Текст книги "Страна А., или Автостопом по Афганистану (СИ)"

Автор книги: Антон Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Внутри дома так и не побывали. Знаю только, что в нём было темно. Афганцы вообще редко зовут в дом: это – интимное.

28 июля 2002 / 6 асада 1381

Афганцы встают рано, перед рассветом; ещё раньше встали куры, вышли из своего загона и стали ходить между нами, просыпающимися. Нам предложили чай. После чая, подарив хозяевам некоторые открытки с российскими видами, мы покинули наш первый афганский дом и вышли на трассу. Вставало красное солнце. Люди, пешком и на велосипедах, распыляя дорогу, направлялись в город на работу; телеги, гружёные товаром, тоже ехали в город на базар.

Вскоре мы достигли выездного поста ГАИ. Это был небольшой навес, под которым сидели несколько дорожных полицейских, опуская и поднимая верёвку, натянутую поперёк дороги. Мы сели рядом, вызвав интерес публики. Книжник сыграл на гитаре, я проявил знание двадцати местных слов, и контакт был налажен. Мы объяснили, что нам нужно не такси, а большая бесплатная машина в Баглан, желательно "Камаз".

Местные жители сразу скопились вокруг, разглядывая нас. Мы же, в свою очередь, с интересом разглядывали проезжающие мимо афганские транспортные средства. Среди них были:

1) жёлтые легковые такси, чаще советского производства, забитые битком;

2) маршрутные рейсовые микроавтобусы, также переполненные людьми и барахлом;

3) телеги, запряжённые ослами и лошадьми, кареты, верблюды и прочий гужевой транспорт пригородного значения;

4) пустые быстроходные англоговорящие джипы гуманитарных миссий, сотрудники которых боялись нас и подвозить не хотели;

5) грузовички локального свойства, едущие на базар.

Целый час, с шести до семи утра, непрерывной чередой проходили перед нами все эти такси, машины и телеги. Гаишники пытались убедить нас в том, что бесплатных машин не бывает. Я же вновь объяснил, что такая машина обязательно есть, что мы её и ждём, а отвезёт она нас в Баглан, а сама она большая-большая, называется «Камаз», «Краз» или «Урал». Несколько таких машин уже прошло в обратную сторону, то есть в город, и, указывая на них всем собравшимся, мы вселяли в себя и в людей уверенность в том, что автостоп существует.

И вот – минул всего час, а что такое по афганским меркам час? это почти минута! – как на посту остановилась наша долгожданная машина, большой «Камаз» с почти пустым кузовом. Водители, посовещавшись друг с другом и с гаишниками, взяли нас до Баглана. В кузове – о чудо, что находилось в кузове! – там лежало несколько сотен экземпляров старой, драной, мусорной обуви! Часть в старых рваных мешках, часть россыпью по всему кузову.

"На базар везут, продавать," – подумал я.

"Нет, наверное в сапожные мастерские на запчасти," – решил Книжник.

Так нам и не удалось установить назначение этих старых, рваных, непарных сапог, туфель, ботинков и т. п… В такой обуви, как мы позднее убедились, афганцы не ходят; наверное, это везли на экспорт, куда-нибудь в Эфиопию. На мешках с этой обувью можно было сидеть во время долгого и тряского путешествия в Баглан.

Поехали!

* * *

Дорога в Баглан была когда-то асфальтированной, как и вчерашняя. Но прошло пятнадцать, а то и двадцать лет без ремонта! Большие выбоины и дырки, ухабы; на одних машины подпрыгивают, другие стараются объезжать. Из-за того, что здесь машин больше, – дорога и разбита больше, чем вчерашняя. Зато пейзажи разнообразнее. Справа показалась река; вдоль реки – деревушки, сады, зелень; дома из глины, огорожены высоким глиняным забором, есть одноэтажные, а есть и в два этажа. Все дома прямоугольной формы.

Некоторые жители деревень приобрели профессию нищих и тусуются вдоль дороги. Дети семи-десяти лет стоят у самых больших рытвин и выбоин дороги. Завидев машину, они начинают двигать лопатой, делая вид, что заравнивают эти неровности; затем ожидают подаяния за сей полезный труд. Лопата – главный инструмент для попрошайничества! На ста километрах мы увидели человек тридцать "дорожных рабочих". Попадаются и старики, но без лопат. Они пытаются извлекать деньги, поглаживая бороды.

Меня очень удивил такой способ нищенства, ибо напомнил мне Анголу. Там тоже есть участки разбитого асфальта, и местные дети, взяв в руки дёрн и куски земли, затыкают ими дырки в дороге, а потом, при приближении машины, натягавают верёвку поперёк шоссе: стой! дорожные работы! Одни водители расстаются с мелочью, другие поддают газу, и верёвка тут же опускается.

В других странах я не встречал таких форм заработка. Как жители этих двух концов мира независимо друг от друга додумались до такой методики?

В одной из больших попутных деревень мы остановились; водители «Камаза» вышли на обед, позвали и нас. Большая харчевня, рукомойник с несколькими кранами, замызганным зеркалом и даже щепоткой моющего порошка. Цивилизация! Забравшись с ногами на ковёр-помост, афганцы едят рис, пьют чай и смотрят телевизор, подвешенный в углу чайханы; другие вместо телевизора рассматривают нас. Едят руками, ложек нет, чай пьют зелёный, впригрызку с иранскими конфетками. Если кто-то пожелает чай с сахаром, этот сахар единожды насыпают на дно стакана и наливают туда чай порцуию за порцией, пока он не впитает весь сахар. Каждому посетителю харчевни полагается собственный чайник с чаем, откуда он и наливает себе в стакан сколько пожелает, и расплачивается за количество выпитых чайников, а не стаканов.

Помимо чая, водители угостили нас рисом, шашлыками, арбузом, и наше представление о стране голода совсем развеялось. Вся придорожная деревня продавала еду: арбузные, помидорные, яблочные, дынные развалы шли вдоль всей улицы. Ни один нищий не пристал к нам во время трапезы, и никто не пришёл лакомиться остатками еды. Для меня это было слегка удивительно: я-то представлял Афганистан азиатской Эфиопией, а тут даже придорожные попрошайки изображают из себя деловых людей!

Тронулись дальше. Вот опять деревни, поля, разбитая дорога, солнце, старые сапоги, перекатывающиеся по кузову туда-сюда, – и вот мы уже прощаемся с водителями в городке с названием Баглан.

Было довольно жарко. Мы угостились газировкой афганского разлива, а следующий водитель опять завлёк нас в столовую, где мы и поели вновь. Опять рис, шашлыки, лепёшки и чай. Нам предложили расплатиться, оказалось совсем дёшево – что-то пол-доллара на двоих.

Вот и основная развилка, с большим круглым указателем, напоминающим часы. Прямо – Кабул, 233 км, направо – Мазари-Шариф, 172 км. Рядом с указателем – мост с обваленными перилами, а под ним – река, настоящая горная речка, и мы как мечтали, так и устремились сразу к ней. Это были истоки той самой реки, вдоль которой сегодня несколько часов мы ехали.

На реке уже были купальщики. Бородатый афганец в длинном белом халате купался прямо в нём, сняв только чалму. И намыливал халат и себя сквозь него. Другие, более распущенные мужчины и парни купались без верхней одежды, но в штанах. Без штанов мы ни разу не видели ни одного афганца, и сами искупались в штанах. Спали на вписках мы тоже в штанах, чтобы ненароком не испугать народ видом голых ног. Кстати, женщины вообще не купаются прилюдно.

Итак, искупались, выстирали верхние части своей одежды – какой кайф! – и вылезли из реки. Через пять минут мы были уже полностью сухие: солнце и тёплый ветер сушат вмиг! Как будто и не залезали в речку.

Вскоре, в кабине очередного «Камаза», мы ехали в сторону Мазари-Шарифа.

* * *

Хороший асфальт, ровная, почти не битая дорога, мирный пейзаж – неужели это Афганистан? Навстречу едут грузовики с арбузами и иными товарами. И не только грузовики! По обочине, медленной, ровной поступью движутся караваны верблюдов! В кабине, помимо водителя, был англоговорящий человек, его начальник, и он объяснил нам:

– Что, в России такого не увидишь? Да, это караваны. Они везут из Мазари-Шарифа и из Хулма фрукты, на базар в Пули-Хумри. Один верблюд может нести 350 килограмм, иногда и до пятисот. От Мазара до Пули-Хумри сто семьдесят километров, они выходят утром и приходят на следующий день. Десять верблюдов – четыре тонны груза.

Караванов было много. Шли они навстречу «Камазам», нисколько не отвлекаясь, как будто из глубины веков. Погонщик в чалме и с шестом, бывало, шёл рядом, бывало, ехал на одном из верблюдов. И тут, да, я вспомнил! Ведь сейчас 1381 год по афганскому календарю!

– А на ослах тоже возят товары? – спросил я.

– Нет, что вы, это невыгодно, – отвечал наш попутчик, – осёл может везти только 50 килограммов груза. И потом, ему постоянно нужна вода, а верблюд неприхотлив.

Через некоторое время «Камаз» сломался. (А вот верблюды, наверное, не ломаются, – подумал я.) Англоговорящий начальник, убедившись в том, что ремонт затянется, сам занялся автостопом. Застопил легковушку, взял и нас, и мы продолжили путь, а «Камаз» с водителем бросили в пустыне.

Вскоре пустыня взъерошилась горами, а между ними образовалась речка. Дорога просочилась вместе с речкой в настоящую щель между скалистыми великанами. Потом долина расширилась и явила нашему взгляду фруктовые сады. Всё это были фиговые деревья. Продавцы фиг свивали из травы особые гнёзда и запаковывали в них порции фруктов. Этими травяными гнёздами, весом килограмма полтора, продавцы размахивали перед проезжающими машинами. Продавались фиги и в развес, при этом гирями служили камни разных размеров.

Наш попутчик, невольный автостопщик, попросил водителя остановиться, и мы подошли к продавцам фиг.

– Здесь есть и мой сад, – объяснил попутчик, – здесь живут мои родственники, а сам я живу в Мазаре. А эта местность называется Хулм. Угощайтесь, ешьте, сколько хотите!

Фиги оказались отчаянно сладкими, и мы съели всего по чуть-чуть. А наш попутчик-переводчик прихватил целое гнездо. Так, жуя фиги, мы приближались к Мазари-Шарифу.

Наших намёков в отношении вписки попутчик не понял, или сделал вид, что не понял (афганцы это умеют). И привёз нас в центральную гостиницу «Барак». Поблагодарили и покинули трёхэтажный роскошный барак, объяснив, что найдём себе иной ночлег самостоятельно. Человек исчез, а мы остались на одной из центральных площадей Мазари-Шарифа.

Глава 4. Мазари-Шариф

Подобно тому, как Санкт-Петербург считается Северной столицей России, – город Мазари-Шариф (в просторечии Мазар) можно назвать Северной столицей Афганистана. Население Мазара и его бесконечных предместий я оцениваю в пол-миллиона человек. Большая часть здешних военных и начальников владеет русским языком. Когда-то это был самый про-советский город Афганистана.

Центром Мазари-Шарифа является собственно «мазар», или «зьярат». В данном случае этим словом именуется древняя Голубая мечеть, место паломничества. Местное предание гласит, что тут похоронен Али, четвёртый праведный халиф, племянник Пророка Мухаммеда. Правда, официальная гробница Али – в Неджефе (Ирак), за 1000 километров отсюда; но в исламском мире имеется несколько местных гробниц Али, и здесь перед нами – одна из них.

Голубая мечеть, с окружающими её постройками, минаретами и т. п., занимает целый квартал, а по сторонам мы видим разных продавцов, менял, харчевни, ковровые магазины, телеги, кареты, старые горбатые советские машины, везущие по пятнадцать и даже двадцать пассажиров, и все прочие атрибуты афганского города.

С восточной стороны главной мечети мы видим Главпочтамт, он же и переговорный пункт (всё уже было закрыто), отделение МИДа, где нам позже настоятельно (и безуспешно) рекомендовали зарегистрироваться, Барак-хотель, около которого мы сейчас стояли, и большое кафе-мороженое со столиками внутри и снаружи заведения. Из всего, что мы могли увидеть, самое желанное было, конечно, кафе-мороженое.

Мороженое в Афганистане делается так. Есть высокая, узкая кастрюля, похожая на перевёрнутую шляпу-цилиндр, почти пустая. У мороженщика есть стол, и там выемка, заполненная кусками битого льда – брусковый лёд продаётся в каждом афганском городе, его ежедневно покупают и измельчают. Кастрюля-цилиндр опускается в лёд, и, что главное, её непрерывно надо крутить. Целый день. Трм-трм, трм-трм, трм-трм. Целый день на жаре мороженщик крутит-вертит эту кастрюлю, потеет, греется, парится, зато кастрюля охлаждается, и на стенках её тонким слоем конденсируется мороженое. Не помню, откуда оно берётся, но оно собирается на стенках, и вот мороженщик берёт ложку и накладывает мороженое в вафельный стаканчик. Порция готова. Самый дешёвый стаканчик стоит в Мазаре всего 1000 джумбаши – это 40 копеек, или $0.012, ну а мы попросили королевскую порцию, и нам её несут на блюдечках. Целая куча мороженого, украшенная шоколадными застывшими капельками.

Вокруг нас скопилась толпа. Человек тридцать бездельников, вероятно, никогда не видели, как иностранцы едят мороженое. Тут же появились и попрошайки, в надежде поправить своё материальное положение. Как ни старался официант разогнать любопытных и нищих, но они тут же собирались вновь.

Не успели мы доесть мороженое, как вопрос о вписке решился сам собой. Один из зрителей, бородатый мужик в чалме, лет тридцати, оказался немного англоговорящим и пригласил нас к себе в гости. Мы тут же согласились, доели мороженое, расплатились и последовали за мужиком, провожаемые взглядами десятков изумлённых людей.

Мужик же, приватизировав нас, посадил нас и себя в микроавтобус к своему другу, и мы поехали к нему домой. Жил он в западной части города, и пока мы ехали, мы оценили, как город велик. Мы проехали километров десять от центра по асфальтовой дороге, потом свернули в пыльные тёмные переулки, и оказались (как и вчера) в спальном районе, где были поля, а электричества не было. Дома были большие, в два, а то и в три этажа – и всё это из необожжённой глины! Во многих домах были большие ворота, гаражи; а помимо домов – поля, поля (что росло на них, не было видно из-за темноты). Богатый район, по сравнению с Кундузом. Вот мы и приехали.

Микроавтобус укатил по своим делам, а мы с Книжником остались во дворе и огляделись. Было темно, и полностью устройство двора я изучил наутро; но опишу его сейчас. Итак, посреди – бассейн, или, вернее, пруд, глубиной примерно метр, а длиной метров пять. Вероятно, служит хранилищем воды, питьевой, умывальной, поливочной. Рядом с прудом – трава, деревья и возвышение из сухой глины, куда стелят подстилки, где обедают, ужинают, спят на свежем воздухе. Вот уже появились тюфяки для почётных гостей, то есть нас, и керосиновая лампа; скоро появится еда. Справа проходит маленький канал, по нему, вероятно, воду нагоняют в пруд.

Один из членов большой семьи, парень лет двадцати, слегка бородатый, оказался работником мечети. Выйдя в середину тёмного двора, он стал издавать звуки азана. Я пошёл на звук и приготовился к молитве, но имам почему-то испугался и исчез. Вскоре старше члены семьи, человек восемь бородатых людей в халатах, чалмах и сандалиях, поспешили на молитву в мечеть. Оказалось, что здесь маленькая, семейная глиняная мечеть, она находилась справа, за каналом. В тёплое время молитва происходит снаружи мечети, и там специальное место, постелены циновки. Имам принёс керосиновую лампу и все вместе совершили ночную молитву. Потом мы, один за другим, перепрыгнули канал и вернулись к остальным: некоторые члены семьи (преимущественно молодые) молитву не совершали. Среди них был и Книжник.

Как мне объяснили, молодой имам обучает детей чтению Корана и арабскому языку. Но поговорить по-арабски с ним мне не удалось: стеснительный парень избежал разговора и углубился в темноту. Единственным светом была керосиновая лампа, поэтому спрятаться от меня было очень легко.

Тут пришёл ужин. Женщины готовят еду, но на глаза не показываются: из дома еду выносят дети мужского пола. Сели за ужин; опять рис, салат, арбуз, лепёшки, чай, – стандартный афганский проднабор. После ужина разложились спать; хозяева спрятались в дом, а мы с Книжником остались спать, так сказать, на обеденном столе.

29 июля 2002 / 7 асада 1381

Наутро хозяин предложил экскурсию по округе. Я с большим интересом пошёл фотографировать сельский афганский быт.

Дома большие, я уже вчера заметил, что у них здесь по два-три этажа. Судя по площади домов, семьи тут огромные. Поля-огороды орошаются каналами, вода регулируется заслонками из земли: переложили кусок дёрна – вода пошла на другое поле. Тут же рядом и водяная мельница: река сгустилась в водопад двухметровой высоты, и вращает колесо. Провели в домик: там находились большие жернова, молодой мельник следил за тем, как зерно тонкой струйкой сыплется в центр одного из жерновов, и собирал создающуюся мелкую белую муку. Потом показали кладбище, с глиняными и каменными простыми надгробиями, кое-где – с зелёными флагами. Потом предложили посидеть на лошади, я с опаской сел и сфотографировался в таком виде. Потом увидел крестьян с лопатами, сфотографировал и их. Таким образом мы проделали круг и вернулись в наш двор, где застали занятия в медресе.

Маленькая мечеть у канала оказалась также и учебным заведением; мальчики и девочки из этого и соседних домов приходили сюда и учили Коран под руководством вчерашнего стеснительного муллы. Вся учебная площадь была меньше городской московской кухни; детей было человек десять, но они были маленькие и неплохо там помещались, сидя на циновках. На деревянной доске мелом были написаны арабские слова; учебники были очень ветхие, но по содержанию обычные – сначала буквы, потом слоги, потом слова, потом суры из Корана. Я прочитал одну из сур, чем обрадовал детей, а потом сфотографировал их. Дети знали слово «акс» (фотография) и не боялись сниматься, были даже рады.

Тем временем один из людей, живших в доме (я так понимаю, что все жильцы были братьями между собой или иными родственниками) заводил свою старую машину с жёлтой полосой «такси», ехал в город «бомбить». Никак не мог завести. Наконец сели в машину: мы с Книжником, наши рюкзаки, наш англоговорящий друг и сам водитель. Попрощались со всеми остальными, и, задвинув стёкла, тарахтя и поднимая тучи пыли, поехали в город.

* * *

Перед расставанием наш друг сказал, что хочет нам кое-что подарить. В одном месте он вышел, забежал в каккую-то лавку и с гордым видом вернулся оттуда. Сел в машину и презентовал мне книжку. На обложке было написано:

«АКИДА и ХАНАФИТСКИЙ ФИКХ. Издание Исламско-Независимого издательства, Пакистан. Перевод: Инженер М.Якуб.»

Это оказалась исламская книга по основам веры, с текстом по-русски, но какой это был весёлый текст! Переводчик Якуб был явно не русским, а пакистанским инженером. К сожалению, сейчас у меня нет под рукой этой книги, поэтому приведу некоторые изречения по памяти.

"Ангел Исрафил. Назначение: свистеть в трубу Сур.

Труба Сур. Назначение: При первом звуке трубы Сур умирают все оживлённые существа и изчезаются все существующие устройства. При втором звуке трубы Сур оживляются все оживлённые существа."

Другие изречения цитировать не буду, чтобы не получилось насмехательства над религиозными вещами. Книга была очень забавная, и я искренне поблагодарил за неё. Вскоре мы оказались на прежнем месте, вблизи Главпочтамта и кафе-мороженое. Попрощались с нашим новым другом и с таксистом, после чего пошли на почтамт.

* * *

Почта работала только с восьми утра, так что нам пришлось ещё дожидаться открытия. Но мы не теряли времени, и пошли гулять по базару.

Базар уже раскладывался. Чего тут только не было! Целые женские ряды, где продавалось нижнее бельё, а также обычные юбки, платья и т. д… По этим развалам бродили женщины в белых и синих чадрах, зачехлённые с головы до пят, и выбирали себе наряды, в которых будут красоваться дома, в тех помещениях, куда посторонним вход строго воспрещён! Были и мужские одеяния – очевидно западный сэконд-хэнд, целыми кучами наваленный. Книжник нашёл себе джинсы большого размера всего за 90 тысяч джумбаши – доллар с небольшим. А вот и распродажа, напоминающая наши московские лотки "всё по десять рублей": пластмассовое и стеклянное, китайское и иранское. Вот часовщики, а вот целый ряд продавцов изображений.

Изображения тут пяти основных видов.

1). Эротические фото. То есть портреты женщин без чадры, с открытыми лицами и волосами. Я думаю, это актрисы из индийских фильмов. А также фото мужчины с женщиной, обнимающихся. Вся эта порнография пакистанского производства.

Помимо женщин, имеются в продаже портреты четырёх вождей:

2). Вечно живой герой Афганистана шахид (мученик) Ахмад Шах Масуд. "Панджшерский лев" Масуд (1952–2001) был известным полевым командиром, родился и жил в Пандшерском ущелье в горах северного Афганистана и когда-то воевал, при помощи будущих талибов, против русских. После победы «Талибана» и развала СССР он стал воевать, при помощи русских, против талибов; 9 сентября 2001 года его взорвали наёмные убийцы-камикадзе.

Гибель военного лидера "Северного альянса" могла стать роковой для этого хрупкого альянса, но тут же произошло неожиданное: взрывы Нью-Йоркских небоскрёбов, американская война; преемники и друзья Масуда чудесно для себя вошли в Кабул, а сам Масуд стал иконой. Он теперь – непременный атрибут государственных учреждений; встречается и у частных лиц, на лобовых стёклах машин, в лавках и магазинах. Масуд представлен в тридцати разных видах, фазах и позах, разного формата, с подписями и без. На лошади, пешком, с телефоном, с автоматом, с книгой; одним лицом, в полный рост, сидя, стоя, лёжа на траве, на коленях в молитве, в компании соратников и т. д… В общем, налицо попытки создания культа.

3). Генерал Дустум, узбек по национальности, губернатор про-советского Мазари-Шарифа; полевой командир и финансист (именно он распорядился напечатать запасные деньги для покрытия бюджетных дыр). Во времена талибов жил то в Узбекистане, то в Иране; затем снова проявил себя как полевой командир, отобрал у талибов Мазар и воцарился в нём. Парадный портрет Дустума (без бороды, но в генеральском мундире) украшает многие государственные учреждения, реже – магазины.

4). Старый король Захир Шах. Он родился в 1914 году и правил страной четыре десятилетия, с 1933 по 1973 год. Затем он был свергнут с престола своим двоюродным братом, и доживал свой век в холодной Европе. Тем временем брат объявил страну республикой, себя – президентом, и вскоре сам был свергнут. Началось "смутное время": почти тридцать лет войны; перевороты и бесконечные правители сменяли друг друга. Новые власти извлекли из забвения 88-летнего старика, и вернули его в страну, на сей раз не как короля, а в роли почётного символа нации.

5). Новый вождь Хамид Карзай. Здесь этот портрет редко; основной спрос на него – на юге страны, ибо Карзай оттуда родом.

Бывают и комбинированные портреты. "4+5": Захир Шах, здоровающийся с Карзаем и как бы тем самым признающий в нём своего «преемника». "3+5": Дустум в орденах и Карзай в папахе на каком-нибудь заседании, как бы расписываются в вечной дружбе и делят сферы влияния. Есть также календари с произвольной комбинацией вождей, но больше всего изображений Масуда.

Есть и настоящие произведения искусства. Вот, например, рисунок на календаре: слева, на заднем плане, Голубая мечеть, а впереди, на площади перед ней, на коленях в молитве стоит Масуд (фотомонтаж), а вокруг птицы, птицы, белые птицы, взмывающие к небу. Афганцы вообще, как я заметил, любят птиц, и в некоторых лавках живут птички в клетке – не на продажу, а так, для радости. Хотя птичкам, возможно, и не радостно. А вокруг мечети в Мазаре, действительно, тусуются птицы, и через несколько дней мы в Кабуле увидели старинную мечеть, всю облепленную птицами. Голубая мечеть с птицами изображена также на деньгах в 1000 афгани.

* * *

Дальше по базару – фрукты, овощи, картошка, виноград, помидоры, персики, мухи (не на продажу, а так летают), лепёшки, мороженое опять, перец, дыни, арбузы. Обычный среднеазиатский базар. Но арбузы больши-ие! И длинные, по форме как кабачки, и не полосатые, а однотонные. И по весу почти однотонные. Пятнадцать, двадцать килограмм, а то и под тридцать – вот такие арбузы вырастают на полях афганских! Стоит один арбуз примерно пол-доллара; здесь их продают поштучно, не на вес. Из Мазара везут арбузы в Кабул, и там уже продают на вес; взвешивают арбузы и в других провинциях, к югу, где они не такие огромные.

Дёшевы и другие фрукты. Картошка, лук уже идут на вес, гирями служат камни разных размеров, иногда старые детали от машин. Продают на вес и дрова. По сравнению с российскими это не дрова, а кочерыжки: какие-то коряги, огрызки дерева, ни одного прямого нет. И вот почему: дерево вообще дефицит, все прямые палки и стволы идут в строительстве на стропила, на каркасы глиняных домов и перекрытий.

А вот гончарные лавки здесь продают кувшины, чаши, посуду и большие ёмкости типа амфор. И трубы глиняные, для водопроводов. Дальше – жестянщики, изготовители самоваров, резинщики, вырезающие из старых автомобильных шин резиновые вёдра для воды и сколачивающие их гвоздями; в других углах базара есть и книжники, и фотографы с огромными ящиками-фотокамерами. В этой камере и проявитель, и фиксаж, и выдержка ручная: фотограф залезает под чёрное одеяло, оп! что-то химичит там, у себя в фотоаппарате, – как в XIX веке. Впрочем, не забываем, что у нас не XXI и не XIX век – у нас XIV век, 1381 год, так что эти фотографы даже обогнали своё время!

За время путешествия по стране мы видели многих фотографов, сидящих в ожидании возле своих фотокамер, но ни разу не наблюдали сам процесс съёмки. В следующий раз попробуем воспользоваться их услугами, пока конкуренция не вытеснила их древнее ремесло. Ведь появляются уже и современные фотостудии. Я даже проявил и напечатал в Мазаре одну из фотоплёнок – быстро (полчаса), качественно и ненамного дороже, чем в России.

Пока смотрели базар, фотографировали продавцов и любопытных детей, скапливающихся вокруг, пришло время возвращаться на почтамт. Телефон уже открылся. Позвонили домой – здесь это дёшево и просто. А вот из Москвы в Афганистан уже много лет вообще невозможно позвонить: нет, якобы, с Афганистаном никакой связи!

Обрадовал (и огорчил) родителей: они только что получили мою телеграмму из Дусти, отправленную три дня назад, – и втайне надеялись, что нас не пустят в Афганистан и в Пяндже, так что мы благополучно вернёмся домой. Ну, в общем, проинформировал. И отправил письмо. За время путешествия по Афганистану я отправил домой несколько писем (из Мазара, Кабула, Герата и через посольство), и не дошло ни одно из них! Из других стран мира письма за месяц-полтора доходили все.

Никаких следов наших друзей на почтамте Мазари-Шарифа не было, и мы окончательно убедились, что их, как и нас, не пропустили в Термезе через "Мост Дружбы", а значит, они вслед за нами поехали на Нижний Пяндж и задержались там из-за выходного дня на переправе. Сегодня понедельник, должны как раз переправляться с первым катером.

* * *

Солнце прогревало город. Я побывал в святой мечети, где был задержан бдительными полицейскими, настоятельно рекомендовавшими мне пойти скорее в отделение МИДа (близ почтамта) и зарегистрироваться. Я соврал, что сейчас же туда и отправлюсь, но не пошёл, опасаясь, что за совершенно ненужную нам регистрацию попробуют содрать денег.

(Кстати, так потом оно и оказалось. Просят по пять долларов; но вместо квитанций об оплате у них – дурацкие рекламные визитки. Платная регистрация в Мазари-Шарифе – местная незаконная самодеятельность. Нигде её не спрашивают, она не нужна. В других городах никого из нас не пытались платно зарегистрировать или оштрафовать.)

Вокруг мечети обнаружились нумизматы. Развалив на тротуаре монеты всех времён и народов, они ожидали редких покупателей. Российских и советских монет у них не было вообще. Я воспользовался этим и превратил несколько десятков заранее взятых из Москвы советских монет в старые местные монеты, номиналом в 1, 2 и 5 афгани. На некоторых был изображён их старый король Захир Шах в те времена, когда он был ещё молодым; на других – колосья, орлы и звёзды. Нетрудно догадаться, к какому периоду относились те и другие монеты.

После меня Книжник также навестил нумизматов и впарил им билеты МММ в обмен на такие же бесконечно мало стоящие монеты. Билетов МММ нумизматы не видели никогда в жизни и были очень рады обрести их – хотя Сергей и предупреждал, что билеты эти «old» (старые).

Старое не значит «плохое», – так рассуждают многие афганцы. В этой стране очень много того, что нам кажется старым, устаревшим, ненужным. Взять, например, автомобили. Советские старые «Волги», «Жигули», «Кразы», «Уазы», «Газы» и прочие, попав в эту страну – в этот автомобильный рай – живут тут вечно. Действительно, Афганистан можно назвать автомобильным раем. Если какая-нибудь старая, добрая машина отжила свой век в так называемом "цивилизованном мире" – сделайте ей радость, не отправляйте её на свалку! Отправьте её в Афганистан, и там, за волшебной рекой Пяндж, ей обеспечена активная, не ограниченная никакими годами жизнь!

Конечно, для жизни в автомобильном раю машины проходят некоторую подготовку. У легковушек выдирают крышку багажника, чтобы сажать туда людей и ставить грузы. Да, люди здесь ездят и внутри, и снаружи, и сверху, и в багажниках, причём четверо взрослых или шестеро подростков, стоящих в багажнике и держащихся за крышу – это ещё нормально, это ещё не предел. В крайнем случае можно не выдирать крышку, а поставить деревянную палку-распорку. На крыше легковушки должна быть железная решётка – верхний багажник, вернее пассажирник, чтобы сажать людей и туда. Если машина – «Газик» или «Уазик», люди садятся и на фары, по одному на каждую фару; в случае «Волги» или «Жигулей» это, к сожалению, невозможно. И вот, одна старая горбатая машинка образца 1960 года, мятая, осевшая на задние колёса, везёт довольно шустро по улицам древнего Мазара десять, пятнадцать, а то и восемнадцать человек! Если понадобится, то и двадцать, особенно если это «Волга-универсал». Бывает, что на машинах даже написано: "Old is gold": старое – золото!

А грузовики! Да, грузовик – это вообще машина бесконечная, ведь нет ни одного грузовика, в который не поместился бы ещё хотя бы один пассажир. Действительно, невозможно представить полностью забитый «Камаз» или грузовой «Уазик», а раз так – любое, любое число людей возможно! Российский гаишник схватился бы за сердце, упал и умер, окажись он на десять минут в центре Мазари-Шарифа или любого афганского города.

Есть и телеги, и кареты. Особенно много карет было в Кундузе, где они выполняли роль городских маршруток. Но здесь город поцивильнее, и разнаряженные, украшенные по-свадебному кареты, тоже двигались по городу, но всё же проигрывали в конкурентной борьбе с вездесущими жёлтыми такси.