Текст книги "ЭмоБоль. Сны Кити"

Автор книги: Антон Соя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 5
Сны Кити. Океан любви

Они сидели, обнявшись, в уютной бухточке на белом песчаном берегу у спокойного, безмятежного океана. Ласковые солёные, как слёзы Кити, волны с шипением омывали их вытянутые к воде ноги. Голова Кити с закрытыми глазами лежала на мощной груди Егора. Далеко-далеко за горизонтом вставало ржавое солнце. Маленькие смешные крабы суетливо сновали туда-сюда рядом с Егором и Кити, набирающимися сил для следующего раунда любви, и с любопытством стреляли глазами-бусинками в сторону их обнаженных, разгоряченных, окрашенных солнцем тел.

– Я никогда не разлюблю тебя, – прошептала Кити.

– Значит, мир обречён. Все наши близкие погибнут.

– Я пыталась забыть тебя, Егор. Это невозможно. Вот какой ты оказался незабываемый. Кто бы мог подумать? Но я такая, какая есть, Егор, я не могу измениться, и если мир обречён, значит, таков план Создателя. Жаль, мы не можем Его спросить.

– Он бы не стал с нами разговаривать.

– Это почему же?

– Потому что мы грешники, Кит. Мы только и делаем, что прелюбодействуем.

– Я же девственница, Егор! Забыл?

– Только не во сне, Кит!

Любовники, дружно засмеявшись, повалились на песок, и Кити резво запрыгнула на плоский живот Егора.

– Нет, правда, ты подумай! Я – девственница, а ты погиб, защищая слабого, – мы лучшие кандидатуры для спасения мира.

– Ну, я-то просто не успел особо нагрешить, хотя «не особо» тоже считается. Ты живёшь во грехе с Риткой, так что тоже в святые не годишься. А мир ты должна спасти от своих кошмаров, которые рвутся наружу.

– И что им во мне не сидится?

– У них свои резоны. Поверь мне, всё это совсем не смешно.

– Прости, но не могу. Насекомые – хорошо хоть не тараканы, рвущиеся из моего подсознания в мир, чтобы поработить его, – это не смешно. Это очень смешно!

– Как я могу переубедить тебя? Ты не слушаешь меня, не слышишь меня, не веришь мне, не помнишь своих снов!

Егор тяжело вздохнул, стукнув кулаком по песку.

– Егорушка! Ну не обижайся на меня! – Кити забарабанила маленькими кулачками по груди любимого.

– Егорушка! Не обижаешься? Не обижаешься? Не обижаешься?

– Самое ужасное, что я не могу ни обидеться, ни рассердиться на тебя. Ничего не могу. Ни убедить тебя, ни разлюбить тебя – ничего не могу!

– Ты можешь любить меня, пока я не проснусь. Это то, ради чего я живу, и то, от чего ты просишь меня отказаться. У меня нет выбора. Потерять тебя второй раз – невозможная цена за спасение мира. Тем более что я не верю в этих дурацких гигантских бабочек, заслоняющих крыльями солнце, и в этих идиотских гусениц-людоедов! Тоже мне конец света, обхохочешься! А вот в тебя и твою любовь я очень даже верю. Хватит валяться без дела, господа. Общий подъём!

И снова, который раз уже за эту ночь, два любящих тела сплелись в одно. И песок под этим могучим, не знающим страха смерти, идеальным, безукоризненным организмом проседал всё ниже. И брызги волн закипали на горячей коже. И снова крики и стоны Егора и Кити перекрывали визги, гам чаек, вырывающих из мелководья крошечную рыбёшку. И всё выше вставал над горизонтом солнечный палач в красном колпаке. И толстый клоун, заворожённый этой эпической картиной, так и не решился выйти из-за скалы, а всё смотрел, и смотрел, и смотрел…

Глава 6
Хроники Эмокора. Последний эмо-бой

Бой шёл вторые сутки, и результаты его уже ни у кого не вызывали ни малейшего сомнения. Тик-Так и его армия безнадежно проигрывали. Они были обречены с самого начала и знали об этом, но самоотверженно пытались противостоять бесчисленному войску принцев Рогэ и Нишурта. Сражение продолжалось по инерции, речь о капитуляции не шла, да и принимать её всё равно было бы некому. Нишурт, Рогэ и их адские бабочки благополучно просочились в Реал, но об этом пока никто из армии Тик-Така даже не догадывался.

Порталы Эмокора представляли собой обычные входные двери в домах, ничем не отличавшихся от стоящих рядом. Только вели эти двери прямиком в Реальный Мир, а точнее, в родной город Кити – Санкт-Петербург, в места наибольшей концентрации различных эмоций – в роддома, больницы, театры, цирк. Два дня назад на посту Тру-Пака, который охранял портал, ведущий в роддом, произошёл первый прорыв злобных сил. Смерч из бабочек-камикадзе, пронёсшийся от дворца Маргит через весь Эгород, смёл защитников портала, как ненужный мусор, и расшвырял по окрестностям. Лишь могучим бойцам Тру-Паку и Покойнику удалось быстро вернуться на свои посты, но было поздно. Через сорванные с петель двери в Реал вылетело не меньше сотни бабочек. Гвардейцы в ожидании подмоги заткнули выходы своими могучими телами, стреляя из ручных пулемётов по продолжающим атаковать их пикирующим бабочкам. Вскоре всё видимое пространство перед ними покрылось сраженными насекомыми. Но бабочек в небе вокруг портала становилось всё больше и больше. Они заволокли крыльями солнце, и вокруг стало темно.

– Добро пожаловать на ночную дискотеку, девочки. Ди-джеи Тру-Пак и Покойник прокрутят вам сегодня свои лучшие диски, – кричал Покойник, перезаряжая пулемёт. Диск-жокеи воинственным бабочкам сегодня достались воистину незаурядные. Было на что заглядеться и полюбоваться. Например, на никелированный ирокез Тру-Пака, состоящий из металлических конусов, ввёрнутых в выбеленный могучий череп, и рот, скалящийся такими же блестящими никелированными зубами. Могучий желтоватый череп Покойника украшали татуировки в стиле маори. Его могучие, пузырящиеся мышцами ноги между шортами цвета хаки и тяжёлыми армейскими сапогами тоже были сплошь забиты смеющимися черепами.

«Тлен» и «разрушение» – эти два слова давно уже характеризовали состояние Эмокора. Дома Эгорода потрескались и покосились, словно готовясь рухнуть в любой момент. В приличном состоянии остался только центральный гламурный район, где жили барбикены и находился замок покойной королевы Маргит. Стена дома, в котором гвардейцы обороняли портал в роддом, тоже не отличалась крепостью и стройностью. Розовые кирпичи выпадали из неё тут и там при каждой атаке крылатых тварей. Хлипкий дверной проём, куда с трудом вписались экс-гвардейцы, ходил ходуном и грозился каждую секунду выпасть либо в Реал, либо на искорёженных мёртвых насекомых, лежащих на пыльной земле Эгорода.

– Держитесь, парни! Мы уже идём!

– Ну, теперь мы точно всех победим, – осклабился Тру-Пак, не прекращая поливать свинцом тучи бабочек, сгущавшихся над порталом. – Ведь теперь с нами наш толстый генералиссимус-ниндзя и его боевая подруга! Что там видно, Тик?

Запыхавшийся клоун и раскрасневшаяся Эллис с горящими глазами спешились и, спустив своих гневов на врагов, подбежали к гвардейцам.

– Всё плохо, братцы, – сказал серьёзный, как никогда, Тик-Так. – Похоже, два последних года они копили силы, и вот теперь, решительно собрав их все в кулак, направили к роддому. Я снял бойцов со всех постов, оставив там по минимуму сил, и бросил всех сюда. Что делать, будем биться до последней капли чернил и краски, и крови кукольной, и крови ваших мёртвых тел.

– Отличная перспехтивка, – заметил Тру-Пак, отправляя в чёрное небо очередную порцию свинца. – Присоединяйтесь, друзья. Тобою, Тик, кстати, вполне можно заткнуть портал.

– Очень смешно, – обиделся клоун. Что есть мочи он раскручивал перед собой двуручный меч, словно смертоносный пропеллер.

– Когда мы скакали, видели, как сюда ползут боевые гусеницы в несметном количестве, а на спинах их сидят вооружённые кто чем, накачанные ненавистью барбикены. Так что я останусь здесь. Мы с Эллис будем вам полезней на земле. А скоро и остальные подтянутся.

Но пока подтягивались только безобразные гусеницы в яркой боевой раскраске. Каждая размером с железнодорожную цистерну, они ползли по улицам Эгорода к стоящему на отшибе дому с порталом, поднимая облака пыли и оставляя за собой дорожки вонючей слизи. Подобравшись ближе к защитникам Реала, они остановились и стали изрыгать в них ядовитую зелёную кислоту. Если бы не прозрачные толстые щиты, появившиеся в руках Эллис и клоуна, на этом бы и случился конец битвы. А так, надёжно прикрыв себя и гвардейцев, ведущих огонь по бабочкам, Тик и Эллис отложили на время меч и тесак и открыли ответную пулемётную пальбу по жирным гусеницам и соскакивающим с их спин одурманенным злобой и накачанным ненавистью барбикенам. В руках гламурные создания держали дорогие кухонные ножи, которыми с гордостью потрясали в воздухе. Лица перекошены, глаза подёрнуты плёнкой безумия. Принцы явно сэкономили на их вооружении, рассчитывая взять победу численностью и зомбическим бесстрашием, к тому же пообещали им вечную сладкую жизнь в Реале, карьеру и сумасшедшее состояние в банках (с пауками). Барбикены падали, поражённые пулями, – их пустые тела лопались, раскалывались пополам, и из них вылетали в небо новые злобные бабочки, присоединяясь к собратьям. Наконец-то подоспела помощь из других порталов. Смелые бойцы-эгоровцы, куклы с чёлками, покрашенными накануне в красный цвет победы, подключились к битве, разя барбикенов направо и налево своими короткими мечами с розовыми рукоятями. Десять экс-гвардейцев из всех порталов, элита клоунской армии, забирались по мохнатым телам на жирные загривки гусениц, рискуя напороться на ядовитые шипы и быть сбитыми бабочками-камикадзе, и там отстреливали их маленькие мерзкие плюющиеся головки. Завязалась кровавая бойня. Эллис и клоун прекратили огонь, чтобы не поубивать своих. Эллис схватила свой тесак, а Тик – меч, и они ринулись в рукопашную, оставляя после себя горы мелко нарубленных трупов. Но силы были слишком не равны. На каждого защитника Реала приходилось по десять противников. Даже если считать в качестве защитников разъярённых мишек Тедди, которые со страшным рыком бросались в ноги барбикенам, стараясь зубами вырвать эти конечности из их кукольных тел. И если безумная рубака Эллис успевала не только снести опьяненную злобой голову очередного барбикена, но и разрубить вылетевшую из него бабочку, то многие эгоровцы уже пали от ударов их быстрых крыльев, покрытых ядовитой пыльцой. Раненые тела защитников дымились в лужах кислотной гусеничной слюны, кругом валялись оторванные кукольные руки, ноги, головы. Над битвой фоном повис страшный стон, но, как ни странно, никто из бывших эмо-кукол не плакал. Они были счастливы умереть в бою за далёкий мир людей. За тот самый циничный и практичный Реал, в котором до их страданий и героизма никому не было никакого дела.

Тик-Так, мечом рассекая, словно тёмные волны, набрасывавшихся на него со всех сторон врагов, старался не выпускать из поля зрения юркую подружку, что было чрезвычайно сложно. Эллис скакала от врага к врагу, как бешеный кузнечик.

– Эй, супер-детка, осторожней! Ты мне дорога как память о том, чего ещё не было! – кричал он, пытаясь переорать автоматы гвардейцев, общий стон раненых и торжествующие вопли наносящих удары бойцов.

– И никогда не будет! Не беспокойся за меня, мой толстый друг! Ведь я не супер дет кар, я супер деф кар! Улавливаешь разницу, Тик-Так? Машина для убийства – крошка Эллис!

Никто не заметил, как в полной темноте за крыльями мечущихся в небе бабочек зашло и вышло снова солнце. Время для стремительно редеющих участников битвы остановилось.

Поэтому, когда барбикенов неожиданно больше не осталось, и гусеницы, завалившись набок, почернели, перестав плеваться, а небо внезапно сделалось привычного розового цвета, потому что бабочки шустро разлетелись в разные стороны, никто не мог сказать, сколько времени длилась бойня при портале Роддома. А длилась она двое суток. Оставшиеся в живых Тик и Эллис, а также с десяток эгоровцев и единственные выжившие из гвардейцев Тру-Пак и Покойник сели, привалившись к стене спасённого портала. Сил шумно радоваться не было. Только поле битвы, засыпанное телами погибших, немедленно заросло красными тюльпанами торжества и гордости. А над головами победителей птицы запели радостные песни победы. И совершенно напрасно. Маленькая битва была выиграна, но война проиграна окончательно. Ведь за двое суток, что они героически защищали этот портал, хитрый Кот и не менее хитрые, воспитанные им принцы спокойненько уничтожили защитников всех остальных порталов, и все бабочки Эмомира уже летали в небе Реала. В Эмокоре не осталось ни одной бабочки и ни одного барбикена. Все они как один лопнули, пополнив армию крылатых насекомых, отправившихся покорять мир людей. Во дворце-замке Маргит остался только Кот, который вывесил над парадным входом огромный белый флаг и приготовился ждать своей участи, уверенно надеясь, как всегда, хитро выкрутиться из ситуации. Хотя нет. Один барбикен всё-таки остался в Эмокоре. Вернее, полтора – барбикенка-отщепенка Мания и её сын – полубарбикен, рождённый от Эгора-эмобоя.

Выйдя из своего надёжного убежища на Пике Удовольствия, на горе, что стояла далеко-далеко, на самом краю Эмокора, Мания смотрела вниз на Эгород своими зоркими дырками вместо глаз и печально качала головой в афрокосичках. Всё пошло по самому плохому сценарию.

Глава 7
Крик № 2. Отпусти меня

Отпусти меня, Кит! Меня всё равно уже нет. Есть только твои сны, полные любви. Но сны – это не жизнь. Так не должно быть. Возникая из звенящей пустоты, я сразу же вижу твои счастливые глаза. Но это зыбкое счастье грёз. Я хотел бы быть с тобой всегда. Не во сне. Наяву. Но меня нет. Я должен уйти в пустоту, насовсем. А ты должна жить не снами, а настоящей реальной жизнью. Ты нарушаешь порядок мироздания своей любовью. И мир не сможет выдержать такой любви. Так нельзя. Ты должна быть счастлива без меня. Должна научиться быть счастливой без меня. Должна, и всё тут! И так будет, я знаю. Если ты меня отпустишь. Если ты меня забудешь. Если я останусь тёплой нотой в памяти твоего возродившегося сердца. Сделай это, девочка! Мне больно знать, что ты несчастна из-за меня и своим несчастьем обрушиваешь весь мир. Мир, в котором нам с тобой было так хорошо. Так не должно быть. Я не хочу стать причиной твоей гибели. Помоги мне. Отпусти меня. Забудь меня.

Всё, что могло быть, уже было. Когда через миллиарды лет всё закончится без нашей с тобой помощи и Земля превратится в горстку праха, в космосе всё равно будут сиять чистые, счастливые звёзды. Чистые и счастливые, как твоя благодарная улыбка в ту ночь, когда мы с трудом выпустили друг друга из объятий. Я видел её, и больше мне ничего не надо. Только чтобы ты была счастлива. Наяву. Без меня. Отпусти меня!

Глава 8
ДневниКити. Семейный день

Вчера у нас состоялся редкий семейный выезд за город, теперь спешу его увековечить в своём дневнике, пока воспоминания не потеряли яркость. У Риты отменились съёмки. День выдался на редкость солнечный и свежий. Мы решили, что будет преступлением пустить его на самотёк. Я отпросилась с работы, и мы выдвинулись в Павловский парк – бродить по тенистым аллеям.

Мы – это я, Рита, Кисс, Виски и Кармен. Кисс и Виски – изнеженные ленивые домашние создания, которым прогулки по парку сто лет не нужны. Они – сфинксы, и этим всё сказано. Петербургские сфинксы, голые кошки с бархатной, нет, даже велюровой кожей в складочку и восточным разрезом умных глаз. Выглядят они как инопланетяне, требуют постоянного внимания и общения и, по-моему, считают себя пупами земли и уж точно нашими с Риткой хозяйками. Хотя Рита ошибочно продолжает именовать и считать их своими верными фрейлинами. Как же! Мы созданы на радость грациозным мурчащим тварям, а не наоборот. Но я готова простить им их кошачье высокомерие за трогательную заботу, проявляемую к моему телу. Если я пришла усталой с работы, заныла спина или шея, голая подружка тут как тут. Нужно только лечь и дать поразительной твари запрыгнуть на больное место. Массаж в четыре лапы и терпеливое урчание до полного исчезновения боли и усталости гарантированы. Сфинксы очень заботятся о чужом здоровье, потому что сами очень болезненные, как все мутанты. Раньше у Риты жили три кошки, но Октопусси умерла до моего переезда. А ещё на их горячих телах очень удобно греть зимой замёрзшие руки и ноги. А ещё обожаю их холодные влажные носы и шершавые тёрочки языков. Такие вот волшебные сфинксы. Гордые и нежные. Болезненные и эротичные, болезненно-эротичные, как их хозяйка. На шеи фрейлинам Рита вчера надела выходные ошейники из чёрного бархата, украшенные блестящей бижутерией. Подготовила к выходу в свет. Или в тень. Аллеи же тенистые. Сфинксы обычно ездят с нами в красивых плетёных корзинках для пикника, которые мы таскаем в руках. Кисс в лиловой корзине, а Виски в бирюзовой.

Мы вообще очень живописная семья. Рита нарядилась во всё синее, словно готическая Мальвина. Синее платье с кринолином, синие тени, синие туфли, синие ажурные чулки и даже синий парик. Только вместо Буратино с ней ездила я, а вместо пуделя Артемона – две кошки и ворон. Мне досталась почётная роль пажа Риты, вернее, я выбрала её сама. Никакой косметики, смешные шорты и розовая трикотажная кофточка, через ткань которой преступно проступают бугорки закольцованных сосков. Если каких-то животных мой вид раздражает или возбуждает – их проблема. Мне плевать. На улице жарко, и я одеваюсь так, как мне удобно. А если кто перевозбудится и решит ко мне полезть, не завидую ему. У Риты очень острые ногти и тяжёлая рука. А в карманах её платья и моих шортов полно колюще-режущих ножниц. Конечно, не хотелось бы пускать в ход наш арсенал, мы мирная королевская семейка, место и время для нечастых прогулок всегда подбираем наиболее безопасное, сами ни к кому не лезем. Но если кто-то сунется к нам с дурными мыслями, пусть знает – мы всегда готовы к бою.

Особенно ворон Кармен, наш главный защитник. Вряд ли какому-нибудь смельчаку захочется испытать крепость своих глаз под его мощным острым клювом. Песня «Чёрный ворон» – про Кармена, стопроц. Когда я первый раз пришла к своей однокласснице Рите в гости, классе в пятом, то имела глупость назвать Кармена вороной. Рита и её маман долго смеялись, а мудрый ворон с тех пор затаил на меня обиду и не разговаривает со мной. А ведь может, собака. Во всяком случае, мне хочется так думать, глядя на него. Умнее глаз я не видела ни у кого из людей. И не мудрено. Рита говорит, что Кармену за двести лет и он жил ещё у их прадедушки. Глядя на его ажурную антикварную клетку в стиле югендштиль, куда при желании без потерь можно засунуть меня, я верю в солидный возраст Кармена. Со мной он не дружит, стоически терпит моё присутствие, разрешает покормить и убраться в клетке, с подозрением поблёскивая в мою сторону антрацитовыми бусинками глаз, а иногда даже осуждающе покачивает клювастой головой. Риту же он обожает. Трётся о руку королевы клювом, беспрекословно слушается и разрешает погладить. Они – прекрасная пара и выглядят как близкие родственники.

Вчера ворон всю дорогу послушно просидел у Риты на плече, на специальном поролоновом наплечнике. Нарядный синий шнур, связывавший его лапу с запястьем Риты, пригодился всего два раза, когда птицу выпускали погулять. Летать Кармен даже не пытается, хотя его могучие крылья в полном порядке. Здесь мы с ним очень похожи. Может, у него тоже когда-то случилась драма, перечеркнувшая последующую жизнь. Просто стало не к кому лететь и, значит, незачем.

До Витебского вокзала мы добирались на такси. Водитель, гость с Кавказа, так всё время пялился на Риту, сидевшую рядом с ним, что мы просто чудом никуда не впилились, а он так точно должен был окосеть на оба глаза. На вокзале перед электричками случилось обычное традиционное шоу. Каждому дураку нужно подойти поглядеть на Кармена, отпущенного погулять по перрону, и ляпнуть что-нибудь несуразное.

– Ой, какая ворона огромная! Вова, иди сюда скорее, сними на телефон!

– Это не ворона! Это – ворон! Абсолютно разные птицы.

– Откуда вы знаете?

– Девчонки, а вы что, из цирка?

– Ага, из шапито.

– Я так сразу и понял. Мань, смотри – тут цирк бесплатный!

– А почему у вас ворона такая большая? А почему она не серая? А она моего мальчика не клюнет?

– Это ворон! Мальчика не клюнет, если он его сам не клюнет. Ворон падалью питается.

– Фу, какая гадость. Лёшик, Лёшик – это плохая птичка, пойдём скорее в поезд.

– Ух ты! Какая ворона! Где взяли, девчонки?

– Это – ворон!

– А вы уверены? Продаётся? Я б купил. Сколько стоит?

Мозги себе купи. Смешно, конечно, и запарно, но мы привыкли к такой реакции на нашу семейку. Это они ещё кисунь наших не видели. В электричке одна бабка насмешила меня до колик. Виски высунула заспанную мордочку из корзины, и я взяла её на колени, а бабка, сидевшая напротив, руками всплеснула, охнула, перекрестилась. Потом очки нацепила и говорит.

– Кошечка. Бедненькая! Как болеет. Облезла-то вся. Вы её что ж, никак усыплять везёте?

А чего её усыплять? Она и так почти всё время спит. Хорошо, хоть в парке к нам никто не приставал. Погуляли на славу, полюбовались пейзажами и мостиками, посмотрели на дворец, повалялись на травке, поели мороженого, попили пивка. Синяя дылда, её низкорослый розовый паж-воробушек, две кошки-уродки и чёрная птица преклонного возраста остались довольны собой и вылазкой на природу. Я, честно говоря, лучше бы съездила куда-нибудь в Выборгский район на озёра, но для Риты Павловский парк – сакральное место. В пыльные девяностые у её семьи (а тогда у Риты ещё была семья: мама, папа – всё как полагается) в Павловске стояла дача, доставшаяся им, кстати, от того же прадедушки, что и Кармен. Маленькая Рита с родителями каждое лето жила на даче и гуляла с семьёй по парку. Её самые тёплые воспоминания о детстве живут здесь между вековыми деревьями. Потом их дачу сожгли. В девяностые в Павловске вовсю жгли исторические дачи, пытаясь вынудить хозяев продавать пепелища. Земля оказалась слишком дорогая. Новую дачу родители не построили, потому что разбежались. Теперь мы, Риткина семья, и ездим с ней гулять по Павловскому парку. А с нами Егор Трушин. Потому что он всегда со мной. Уф, устала писать. Привыкла стучать по клаве, а тут совсем другие мышцы работают. Вроде, всё рассказала. Хотя нет. Когда ехали на электричке обратно, наблюдали всем вагоном странное явление. Обгоняя поезд, пронёсся мимо окон разноцветный смерч. Промелькнул и исчез где-то в районе Купчино. Но мига хватило, чтобы все, кто ехал с нами в вагоне, прильнули к окнам, успев синхронно выдохнуть своё удивление-восхищение. Не знаю, что за чертовщина, но Ритка утверждет, что успела разглядеть в смерче рой огромных бабочек. Теперь про вчерашний день точно всё. А сегодня нужно будет с Ритой про подвешивание поговорить. Очень нервный предстоит разговорчик.

Устала писать. После первого полёта на крюках обязательно отпишусь.