355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Антоний Митрополит (Сурожский) » Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского » Текст книги (страница 1)
Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 18:06

Текст книги "Ступени. Беседы митрополита Антония Сурожского"


Автор книги: Антоний Митрополит (Сурожский)


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Митрополит Антоний Сурожский.
Ступени

Издается по благословению Высокопреосвяшеннейшего Амвросия,

архиепископа Ивановского и Кинешемского


О христианстве

Что значит быть христианином? Как оставаться христианином в современном мире?

Быть христианином, в каком-то отношении, очень просто. Христианин – это ученик и друг Христов. Эти понятия смежные, но есть между ними и различие. С одной стороны, мы ученики Христовы, Его последователи, и мы должны учиться от Него через Евангелие тому, во что Он верит, тому, чему Он учит.

Я не напрасно употребил выражение "во что Он верит". Однажды в Москве, на ступенях гостиницы "Украина", молодым офицером мне был задан вопрос:

– Хорошо. Вы верите в Бога, а Бог-то, во что Он верит?

– Бог верит в человека, – ответил я ему. Это очень важный момент в христианской жизни: вместе с Богом верить в человека, начиная с себя самого. Христос не напрасно нам говорит, что мы должны любить себя самих и ближнего, как самих себя. Любить – это быть готовым делать все возможное для того, чтобы любой человек ликовал в своей жизни, рос бы в полную меру своих возможностей и был бы достоин своего человеческого звания. Поэтому первое, чему нас учит Христос, когда мы делаемся Его учениками это верить в человека, надеяться на него, любить его даже ценой собственной жизни. И это не обязательно означает умереть за него, можно целую жизнь отдать для одного человека или для какой-нибудь группы людей без того, чтобы умереть за это, в прямом смысле слова, телесно. Но ученики Христовы умирают телесно, свидетельствуя о своей вере во Христа. Иногда человек должен умереть для того, чтобы другой мог бы дышать свободно, ожить, найти простор в своей жизни, жертвовать собой, забывая о себе для того, чтобы помнить о другом человеке. Никто большей любви не имеет, как тот, который жизнь свою готов отдать для своего ближнего. А жизнь может быть долгой и трудной. Когда человек не думает ни о чем, относящемся к себе, но только о возможности служить другому человеку и другим людям – это первый шаг.

Быть учеником Христа – это значит верить в человека, начиная с себя и продолжая всеми другими. Мы убеждены, что в каждом человеке есть свет, есть добро. Свет во тьме светит. Тьма не всегда этот свет принимает, но она не в состоянии заглушить или потушить его. Свет имеет самобытность, силу, жизнь, тогда как тьма – отсутствие всего этого. В этом отношении мы готовы в человека верить. Кроме того, в Евангелии мы находим много указаний на то, каким образом мы можем осуществлять свою веру в человека вместе с Богом, как можем вместе с Богом надеяться до последнего мгновения жизни на то, что даже преступник может вырасти в меру достоинства своего человеческого звания. Случается, что человек проживет недостойно в течение всей своей жизни, а вдруг, оказавшись лицом к лицу с возможностью, более того, с уверенностью в том, что ему грозит смерть, опомнится и станет совершенно другим человеком. Человек может прожить преступником, а умереть праведником. Об этом косвенно свидетельствует преп. Серафим Саровский. Он говорит, что начало жизни, годы детства и конец жизни большей частью покойны, светлы и хороши, но в середине жизни бывает сплошная буря. С этим мы должны считаться, когда думаем о себе и о других.

Часто мы слышим: чтобы быть христианином, надо выполнять заповеди Христовы. Конечно! Но заповеди Христовы – это не приказы: надо прожить так, прожить этак; и если не проживешь таким образом, то будешь наказан. Нет, заповеди Христовы – это Его попытка образно нам показать, каким бы был каждый из нас, если бы стал и был настоящим, достойным человеком. Заповеди Христовы – это не приказ, это откровение о том, какими мы призваны быть, можем быть, следовательно, и должны быть.

Я упомянул также о том, что мы должны быть не только учениками Христа, но и Его друзьями.

Случается, что ко мне приходит на исповедь, вернее, посылается на исповедь ребенок лет семи-восьми, впервые. На исповеди он перечисляет целый ряд прегрешений. Я слушаю, а потом обыкновенно спрашиваю его:

– Скажи: это ты чувствуешь себя виноватым или ты мне повторяешь то, в чем упрекают тебя твои родители?

– Нет. это мне мама сказала, что я должен исповедовать то или другое, потому что это ее сердит, и этим я нарушаю покой домашней жизни.

– Теперь забудь. Не об этом речь идет. Ты пришел не для того, чтобы мне рассказывать о том, на что сердится твоя мать или твой отец. А ты мне скажи вот что: ты о Христе что-нибудь знаешь?

– Да.

– Ты читал Евангелие?

– Мне мама и бабушка рассказывали, и я кое-что читал, да и в церкви слышал…

– Скажи мне: тебе Христос нравится как человек?

– Да.

– Ты хотел бы с ним подружиться?

– О, да.

– И ты знаешь, что такое быть другом?

– Да. Это значит: быть другом.

– Нет, этого недостаточно. Друг – это человек, который верен своему другу во всех обстоятельствах жизни; который готов все делать, чтобы его не разочаровать, его не обмануть, остаться при нем, если все другие от него отвернутся. Друг – это человек, который верен своему другу до конца. Вот представь: ты в школе. Если бы Христос был простым мальчиком, и весь класс на Него ополчился, что бы ты сделал? У тебя хватило бы верности и храбрости стать рядом с Ним и сказать: если вы хотите Его бить, бейте и меня, потому что я – с Ним? Если ты готов быть таким другом, то ты можешь сказать: да, я друг Христов: и уже ставить перед собой вопросы для твоей исповеди. Читай Евангелие! Ты можешь узнать из него о том, как можно прожить, чтобы в самом себе не разочароваться; как можно прожить, чтобы Он радовался за тебя, видя, какой ты человек, каким ты стал, ради этой дружбы. Ты понимаешь это?

– Да.

– Ты готов на это идти?

– Да…

Вся христианская жизнь заключается в том, чтобы быть верным другом Христа и учиться постоянно тому, что Он любит, что для Него отвратительно, что привело к Его смерти, и соответственно себя вести. В ранние века христианства быть другом Христовым, быть верным Ему, быть преданным Ему значило – быть готовым перед лицом ненавидящих Его людей, гонителей веры, которую Он исповедовал, сказать: «Я один из них». Если нужно, пострадать за Него. И не только самому пострадать. В древности пострадать за Христа считалось честью, считалось самым замечательным, что может случиться в жизни. Есть очень трогательный рассказ в житиях святых об одной матери. Мчится она в Риме к Колизею и встречает своего знакомого, который говорит ей:

– Куда же ты бежишь? Там христиан мучают.

– Да, – говорит она, – и я хочу умереть с ними.

– Что же ты влечешь туда своего маленького мальчика?

– А как же? Неужели я его лишу радости умереть за Христа?

В наше время нам не грозит смерть или опасность в таком размере и так постоянно. Но перед нами постоянно ставится вопрос: ты со Христом или против Него? Если ты даже в самых мелких вещах готов лгать, готов обманывать из трусости, ради выгоды, – ты не ученик Христа. Если ты готов забыть нужду другого человека, потому что тебе не выгодно и это требует от тебя усилий, которые ты не готов отдать, – ты не ученик Христа. Быть учеником Христа – это вовсе не означает необходимости совершать все время героические поступки. Достаточно героически совершать добрые мелкие поступки изо дня в день; иметь мысли чистые, которые достойны были бы той любви, какую Бог по отношению к тебе имеет; иметь правоту жизни сколь только это возможно, даже с опасностью, даже при риске: не стыдиться своего звания христианина.

Быть учеником Христа – это быть готовым перед людьми сказать:

– Да, я Христов. Вы хотите меня отвергнуть? Отвергайте. Но я не отойду от Христа ради того только, чтобы остаться вашим другом.

Это очень важно. Героические поступки нам даются редко, ежедневно героизм не нужен. Отец Сергии Булгаков много лет тому назад написал статью под на званием "Героизм и подвижничество". Он говорил о том, что героизм – это момент, когда человек совершает один поступок, который может кончиться его жизнью или его победой. А подвижничество – это та форма жизни, при которой человек постоянно учится у Христа, как жить; постоянно проливает в свою душу свет Христов; постоянно добивается того, чтобы прожить достойно своего человеческого звания и Христа. А что такое человеческое звание? Я повторю: посмотри на Христа. Он единственный в истории человечества, в полном смысле слова Человек, который так велик, так прозрачен, так открыт Богу, что Бог и Он сливаются в одно, соединяются в одно без того, чтобы человек перестал быть человеком.

В рассказе о воплощении Христа это играет центральную, колоссальную роль. Мы верим, что Бог стал человеком, воплотился; что Иисус, рожденный от Девы, не перестал быть, в полном смысле слова, человеком, подобным нам. Как же это возможно? Как может Божество и человечество соединиться таким образом? Ответ есть у св. Максима Исповедника, который нам говорит, что Божество, соединилось с человечеством во Христе, подобно огню, пронизывающему положенное в жаровню железо. Вот положили в жаровню меч. Первоначально он был серым, тусклым. Вынимаешь: он весь горит светом и огнем. Железо и огонь так пронизали друг друга, что теперь можно резать огнем и жечь железом. Мы призваны именно так соединиться со Христом, чтобы Его жизнь стала нашей жизнью. В таинствах, о которых будет сказано ниже, раскрывается именно этот момент, когда мы соединяемся со Христом, когда наше тело делается Телом Христовым как в каждом человеке в отдельности, так и в совокупности, всех людей. Отец Сергий Булгаков сказал, что Христианская Церковь является присутствием воплощенного Христа на земле, потому что мы все делаемся членами, частицами Его Богочеловеческого Тела. Вот что значит быть христианином.

Как это применять практически в течение всей своей жизни на земле? Это так просто, а порой эта простота бывает такая страшная. Я помню рассказ моего товарища, который еще жив, он старше меня лет на десять. Он был епископом города Цюриха в Швейцарии. Будучи в Париже студентом, он всегда жаловался, что он был такого высокого роста, такой широкоплечий, что не мог незаметно пройти. Я помню, как однажды, когда он стоял в метро, какой-то мальчонка его дернул за рукав и сказал: "Дядя, тебе разве не скучно одному там наверху стоять?" Мальчик был маленький, а Володя был очень рослый.

Когда пришла война, я от него получил письмо, в котором он, между прочим, говорил: «Я всегда жаловался на то, что я такой широкоплечий, рослый, а теперь я так радуюсь этому. Когда бывает стрельба, два человека могут спрятаться за моей спиной».

Это были не просто слова, потому что он был на фронте. В него стреляли люди, он отдавал свою жизнь. Он не был убит, но жизнь-то он все равно отдавал. Если жизнь у него не отняли, то это не значит, что он не готов был ее отдать, ее положить "за други своя", то есть за другого человека. Не за личного друга, а просто за того солдатика, который за ним может спрятаться.

Вот так и мы можем в течение всей своей жизни и в большом, и в малом быть не героями, потому что для этого редко предоставляется возможность, а быть подвижниками, постоянно двигаться, чтобы быть все более похожими на Христа, все более радовать Его этим; все время светлеть, принимая черты Его Личности, учась тому, что для Него отвратительно, и что для Него – радость.

Я помню одного священника, тогда еще совсем молодого, который мне казался очень ветхим, потому что я был мальчиком десяти лет. Он меня очень поразил. Его звали отец Георгий Шумкин. Он был священником нашего детского лагеря. И нас, всех мальчиков поражало, в нем то, что он умел нас всех любить без разбора. Когда мы были хорошими, его любовь была ликующей радостью. Когда мы отпадали от благодати, делались плохими, его любовь не менялась, но она делалась острой болью, которая нас оздоровляла и нас меняла. В то время я о Боге ничего не знал. Это меня поразило и осталось в моей памяти и в моем сердце. Это раскрылось, когда я о Боге узнал… Бог нас любит именно так. Он ликует, и Он умирает на кресте. Острая боль в сердце отца Георгия стала возрождением нашим и возрождением других людей. Многие из нас переменились от того, что не могли вытерпеть, видя его страдания.

Вот в чем, как мне кажется, в простых словах и в масштабе обыкновенной простой жизни заключается жизнь христианина в современном мире.

О церкви

Первое, о чем я хочу сказать, и это мне кажется очень важным: Христос сам лично ничего не написал. Евангелие, которое у нас есть – это память Церкви, память самых ближних Его учеников о том, что они пережили, чему они научились, общаясь со Христом.

Христос не оставил после себя книгу, как оставляли многие другие учителя. Что же Он после себя оставил? Можем ли мы быть уверены в том, что в Евангелии содержится именно то, что Он говорил, чему Он учил, что именно таков был Его образ. Да, можем. Мы можем себе это представить гораздо лучше, чем если бы была у нас книга, которую мы бы читали, и каждый из нас бы вычитывал то, что ему хочется в ней увидеть, как мы постоянно это делаем, читая произведения разных писателей. Мы видим себя в них и воспринимаем книги только в размере своего понимания. Христос книги не оставил, но оставил живое общество, которое называется Церковью и которое Его лично знает. Я говорю: знает, а не только знало. Из столетия в столетие все те, кто стали верующими, так или иначе встретили Христа, могут повторять слова апостола Иоанна, сказанные им в одном из своих посланий: «Мы вам говорим о том, что наши глаза видели, что наши руки осязали, что наши уши слышали».

Мы говорим о том, что для нас абсолютная, несомненная реальность, потому что она – в пределах нашего опыта. И так из столетия в столетие это случается с бесчисленным количеством людей. И нам надо помнить, что Церковь – это общество, которое соединено, как говорится в катехизисе, не только общностью таинств, догматической веры, обрядами. Все это, конечно, есть в Церкви и является как бы составной частью ее, но в Церкви сердцевина другая. Это – встреча, встреча лицом к лицу со Христом. Это может быть потрясающая встреча, она может произойти исподволь, еле-еле заметно, но она всегда должна присутствовать, чтобы человек мог сказать: "я – верующий".

Вера, то есть опыт встречи со Христом, невыразима. Сказать то, что случилось, невозможно. Можно только передать на человеческом языке то, что доступно нашему пониманию, нашему восприятию. Я вам расскажу, что со мной случилось и потом перейду к вопросу о том, как вера может найти себе выражение.

Я родился до первой мировой войны, мой опыт жизни заключает в себе все трагические годы России и заграничную жизнь эмиграции. Обстоятельства были такие, что я церковного или просто христианского учения не слышал. Когда мы очутились в эмиграции, я оказался живущим в закрытой школе. Я выходил из нее только на несколько часов в воскресенье. Тогда было не до того, чтобы меня учить, меня надо было утешить, обрадовать. Поэтому я о Боге никаких понятий не имел. Я знал, что мои родители верят в Бога, но более этого ничего не знал. И так длилось довольно долго. Я поступил мальчиком в русскую молодежную организацию. Там я встретил отца Георгия, о котором упомянул выше, и который передо мной открыл таинство всепобеждающей любви, любви, которая может ликовать, и которая может быть крестной мукой. Я это воспринял тогда только как его личное, непонятное мне свойство. А потом прошли годы. О Боге я слышал, но не интересовался Им. Однажды во время игры ко мне, как и к другим мальчикам лет четырнадцати, подошел наш руководитель и сказал:

– Ребята, мы пригласили священника провести беседу с вами, потому что наступает Страстная седмица. Идите в зал.

Мы все отказались. Я особенно не хотел идти, потому что другие были хоть сколько-то церковные, а я никакого представления об этом не имел. И я ему ответил, что я ни в Бога не верю, ни в священников не верю, и у меня нет никакого желания идти учиться тому, что мне совсем не нужно. Руководитель мой был умным. Он мне не сказал, что "это будет полезно для моей души". Он сказал:

– Ты себе представляешь, что разнесется по Парижу, если никто из вас не пойдет на эту беседу. Я тебя не прошу его слушать: пойди, стань в угол и думай о своем.

Я подумал: "Ну хорошо, из уважения к организации, в которой я проходил обучения, я это могу сделать". Я пошел, сел в угол и собирался думать свои думы, но, к моему несчастью, а может быть к счастью, этот священник говорил слишком громко и мешал мне думать. А то, что он говорил, меня начало возмущать в такой степени, что я стал прислушиваться. Он говорил о Христе. Нас тогда готовили к тому, чтобы с мечом в руках возвратиться и спасать Россию от большевизма: а он плел нам о смирении, о терпении, о скромности, о всех добродетелях, до которых нам никакого дела не было, потому что никакой пользы они не могли принести нашему делу, как нам казалось. Я слушал с возрастающим возмущением. После того, как он кончил свою беседу, я помчался домой и попросил свою мать дать мне ее Евангелие, чтобы проверить… Помню, как я ей сказал:

– Я сам хочу проверить, и если в Евангелии сказано то, что этот батюшка говорил, то я кончу с Богом, кончу со Христом и выкину свой крестильный крест.

Перед тем, как начать читать, я вспомнил, что нам батюшка говорил о существовании четырех Евангелий. Из чего я заключил, что одно из них должно быть короче остальных. И если уж терять время на чтение Евангелия, давай-ка прочту самое короткое.

И тут я попался. Попался не батюшке, а Богу. Я начал читать Евангелие от Марка, которое было предназначено для таких мальчиков, как я, дикарей. Я начал читать, и между первой и третьей главами, которые читались медленно, потому что я не привык к устарелому языку даже русского перевода, я вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, за которым я читаю, стоит Живой Христос. Я Его не увидел, я не обонял ничего, я не слышал ничего. Я откинулся на своем стуле, смотрел и убедился в том, что это не видение и не галлюцинация. Это была совершенно простая уверенность, что Он тут стоит. Я тогда подумал: «Если это так, то все, что сказано о Нем, должно быть правда. Если Он умер и теперь живой, значит Он тот, о Котором говорил отец Сергий».

Я начал читать Евангелие уже вразбивку и обнаружил несколько вещей, которые меня тогда особенно поразили. Я привык жизнь рассматривать, как джунгли. Всякий человек был для меня опасностью, врагом. Для того, чтобы выжить в этих «джунглях» ранней эмиграции, надо было окаменеть, стать твердым, непроницаемым. И вдруг я читаю в Евангелии от Матфея о том, что Бог светит Свой свет и на добрых и на злых. Я подумал, что если Он любит добрых и злых, и я хочу быть с Богом, то я должен начать любить не только добрых, которые меня любят, которые ко мне хороши, но и злых, которых я так боюсь, и которых до сих пор я так ненавидел. И я решил: чтобы остаться со Христом, я буду любить людей, что бы мне они ни делали. Пусть они меня хоть кипятком ошпарят, я все равно не откажусь от этой любви. Это было мое первое впечатление.

На следующий день, выйдя на улицу, я смотрел на толпу людей, которые мчались на вокзал (мы тогда жили за городом) и думал: «Бог их всех сотворил. Он всех любит, и я всех буду любить». До конца в скудных словах я не могу этого выразить. Но то, что произошло в моей душе, когда я оказался лицом к лицу со Христом, я никаким образом вам передать не могу.

Что же это значит? По словам апостола Павла, вера – это «уверенность в вещах невидимых». Христа я не видел, но я Его встретил: я абсолютно в этом уверен и сейчас, почти через восемьдесят лет. Мне пришлось выражать свою веру, передавать что-то. Много лет спустя мне в руки попала книга преп. Макария Египетского, где он делает различия между опытом веры и выражением ее на словах. Он говорит: «Представьте себе, что вы лежите в челноке, который несет река или море в темную ночь. Вы лежите, над вами бездонное небо, звезды; светит луна: а вас качает волна. И вы тогда всем существом переживаете это убаюкивание, а потом начинается отлив, и челнок ваш садится на песок. В тот момент вы уже не чувствуете этого убаюкивающего качания челнока. Но в вашем всем существе оно продолжается. Вы знаете, что оно было, и вы все еще чувствуете его в себе».

Это очень важный момент духовной жизни, момент, когда из опыта веры мы можем перейти к ее выражению. Мы можем начать говорить о том, что мы пережили всем телом, всей душой. Все апостолы, все святые, все грешники, которые когда-либо прикоснулись хотя бы до края ризы Христовой, могут сказать: в этот момент что-то со мной случилось, в тот момент я что-то пережил, я что-то почувствовал. Я могу попробовать вам передать косвенно. Мы все умеем говорить, но передать… Неужели человек просто поверит мне или кому-нибудь из вас, если он скажет: вот это со мной случилось. А может, врешь? А может, ты ошибаешься? А может, тебе показалось?

И вот тут мне вспоминается рассказ из Евангелия о том, как Христос является к десяти своим ученикам после своего Воскресения. Иуда уже умер, а Фомы с ними не было. Они встретили Христа и возликовали о том, что Он жив, что смерть над Ним не имела власти, что победа принадлежит Ему. А потом пришел Фома, и они ему начали рассказывать, что они видели воскресшего Христа. Он окинул их взором и ответил: "Если я не вложу пальца в Его раны, не поверю". Почему? Потому что, глядя на них, он увидел, что с ними ничего решительного не случилось. Они ликовали, но они остались теми же самыми учениками, какими были раньше. Преображения он в них не увидел. Это преображение случилось позже, когда они приняли дар Святаго Духа. Он не мог поверить их словам, потому что он не увидел решительной и решающей перемены. Но если человек увидит какой-то свет, то он поверит нашему слову. Если он, глядя на нас, увидит, что мы не такие, как все люди, что из нас льется свет вечной жизни, тогда он поверит нам.

Один святой говорил, что разница между неверующими и верующими такая же колоссальная, как разница, существующая между изваянием, статуей и живым человеком. Статуя может быть прекрасна, она может быть прекрасней всякого человека, но она навсегда остается деревом или камнем. А человек может быть и невзрачным, но в нем есть что-то, что может сиять Божественным светом. И вот в этом сущность Церкви, которая может открыться в личности каждого человека по мере его приближения ко Христу, приобщения ко Христу, принятию Святаго Духа.

Это может возникнуть и у неверующего человека. Чуждый веры в Бога человек тоже является человеком в полном смысле слова. Этот человек, как сухие дрова, ждет момента, когда искра падет, и он сам загорится. Это не тот человек, который обесчеловечен своим неверием. Это тот человек, который не нашел еще полноты жизни. И нам, верующим, нам, которые встретили Бога и Христа надлежит таким светом сиять, излучать такой свет, не обязательно слепящий. Он может быть тихим светом малой свечки, который составил бы существо Церкви, ее настоящую природу.

Чрез это Церковь в сознании людей неверующих становится тем, чем она по существу и является – Телом Христовым, то есть сохранением через тысячелетия и века воплощенного присутствия Бога, Плотию Сына Божия, которая преподается нам в таинствах, и присутствием Святаго Духа.

Церковь – это явление Христа, это явление Святого Духа, это явление вечной жизни. Церковь – это место, где Бог и человек соединены воедино; это место, где Бог может встретить чуждого до сих пор к ему человека. Это само чудо этой встречи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю