Текст книги "Правовые формы участия юридических лиц в международном коммерческом обороте"

Автор книги: Антон Асосков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

4. Тенденция отделения личного закона юридического лица от его государственной принадлежности (национальности)

По свидетельству Л.А. Лунца, «практика военных лет обнаружила… что государственная принадлежность юридического лица требует детального исследования каждого случая и исключает возможность установления простых и четких критериев»[63]63
  Лунц Л.А. Курс международного частного права: Особенная часть. М, 1975. С. 43.


[Закрыть]. Немецкий ученый Б. Гросс-фельд отмечает, что «начиная с 1958 г. американские суды последовательно отказывались от традиционных методов международного частного права. Исходные позиции о предвидении и тем самым правовой определенности отступают. На передний план выходит стремление к справедливости в отдельном случае»[64]64
  Цит. по: Суворов Л.Л. Указ. соч. С. 6.


[Закрыть]. Поэтому критерий учреждения, традиционно исповедуемый англо-американской правовой системой, является не более чем «коллизионно-правовым пунктом, от которого делается корректировка»[65]65
  Там же. С. 7.


[Закрыть].

В США получило широкое распространение учение the internal affairs rule, согласно которому внутренние дела корпорации должны регулироваться ее учредительными документами, а внешние отношения – правом страны, где она действует. При этом к внутренним отношениям причисляются учреждение юридического лица, права и обязанности участников, учредительные документы и внесение в них изменений. К внешним отношениям относятся правоспособность и сделкоспособ-ность, представительские полномочия органов, ответственность корпорации, обеспечение внесения и поддержания уровня уставного капитала, публикации, содержащие сведения о деятельности корпорации[66]66
  См. там же. С. 5.


[Закрыть]. В основе данного учения во многом использованы идеи Раймонда Абра-гамса, который предлагал различать понятия «личный статус» (зависит от законодательства места деятельности и регулирует вопросы право– и дееспособности) и «национальный статус» (определяет внутреннюю организацию юридического лица, его возникновение и прекращение)[67]67
  См.: ЛадыженскийA.M. Указ. соч. С. 263.


[Закрыть].

Ю.М. Юмашев применительно к странам Европейского союза отмечает: «… право континентальной Европы требует реальной юридической связи компании с государством. Это практически означает необходимость домицилирования ее административного центра в стране создания, т.е. совпадения административного центра и места инкорпорации. Следует отметить, что критерий „инкорпорации“ оказался более приспособленным к современным условиям интернационализации капиталистического хозяйства, концентрации производства и капитала. Вместе с тем активное вмешательство государства в экономику приводит к более жесткому контролю за деятельностью и созданием компании на его территории, что усиливает значение критерия административного центра. Существование этих двух противоположных тенденций расшатывает в определенной степени традиционные правовые институты и заставляет искать новые пути решения проблемы. Одних юридических критериев для определения „национальности“ юридических лиц часто недостаточно, и требуется связывать их более тесно с экономическими критериями, например с упомянутым критерием центра эффективного принятия решений»[68]68
  Юмашев Ю.М. Правовое регулирование прямых иностранных капиталовложений в ЕЭС. С. 20.


[Закрыть].

Активно исследуется данная проблема германскими учеными. Так, Грасман выдвигает учение о дифференцированности, в котором проводит различие между внутренними и внешними отношениями юридического лица и устанавливает различные коллизионные привязки: для внутренних отношений действует право государства учреждения, для внешних отношений – закон государства, где осуществляется предпринимательская деятельность. Сандрок представил так называемую теорию наложения, в которой предлагается исходить из критерия учреждения, с той особенностью, что перед правом государства учреждения должны иметь приоритет императивные нормы государства местонахождения центра управления юридического лица. Мюль считает, что приоритетное применение права государства местонахождения административного центра должно вместе с тем соответствовать выработанным практикой требованиям, как-то: поддержание местного и международного порядка, выполнение судебных задач, соблюдение государственных интересов, интересов общественности, применение так называемой лучшей нормы[69]69
  См.: СуворовЛ.Л. Указ. соч. С. 6-7.


[Закрыть].

Таким образом, в современной практике большинства государств, несмотря на законодательное закрепление достаточно жестких коллизионных формул определения личного статута юридического лица, национальность юридического лица для целей применения публично-правовых норм определяется на основе анализа многочисленных критериев и юридически значимых обстоятельств. При этом дополнительная сложность связана с тем, что при определении национальности (государственной принадлежности) юридического лица в различных публично-правовых отраслях права одного и того же государства могут быть использованы отличающиеся друг от друга критерии, приводящие к противоположным результатам. Определение национальности юридического лица в налоговом законодательстве может быть одним, в валютном законодательстве – другим, в таможенном законодательстве —третьим, в международных договорах с участием данного государства —четвертым.

Наглядным примером использования различных критериев определения личного статута и национальности юридического лица является наше, отечественное законодательство. Как уже указывалось выше, личный статут определяется в российском законодательстве на основе жесткой коллизионной привязки к месту учреждения юридического лица (п. 1 ст. 1202 ГК РФ, п. 1 ст. 161 Основ гражданского законодательства 1991 г.). В то же время согласно подп. «б» п. 5 ст. 1 Закона РФ от 9 октября 1992 г. №3615-1 «О валютном регулировании и валютном контроле» (в ред. от 31 мая 2001 г.) резидентами Российской Федерации являются «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации, с местонахождением в Российской Федерации». В соответствии с определением, данным в ст. 2 Федерального закона от 13 октября 1995 г. № 157-ФЗ «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности» (в ред. от 10 февраля 1999 г.) российскими участниками внешнеторговой деятельности (российскими лицами) являются «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации, имеющие постоянное место нахождения на ее территории, а также физические лица, имеющие постоянное или преимущественное место жительства на территории Российской Федерации и зарегистрированные в качестве индивидуальных предпринимателей». Таможенный кодекс РФ в п. 7 ст. 18 определяет российские лица как «предприятия, учреждения и организации с местонахождением в Российской Федерации, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации; лица, занимающиеся предпринимательской деятельностью без образования юридического лица, зарегистрированные на территории Российской Федерации; граждане Российской Федерации, имеющие постоянное местожительство в Российской Федерации».

В ст. 2 Федерального закона от 9 июля 1999 г. № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»[70]70
  Собрание законодательства Российской Федерации (далее – СЗ РФ). 1999. №28. Ст. 3493.


[Закрыть] дается определение иностранного инвестора, которым признается «иностранное юридическое лицо, гражданская правоспособность которого определяется в соответствии с законодательством государства, в котором оно учреждено и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации». Одновременно в п. 2 ст. 1 Соглашения между Правительством СССР и Правительством Итальянской Республики о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1989 г. «под „юридическим лицом“ в отношении каждой из Договаривающихся Сторон понимается любая организация, имеющая местонахождение на территории этой Договаривающейся Стороны и признаваемая в соответствии с ее законодательством юридическим лицом, независимо от того, является ли ответственность организации ограниченной или иной». Аналогичное определение дается в Соглашении между Правительством Российской Федерации и Правительством Итальянской Республики о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1996 г. и Договоре СССР и Федеративной Республики Германии о содействии осуществлению и взаимной защите капиталовложений 1989 г.

Наконец, в соответствии с п. 2 ст. 148 Налогового кодекса РФ для целей определения места реализации работ (услуг) и возникновения обязанности по уплате налога на добавленную стоимость в российский бюджет используется следующее определение: «Местом осуществления деятельности организации или индивидуального предпринимателя… считается территория Российской Федерации в случае фактического присутствия этой организации или индивидуального предпринимателя на территории Российской Федерации на основе государственной регистрации, а при ее отсутствии – на основании места, указанного в учредительных документах организации, места управления организацией, места нахождения постоянно действующего исполнительного органа организации, места нахождения постоянного представительства в Российской Федерации (если работы выполнены (услуги оказаны) через это постоянное представительство) либо места жительства индивидуального предпринимателя».

На первый взгляд может показаться, что использование в приведенных выше законодательных нормах критерия места нахождения юридического лица наряду с критерием места его учреждения (создания) не несет никакой смысловой нагрузки, поскольку п. 2 ст. 54 ГК РФ при определении места нахождения юридического лица вновь отсылает к месту его государственной регистрации. Однако на сегодняшний день это не так. Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в п. 21 постановления от 1 июля 1996 г. № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»[71]71
  Вестник ВАС. 1996. № 9.


[Закрыть] дали следующее толкование приведенной нормы: «Согласно п. 2 ст. 54 место нахождения юридического лица определяется местом его государственной регистрации, если в соответствии с законом в учредительных документах юридического лица не установлено иное. Учитывая, что в соответствии со ст. 8 Федерального закона „О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации“ впредь до введения в действие закона о регистрации юридических лиц применяется действующий порядок регистрации юридических лиц, при разрешении споров следует исходить из того, что местом нахождения юридического лица является место нахождения его органов»[72]72
  В соответствии с п. 2 ст. 8 Федерального закона от 8 августа 2001 г. № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц» «государственная регистрация юридического лица осуществляется по месту нахождения указанного учредителями в заявлении о государственной регистрации постоянно действующего исполнительного органа, в случае отсутствия такого исполнительного органа– по месту нахождения иного органа или лица, имеющих право действовать от имени юридического лица без доверенности».


[Закрыть].

Говоря о месте нахождения юридического лица, необходимо предостеречь читателя от смешения использования данного понятия, с одной стороны, для целей определения личного статута и национальности юридического лица, а с другой стороны, для целей внутреннего гражданского права. Под последним имеется в виду место нахождения юридического лица на территории того или иного административного образования внутри территориальных границ одного государства. К сожалению, в работах отечественных авторов можно встретить подобную неточность. В частности, Л.П. Ануфриева, рассуждая о смешении различных критериев определения личного статута юридического лица в праве ряда государств (Германии, Португалии, России, Японии), апеллирует к нормам гражданского права, определяющим место нахождения юридического лица внутри территориальных границ данного государства[73]73
  См.: Ануфриева ЯЛ. Международное частное право. Т. 2: Особенная часть. С. 48-50.


[Закрыть]. При этом игнорируется то обстоятельство, что группы норм, определяющие личный статут (или национальность) юридического лица, и положения, определяющие место нахождения юридического лица внутри территориальных границ государства, имеют различный смысл и направленность правового регулирования. О подобном некорректном отождествлении различных понятий писал М.И. Брун: «Термин „домициль“ имеет двоякое значение в зависимости от того, употребляется ли он в цивилистическом или в конфликтом смысле. В первом случае он означает местопребывание центрального органа юридического лица или же какую-нибудь иную точку на территории страны… во втором он означает страну вообще, к которой юридическое лицо привязано в силу своего нахождения в ней, и служит для определения его национальности»[74]74
  Брун М.И. Юридические лица в международном частном праве. Кн. 1: О личном статусе юридического лица. С. 20-21.


[Закрыть].

В рамках международного частного права следует также отличать критерии определения личного статута юридического лица от коллизионных привязок, используемых для регулирования иных видов отношений. Например, ранее ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г. предлагала для определения права, применимого к правам и обязанностям сторон по внешнеэкономическим сделкам (так называемого обязательственного статута), использовать место учреждения, место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания такого договора[75]75
  В части третьей ГК РФ содержится указание только на место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора (п. 2 ст. 1211). Как известно, понятие «место жительства» применимо только к физическим лицам, поэтому в отношении юридического лица обязательственный статут сегодня должен определяться строго исходя из его основного места деятельности.


[Закрыть]. При определении сферы применения Венской конвенции 1980 г. о договорах международной купли-продажи, а также Оттав-ских конвенций 1988 г. о международном финансовом лизинге и международных операциях по факторингу важное значение имеет критерий места нахождения коммерческого предприятия стороны по договору (place of business). На основании приведенных примеров в литературе указывается на усиление значения критерия центра эксплуатации (основного места деятельности) юридического лица. Но при этом не следует забывать, что приведенные примеры не имеют никакого отношения к определению личного статута юридического лица, касаясь сферы действия обязательственного статута или пределов действия тех или иных международно-правовых документов. Даже если российский судебный орган в рамках конкретного дела будет использовать критерий основного места деятельности юридического лица при определении обязательственного статута, личный статут сторон договора все равно придется определять на основании жесткой коллизионной нормы части третьей ГК РФ, которая дает возможность оперировать только критерием учреждения юридического лица.

По мнению Л.Л. Суворова, проблема разделения личного статута и государственной принадлежности не возникает, когда принимающим государством или государством учреждения является то, которое придерживается критерия местонахождения управляющего центра[76]76
  См.: Суворов Л.Л. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть]. На наш взгляд, данный вывод является не вполне обоснованным, поскольку и государства, использующие для определения личного статута юридических лиц критерий эффективной оседлости, при квалификации национальности юридического лица для целей определения пределов действия публично-правовых норм могут применять иные критерии, прежде всего такие, как критерий контроля или критерий центра эксплуатации. Соответствующие примеры можно обнаружить в законодательстве и международных договорах Германии и иных западноевропейских государств, исповедующих в качестве основной теорию эффективной оседлости юридического лица.

Причины развивающейся тенденции отделения личного статута юридического лица от его государственной принадлежности, на наш взгляд, заключаются в следующем. Поскольку понятие «национальность юридического лица» используется для определения пределов действия публично-правовых норм, отношение законодателя к нему является наиболее внимательным. Противоречивые политические и экономические интересы каждого отдельного государства заставляют тщательно в каждом конкретном случае формулировать критерии определения национальности юридического лица, которые позволят реализовать все необходимые публичные интересы государства в отношении той или иной группы юридических лиц. Возможность игнорирования этих критериев, обхода их применения и неподчинения юридического лица установленным для национальных юридических лиц правилам обязательного поведения является источником особых трудностей для законодателя, который стремится дать исчерпывающие формулировки, рассчитанные на учет многочисленных нюансов и приспособление к быстро меняющимся условиям общественной жизни.

Что же касается личного статута юридического лица, применяемого исключительно в частноправовой сфере, то данные вопросы обычно не имеют для национального законодателя столь важного политического значения. В связи с этим для облегчения работы государственных судов и иных правоприменителей государства могут позволить себе закрепить в коллизионно-правовых нормах жесткие формулы прикрепления, не требующие сложного правового анализа в каждом конкретном деле.

Игнорирование различий в сфере применения понятий личного статута и национальности юридического лица может привести к серьезным негативным практическим последствиям. Яркий пример в этом плане представляет собой проблема признания иностранных юридических лиц.

5. Проблема признания юридических лиц иностранными государствами

Проблема признания юридических лиц иностранными государствами является не настолько простой, какой может показаться на первый взгляд. В отношении физического лица трудно себе представить, что какое-либо современное государство откажется признавать его правосубъектность, даже если данное физическое лицо не имеет гражданства какого-либо государства (является апатридом) или имеет двойное гражданство (является бипатридом)[77]77
  Право на признание правосубъектности физического лица закреплено во Всеобщей декларации прав человека.


[Закрыть]. Однако в отношении юридических лиц отказ в признании правосубъектности может последовать в достаточно большом количестве случаев.

В середине XIX в. широкое распространение получила теория, отрицающая возможность автоматического признания правосубъектности иностранных юридических лиц, за исключением случаев, прямо предусмотренных международными договорами или национальным законодательством того или иного государства. Основные положения этой теории были сформулированы Лораном (Бельгия), Вейсом (Франция), которые в своих работах отмечали, в частности, следующее: «Права людей безграничны, как и миссия их бесконечна; напротив, права юридических лиц, как и самое назначение их, ограничены тем законом, который их создал. Всякое право юридического лица есть только уступка со стороны законодателя… Создавать юридические лица властен только законодатель; но власть всякого законодателя останавливается у границы его территории; поэтому корпорации, так как они существуют только в силу его воли, не существуют там, где эта воля бессильна. Только универсальный законодатель мог бы сделать, чтобы юридическое лицо имело универсальное существование, или же нужно было бы, чтобы фикцию, созданную одним местным законодателем, признавали и все прочие; универсальная же фикция, созданная волей одного местного законодателя, есть юридическая невозможность; поэтому когда говорят, что юридические лица одного государства сами собой существуют и для других государств, то высказывают ересь. За пределами создавшего его государства юридическое лицо не существует; оно приобретает это существование только при условии признания со стороны местного законодателя; в этом его отличие от физических лиц»[78]78
  Брун М.И. Юридические лица в международном частном праве. Кн. 1: О личном статусе юридического лица. С. 29-30.


[Закрыть].

Отголоски этих воззрений можно обнаружить и в дореволюционной российской судебной практике. Так, в решении Гражданского кассационного департамента Правительствующего Сената 1883 г. №44 подчеркивалось, что «правом судебной защиты в России могут пользоваться в качестве истцов законно учрежденные акционерные общества и товарищества только тех иностранных государств, с коими заключены от имени России конвенции по сему предмету, основанные на правиле взаимства»[79]79
  Нольде Б.Э. Очерк международного частного права. СПб., 1912. С. 496. Справедливости ради необходимо отметить, что существовали судебные решения, основанные на противоположных позициях (1897 г. № 61; 1901 г. № 1744).


[Закрыть].

В настоящее время в большинстве государств в законодательстве, судебной практике или доктрине признается принцип автоматического признания правосубъектности иностранных коммерческих юридических лиц. В частности, в Законе Эстонии 1994 г. «Об общих принципах Гражданского кодекса» присутствует специальный § 135 «Признание в Эстонии иностранного юридического лица»: «Иностранные юридические лица признаются в Эстонии и обладают правоспособностью и дееспособностью наравне с эстонскими юридическими лицами, если иное не предусмотрено законом или договором»[80]80
  Международное частное право: Иностранное законодательство. С. 676.


[Закрыть]. Достаточно развернуто регулируется практика признания иностранных юридических лиц в Законе Румынии 1992 г. применительно к регулированию отношений международного частного права (ст. 43 и 44), который оперирует понятием «признанное юридическое лицо»: «Преследующие имущественные цели иностранные юридические лица, законно учрежденные в том государстве, чьими национальными субъектами они являются, признаются в Румынии в силу закона. Иностранные юридические лица, не преследующие имущественные цели, могут быть признаны в Румынии с предварительного разрешения Правительства на основании решения судебного органа на условиях взаимности, если эти юридические лица законно созданы в том государстве, чьими национальными субъектами они являются, и если уставные цели, которые они преследуют, не противоречат социальному и экономическому строю Румынии… Признанное иностранное юридическое лицо обладает всеми правами, присущими его организационному статусу, за исключением тех, в которых признавшее это лицо государство в силу положений закона ему отказывает»[81]81
  Международное частное право: Иностранное законодательство. С. 500.


[Закрыть].

Однако в странах, придерживающихся критерия эффективной оседлости, вопрос о признании иностранного юридического лица в большом количестве случаев решается отрицательно. Например, во Франции и Греции не будет признана иностранная компания, инкорпорированная в одной стране с административным центром, находящимся в другой стране. В Германии не будет признана компания из страны, придерживающейся принципа инкорпорации с руководящими органами в стране, где действует критерий административного центра, несмотря на правомерность такой компании с точки зрения права страны инкорпорации. При этом если страна местонахождения руководящих органов компании также придерживается критерия инкорпорации, то такая компания будет признана. В Бельгии, Люксембурге и Португалии компания будет признана, если ее административный центр находится в одной из этих стран. При этом к такой компании могут быть применены императивные нормы местных законов (так называемая насильственная натурализация иностранных юридических лиц). В Дании не будут признаны компании, не имеющие связи с данной страной, а также созданные в соответствии с законодательством стран, придерживающихся критерия реального места нахождения административного центра, но не имеющие там своих руководящих органов[82]82
  См.: Юмашев ЮМ. Правовое регулирование прямых иностранных капиталовложений в ЕЭС. С. 24-25.


[Закрыть].

Проиллюстрировать отказ в признании юридического лица можно с помощью следующего реального дела, описанного в учебном пособии по международному частному праву немецких авторов, являющихся действующими судьями верховных судов различных земель Германии[83]83
  См.: КохХ., Магнус У., Винклер фон Моренфельс П. Указ. соч. С. 220-227.


[Закрыть]. Фабула дела заключается в том, что 15 марта 1985 г. г-да Винтер и Бот-том учредили строительную фирму «Винтер ЛТД» с местонахождением в Лондоне и основным капиталом в 200 фунтов стерлингов. Там же, в Лондоне, фирма была внесена в торговый реестр. Но уже 28 марта 1985 г. на первом заседании правления было решено перенести место уставной оседлости и ведение дел в Дюссельдорф (Германия). Там фирма стала участвовать в деловой жизни под названием «Винтер-Бау ГмбХ», хотя и не была внесена в местный торговый реестр. Иногда фирма продолжала использовать свое прежнее название – «Винтер ЛТД». Осенью 1985 г. между г-ном Винтером и инженером Крузе в дюссельдорфском бюро фирмы «Винтер» состоялась устная беседа, в результате которой г-ну Крузе было поручено провести ряд инженерных работ для строительного проекта, осуществляемого фирмой за границей. Всю деловую переписку в период, предшествующий беседе, г-н Винтер вел на бланках с английским названием фирмы – «Винтер ЛТД». Однако над бюро фирмы красовалось ее немецкое название —«Винтер-Бау ГмбХ». Г-н Крузе оценил свою работу в 10 тыс. марок и послал соответствующий счет. Платежа не последовало. Тогда инженер решил обратиться в суд, но стал перед дилеммой, кому предъявлять иск: «Винтер-Бау ГмбХ», «Винтер ЛТД» или же непосредственно участникам фирмы – г-дам Винтеру и Боттому.

При анализе описанного казуса немецкие авторы справедливо указывают, что «Винтер-Бау ГмбХ» не может выступать в качестве ответчика по делу, поскольку компания с таким названием не была внесена в немецкий торговый реестр и, следовательно, не может считаться правоспособным юридическим лицом. В контексте настоящей работы наибольший интерес представляет ход дальнейших рассуждений о возможности предъявления иска к фирме «Винтер ЛТД». Авторы отмечают, что вопрос процессуальной правоспособности компании, участвующей в процессе, относится к той категории вопросов, которые подлежат решению на основании коллизионной нормы права компаний о личном статусе юридического лица. Немецкая судебная практика отдает предпочтение критерию действительного местонахождения административного центра компании (т.е. ее правления). Решающим критерием определения местонахождения эффективного административного центра компании является локализация действительного, общепризнанного контрагентами компании центра управления ее деятельностью. В рассматриваемом случае правление «Винтер ЛТД» уже 28 марта 1985 г. приняло решение перенести место уставной оседлости компании и управления ее деятельностью в Дюссельдорф. И с тех пор она участвует там в деловой жизни. Даже если действительное место ее административного центра находилось в Англии, его перенесение в другую страну ведет к изменению статута, т.е. к изменению правопорядка, служащего источником для отыскания компетентной коллизионной нормы. Реальное положение дел со всей очевидностью свидетельствует в пользу местонахождения эффективного административного центра компаний в Дюссельдорфе и, как следствие этого, применения немецкого права компаний. А это в свою очередь ведет к тому, что данный тип компании с ограниченной ответственностью (limited company) неизвестен немецкому праву торговых товариществ. И поскольку «Винтер ЛТД» ближе всего по своей юридической сути к немецкому коммандитному товариществу, эту фирму следовало бы, если ее рассматривать как коммандитное товарищество немецкого права, занести в торговый реестр. Увы, этого сделано не было. На этом основании немецкие авторы делают вывод об отсутствии у фирмы процессуальной правоспособности (а значит, и правосубъектности согласно правовой системе Германии в целом). В крайнем случае кредиторы могли бы обратить свои претензии к лицам, действующим от имени компании, или к ее участникам.

Очевидно, к аналогичным выводам мы вынуждены будем прийти при решении казуса, приведенного в практикуме по международному частному праву М.М. Богуславского[84]84
  См.: Богуславский М.М. Международное частное право: Практикум. М, 1999. С. 65-66.


[Закрыть]. Суть этого дела заключается в следующем. В 1991 г. на о. Мен (Великобритания) было создано общество с ограниченной ответственностью (в форме company limited by shares). Компания предоставляла своим клиентам право на проживание на основе аренды в течение ими определенных календарных недель в течение года в поселке курортных домиков (бунгало) на о. Гран-Канарья (Испания) – так называемые туристические услуги по принципу «таймшер». Компания предъявила в суде Германии иск к ответчику, который сначала (в 1992 г.) заключил договор с компанией об аренде двух бунгало на определенный срок, а затем (в январе 1993 г.) письменно уведомил ее о расторжении договора и одновременно аннулировал поручение о переводе компании соответствующих сумм. В подписанном покупателем формуляре договора содержалось следующее условие: «Приобретатель не имеет права отозвать договор о приобретении права проживания», а в приложенных к формуляру условиях разъяснялось, что продавец имеет свое местонахождение на о. Мен и что приобретатель признает, что к отношениям сторон по покупке права на проживание подлежит применению право о. Мен. Первоначально решением суда г. Эссен от 10 марта 1994 г. в иске было отказано со ссылкой, в частности, на то, что процессуальная правоспособность стороны, вопреки утверждению истца, не может определяться правом о. Мен. Установлено, что на этом острове имеется только почтовый адрес истца (там находится лишь почтовый ящик фирмы для переписки). По мнению суда, для определения гражданской и процессуальной правоспособности решающим может служить место, где фактически осуществляется управление делами компании. Вопрос о том, обладает ли истец правоспособностью, определяется правом страны по местонахождению его фактического правления. То, что истец на о. Мен выполняет свои налоговые обязательства, оформляет сертификаты на право проживание и регистрирует их, является недостаточным доказательством для признания о. Мен местом фактического управления. Гораздо более существенным является установление того, где осуществляется деятельность по управлению делами, где принимаются решения и где они реализуются соответствующими представителями.

Таким образом, случаи, когда юридическое лицо является «безродным» (фактически не имеет национальности ни одного из государств мира) или фактически имеет двойную национальность различных государств, являются далеко не столь безобидными. Они означают, что иностранные государства откажутся признавать правосубъектность юридического лица на своей территории, несмотря на то, что это юридическое лицо в свое время было правомерно учреждено в другом государстве с соблюдением всех необходимых формальностей. Вполне справедливыми и точными с позиций сегодняшних правовых реалий являются следующие замечания Л.П. Ануфриевой: «В действительности компания, обладающая сертификатом инкорпорации, выданным, скажем, регистратором компаний Республика Мальта, но имеющая местопребыванием головного офиса итальянскую Сицилию, для того, чтобы считаться итальянским юридическим лицом, должна быть включена в торговый реестр соответствующей области Италии. Только в этом случае можно говорить о „двойной национальности“. Вместе с тем это объективно будет означать и наличие двух юридических лиц (хотя бы и состоящих, возможно, из одних и тех же участников, управляющих, с одинаковым уставным капиталом, сферой и видами деятельности и т.п.) – мальтийского и итальянского. Фактическое же присутствие в каком-либо государстве, разделяющем критерий оседлости, юридического лица без внесения его в торговый реестр страны само по себе в правовом отношении мало что определяет. В силу этого, если конкретное общество, имеющее местом пребывания административных органов г. Лион во Франции, не осуществило необходимых формальных процедур по внесению себя в торговый реестр г. Лиона, то и считаться французским юридическим лицом оно не может. Следовательно, речь идет не об отсутствии „родства“ с Францией и французским правопорядком, а о правосубъектности вообще»[85]85
  Ануфриева Л.П. Международное частное право. Т. 2: Особенная часть. С. 55.


[Закрыть].

Слабая проработка в отечественной доктрине вопросов признания юридических лиц можно объяснить тем, что в советский период была невозможна такая ситуация, когда юридическое лицо было бы зарегистрировано по законодательству СССР, но при этом имело бы действительный административный центр или основное место деятельности в иностранном государстве. Как отмечал Л.А. Лунц, «советские внешнеторговые организации– юридические лица, созданные по советскому праву, имеющие уставную и фактическую оседлость в СССР и не имеющие никаких средств, кроме выделенных данной организации (объединению) Советским государством… Следовательно, эти организации не имеют в своем составе каких-либо иностранных элементов; весь состав такой организации принадлежит одной стране – СССР. В отношении таких монолитных организаций не может быть раздельных вопросов их личного статута и государственной принадлежности. Как бы ни решались эти вопросы в законе и практике того или иного иностранного государства, принимает ли данное государство критерий места инкорпорации или места оседлости, – любой из возможных критериев в отдельности и все они в совокупности в отношении организаций СССР могут привести лишь к одному и тому же решению вопроса о „национальности“ или личном статусе данной конкретной организации»[86]86
  Лунц Л.А. Курс международного частного права: Особенная часть. С. 45-46.


[Закрыть]. Что же касается иностранных юридических лиц, то закрепление в отечественном законодательстве критерия места учреждения юридического лица в целях определения личного статута не предполагало возникновение коллизий, подобных описанным выше. Российский (а ранее– советский) суд просто не вникает в вопросы реального места управления компанией и т.п., строго формально определяя личный статут в соответствии с местом учреждения юридического лица.