тот самый человек, цыган, десять лет назад убивший в поезде его родителей.

– Не может быть, – прошептал Ли одними губами и, очнувшись, начал сбрасывать обувь. Из лодки прогремело несколько выстрелов, но подоспевший Митяй успел сбить брата с ног и зажать железной хваткой. Склон, где только что стоял парень, взорвался фонтанчиками грязи. Ли извивался ужом, пытаясь вырваться.

– Пусти, Митяй! Пус-ти-и!

– Дурак! Убьют!

Митяй крепко прижимал брата к земле, и тому оставалось только беспомощно смотреть, как лодка скрывается за излучиной. Раздался раскат грома.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Наутро в избе Агафоновых царила нехорошая тишина. Следователь, зевая, без особого интереса осматривал дом. Можно было сказать, что в доме был порядок. Если бы не несколько осколков стекла, поломанная деревянная рамка, да раздавленная свечка, валяющиеся на полу. Николай с Авдотьей еще не вернулись. Мрачный Митяй молча стоял посередине комнаты и смотрел в окно пустым взглядом. Понятые с любопытством зыркали по сторонам. Ли сидел на кровати, обхватив голову руками.

– Значит, говоришь, не пропало ничего? – безразлично спросил следователь, разглядывая странные листы с иероглифами на стене.

– А? Вроде все на месте. Да у нас и брать-то особо…, – очнулся Митяй, – Только вот рисунок Лешкин детский куда-то подевался.

– Ты еще скажи, что они за рисунком каким-то приходили! – внезапно разозлился следователь и недовольно посмотрел на Митяя. Не хватало еще из-за мальчишеских бредней усложнять расследование. – Конокрады это были, ясное дело! Нажиться хотели. А китаец ваш их спугнул, вот они его и того…

Ли неожиданно вскочил и, закусив губу, опрометью выбежал из избы.

****

Через несколько дней он сидел на окраине деревенского кладбища, держа в руках открытым свой медальон. На трех необычных надгробиях перед ним не было православных крестов, только простые белые камни, иссеченные иероглифами. На одном из камней было написано: «Вэй Тао и Вэй Джинг» на другом «Чэн Кианг», а на третьем, совсем свежем, «Чэн Ян».

Одними губами он прошептал:

– Учитель, теперь вы рядом со своей Кианг.

Ветер тормошил верхушки деревьев, бабочки мельтешили над цветами, стая птиц сорвалась в небо с ветвей. Казалось, что листва протяжно шепчет «Ли-и-и…». Ли закрыл глаза и поднял лицо к небу. Он глубоко вздохнул, на мгновенье задержал дыхание.

Сзади тихо подошел Митяй и присел рядом с братом.

– Я знал, что ты здесь.

Ли открыл глаза и обернулся. Митяй выдержал долгую паузу, не зная с чего начать, но, наконец, собрался с мыслями и заговорил, осторожно подбирая слова.

– Я так, Леха, думаю. На реке ты, скорее всего, обознался. Темно там было, да и дождь еще. Убийцу твоих родителей еще в тридцатом году расстреляли. Может, прав был следователь, Чэна и вправду конокрады убили.

– Неужели ты думаешь, что учитель не смог бы защитить себя от каких-то там конокрадов? Он был мастером кунг-фу! – резко оборвал его Ли, но, тут же, успокоился. – Нет, Митяй, здесь что-то не то…

– Я все думаю, куда же мог подеваться твой рисунок. Почему больше ничего не пропало?

– Не знаю Митяй, не знаю, – Ли обхватил голову руками, – Только я чувствую, что убийство родителей и Чэна как-то связаны между собой.

ГЛАВА ПЯТАЯ

За тяжелыми деревянными дверьми одного из кабинетов Министерства обороны Японии проводилось специальное закрытое совещание. Кабинет был обставлен скромно, но со вкусом. У одной из стен стоял на подставке самурайский меч-катана великолепной работы, у другой стены красно-белым полотнищем повис на древке японский флаг. Над креслом висел портрет императора Хирохито в парадном облачении.

Во главе длинного массивного деревянного стола, откинувшись на спинку кресла, расположился куратор специальных программ Министерства обороны Японии генерал-полковник Асакава. По бокам от него сидели два японских офицера больших чинов – генерал-майор Исида, человек в возрасте с потухшими глазами, и полковник Накаяма, высокий крепкий мужчина пятидесяти лет с пронзительным взглядом. Рядом скромно сидел пожилой японец в штатском. На стульях у стены расположились еще несколько японских офицеров, среди которых был высокий майор совсем не азиатской внешности, он больше походил на цыгана. В руках майор держал папку. Все присутствующие сидели неподвижно, в напряжении ожидая слов Асакавы. И только пожилой японец нервно теребил страницы лежащего перед ним большого толстого блокнота в кожаной обложке.

Наконец, Асакава, облокотившись на край стола, низким суровым голосом обратился к одному из японских офицеров:

– Генерал-майор Исида! Всем нам известно, что исследования продолжаются уже десять лет. Как руководитель лаборатории, потрудитесь объяснить, когда же будет обещанный результат?!

Исида, вытянувшийся так, будто ему дали хлыста, ответил почтительным тоном:

– Господин генерал, в наших исследованиях намечается коренной перелом. Я думаю, что наши специалисты добьются положительного результата уже в ближайшее время…

– В ближайшее время?! – Гаркнул генерал так резко, что у Исиды невольно дернулся глаз. – Каждый раз вы говорите одно и то же! У меня больше нет оснований вам доверять!

Исида вжал голову в плечи.

– Полковник Накаяма, вам удалось достать то, что вы обещали?

– Да, господин генерал-полковник. Вы позволите?

И после одобрительного кивка Асакавы подозвал к себе майора:

– Ману!

Майор подошел к полковнику Накаяме, почтительно поклонился и передал ему папку. Полковник аккуратно вынул из папки пожелтевший лист и передал пожилому японцу в штатском.

– Вот, взгляните на это, Профессор.

– Что это? Детский рисунок?

Профессор был в недоумении.

– Переверните, – сдержанно улыбнулся Накаяма.

Профессор несколько секунд жадно вглядывался в записи на обратной стороне рисунка. После чего стал быстро пролистывать лежащий перед ним блокнот, захватывая по несколько страниц, пока не дошел до нужной.

В кабинете воцарилась почти мертвецкая тишина. Пожилой японец вложил листок в блокнот. На его лице появилась восторженная улыбка, он закрыл блокнот и с волнением в голосе обратился к генералу:

– Господин генерал-полковник, определенно, это то, чего нам не хватало. Теперь мы можем считать, что вакцина у нас в руках.

Асакава, выдержав небольшую паузу, встал и прошелся по кабинету.

– Что же, генерал-майор Накаяма, я ценю людей слова.

Накаяма, будто не ждавший похвалы, изобразил недоумение.

– Простите, ваше превосходительство, но я полковник.

Генерал повернулся к Накаяме и неожиданно улыбнулся.

– С этого момента генерал-майор Накаяма. Кроме того, отныне именно вы возглавите Центральную Лабораторию. Завтра же утром вылетайте в Китай!

****

С тех пор, как не стало Чэна, прошел почти месяц. Николай винил себя за то, что не был рядом в тот вечер с другом. Чтобы поддержать отца, братья Агафоновы все чаще помогали ему в кузнице. Вот и сейчас над деревенской округой раздавалось радостное ««Тики-бом! Тики-бом! Тики-бом!».

За работой Ли вспоминал, как зимой, будучи еще детьми, они с Митяем часто забегали с мороза в кузницу, где можно было отогреться и понаблюдать, как двое крепких мужчин – отец и Чэн орудовали тяжелыми кузнецкими молотами. Как мать гнала их с кузницы домой поесть, а они с Митяем сопротивлялись этому. Тогда Авдотья приносила им еду прямо сюда. Он вспомнил, как Чэн подарил ему цепь, выкованную собственноручно тем самым молотом, который сейчас был в руках Ли. Он, наверное, еще многое мог вспомнить, если бы в кузницу не вбежала запыхавшаяся и взволнованная Авдотья.

Женщина присела на скамью, с трудом переводя дыхание.

– Что случилось, мама? – Ли сел перед матерью на колени, взяв ее за руку.

Николай и Митяй, заметив Авдотью, прекратили работать. По ее виду было понятно, что случилось что-то страшное.

– Мама, да что с тобой? Вот, выпей, – Митя подал матери стакан воды и сел рядом.

Женщина крепко прижала к себе двух своих сыновей, как в их детстве.

– Беда, мальчики. Война началась…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Жаркий июльский день сорок первого года новобранцы проводили в окопах на берегу реки Стряны, под практически не смолкавший грохот артиллерийского обстрела.

Немецкая оборона, надежно укрытая за противоположным берегом реки, почти круглые сутки утюжила позиции советских войск из гаубиц и минометов. Все это время красноармейцы безуспешно пытались форсировать Стряну. Рота за ротой спускала на воду плоты и лодки, но через несколько минут они в виде щепок и обломков, вместе с мертвыми телами бойцов, уносились набравшейся крови рекой. Те немногие, кому удавалось достигнуть противоположного берега, немедленно уничтожались пулеметчиками с укрепленной позиции немцев.

Это был самый первый бой братьев Агафоновых. И взвод, в котором оказались Ли и Митяй, занимал окоп тоже на самой первой линии, куда доставали немецкие пулеметы. Вместе с братьями, прижавшись к земляному отвалу, сидело еще несколько новобранцев, среди которых был огромный, плечистый богатырь Иван Соколов. И хотя он был постарше остальных, все его ласково называли Соколиком. Простучала пулеметная очередь, присыпав красноармейцев землей. Соколик стряхнул комья земли с каски и постарался втиснуть свое огромное тело поглубже в окоп. Было страшно.

– Крепко фриц сидит, головы не дает поднять, сволочь!

И подумав, добавил крепкое затяжное ругательство.

Один из новобранцев, маленький веснушчатый паренек, не выдержав мучительного ожидания, в панике вскочил и закричал срывающимся голосом:

– Не переплыть нам реку, братцы! Впустую погибнем здесь!

– Ложись! Не дури! – зашикали со всех сторон, но было поздно.

Пулеметчик на другой стороне мигом приметил мелькнувшую голову и прошил земляной отвал длинной очередью. Паренек еще пару секунд стоял, по-рыбьему хватая ртом воздух, вдруг стал мягким и повалился сверху на Митяя. Тот, не поняв сначала, что произошло, попытался помочь ему встать, но голова паренька безжизненно откинулась назад. В горле булькала разорванная дыра, пузырилась тихими толчками алая кровь.

Митяй в шоке разжал руки, и тело упало, глядя в вечность застывшим взглядом. Бойцы несколько секунд смотрели на тело, у которого, медленно замирая, дергалась нога. Соколик, несколько раз глубоко вздохнул, размашисто перекрестился и, опустившись на колени, закрыл мертвецу глаза.

– Как же так, – шептал Митяй, не отрывая глаз от паренька, – Как же так…

Ли быстро огляделся и одним рывком выпрыгнул из окопа. Среди бойцов пробежал удивленный ропот. Тем временем Ли по-пластунски быстро, как ящерица, пополз вглубь позиций. Немецкий пулеметчик немедленно принялся поливать окопы свинцом, заставляя всех еще больше вжаться в землю. Митяй закричал вслед брату:

– Леха! Стой!

И, похолодев от ужаса, рванулся было за ним, но могучая лапа Соколика, схватив за плечо, утащила его обратно в окоп. Богатырь придавил Митяя к земляной стенке и пробурчал:

– Куда лезешь?

– Отпусти меня, Соколик! Там брат мой!

Митяй, крепкий и плечистый, попробовал вырваться, напрягаясь изо всех сил, но куда там!

– Тебе тоже жить надоело? Понаберут молодых-горячих! Сиди! – но все же, на миг, выглянув за насыпь, Соколик с удивлением заметил, что Ли уже благополучно дополз до штабного окопа, и спрыгнул вниз.

Командир полка, в котором служили Агафоновы, недовольно нахмурившись, разглядывал в бинокль немецкие позиции. Дела шли из рук вон плохо. Полковая артиллерия намертво увязла в болотах на подходе к реке, а без ее поддержки каждая попытка форсировать реку стоила целой роты погибших бойцов. Командир тяжело вздохнул и, сняв фуражку, протер платком бритую наголо голову. За плечом у комполка стоял военный комиссар и, стараясь перекричать взрывы, настойчиво убеждал:

– Товарищ командир, придется отступать! Если мы этого не сделаем, то через сутки немцы обойдут нас с запада!

Командир полка убрал бинокль от лица и раздраженно посмотрел на комиссара.

– Ты понимаешь, что тогда мы упремся в Москву и нас всех нужно будет расстрелять к чертовой матери! Пусть лучше меня миной разорвет, чем поставят к стенке как предателя Родины!

Из прохода в окоп, пригнувшись, вбежал Ли и, заметив офицеров, замер, отдал честь.

– Товарищ командир, разрешите обратиться!

– Ты кто еще? – бросил на Ли короткий взгляд командир. Ничего, кроме плохих новостей, он сейчас не ждал.

– Третья рота, рядовой Агафонов!

– Ну, обращайся.

– Товарищ командир, я знаю, как высоту взять. Надо дождаться ночи – и потом…

Полковник выпучил глаза и побагровел от гнева.

– Отставить! Рядовой Агафонов, немедленно вернуться в расположение роты! Знает он!

Ли ни единым жестом не выдал вскипевшего в нем гнева, только глубокие карие глаза потемнели еще больше. Он быстро кивнул и выбежал из окопа. Командир полка проводил его глазами и возмущенно обратился к военкому:

– Один день на войне, а уже учить меня собрался, как воевать!

– Товарищ полковник, может, стоило выслушать парня, – попытался возразить комиссар, но полковник, раздраженно оборвал его:

– Да брось ты, военком, ерундой заниматься!

И, дав понять, что на этом разговор закончен, принялся снова рассматривать вражеские укрепления в бинокль.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Когда над рекой опустилась ночь, обстрел немного стих, но течение еще долго продолжало нести редкие обломки лодок и плотов. Затишье не принесло облегчения советской стороне, все напряженно ожидали рассвета, вместе с которым должен был последовать новый артиллерийский удар. Тревожно перекликались часовые. Около трех часов комиссара разбудил взволнованный дежурный. Комиссар, чертыхаясь, подошел к насыпи и приложил к красным от недосыпа глазам бинокль. Дежурный, попутно, торопливо рассказывал:

– Самовольно покинули расположение роты, трое, вон там – большое бревно плывет к немецкому берегу.

Комиссар пригляделся. За бревном, скрываясь, плыли три, по пояс голых, бойца. К бревну была приколочена доска, на которой лежало три больших камня и столько же стеблей камыша. С немецкой стороны композиция выглядела просто как один из множества обломков, дрейфующий по течению. Лицо комиссара исказилось, словно при зубной боли.

– Агафо-о-нов. Самодеятель, твою мать!

– Может, командиру полка доложить? – осторожно спросил дежурный.

– Да тихо ты! Доложить…

Комиссар увлеченно следил за передвижениями бревна.

Уже почти подплыв к вражескому берегу, Ли, Митяй и Соколик зажали губами длинные стебли камыша, и, для тяжести взяв в руки булыжники, исчезли под водой. Бревно поплыло дальше, попадая время от времени в лучи немецких прожекторов. Реку осветила красным сигнальная ракета, но над водой теперь видны были только три тонких камышовых стебелька, движущихся к берегу. Когда до суши оставалось несколько метров, на поверхности вновь показалась голова Ли и сразу же скрылась.

Под водой Соколик уперся в дно ногами и, сцепив свои огромные руки замком, как из катапульты, вытолкнул Ли из воды. Фигура в одних подштанниках с цепью в руке сделала сальто над берегом и исчезла в воронке от снаряда. Немецкий часовой высунул голову из окопа и пристально поглядел на воду, но, не заметив ничего подозрительного, исчез. Комиссар нахмурился и навел резкость бинокля.

– Это еще что за цирк!

Ли тем временем выбрался из воронки и стремительно прополз в тыл немцев к пулеметному гнезду. Один из фашистов заметил голого, измазанного грязью бойца и хотел было поднять тревогу, но Ли молниеносно выбросил вперед правую руку и его железная цепь обвилась вокруг горла противника. Боец дернул цепь назад, и немец со сломанной шеей мешком повалился на землю.

Другой немец, проснувшись, вскочил со дна окопа, но Ли, гибкий и стремительный, как лиса, уже был за его спиной. Он накинул цепь часовому на шею и быстро придушил его. К этому времени на немецком берегу уже были и Митяй с Соколиком, тоже, как Ли, в одних подштанниках и вымазанные грязью.

Ли развернул пулемет в противоположную сторону, пока Митяй и Соколик торопливо доставали ручные гранаты из стоящего в окопе ящика. Через несколько секунд на немецких позициях загремели взрывы. Сонные немцы лезли из окопов и землянок и немедленно попадали под огонь пулемета. В грохоте и неразберихе никто не понимал, что происходит. Немцы, думая, что они окружены, беспорядочно метались среди вспышек, слышались панические крики.

– Русские! Русские в тылу!

Когда гранаты закончились, Митяй и Соколик стали снимать с мертвых фашистов автоматы и присоединились к Ли, длинными очередями срезая солдат, оказавшихся поблизости. Митяй одобрительно взглянул на брата, который деловито строчил из пулемета, выдерживая отдачу, худым, но удивительно твердым плечом, и белозубо улыбнулся. Именно Митяю удалось подбить Соколика на эту самоубийственную выходку, и теперь, когда все удалось, он радовался, что не напрасно так доверял брату.

– Э-эх, не боись, братки, прорвемся!!! – с еще большим азартом строчил Митяй по немцам.

На противоположном берегу комиссар передал бинокль дежурному и осмотрел батальон, поднятый по тревоге. Бойцы в полной готовности удивленно всматривались в зарево и слушали звуки боя – казалось, что немецкие позиции атаковали крупные силы русских Комиссар достал из кобуры пистолет и встал в окопе в полный рост.

– Добрались-таки, черти. Вперед! За родину! За Сталина!

Берега Стряны огласились могучим «Ур-р-ра-а-а-а!». Красноармейцы ринулись вниз по склону, спуская на воду плоты и лодки. Первые ряды, бегло стреляя из винтовок, уже высаживались на противоположный берег.

****

Утром, после героического штурма фашистских позиций на западном берегу Стряны, бойцов третьей роты Соколика и братьев Агафоновых вызвали в штаб полка. Герои минувшей ночи стояли по стойке смирно посреди деревянной избы, а перед ними нервно расхаживал туда-сюда, протирая шею платком, командир полка. Он остановился, заглянул каждому в глаза и спросил солдат сдавленным от гнева голосом:

– Вы что о себе возомнили? Я вас спрашиваю!?

Все молчали, уставившись в бревенчатую стену. Митяй, набравшись смелости, обиженно ответил:

– Товарищ полковник, ну высоту же мы взяли!

Лицо командира перекосило от ярости.

– Взяли!? Вы нарушили прямой приказ старшего по званию! Самовольно бросили свою позицию! Да я вас под трибунал!

Он поднес кулак к Митяевскому носу и выпучил глаза. В этот момент дверь избы, в которой теперь располагался штаб, без стука открылась и внутрь вошел генерал Соболь из командования армии в сопровождении крепко сбитого сурового майора лет сорока пяти. Теперь по стойке смирно встали все, включая командира полка.

– Ну-ну, не горячись, полковник, – примирительно сказал генерал, жестом приказывая встать вольно. – Дай мне с бойцами поговорить.

Генерал, не спеша, строго оглядел каждого солдата.

– Ну, признавайтесь. Чья была идея?

Командир полка подошел к генералу и кивнул на Ли:

– Рядового Агафонова, товарищ генерал. Он и этих спровоцировал.

Соболь подошел к солдату и, глядя прямо в глаза, сурово проговорил:

– За то, что ослушались приказа командира, похвалить вас не могу. А что спасли сотни жизней советских солдат, спасибо вам, ребятки!

Братья и Соколик заулыбались и грянули хором:

– Служу трудовому народу!

Генерал довольно кивнул и обратился к командиру полка:

– Полковник, рядового Агафонова я у тебя забираю. Таким смышленым самое место в разведке. Майор Максумов, принимай пополнение!

Майор, не меняясь в лице, проговорил суровым голосом с едва заметным восточным акцентом.

– Слушаюсь, товарищ генерал!

Соболь развернулся и собрался уходить, но Ли остановил его:

– Товарищ генерал, разрешите обратиться!

Тот удивленно обернулся, подняв седую бровь.

– Разрешаю.

– Я без них не пойду! – кивнул Ли на своих товарищей.

Генерал подошел поближе и серьезно посмотрел на Ли.

– Прям так и не пойдешь?

Тот спокойно выдержал взгляд и твердо ответил:

– Так точно! Не пойду!

В избе повисла пауза, которую нарушил суровый голос Максумова.

Он подошел к генералу и, сверля взглядом Ли, констатировал:

– Товарищ генерал, этот точно не пойдет.

Несколько секунд генерал и Максумов не отрывали глаз от Ли, пока Митяй не отвлек их внимание на себя. Он молодцевато отдал честь и громко выкрикнул:

– Разрешите обратиться!

– Давай. Тебя как звать?

–Я – Митяй, виноват, рядовой Дмитрий Агафонов – в технике разбираюсь! – затараторил Митяй. – Удостоверение шофера имею! Грамотами отмечен! А Соколик, виноват, рядовой Иван Соколов, в руках подкову гнет! Медведю хребет ломает! Да вы посмотрите, какие у него ручищи!

Генерал сжал губы, стараясь не засмеяться, перевел взгляд на Максумова, но тот, прищурившись, глядел также сурово, только теперь на Митяя. Генерал улыбнулся одними глазами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Через несколько дней братья Агафоновы и Соколик вместе с другими бойцами, отобранными из разных воинских частей для службы в разведке, оказались в вагоне поезда, который мчал их куда-то в центральную Россию. Там, среди бескрайних зеленых лесов, была спрятана святая святых советской военной разведки – специальный секретный тренировочный лагерь по подготовке разведчиков-диверсантов.