Текст книги "Ропть (СИ)"

Автор книги: Антон Глазарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Глазарь Антон Владимирович
Ропть

Ропть

.

.

Эссе в рифме.

Предтеча.

Я не видел ума в своем поколение и в себе,

Жаждущие безумия, в истерике обнаженные.

Ядовитый дурман, в форме кресел хребет,

Мечами мечт себя беззубили ,за это Богом прожеваны.

Нисколько не стоят головы их.

Несколько толка – достаточно, чтобы сойти за толкового.

Видели тараканов?

Рыжих?

Чёрных?

Оглядитесь.

Это их логово.

***

Не суть.

Я не встречал людей выше и выш,

Я не слышал слово, что не зря говорится.

Того, кто шагает между крыш.

Того, кто собой украшает страницы.

Я смотрел в души, но увидеть не мог.

Они уверяли, что в душах кошки скребутся.

Я делал вывод: кошки скребут, когда их лоток

Уже заполнен. Скребут лишь там, где ссутся.

Очевидно, я слеп.

Меня прогоняли бездомные твари.

Я приносил им хлеб.

Они не ели. Кусками глотали.

Тут же сблёвывал тёртый мякиш растасканный рот,

Липкую массу в ком. Бросают в ответ.

Им не нужна была помощь. Но им нужен был тот,

Кто спасёт. Кто рождён при параде планет.

***

Слышишь меня Ты?

Меня жгут слова, будто в огне.

Молчать не даёт дым..

Позволь, рассказать Тебе.

Я закрылся в комнате,

В безлюдье, в холоде.

Очё'рченный в омуте,

Оту'чился в облаке.

Вряд ли жизнь...-

Смерди вонь,

Сморща мышц.

Лишь спор с собой -

Склоки клок.

Красной волной выделен.

Я -Никто.

Лишенный имени.

***

Пока нервы веки сотрясали,

Пока в гуле всхлипов угадывался стон.

Помятый череп терял память,

Чашки колен укатывались с ног.

К себе уважение долой -

Наслажденье сартровской хворью.

Не искал пути на волю,

Находил утешения в боли.

Реже редкого режешь руку робко?

Чаще частого в чванстве вечном.

Расстояние от плеч и до острия подбородка

Создано для того, чтоб его калечить.

Петли словно прорези в пространства ткани,

С пуговицей-головой неприлично ходить на распашку.

Вряд ли среди дорог, киосков, зданий

Найдется хоть метр, на котором не страшно.

Территория тремора, травли, террора -

В добрых улыбках блеск клыков заточенных.

Тихий звук скрипки фоном ужаса-триллера-хорора

Даже дома. Даже ночью.

Пляска паскуды подкожной паники -

Полёт пылинок праха покоя.

Беспомощно запил взаперти -

Взаперти запах запоя.

То рвотой наружу, то внутрь в горло

Бокал, стакан, бутылка, рюмка.

Песня гитары в темноте полуором

Выдумка полоумного недоумка.

Сидят судачат седые,

Задыхаются в злобном кашле.

С грустью смотрю, как редеют ряды их,

Прощаюсь поочередно с каждым.

***

Понедельник, вторник.

Хлебать, захлебнувшись в зёве.

Поверх губ намордник -

Невозможность каждого слова

Среда, четверг.

Дебош в полуголом виде.

Сквозь прорези век

Стараться ничего не видеть.

Пятница, суббота.

Допиты остатки остатка.

В вену вбрызнется что-то,

Из вены захлещет как-то.

Воскресенье, понедельник.

Ядерный гриб. Спорынья.

Из узора ссадин нательных

Картина вчерашнего дня.

Вторник, среда.

Упаковки белых таблеток -

Забыты родные места,

Детство стало бесцветным.

Четверг, пятница.

Кольнуло слева до тонкого стона.

Этим жизнь и славиться -

Вариативностью плохих концовок.

Суббота, воскресенье.

Квартира в огненном пекле.

Дальше по той же схеме...

Все дни одинаково блеклы.

***

Когда серость, чуть выше среднего, достигнет пика,

Когда неймётся паника, есть чем себя занять::

Можно брызнуть в пакет бензин для зажигалок Zippo

Залезть туда головой, замотать и дышать.

Или, как друзья, у которых потребность одна,

Хлещут спирт, варят манагу с добавлением сгущенки и шоколада:

От которых отключается голова, до восьми утра.

Пока не обнаружишь себя трахающим бывшую однокурсницу с филфака.

Никто не фанат такого досуга.

Пережил дважды. На оба смотрю с юмором.

Но жизнь – не жизнь, без абсурда.

А такой досуг – лишь оксюморон.

А абсурд! Абсурд в прозрачном пакете и бензина вони,

От которой лишь болит в затылке и клонит в сон.

Вырвет?!...в пакете сразу помои.

Темнеет в глазах. Держишься за стены. Першит в яме за сухим языком.

Чистенько.. И при этом отвратительно грязно.

За закрытыми глазами яркий зеленый цвет. А в ушах от волос шорох .

Досуг бывает разным.

Бывает и до приезда карет, из разряда скорых.

***

Не в себе .

Не скован скорбью,

Но сломан явью.

Из комы с болью

В сон сшитый рябью.

От улиц грязи

В быт кухонь грусти

Ушедший разве?

Забытый вовсе.

Упитый рядно

Шагал в ночь шатко.

Убит и ладно.

Убит – не жалко.

Пусть и напрасно,

Но жалко разве?

Днем станет ясно -

Терпи и празднуй.

Виски обмокли -

Слёз встречный ветер

Ужасной ропти,

Росой в рассвете.

Потомки скифов

Зря верят в сказки,

О счастье мифы -

Удел несчастных.

Их счёл не важным

Ни впредь, ни прежде -

Мечтами скрашены

Слова о надежде.

Безнадёжность всех слов -

Застывшее время, застывшее место.

Маршрут заученных троп:

Уборная, кухня, обратно в кресло.

Все сутки в сети,

То скучно, то весело.

Из сук ассорти,

Из сволочей месиво.

Паутиной зарос коридор.

Один за одним окурок.

Освещает монитор,

Утешает клавиатура.

***

В беззвучье всхлип – почти восторг..

То сном, то холодом рубит

Среди экранов, среди постов:

Бедра, спины, груди.

В чернилах кожа еще не женщин,

В жажде отдаться, трижды взяв.

Меченый икрою мечет

В поколение нетронутых лярв.

Поколение фотосессий -

"Никому не показывай" сила бескровных клятв.

Поваленным дубом умелые в сексе,

Лишь стон и зажмуренный взгляд.

Что в вас...разного?

Хоть немного отличного?

Мысли – грязные.

Сами – лишние.

Зародыш скромного под колыбели песню -

Оплодотворение непреднамеренно.

Пальцы крестами, все десять:

Хоть во сне оказаться первым.

А первое в списке лидеров,

"Рекомендуемо вам", "Топ последних дней"

В высоком качестве видео,

Как расстреляли детей, как растлили детей.

Зародыш скромного гаснет,

Синеет, зажат в ладонях.

Глубокая глотка настежь.

Герой социальных оргий.

Быть в морге. Быть, как дома.

Прыщи маскировать в швах.

Формалином испиться вдоволь.

Греть сердце в чьих-то руках.

В гниении обвинять тепло батарей,

Затхлых выбросов пар, дым.

То задыхаться, то становить пьяней...

Быть в морге собственной правды.

Снять зеркало не хватило ума.

Отражение будня драм

Межрасово, би-ориентированно -

Рекомендуемо вам.

***

Жаль того, кто не был до мяса исколот,

И этих жизней меньше пылинки.

Кто станет работать усердно, не ощущая голод?

Это даже не быт, а сношенные стоптанные бытинки.

Сколько стоит тот труд,

Что лениво переваливается, выжидая вечер.

Оценят те, кто позже умрут:

Невечен, беспечен, воздуха легче.

Быть резче. Губами кубы из ругани жать -

Сифилис словно кандидоз слова.

Рваных забытых небрежно сшивать,

И с бывшей швалью знакомиться снова.

Через боль и кровь стенать.

Сходство найти за родимым пятном.

Видно блядь родила блядь -

Почему же Никто не удивлен?

Как мало в их взгляде напыщенно деловитом?!

Та. что выкрашена, доступна, меркантильна.

Но есть и нового типа:

Футболка до дыр затертая– мерч Канта Имануила.

Золя, Камю.

Мерсо, Кафкин К.

На деле: задрот коммун

По факту: слои жирка.

Забыли о Гёделе?

О неполноте?

Лишь солеными водами

В оргазме потеть?

Есть еще хуже?

Тощие, безгрудые, якобы добрые.

Встретят проблем настоящих и тут же

Мощи тел грудой сгорбили.

Бесхарактерные,

Высокомерие прячут за улыбкой скромной.

Они – что с пыльного пола липнут бактерии

К пролапсу кишки нашего рода.

И все начитанные

И все – бездумные.

Словно выкачали

Курвь из курвы.

Пусть, по закону в затылок пулю каждой шельме,

Похороны в общей яме, и чтоб сами отрыли.

Ведь этот поступок всего страшнее:

Они воруют наши книги.

Они их не понимают -

Они их цитируют.

Быть может, догадываются, но точно не знают,

В цирке тоже бывает уют.

Цирк тоже может быть интересен,

Но в цирке не бывает ума.

Бегите в многотомники, в музеи, в записи лекций,

Но цирк – это ваша голова.

Так что лучше уж тиграм головы между зубий,

Жонглируйте факелами чувств.

Но стоит запомнить каждой паскуде,

Ваш мир до отвращения пуст...

***

В ночи смелые, днём в унынии ревёт -

Лишь замерли, при виде погон.

Как повяжешь веревку на шее, береги её.

Она ведь с вашим знаменем смысла одного.

Никто видел ваше будущее:

Когда кончились радости, прошли революции...

И там ваши дети. И вас рвёт на них.

Они утираются, они смеются.

По миниатюрным щечкам текут куски..

Но свои розовые морды не отворачивают.

Они с рождения знают, что Вы настолько пустые,

Что даже Ваша рвота – пуста и абсолютно прозрачна.

Звук механической клавиатуры или маленьких плоских клавиш,

Или скрип по нарисованным кнопкам в экране.

Мы – бесславные дуры, их папеньки и антропоморфный мякиш.

Нам нужен спид. Мы ведь мечтаем о каре?

Наши артерии должны забиться бляшками себялюбия,

Мышцы и мясо должны начать отпадать от кости.

В кратеры глазницы пусть закапают кипящие слезы, холодные слюни -

И вместо кожи панцирь из коричнево-зеленой коросты.

Без сна восемьдесят часов, звук клавиатуры...

Заголовки: Наши матери умирают от рака! Нам нужен СПИД!

Бездна. Очередной уложен, сбит, оторван фильтр, скурен.

Скурен, фильтр оторван, уложен, сбит.

Тредшоты. Мальчики с Венеры. Девочки с Марса. Обнаженные фото.

Задовзрывоопасно.

В каплях журчание Retrowave, Trap&Bass'а – в диалоги стучится Кто-то.

Кто-то взаправду прекрасный.

Когда пришла она, лишь замер. Когда пришла она, лишь перестал бить сердце.

Бритва с руки была прогнана. Закрыта от глаз в забвения карцер.

Мир вырос вверх. Мир перестал быть плоским. Мир стал соткан из лестниц.

Когда пришла она, казалось, научился по ним забираться.

***

Не так.

Топить утопию в теплой топи,

Шатко в Тайгу затёкшую,

Подобно пьянству порванной плоти

И розжигу рож ручьем в жиру.

Как омывали в каждом сквере

Учащенными брызгами дыханья пара

Черные ветви зарытые в снеге -

Раперхченные кудри тротуара. -

Нет. Не стану даже думать, как было в первые месяцы,

Ведь польза бывает лишь в воспоминаниях боли.

И вот обнаружил толщи привязанности плесени

Когда снова стал самим собой.

Спрашивал: зачем начал этот вздор?

Её тонкие пальцы зачем топил в своих перепонках?!

Очевидно же, классовое неравенство:

Кто-то из высшего, Никто из продленки.

Не зря харкал злобы взвесь,

Любой разговор не зря тревожил:

Ведь делал меня меньше, чем есть,

Кожу, сука, скукожив.

И скука минут показалась днями.

Шёпот – внедецибеловым звуком.

Взгляды встречались с сапогами,

С далями, звёздами, но не друг с другом.

Мечтал, чтоб капли дождя взмыли вдруг ввысь,

Чтоб серое всё стало пестрым..

Дороги сошлись и тут же продолжились

Развилкой, не перекрестком.

Вот в кой-то веке в коитус клонит

Прикосновением легким, робким.

И тут же лежит жмурится, в монотонном стоне,

В качестве дополнения койки.

В считанные дни от счастья в нервы сорванные,

В рутины размеренный такт.

В друг друге заметили, что тела жаждут нового:

От любви до ревности один шаг.

Вдруг она в слезах. Её родителя забрал рак.

Держу её плечи, в бесчувствии пресен.

От любви до Henessy один шаг.

И этот шаг мы сделали вместе.

Вспоминаю, матери частенько уродами в сквирте брызжут -

Понимаю, большинство незамедлительно стоит повешать.

Но есть те, кого стоит расчленить еще при жизни -

От любви до экстази шагов, поверь, не меньше.

Рёв настиг

Слов не понимание,

То ревностью,

То припоминаниями

Тех, с которыми спал.

И тех, что спать еще могут.

Тот шумный вокзал

И правила эти.

Едва различал

Её тихий шёпот

И толком не знал,

Что должен ответить:

Бродил по комнате. Нашёл бритву.

Вслушался её слова, понял, что безумна,

Словно хлестала барбитураты литром,

Словно проглотила ретранслятор бессвязного шума.

С психу голову на лысо обрил,

Извилинам дабы не дать запекаться.

И тут из под её скул голосок заскулил:

«Нам видимо нужно расстаться».

Шаркнул в тихие зори

Маститый мастак,

Сгорбившись вдвое,

Втрое меньше стал.

В сотню раз тише,

Вовсе безмыслен.

Плинтуса ниже,

С привкусом кислым.

Знал, куда шагал.

Где был обласкан и сожран.

Так поступает шакал -

Уходя, прихватить побольше

***

На десять больше, чем три с половиной сотни градусов поворота до её глаз.

Вроде и здесь, однако невероятно далеко.

От трахеи поршней лавиной вредоносный паралитико-нервный газ.

И застегнутая молния невнятной души за расстёгнутым мятым воротником.

В тот день был трезв. В тот день был скован дрожью похмелья,

Кожа чесалась с обратной стороны, а в прямоугольнике головы со стороны торца.

Бритву вогнал между рёбер. Ещё. Ещё. Пока не пропало рук сопротивление.

Затем своими трясущимися стал отделять куски от её лица.

Выпачканный, у стены, обнявши, замечал, как темнеет, снова светает.

Высохшие пальцы с хрустом ломали корку запекшейся крови, осыпая её пылью.

Решил бежать. Одумался – долго отмывал руки, лицо, одежду. Пока штормил слезами.

И вот час за часом шёл по дорогам, но травит ядом каждый вздох приторный запах мыла.

Внутри – тяжело, гораздо легче -вне.

Прочь с поля боя, праздничный марш в тыл...

Редок тот, кто в любви признавался человечине -

Человеку в любви признавался каждый.

Словно башня растет к солнцу путь,

Но мечты о свете превратили их рот в пасть...

В тот день, когда решили, что руку не протянуть -

Не тоже самое, что в пропасть толкать.

Наедаясь всласть, напиваясь в запой,

Меня ветром бредёт по неделям.

"У всего должна быть цена!", "Немедленно стой!".

Мной город рыдает в похмелье.

Безутешится любвеобильная человечина

В бесконечном беспамятстве у стойки в баре.

И вихрями рыл улица смерчится,

Гнется, ломается, но не вымирает.

Лишь пугает. Хватает за шею.

Душит. Тянет в новый вихрь.

Холодной чешуйчатой толщей змея

Душ лоскуты треплет на нитки.

На снимках черты нагоняют трепет.

Хомут теплеет, нежневеют вожжи.

Так вертикальный день до горизонтальной ночи тело терпит,

Ведь все дороги заканчиваются лёжа.

***

Странно теперь помыслить о ней,

Ушедшей без глаз в болевом шоке.

Если вижу солнце, помню, что её кровь была алей

Угадываю её внутренности в каждой банке тушёнки.

Даже знаю, что прячется у зверя в прорехах плоти -

Там в костяном доме таится человек.

Из-за него каждого убитого голубя каждый дворовый кот ел.

Это он заставляет гиен лить в падаль язвительный смех.

Животная круть поднимается в грудь,

Трогает щеки, бьёт ключом, задевая ноздри.

Мечта дитёнка: хоть что-то стоящее изрыгнуть,

Обращается галлюцинацией, в которой себе кажется взрослым.

Холодную улицу форточка скуривает, как сигарету с ментолом,

Трепыхание комнаты гнёт позвоночник макушкой к печени.

Круговерть вертолетов и шум моторов,

Дыхание, ром, амфетамин – список обязательного для хорошего вечера.

Тайная вечеря оредевших волос в бровях -

С обеих сторон склонились к мессии красного круга точки,

Оставленого бычком в тот день, когда забили канабис в кальян

И курили в шкафу, щели которого были заклеены скотчем.

Остатки дыма маслянистым слоем на стенках

Готовы были мазать на хлеб и съесть на завтрак.

А на ужин первокурсницу, отличницу, целку

От девственной сухости взбитой в крем сметаной смазывали.

Прошлое вместе с крутью животной

Оказалось в руках липкой жижей.

Налился алым, забрызганный рвотой,

Мессия, который был выжжен.

И вот Тебя встретил. Помнишь,

Как криком заставлял тебя слышать?

Ведь с первой нашей встречи понял,

Точно такой же Ты же.

***

Не правда.

Центрифугой настенный круг -

Смерч внутри циферблата.

И каждый тик, каждый звук

Сотрясает землю раскатом.

Несутся стрелки, рвут континуум

Мерцанием вспышек заката.

Одно ощущенье – перезрела скотина,

Скоро четвертый десяток.

Улица серебряно белой проседью

Обснежилась, начала обледать.

Вот бы зима сменилась осенью,

Вот бы время отправилось вспять.

Вот бы вверх золотая россыпь,

Вот бы чередой пробежали восходы.

Вот бы не быть рожденным вовсе.

Вот бы.

Вот бы.

Вот бы.

С утра подтаев,

К обедне в льдине..

Поверь, что знаю,

Кто мы такие.

Пойми, что в курсе,

Поверь, что видел

Горою мусор.

Кто мы такие?

Порежь, при встрече,

Осыпь ран солью

Не люди – вещи.

Что мы такое?

Чтоб камень бросить,

Оставьте силы

Пусть и не спросят,

Кто мы такие.

Полдень. «Утиные истории» по первому. Билли. Вилли. Дилли.

Как было легко. И как стало скверно

Кажется, тогда в школах этому не учили...

Кажется, тогда нас учили, что Плутон – девятая планета.

Искру питали тени отцов. Дыханье рая, ада ль дуновенье..

Свет возраста, погасил все искры, развеял тени:

Скрудж предал птенцов. Из птицефабрики каплями перья.

Родительской пулей выстрел добил остатки сомнений

***

Мы родились, когда свет так боялся сдохнуть в ядерной зиме, что фактически нам это пообещал.

Нас приучили ходить без шапки, ведь настоящая метель будет бесснежной.

Мы не верим и не ждем будущего – это наше проклятье и это наш дар.

Мы не можем носить старое. Нам проще совсем без одежды

Мы не умеем смотреть назад. Для нас нет прошлого – есть ретро, и его нужно переживать сейчас.

Как вектор...но не знаем, куда.

Не прямые! Мы просто несемся вперед – лучевая болезнь луча.

Мы ждем, когда закончится грифель чертящего карандаша.

Человеческая мясомольная машина. Фарш кислит, подчас попадается горький кусок.

На каждого больного ублюдка есть десяток ублюдков здоровых.

Человеческая миллиардоножка. Артрит. Хромота. Врожденная деформация стоп.

Шагаем вперед, но вечно уводит куда-то в сторону.

Клещ, что взрывом боли впился в мясо и залез бугорком под кожу,

Ты знаешь, каково нам. Киста, найденная доктором среди снимков желудка,

Ты знаешь, каково нам. Крысеныш, что в голодный сезон выпал из крысы-мамы, но ей и был сожран,

Ты знаешь, каково нам. И ты тоже знаешь, каково нам, свиная нога прошедшая через тесак, топор и мясорубку.

Снова рассвет. Снова день. Снова жизнь. Для нас. Почувствуй, как реальность дает тебе в рот.

То интенсивно, то вяло..упираясь в заднюю стенку гортани, то нежно проводя по губам и снова с упором внутрь

Дают всем. И Кто-то покорно берет.

Можно хотя бы пытаться стиснуть зубы?!

Или прокусить до хряща, пока не захлебнешься от горячей зловонной крови.

Кастрировать эту реальность и это настоящее!

Можно не знать пощад. А можно свыкнуться со своей ролью -

Маразматичный старик в театре щелей, которого играет маленький мальчик.

В совке презерватив стоил три копейки. Ребенок, если его не хотели, стоил не дороже двух.

Это логично и это было приемлемо для населения исключительно рационального толка.

А мы...Мы нехотя зачинались в тяжелые, но новые времена. Однако от старых традиций еще не умер дух.

Гондоны заоблачно дорожали. Дешевле было родить. Копеечные люди среди инфляции и дефолта.

Мы – жажда потрахаться, пока по телевизору крутят балет.

Мы – жажда потрахаться, пока не платят зарплату.

Единственный не дефицитный продукт тех лет.

Мы – поколение многоточий в пунктуации денежных знаков.

Жвачка, которую в восемьдесят шестом году по очереди жевал каждый

во дворе,

И парень, взявший её в рот последним, вы знаете, каково нам.

Мы можем притворяться, что все нормально, верить в ложь родителей, но ни для кого не секрет:

К сожалению, каждый из нас навсегда останемся незапланированным ребенком.

Как зажатый в костях разум требует слушать понравившуюся песню на бесконечном повторе...

Видел на стыке двух стен в долгий затяг курящего нерва?

Вспомним важное: Девять из десяти новых жизней заканчиваются уже во вторник.

Вспомним нужное: Шесть из семи грехов легко исполняются ежедневно.

Всё так мёртво. Каждый грамм воздуха, с пониманием, что он не твой, ядовит.

Всё так рвано. Кусая кусок, глотаешь камень.

Всё не Твоё. Помнишь, попытки VR для консолей формата восемь бит?..

Всё... Они были. За них стыдно. И даже в их времена они не были никому нужны даром.

***

Не согласные.

Рост зрачков чрез белизну белков,

Словно вглядываюсь в космос, с зажатой кнопкой зума.

И вижу ясно, отчетливо, точно, что

Время не лечит. Время рубцует.

Патологоанатома старческие судороги,

Неуместные шутки над раскрытой грудной клеткой -

Впитые ногти по очереди в каждом органе,

Пока через мясо не почувствуются неровности кушетки.

Труха внутренностей из плоти на кровать соседнюю.

Надрезы вдоль губ, что забыли слова, кроме "Хватит".

И вот боязно улыбаются из кучи новому дню...

По сути, уже весь на соседней кровати.

Хруст суставов, приправленных из солонки -

Мяса куча ползёт к бордюрам улиц

Туда, где нет светофоров у ведущих в тупики перекрестков.

В поисках дур, что паровозом вбрызнут внутрь дым дури.

К забытым вокзалам на забитых окраинах,

Где песок времени обращается в окаменелую несыпь

Где рифлюют ремнём кары ради, а рваного раненого

Не испугаются добить смертельной инъекцией.

В глупом турнире глупая награда:

Смрть – нет несогласных.

Будто от жизни древа в миг листопада,

Плавно летишь наземь.

Все прозаичней: Себе – пустота, им – гнойник в семьдесят килограммов,

Траур, и пуэр с новопаситом, чтоб были незаметны зарёвные ночи.

Среди первых легко обнаружить храбрых -

Они уходят в петле, под порно, на траур родных обильно кончив.

Среди родных легко найти, в ком равнодушие бытует..

Те даже становятся ярче, ничуть от потери не гаснут.

Но конкретно для Тебя их не существует..

Есть только смрть и нет несогласных.

***

Трип.

Реверсии взлёт.

Исторженный всхлип,

Постужинный взблёв.

Трясет челюсть тиф

Рта зуб остриё.

Изрядно испив,

Помётан в помёт.

Тенеюсь на дне.

Растущий грибок

Извергся в сморке',

Прокровлен в платок.

Тенеюсь средь стен,

Разугленных бок.

Из пластмасс манекен

Поплавленный бог.

***

Понедельник, вторник.

Сквозь дырявую крышу в слякоти каше

Пытался уснуть в притоне,

Но заметил святость в каждом.

Не дождавшись среды,

Сбежал от света нимбов -

Сквозь закрытые веки видны,

Под свалом бровей стыдливых.

Снежинки их белыми крыльями

Осыпались из дыр потолка.

Пародонтоза зацветшими гнилиями

Беззубого каждого рта

Полусмешки, полупесни, молитвы -

Не выдержал, не мог более стоять на коленях.

Грязная тварь при всех досуха из грязного вылакала,

Портвейном запивала проглоченое семя.

Её мерзкий вид,

Но её яркий свет.

В поцелуе прилип -

Её вкус сигарет.

Прости меня, шельма,

Моего презрения злобного.

Всё во мне,

И всё во мне подобных

Вот, что взаправду мерзко,

Не зря окурками жжённо.

В кровь сбитый лоб в чевстве

Блаженных и прокаженных.

***

Ещё не смолк!

Бойтесь слов!

Бойтесь строк!

Бойтесь строф!

Ударным ритмом

Ударов в морду

Могильные плиты

Родительскому сброду.

Их дети,

Прекрасные нежные твари,

От голода и глупости смертны.

Так утверждает сценарий.

Ломает. Ползком, сидя, лёжа.

В расход аптекарь, в расход аптека.

Посетителей тоже -

Пшёл прочь, одноногий калека.

Кто ждет ласку?

Скажите, дети...

Может, эти, в колясках?

Особенно эти!

Но эти не верят в ласку,

От касания взгляд их лих -

Им подавай реальность, не сказку.

Давайте, отыщем других.

Те, что покорно пред властью мычат:

Вам, твари, кусочек ласки нужен?

Эти в страхе молчат.

Эти ещё хуже.

Их не бил кулаком в пах самооценки карлик.

А гематомы не изъедали неуверенности лобковые вши.

Из крайности в крайность, до крайности крайней:

Настоящая жизнь.

От любви один шаг до рубцов вдоль вен,

В песочнице песочных часов всеми силами разжимая жерло.

Кто жизнью доволен, кто еще не овдовел,

Тот не знает вкус песка, тот не пробовал горечь жертвы.

У алтаря. На коленях. В крике.

В поисках в высшем замысле противоречий,

И в жалости, к сожаленью, охрипнешь.

В жалкой жалости к собственной желчи.

***

Доказательство миру своей уникальности – это тот же спорт.

На скорость и технику молитву, паства! (?)

Работа ради денег, ради фотографий в ленту новостей – Твой трудоворот!

Ты – капля в смерче потреблядства.

Ты – худшее творение женщины..

В темном брюхе вызревшее бесцветным плодом..

Скажи одно: Тебе уже мерещились

Твои малиновые потроха, которые шумному вечеру проданы?

Ты – худшее творение мужчины.

В полторы минуты вбрызнутая капля соплеподобного семени.

Скажи одно: Ты сбриваешь с подмышек мох щетины,

Потому что он взаправду мешает, или чтобы быть в духе времени?

Ты – худшее воплощение настоящего.

Песок скатался в камень. Камень скатился в обрыв.

Скажи одно:

Зачем Ты все еще доживаешь свою пустую жизнь?

Лишь стыд! Ушедшим стыдно за Тебя! Еще не рожденным на тебя плевать!

Пора вставать.

Идем вместе на крышу. Полетели вместе на асфальт.

Никто не возьмет Твою руку. Но пусть выйдут все! Миллионов десятки!

Криминалиста дрожат колени. В городе кончился мел.

Изрисованные улицы. Синоптики не ожидали осадков:

Дождь нашего поколения. Лужи из переломанных тел.

Ручьи кораллово-красных рек.

Каша для псин. Выскрип голодных заветренных зубий.

Каждый двор и каждый проспект:

Наши бедра. И спины. И груди.

Наши лица. Наконец-то осмысленные.

Грустные дворники, истертые мётлы и щётки.

Дерьмо и гнль. Белки глаз бисером

Прямоугольниками у каждой хрущовки.

У каждой высотки – квадратами.

Параллельными прямыми у каждого моста.

Овалами у домов с крышами покатыми.

Фото со спутников: это блестят наши глаза!

Это ведь то, о чем Ты мечтал!

Что-то настоящее, что именно Ты по-настоящему смог!

Прими этот дар.

Быть мртвым – не право, а обязательство.

Затмения тень. Родителя крик. Сладость власти над жизнью в эфире воздуха.

Зенон. Его стрела. Дихотомия. Перед пропастью спор.

Штиль предвещает шторм. Тихо и мирно в океан выцветающего кораллово-розового:

Всего один день. Один миг. Почувствуй себя божеством.

Ты шагаешь. Веришь, что шагаешь. Шевелишь ногами изо всех сил.

Но за Твоей спиной дно. Ты видишь яркий свет. Ты хочешь идти к нему.

Ты шагаешь, веришь, что шагаешь. По факту, терпишь, пока вздувшись мртвый не всплыл

Сладость снов и осмысленный бред – Твоя арфа без струн.

***

Не здесь. (?)

Что Тебе жизнь в этой местности?

Давно смотрел вперед, назад, в стороны?

Здесь же без перебоя демоны мечутся,

В покоях покоя с петель двери сорваны.

Снова начали сажать.

Седые рассказывали, как сажали тогда.

Богема захочет дышать,

Богема захочет устроить бардак.

Никто не против стада, верно?...

Стадо сильнее, так?..

Но что, если стадо считает себя богемой?

Сколько крови прольет бардак?

Никто не боится крови для...

Если зачем, то пусть хоть море!

Но какая пшеница взойдет на полях,

Что залиты струями крови?

Вот овраг.

На дне, среди тренажёрных залов, концертов и касс,

Есть страх,

Что от жиж металлических сплавов и выбросов ядовитых масс,

Кончится все.

Позабудут зачем, почему, для кого, где и когда.

И заснем.

На раз, на два.

Так целый народ достигает дна,

Из-за самоконтроля нехватки,

Как клякса дерьма

На детской кроватки,

Не желанна задом,

А просто есть.

И смеха градом

По миру весть.

Что малыш потек ручьями.

А в самой стране

С умным видом изучают

Картину дня на простыне.

Попрёкши отцом и трептихом,

Пугая позором и карой небес,

Вагоном, в который еще не впихнут,

Конечной, где еще не валишь лес,

Живет, существует уродства чудо.

В раболепстве пляшет холоп.

С квитанцией в кассе Иуда.

Ковчег ожидает потоп.

Взрыв суперновы стёр внутренний космос,

Аннигиляция каждой части дробного целого.

Эхом внутрь: "Я хочу полурослых!" -

Говорила голова за всё своё тело.

"Это мой полурослый! Всегда им был!" -

Руки и ноги голова убеждала,

Слюной затекая, выпячивая шары,

На полурослых зыря жадно.

Частиц в тлеющем теле несанкционированный слёт.

Но единица из ста поможет насытиться,

И в умирающую голову жизненноважное отнесёт,

Согласно общей теории относительности.

Сейчас тяжелые дни. Опухоль мозга в области темени.

Весенняя арабская непроходимая то диа-, то гоно– ..рея.

И Мы, наверное, могли бы научиться многому у этого времени.

Однако...сейчас период смешных евреев!

Как всем известно, всего один параметр определяет любое время и место:

Когда евреи в стране смешные, и когда евреи умные. Ни больше, ни меньше.

И Они не хотят умных! Ты и сам так зол, что от умного б задумал Освенцем.

Верхмат не приходит, если жид на центральном канале ошучивает каждый вечер.

Верхмат не приходит не приносит вкус крови всегда настоящий.

Быдло не кричит «Вали в родной Жидостан!», а интеллигенция еще не пробуквенна/не пронумерована...

Опозиция робко маленьким кулачком не попирает ящик,

В котором еще не показывают, как заживо сжигают вчерашнего обрезанного клоуна.

Мечтаете о войне? Во время Великой войны случилось три Великих падения.

К счастью, пал Рейхстаг. К несчастью, упали Малыш и Толстяк.

И сегодня встречные лица в прогулке по Желтой Империи

Напоминают, что это мы в гостях у случая, а не случай у нас в гостях:

Толстяк метил в японский город Кокура, но облака заставили его передумать -

Толстяк полетел в сторону Нагасаки. Толстяк уничтожил Других.

А в Кокуре дожили, прожили, родили новых. И тех не трудно со всеми прочими спутать,

Но это целые поколения, которых по задумке не должно было быть.

Грустно жужжат по улицам

Безульные траурные пчёлы.

Календари перелистывают

Желтые в чёрном

***

Колибри люффтваффе -

Эти крылатые дни.

С отступом выбритый график -

Их единоличный господин.

Диктант под диктовку диктатора.

Рисованный символ нации:

То ли лопасти вентилятора,

То ли угроза радиации.

Открыл ЖЖ «Корея»

Там тоже, что у нас.

Бесогонов пения -

Сатирико-остропсихологический фарс

В два клюва стигматы рьяно клюёт

От непонимания будня, от вкуса шмар, от шмали.

Но ведь немец кричал, что он мёртв?!

А славяне его вновь воскрешали!

В опий в каждом сгибе каждого локтя

Вены – мишени в тире.

Их библия – тот же наркотик,

Только без приступов эйфории.

В доярки руки народа скот. Ладони ладана сулили мыслей смуту.

Тенями стоптаны стены Платона пещер.

Когда у дьяка случился приход, богослов обратился в науку.

Вещества философии и философия веществ.

Гликодин – лучшая из микстур.

"Среди тех, что без рецепта" призер номинации.

Приди, явись, Эпикур:

Милый грек, мы ждем твоей реинкорнации.

Тебе бы понравился декстрометорфан.

Он замедляет течение времени. Учит наслаждаться секундой.

Неспешно за буквой слог собирает слова -

Рек мыслей поток заштиленно бурный.

В полграмма бурого, пол ложки соды,

В столовую их и зажигалкой жечь.

Шприцом через вену – безмятежности роды.

Мятеж захлебнулся, просит прилечь.

Мятеж закончен. Вновь неудачен.

Взорвался мечтой и запросто сник.

Целуйте мощи! Впадайте в спячку!

Крадите еще больше книг!

Мальчик играет в мячик. Дальше его насилует старик.

Он топит в слезах дом, тяжело выдыхает, подтирает глаза пеленками.

Ему есть куда расти:

Придет день, сам станет стариком и изнасилует ребенка.

***

Головы-кегли стройными рядами -

Слышали новость, Земля – это шар.

Чугуном ваши умы опасная мысль давит,

Что от холода может спасти пожар.

Через два зеркала и два отражения, в попытках рассмотреть собственный затылок,

Не видите то, что прямо перед вашим огорбленным носом?

Отцов, дедов, прадедов, себя год назад – не уж то забыли?

Каждое ваше предательство привело к такой действительности совсем не косвенно.

Не видите в себе мышь? Вы взаправду в своём паскудстве их винили?

Совесть не репрессирует узурпатор. Только каждый сам для себя.

Джаз нашей свободы в наших чёрных душах, как на чёрном виниле,

Никак не может играть не громко. Только на весь мира дом трубою гремя.

Раскатом перебора струн контрабаса – струн из артерий каждого города -