Текст книги "Призраки Черного моря"

Автор книги: Анвар Иргашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Он так долго не протянет. Надо срочно обработать рану. Заражение крови может начаться…

– Надо, но нечем, – вздохнул Яша.

– Вы идите вперёд по солнцу ровно, не заблудитесь.

– А ты? – удивился Яша.

– Я трав целебных для командира вашего наберу и догоню… – и Тася как тень скрылась в густом подлеске.

Яша, обернувшись на друзей, бросился вслед за ней.

Айдер и Рустам между тем подняли носилки и двинулись в направлении, указанном Тасей. Почему-то они ей тоже доверились с первого взгляда. А с другой стороны, разве у них был другой выход?

Яша нагнал девушку через сотню шагов, но почему-то не решился подойти ближе. Несколько секунд он с удивлением наблюдал, как она, нежно гладя стволы и ветви деревьев, что-то нашёптывала им.

– Она шо, с лесом разговаривает? – удивился Яша.

Затем Тася вышла на опушку, запрокинула голову и посмотрела в небо. Так она простояла секунд 5–6, окутанная лучами солнца, пока лес не ответил ей лёгким шёпотом листвы своих могучих деревьев.

Яша осмотрелся. Он поймал себя на мысли, что ему, бойцу, который не раз видел смерть, даже немного жутковато:

– Таки лесная Фея.

А Тася, уже опустившись на корточки, собирала цветочки и травки в букет, вдыхая их аромат.

– Эй, Фея! – окликнул он девушку.

Тася, конечно, заметила, что Яша наблюдает за ней. И совсем не удивилась, что он назвал её Феей. Это прозвище ещё в деревне привязалось к девушке за её отношение к лесу – он был для неё живым, и она черпала из него невероятную энергию и силу. Она любила лес, и он отвечал ей взаимностью.

– Эти травы целебные. Надо вашему командиру рану обработать и отвар ему сделать, а то он и до ночи не дотянет… Ну что, пойдём?

– Ага. А ты шо, лечить умеешь?

– Чуть-чуть… Матушка моя травницей была, меня всегда с собой в лес брала, учила отличать травы. Какие – кровь остановить, какие от головы или от живота… К ней даже из других деревень приходили, пока её немцы не убили…

– А отец?

– Отца я не помню, меня матушка одна вырастила…

В лесу было так тихо, будто и не было войны – только пели птицы и поскрипывали вершины деревьев.

– Я буду называть тебя Феей, – сказал Яша.

Девушка лишь улыбнулась в ответ.

Примерно через час бойцы наблюдали, как Яша с огромной охапкой трав и цветов послушно следовал за Тасей.

Остановившись на высоком краю оврага, по дну которого протекал ручей, Тася распорядилась:

– Надо воды вскипятить.

– Так, Рустам, тащи воды, а ты, Айдер, дрова собери, – не растерялся Яша. – Я пока место для костра организую.

– Есть, – взяв под козырёк, подыграли Айдер с Рустамом и отправились выполнять «приказ» боевого товарища.

Тася тем временем принялась раскладывать собранные травки в разные, более мелкие букеты. Губы её шевелились беззвучно, будто она молилась или колдовала что-то себе под нос.

Яша же, с важным видом, пытаясь привлечь внимание девушки, выкладывал из веток ели и сосны основу для костра.

– Для костра нужны только сухие дрова, вот такие, – тихо проговорил подошедший с сухими ветками в руках Айдер, чтобы не ставить Яшу в неловкое положение перед Тасей. – А ель и сосна много дыма дают.

Яша едва заметно кивнул, мол, благодарен он товарищу, что не опозорил тот его перед девушкой. Но свою роль командира доиграл до конца:

– Шо вдвоём с костром возиться. Ты, Айдер, давай сам тут разберись.

– Понял, – отрапортовал Айдер.

– Только ты это… убери ель и сосну, а то дыму-у-у будет…

– Ладно, – процедил Айдер.

Место для костра Айдер определил под елью, низко склонившей ветви над землёй. Он вырыл две круглые и довольно глубокие ямки, между ними прорыл что-то вроде канавки, которую накрыл сверху куском дёрна.

Огонь от бересты, подсунутой под сушняк, занялся весело и быстро. Костёр разгорелся бодро и жарко, словно в горне кузницы, практически совсем не давая дыма.

Костёр уже тихо гудел, давая сильный жар, а Рустама всё не было.

– Его только за смертью посылать, – усмехнулся Яша.

Айдер прислушался. Со стороны оврага слышались странные громкие звуки – будто хрюкала огромная свинья. Айдер с Яшей, стараясь не наступать на сухие ветки, подобрались к краю оврага, где и залегли.

На дне оврага, возле ручья, на корточках сидел Рустам, держа фляжки в обеих руках. А с другого берега на него глядел огромный кабан с загнутыми клыками. Один клык был, правда, сломан почти у самого основания. Кабан рыл копытом землю, хрипло похрюкивал и явно был готов броситься на человека.

– Рустам! – тихо крикнул Айдер.

Рустам в ответ поднял правую руку с фляжкой и тихонько помахал ею в ответ, словно говоря: не мешайте. Кабан же, услышав человеческий голос, ещё больше ощетинился и уже готов был одним прыжком перемахнуть через ручей и броситься на Рустама.

Но тут что-то случилось. Совершенно необъяснимое. Рустам пристально смотрел прямо в маленькие, налитые кровью глазки кабана и ни на секунду не отводил взгляда. Кабан замер на месте и даже сделал шаг назад, а потом тяжело, грузно осел на задние ноги, будто они у него мгновенно подломились.

Рустам продолжал смотреть в его глаза, от которых сначала отхлынула кровь, а потом они и вовсе прикрылись тяжёлыми серыми веками. Кабан припал уже и на передние ноги, но вдруг… завалился набок, словно его подстрелили…

…Горло ему перерезали финкой Дроздова – кабан даже не всхрипнул.

Наверх тушу решили не тащить, уж слишком кабан был тяжёл. Рустам лишь освежевал его и отрезал несколько кусков филе от задних ног и с толстых боков.

Тася, пока ребята возились с кабаном, сделала в котелках два отвара – один для питья, другой – для обработки раны. В этом же втором котелке она прокипятила чёрные, пропитанные кровью тряпки, которыми была перебинтована культя Дроздова. И, отжав их, несколько раз сильно стряхнула и подсушила над костром.

Пока она промывала рану, Дроздов то приходил в себя, то снова впадал в забытье. Приложив к ране вымытые в ручье листья, Тася заново перебинтовала культю. А потом, приподняв голову Дроздова, ладонью смочила его губы приготовленным отваром для питья. Дроздов несколько раз облизнул губы языком и открыл глаза. И даже смог сделать несколько глотков из фляжки, куда для удобства перелили отвар из котелка. Под голову его положили тяжёлые ветви лапника, чтобы он мог хоть на время сменить позу: в благодарность он несколько раз кивнул и снова прикрыл глаза, но уже не от боли, – видно было, что ему немного полегчало.

Айдер, соорудив из ивовых веток подобие решётки, поджаривал на ней мясо. Аромат от него шёл такой, что у всех буквально шевелились ноздри, – прямо как недавно у кабана, учуявшего рядом человека.

– Вот я интересуюсь знать, ты шо, кабанищу этого, прям взглядом усыпил? – сделав смешное изумлённое лицо, поинтересовался Яша. – Наши в Одессе говорили, шо есть один человек, с фамилией Мессинг вроде, так он такие представления давал, шо на сцене мог человека усыпить… И ещё вроде как будущее предсказывал… Так вот я думаю, может, тебе после войны в цирк пойти работать? – и Яша залился весёлым смехом.

– В цирке лучше тебе работать, – беззлобно ухмыльнулся Рустам, – клоуном…

– А правда, как ты его так? – тоже не сдержав улыбку, спросила Тася.

– У меня не было выбора – или он меня, или я его. Если честно, сначала я испугался, но потом вспомнил, что ещё мальчишкой усыпил отца, потом сестру друга своего, Эркина. Подумал, а вдруг и с кабаном сработает.

– Отца, говоришь, усыпил? Это как? – вполне уже серьёзно поинтересовался Яша.

Рустам задумался, отхлебнул Тасиного отвара и начал свой рассказ:

– Дело было дома, в Самарканде. Мне как раз тогда недавно исполнилось одиннадцать лет…

…На улице стояла полуденная августовская жара. Укрыться от неё было практически невозможно, даже в тени. И природу, и жителей она вгоняла в спячку.

Так и отец Рустама, каждый день приходивший с работы на обед, закончив трапезу, задремал.

Как и в других узбекских дворах, в тени высокого виноградника во дворе дома Рустама стояла большая квадратная деревянная тахта, застеленная курпачой – мягкими узкими национальными одеялами. На курпаче были разложены небольшие мягкие подушки.

Посередине тахты стоял невысокий деревянный столик, на который Рустам уже успел поставить небольшой фарфоровый чайник и две фарфоровые пиалы – одну для отца, другую для себя.

На одной из подушек, подперев голову рукой, дремал отец Рустама. Буквально за мгновение перед тем, как задремать, он говорил сыну, что надо было бы сегодня собрать виноград и положить его в тени сушиться на кишмиш. Но договорить он не успел: жара сделала своё дело и разморила его. Пару раз голова отца соскальзывала с руки, когда он пытался ещё что-то проговорить, но, в конце концов, оказалась на подушке.

Рустам поднял пиалу, чтобы налить отцу чаю, и взглянул в сторону забора. Там на улице слышны были голоса его друзей, которые, несмотря на жару, с азартом гоняли в футбол. Рустам тяжело вздохнул, уж очень ему хотелось туда к пацанам, но отец ещё некрепко уснул и в любой миг мог проснуться. Налив из чайника в пиалу зелёного чая, Рустам поставил её около отца. Через полчаса отец должен был с обеда снова уйти на работу.

В это время в проём даричи, небольшой деревянной двери, с улицы просунулась голова друга Эркина. Рустам приложил палец к губам, но было поздно – раздался знакомый эркиновский свист, который не только спящего, но и мёртвого разбудит!

Отец приоткрыл глаза. А в глазах Рустама застыли реальный страх и ужас. Не в силах отвести взгляд, он в упор таращился на отца. В голове, словно команда, звучала только одна мысль:

– Спите, отец! Спите!

Отец еле-еле улыбнулся Рустаму уголками губ и, толком не успев проснуться, снова мгновенно заснул. Рустам показал кулак Эркину, мол, молчи! Друг кивнул и прикрыл дверь.

Услышав, что отец захрапел, Рустам вскочил и побежал к ребятам на улицу. Легенда для отца уже созрела в его голове – он скажет, что заходил к соседям, а когда вернулся, то его уже не застал.

Не без гордости Рустам хвастался перед ребятами тем, как ему удалось выбраться из дома. Другое дело, что ему почти никто не поверил, даже, кажется, и Эркин.

– Вот бы и мою сестру кто-нибудь усыпил, а то она меня на улицу не пускает!

Но особо рассуждать и доказывать что-либо было некогда, да и нечего. Футбольная команда «противника» уже начала атаку на их ворота, которые привычно занял Рустам.

Команда Рустама и Эркина выиграла со счётом 5:1. Но, заиг-

равшись, ребята и не заметили, что прошло уже почти три часа.

Отец Рустама должен был скоро вернуться с работы. А это значило, что он устроит нагоняй сыну за то, что тот ушёл из дома, не выполнив отцовское поручение. И Эркин, как настоящий друг, вызвался помочь Рустаму в сборе винограда – оба надеялись, что справятся до прихода отца. Каково же было удивление мальчишек, когда они увидели, что тот до сих пор спит, даже не поменяв за всё это время положения своего тела.

Рустам испугался, что из-за его невинной шутки отцу могло стать плохо, и он почти шёпотом на ухо произнёс:

– Отец, просыпайтесь, уже вечер! Просыпайтесь! – Отец Рустама резко открыл глаза, словно и не спал вовсе. – Как вы, отец? Почти три часа проспали!

Отец посмотрел на часы, резко вскочил и побежал на работу, бурча себе под нос:

– Как же так получилось?! – Ругать Рустама вроде как было не за что, да и некогда.

– Слушай, Эркин? А может, и правда это я отца усыпил?

– Не знаю, может и ты, а может от жары уснул.

К приходу отца друзья виноград всё же собрали и даже сушиться его в тени положили, как тот и велел.

А на следующий день они решили проверить способности Рустама ещё на ком-нибудь. В качестве «подопытного» выбрали хозяина небольшой лавки хозяйственных товаров деда Якуба. Это был ворчливый старик с длинными усами в стиле Будённого. Он при каждом удобном и неудобном случае гонял мальчишек и вообще был довольно сердитым.

Друзья пришли в лавку, где продавалось всё, начиная от гвоздей, мыла и заканчивая керосином. В народе это место так и прозвали «керосинка». Дед Якуб сидел на невысокой скамеечке возле своей лавки в тени раскинувшихся широко стволов столетнего дерева тутовника. Мальчишки поздоровались со стариком. Оглянувшись вокруг, они отметили, что кроме них и деда Якуба никого поблизости не было.

– Что надо? – строго спросил дед Якуб.

Мальчишки замялись, а дед смотрел на них со всё большим подозрением.

Эркин, стоя за спиной Рустама, подталкивал его, чтобы тот не тянул и уже начал свой эксперимент. Рустам одёрнул друга, но тот никак не мог угомониться.

Наконец, вздохнув, Рустам, не моргая, уставился на деда Якуба.

Дед Якуб удивился:

– Ты чего это?

Рустам, молча, не отрывая взгляда от глаз деда, наклонил голову в одну сторону. Дед Якуб последовал его примеру. Рустам склонил голову в другую сторону. То же движение повторил и дед. Эркин с замиранием сердца следил за обоими.

Рустам вытянул шею и приблизился к лицу деда. Горячее дыхание мальчика обожгло лицо старика, и тот громко чихнул. Рустам отпрянул от него, а дед, ничего не понимая, схватил метлу и замахнулся на мальчишек:

– Ну я вам покажу!

От разъярившегося не на шутку деда Якуба они тогда еле унесли ноги.

А потом ещё с сестрой Эркина поэкспериментировали. Можно сказать, случайно, когда эркиновская старшая сестра Лола не отпускала брата поиграть в футбол, предполагая его использовать на каких-то важных и срочных домашних работах:

– Не пойдёшь, я сказала! Сначала дело сделай.

– А я сказал, пойдёт, – медленно проговорил Рустам и уставился на Лолу, прищурив свои большие карие глаза. На удивление им обоим, она застыла как вкопанная, и мальчишки благополучно сбежали. Самое удивительное, что Лола потом их даже не отругала, а о том, что произошло, и не вспомнила.

Ещё не раз потом Рустам проводил свои опыты, но с переменным успехом. Коня вот зато, почти дикого, и вправду удалось приручить. С возрастом появились всякие другие интересы, и о своём «таланте» Рустам почти подзабыл.

А вот когда он кабана в лесу увидел, то от страха не мог глаз от него отвести. Пристально и сосредоточенно смотрел – это и сработало. Рустам сам был удивлён, что его странные способности заново и враз открылись.

– А как именно, я и сам объяснить не могу, – закончил Рустам, удивлённо пожимая плечами.

– Страшно представить, если б с кабаном не сработало… – вздохнула Тася.

– И на твоей могиле мы бы написали: «Его сожрал кабан», – снова сумничал Яша и залился таким смехом, который заразил всех остальных – и Рустама, и даже едва пришедшего в себя Дроздова.

– Да уж, кабану не повезло, молодец Рустам, – проговорил командир, – а костёр разведчика кто развёл?

Айдер смущённо пожал плечами:

– Я. Отец научил. Он меня с детства и на рыбалку в море брал, и в лес, и в горы на охоту. Чтоб зверя не спугнуть, мы именно такие костры разводили. Он не дымит, а жару много даёт. Возле него можно даже осенней ночью спать… Ну всё, мясо, кажется, готово.

Айдер, нанизав на прут кусок мяса, протянул его Дроздову, а второй кусок Тасе. Те, не раздумывая, тут же впились в сочное мясо зубами. Яков тоже взял свой кусок, но есть почему-то не торопился. Не присоединились к общей трапезе и Айдер с Рустамом. Они, потупив взгляды, сидели чуть в стороне и лишь пили понемногу, передавая друг другу Тасин отвар из котелка.

– А вы чего, ребята? – Лишь сейчас Тася заметила, что мясо пришлось по вкусу только ей и Дроздову.

– Так… – развёл руками Яша. – Кабан – это кто? Свинья! А евреи и мусульмане свинью не едят. Вера запрещает! И шо ты, Рустам, кроме свиньи в лесу никого больше встретить не мог? Эх, сейчас бы мамин фиш.

И увидев непонимание в глазах товарищей, Яша тут же пояснил:

– Фиш – это ж фаршированная рыба.

Дроздов, облизнув пальцы, резко приподнялся на локте здоровой руки.

– Вот закончим войну и все на фиш к твоей маме поедем. А пока, братья басурмане, жуйте за обе щеки! Это приказ! Уже несколько дней ничего почти не жрали, откуда силы возьмутся до своих добраться? За невыполнение отдам вас под суд военного трибунала! – Хотя Дроздов говорил вполне строго, видно было, что глаза его смеются.

Яша, Айдер и Рустам переглянулись.

Яша, притворно вздохнув, первым взял ароматный кусок мяса и почувствовал на себе взгляды Рустама и Айдера:

– А шо? Приказ есть приказ, так шо жрите давайте, – смиренно произнёс он, вгрызаясь зубами в сочную мякоть, и, набив полный рот, добавил: – Господи, ты мне свидетель, после войны ни куска свиньи.

Айдер и Рустам уже без особых раздумий последовали его примеру, уплетая мясо именно что за обе щеки. Доев свой кусок, Яша потянулся за вторым, что-то негромко насвистывая себе под нос.

– Отставить, Моцарт, не на концерте. Пусть лучше птицы пока одни посвистят.

Яша приложил палец к губам, сообщив тем самым, что понял командира. Уже спускались сумерки, и Дроздов принял решение сделать здесь привал до утра.

– Товарищ командир! А можно вопрос? – вежливо поинтересовался Рустам.

– Задавай, боец! – разрешил Дроздов.

– Извините, но почему вы до сих пор лейтенант, вроде бы и возраст у вас, и опыт…

– Да жизнь так сложилась, – усмехнулся Дроздов и после небольшой паузы добавил: – Ладно. Нечего мне тут, перед вами скрывать. Дело было ещё на финской, на той, предыдущей войне…

…Разбор полётов проходил в кабинете следователя управления госбезопасности НКВД майора Головачёва.

Майор Головачёв уже в который раз спрашивал об одном и том же, только разными словами:

– И почему ты, майор, выполнял преступный приказ? Хотя твой командир тебя и выгораживает. Вот. – Головачёв поднял ближе к подслеповатым глазам рапорт полковника Ремизова и зачитал: – «Командир танкового батальона майор Дроздов в бою с противником первым вышел на одну из возвышенностей линии Маннергейма. Но советским танкам дорогу перекрыли противотанковые надолбы противника. Недостаточная броневая защита и малая мощность двигателя Т-26 не позволили танкам продвинуться дальше. Батальон Дроздова оказался под прямым прицелом вражеской артиллерии. Советские танки горели как свечи…»

– Я солдат, гражданин следователь, – в десятый раз повторял Дроздов. – И привык выполнять приказы беспрекословно.

– Но это же был приказ врага народа! – вскинулся следователь. – И его обвинили в некомпетентности и халатности. Как же так, майор?

– Товарищ Ремизов не был врагом народа. И сам выполнял приказ вышестоящего командования…

– Значит, вы с полковником – ангелы во плоти, а во всём виноваты другие? Может, и фамилии назовёте?

– Вы их сами лучше меня знаете.

– Знаю, знаю, тоже враги народа…

Головачёв, казалось, устал больше Дроздова. Он, наконец, склонился над столом и поставил быстрый росчерк под какой-то важной, окончательной бумагой:

– Всё, Дроздов, некогда мне с тобой больше валандаться. Передаю твоё дело на усмотрение военного трибунала!..

– …Вот так я и стал лейтенантом. Меня просто разжаловали и отправили командовать танком. А полковника Ремизова расстреляли. Так что мне, считай, просто очень повезло.

Глава 9

Тася весь их маленький отряд провела по краешку болот, куда немцы пока благоразумно не пытались даже соваться. Местность тут она знала как свои пять пальцев, и деревни, в которых могли уже быть немцы, они заблаговременно обходили стороной. Приходилось давать крюк, но бережёного, оно известно, бог бережёт.

Дроздов уже настолько пришёл в себя, что приказал бросить носилки и шёл сам. Труднее всего ему давались спуски в овраги и подъёмы на их крутые гребни. Сначала он отказывался от помощи ребят, справляясь сам, опираясь на здоровую руку. Но когда однажды оступился и покатился по откосу вниз, прижимая к груди свою культю, то больше не сопротивлялся. Двое из ребят брали его под локти и помогали спуститься и подняться. Но вскоре Дроздов снова отказался от их помощи. Балансируя здоровой рукой и культёй, он так намастрячился преодолевать самые сложные препятствия с подъёмами и спусками, что уже обгонял своих молоденьких подчинённых.

Иногда подступало отчаяние. И казалось, что они будут вечно брести по этому бесконечному лесу. Канонада то отступала дальше на восток, то порой волной возвращалась обратно. Опытное ухо командира определяло, что линия фронта чрезвычайно подвижна и извилиста. Как извилист был и их путь, путь маленького отряда, пробиравшегося к своим.

Огонь больше не рисковали разжигать. Питались кабанятиной, провяленной сразу на первом и единственном костре. Да ещё ягодами, которые умело собирала Тася во время коротких привалов. В помощники к ней сразу заделался Яша, и Айдер с Рустамом восприняли это спокойно, как должное.

Дважды шёл проливной дождь, промочивший их до нитки. Но странное дело – никто не только не заболел, но даже элементарного насморка не подхватил. Однажды чуть не ухнули в трясину, слишком глубоко взяв в сторону болота.

И всё же на рассвете четырнадцатого дня, если считать с момента танкового боя, удивительным образом обойдя как немецкие, так и свои посты, они вышли в расположение пятьдесят пятого стрелкового корпуса Красной Армии. Что называется, свалились к своим будто снег на голову!

Особо тёплого приёма им, однако, не оказали и даже посадили под арест в бывший амбар, который охраняла пара солдатиков. И уже трижды каждого по очереди допросили. Требовали от них одного: признаться, что они засланные в расположение советских войск немецкие шпионы. Каждый раз грозили расстрелом по закону военного времени.

– Ну да, Батя таки специально себе руку отрезал для достоверности, – мрачно пошутил Яша.

Шутку никто не поддержал.

Дроздова допрашивали с особым пристрастием. Резвого капитана-особиста почему-то интересовали не подробности боя у переправы, а то, почему разжалованный за воинское преступление танкист Дроздов вновь оказался в танковых войсках.

– Наверное, танк доверить было больше некому, – огрызнулся Дроздов.

– А ты тут истерик не закатывай, а отвечай на поставленные вопросы, лейтенант! – рявкнул особист и тут же вытянулся по стойке смирно, приветствуя вошедшего начальника. Дроздов его не видел, так как дверь находилась аккурат за его спиной. Вошедший лишь бросил с порога:

– Капитан Окулов, доложите по ситуации… – и, оставшись невидимым, грузно присел на лавку в углу комнаты. Голос его показался Дроздову откуда-то знакомым.

– Лейтенант Дроздов был задержан ещё с тремя бойцами и деревенской девушкой при переходе линии фронта…

– Не при переходе линии фронта, а уже непосредственно в расположении штаба корпуса, – не дал капитану соврать Дроздов.

– Молчать!

– Пусть ещё раз расскажет, как всё было. А мы послушаем… – раздался голос. – Сидите, сидите, – бросил он Дроздову, увидев, что левую руку Дроздова поддерживает бинт, перекинутый через плечо.

Дроздов, глядя в глаза особиста, но обращаясь на самом деле к невидимому его начальнику, кратко изложил события последних двух недель, начиная с момента танкового боя у переправы под Смоленском.