Текст книги "Золотая клетка для синей птицы"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Дима знал – Сашу бросила невеста, которой муж-инвалид был ни к чему. Александр подрабатывал в небольшой мастерской по ремонту обуви, ужасно гордился тем, что не спился и не стал наркоманом, и планировал лет через десять открыть свое дело.

Изменив отношение к отцу, Дима понял, что по-прежнему любит его. Но теперь он смотрел на него критически. Отец обманывал его, превратил Константиново в застенок. Конечно, тюрьма с двумя бассейнами, манежем для лошадей, теннисными кортами, английским садом не была тюрьмой в настоящем понимании этого слова. Дима мог питаться всем, что душе угодно, у него были самые современные компьютеры, самые дорогие и редкие книги. Не было только одного – свободы.

Ему пришлось сделать вид, что ничего не изменилось. Деканозов, который всегда отличался умением распознавать ложь, доверял сыну, и Дима испытывал муки совести, когда ему приходилось обманывать отца. Но другого выхода не было.

Отец шел на преступления, чтобы сохранить концерн и увеличить его прибыли. В конце декабря, перед тем как они вместе полетели в Нью-Йорк, взорвался самолет, на борту которого находился журналист, затеявший расследование деятельности «Парацельса». Дима, стыдясь самого себя, несколько раз подслушивал телефонные разговоры отца и убедился: Константин Деканозов имел к этому самое непосредственное отношение. Он точно не знал, отдал отец распоряжение убить Стаховского или нет, но после катастрофы во Внукове настроение у отца резко изменилось к лучшему. Дима не хотел верить, что папа является убийцей, но факты – упрямая вещь…

Повинуясь требованию Деканозова-младшего, водитель остановил лимузин около газетного киоска. Диму здесь уже знали, он примерно раз в неделю скупал все имеющиеся газеты и журналы, что делало его чрезвычайно выгодным клиентом.

– Привет, Дима, – сказал ему пожилой киоскер, у которого уже была наготове стопка свежей прессы.

Мальчик погрузил газеты в салон лимузина. Ему нужно тайно пронести их в свою комнату, впрочем, это не составит труда, отец вряд ли вернется раньше полуночи. Деканозов никогда не лазил по ящикам в столе Димы, поэтому ему нечего бояться, что отец наткнется на газеты.

– Куда теперь, Дмитрий Константинович? – спросил Миша.

Дима задумался. Ему хотелось снова оказаться в интернет-кафе, полазить по всемирной паутине, но с этим можно подождать и до следующей недели. Он давно не навещал мамину могилу.

– Как всегда, на кладбище, – сказал Дима. Он разворошил пачку журналов. Дима научился ориентироваться в большом разнообразии российской прессы. Некоторые издания он только просматривал, другие же тщательно штудировал. Вот очередной выпуск еженедельника «В зеркале власти», его он видел сегодня на столе у отца, тот в гневе смял одну страницу. Значит, опять опубликовали про него что-то нелицеприятное. И, увы, правдивое.

Дима развернул еженедельник. Большая статья о махинациях в концерне «Парацельс». Дима углубился в чтение. Каждое слово оставляло след в его душе, он не мог вынести, что кто-то так язвительно и с издевкой пишет об его отце. Но еженедельнику «В зеркале власти»«можно доверять, они не станут распространять непроверенные слухи или что-то выдумывать.

Светлана Ухтомина, Дима обратил внимание на имя и фамилию журналистки. О ней он много читал и слышал. Она считается одной из лучших журналисток в России. Ей можно доверять.

Тем временем лимузин подкатил к воротам кладбища. Подхватив корзину с цветами, Дима в кресле порулил к могиле матери. Раз она любила отца, значит, он не может быть таким монстром, каким изображают его в средствах массовой информации. Дима и не подозревал, что его мать жива, а эта могила неизвестно чья.

Он положил розы на заснеженную землю, прикоснулся рукой к фотографии молодой и красивой женщины, которая скорбно улыбалась ему с гранитного надгробия.

Светлана Ухтомина сошла с поезда, который стоял в Усть-Кремчужном всего три минуты. Она очутилась на перроне крошечного вокзала. В лицо ударил колючий ветер, здесь было никак не менее тридцати градусов мороза, и она не пожалела, что взяла с собой шубку.

– Светочка, – услышала она чей-то голос и обернулась на зов. К ней спешила пожилая, облаченная в каракулевое манто женщина, за которой семенил невысокий бородач. – Вы ведь и есть Светочка Ухтомина? – спросила женщина, улыбаясь. Ее лицо, открытое и доброе, сразу понравилось Свете.

– Да, – ответила она. – А вы, если не ошибаюсь, Нина Афанасьевна и Григорий Иванович?

– Точно, точно, – защебетала женщина, вцепилась в чемодан Светы и, повернувшись к супругу, произнесла: – Гриша, ну что ты стоишь, как истукан, или думаешь, что наша гостья будет сама тягать эти тяжести?

Ее супруг, поздоровавшись со Светой, подхватил чемодан и сумку, и они двинулись к подземному переходу. Через несколько минут они оказались на привокзальной площади, где фырчали автобусы.

– Рады приветствовать вас в Усть-Кремчужном, – сказала Нина Афанасьевна, взяв Свету под локоть. – Прошу вас, смотрите под ноги, у нас так скользко. Я бы не хотела шлепнуться, да и вам это ни к чему!

Крупная вывеска с потрескавшимися буквами «Усть-Кремчужный», которая украшала здание вокзала, построенное лет пятьдесят назад в прихотливом сталинском стиле с остроконечной башней и большими часами, свидетельствовала – Ухтомина находится в родном городе Владимира Стаховского. Переезд из Москвы занял около полутора суток, добраться до Усть-Кремчужного иначе, как по железной дороге, было невозможно.

Геннадий Петрович, понимая, что отговорить дочь от поездки не получится, приложил максимум усилий и сумел договориться о том, чтобы Светлана жила не в гостинице, а в семье Григория Ивановича Ватутина, который тридцать лет назад возглавлял следственную бригаду по факту убийства Оксаны Винокуровой.

Григорий Иванович, молчаливый бородач, и его не в меру говорливая супруга, похожая на сдобную булочку с изюмом, сразу же откликнулись на эту просьбу и с уральским радушием встретили московскую журналистку. Они знали только, что Светлана приехала в Усть-Кремчужный, чтобы ознакомиться с делом Оксаны, и Григорий Иванович обещал всемерно ей помочь. Благо, что он уже много лет являлся пенсионером, ему нечего было делать, кроме как предаваться воспоминаниям и ворошить давние истории.

– В машину, быстрее в машину, – скомандовала Нина Афанасьевна. Ватутина указала на старенькую сизую «Волгу», которая была припаркована недалеко от вокзала. – Сейчас домой, обедать, приводить себя в порядок и отогреваться. А то у вас нос посинел, Светочка! А завтра с утра, если у вас будет желание, мы покажем вам наш Усть-Кремчужный. Не такой большой, как столица, но мы его очень любим. Правда, Гриша?

Григорий Иванович, садясь за руль, буркнул что-то невразумительное. По всей видимости, за многие годы брака он успел смириться с тем, что тон в их семье задавала энергичная жена.

– Ехать нам всего пятнадцать минут, мы живем поблизости. Да и городок у нас небольшой, только один трамвай и три автобусные линии, – рассказывала Нина Афанасьевна, взявшая на себя обязанности гида-экскурсовода. – Как добирались, Светочка?

Ухтомина отвечала на многочисленные вопросы Ватутиной. Ту интересовало буквально все, а вот ее супруг, насупившись, молчал и сосредоточенно вел машину. Почему такая реакция? Григорию Ивановичу не нравится, что она сюда приехала и остановилась в его квартире? Вряд ли, его жена так и исходит восторгом по поводу визита знаменитой журналистки. Или он недоволен тем, что Светлана сует свой нос в старое дело об убийстве. Ведь именно Ватутин три десятилетия назад вынес окончательный вердикт – убийцей является Федор Таранцев, который погиб во время пожара в собственном доме. И вот появилась она, непонятная особа из столицы, которая, очень может быть, собирается опровергнуть этот вывод.

– Приехали, – провозгласила Нина Афанасьевна, когда «Волга» затормозила около серой пятиэтажки. – Гриша, помоги нам с чемоданами, а сам поставь машину в гараж. Мы, Светочка, живем на последнем этаже. Вы не представляете, какой это ужас. Этим летом протекла крыша…

Слушая бесконечные причитания Ватутиной, Светлана отправилась вслед за ней в подъезд.

Они поднялись по грязноватой лестнице на последний этаж, остановились перед железной дверью зеленого цвета. Ватутина вытащила ключ, отомкнула замок и, пропуская гостью вперед, произнесла:

– Милости прошу, Светочка, проходите!

Ухтомина попала в уютную и чистенькую квартирку, состоящую из трех комнат. Чувствовалось, что у ее обитателей денег немного, однако они прикладывают все усилия, чтобы жить достойно.

– Раздевайтесь, давайте я повешу вашу шубку. Какая она красивая, это что за зверек? Я вообще-то в этом разбираюсь, но никак не могу сообразить, – продолжала болтать Нина Афанасьевна. – Вы, очевидно, голодны? Немного подождите, деточка, и к столу. А сначала я покажу вам вашу комнату…

Ватутина провела ее в небольшую комнату, оклеенную светло-синими обоями. Кровать, застеленная шерстяным пледом, шкаф, письменный стол и даже телевизор. Что ей еще требуется? Когда Геннадий Петрович предложил, чтобы она жила не в гостинице, а в семье Ватутиных, Светлана вначале колебалась. Как встретят ее чужие люди? Но, похоже, Ватутины, по крайней мере жена, чрезвычайно рады ее визиту. Насколько она знала, у Григория Ивановича и Нины Афанасьевны было две дочери, которые, давно выйдя замуж, проживали с собственными семьями в других городах. Значит, старики остались одни. И ее отец когда-то останется один. Но с ним рядом не будет мамы…

– Вам нравится, Светочка? – спросила Ватутина, внимательно наблюдая за реакцией гостьи. – Извините, конечно же, это не то, к чему вы наверняка привыкли, но я постаралась…

– Да что вы, – успокоила ее Ухтомина. – Меня все вполне устраивает. Я рада, что попала к вам, Нина Афанасьевна!

Ватутина расплылась в улыбке и сказала:

– Вот и чудесненько, Светочка! Григорий Иванович сейчас подоспеет! Вы хотите разобрать свои вещи или сразу отправимся к столу? Ага, я понимаю, вы голодны, как волк! Ну что же, пошли, я ради вас постаралась!

Ватутина не преувеличила – Светлане пришлось испытать на себе уральское гостеприимство. Кухня, оборудованная, к ее удивлению, по последнему слову техники, походила на расписной теремок – везде дерево и старинные русские мотивы.

– Это Григорий Иванович постарался, – сказала Нина Афанасьевна, пододвигая к Светлане тарелку. – После того как он вышел на пенсию, ему все равно заниматься нечем, вот он и изобрел себе увлечение – резьба по дереву. И знаете, у него неплохо получается, даже есть заказы. Вот старик дает! Но мне это нравится, все же лучше, чем если бы он ходил на коммунистические митинги или валялся на диване без дела?!

Как поняла Светлана, Ватутиной вовсе не требовался собеседник, Нина Афанасьевна нуждалась в ком-то, кто бы мог выслушивать поток ее мыслей, изредка вставляя «Да!» или «Что вы говорите!?», качая головой и поцокивая языком.

– У меня все готово, Светочка! Прошу вас, все горяченькое. Знаю, как кормят в этих поездах, Григорию Ивановичу в свое время частенько приходилось наведываться в Первопрестольную. Берите огурчики, о грибочках не забывайте. Так, так, а что пить будете? Чай, кофе или, может быть, сок собственного приготовления? Я сейчас принесу!

Нина Афанасьевна, всплеснув руками, куда-то унеслась, а Светлана, отложив вилку, вздохнула. Ватутина принимает ее, как родную. Только вот почему сам Григорий Иванович, который наверняка может многое ей рассказать, не спешит появиться? Такое впечатление, что его жена бросается в атаку, чтобы уболтать гостью и не позволить ей вставить ни слова. Все ее радушие и материнская забота – неужели это только игра и фикция? Но чего боятся Ватутины? Он же следователь, хоть и на пенсии, почему вопросы о деле, которое было закрыто более тридцати лет назад, должны потревожить его?

– Вот, березовый сок, даю руку на отсечение, что вы такого не пробовали. Привыкли, наверное, к яблочному или апельсиновому, а вот я обожаю березовый. Ваш бокал, Светочка! Ну как, вам нравится?

– Еще бы, – произнесла Ухтомина. Она не кривила душой, Ватутина готовила великолепно. Нина Афанасьевна расплылась в улыбке и сказала:

– Я так рада, Светочка, что вы приехали к нам. А то, знаете, жизнь у нас скучная и малоинтересная. После того как наша младшая вышла замуж и переехала в Екатеринбург, мы остались одни в Усть-Кремчужном. Но нам, старикам, не так уж много и требуется. Внуков мы видим только на каникулах, у меня же четверо мальчишек, я вам еще не рассказывала. Вот наказание-то господне, скажу я вам! Мне пришлось воспитывать двух девочек, а тут, один за другим, только сорванцы…

Хлопнула дверь, появился хозяин. Он, молча раздевшись, присоединился к Светлане и Нине Афанасьевне.

– А дверь в гараж закрыл? – спросила Ватутина. – А то, представляете, Светочка, как-то мой муж поставил машину и ушел домой, забыв закрыть дверь. А если бы нашу «Волгу» украли, что тогда? Мы на нее так долго копили, приобрели в семьдесят восьмом…

– Это было семь лет назад, а ты до сих пор об этом вспоминаешь, – ворчливо заметил Ватутин.

– Неужели уже семь лет прошло? – всплеснула руками Нина Афанасьевна. – Не может того быть, Гриша! Мне всегда казалось, что это было года два или три тому назад. Впрочем, тебе лучше знать…

Светлана внимательно следила за перепалкой супругов. Если так будет продолжаться и дальше, то ей не дадут вставить и слова. Поэтому, решившись, она произнесла:

– Спасибо за великолепный обед, Нина Афанасьевна. Все просто чудесно! Григорий Иванович, если позволите, я задам вам несколько вопросов…

– Ну конечно, Светочка, – ответила вместо Ватутина его супруга. – Что вы хотите знать, мы вам все расскажем, покажем наш городок. Он небольшой, но зато у нас имеется единственный в мире музей аметистов, у нас же добывают эти минералы, вам это известно, и к тому же…

– Мне хотелось бы знать подробности дела Оксаны Винокуровой, – сказала Светлана, прерывая речи Ватутиной. – И меня уверили, Григорий Иванович, что вы поможете мне в этом. Не так ли? Ведь именно вы возглавляли следственную бригаду в семьдесят втором?

Ее слова произвели странный эффект. Нина Афанасьевна замолчала на полуслове, так и замерев с открытым ртом, а ее супруг, кашлянув, сказал:

– Ну да, мне кое-что известно. И, как я понимаю, вы и приехали-то ради этого дела. Так что, Нина, забудь о своих аметистах и не донимай нашу гостью.

– Но Гриша, – ляпнула Ватутина. – Ты же дал зарок, что не будешь больше возвращаться к тому делу, ведь из-за него едва не рухнула твоя карьера…

– Я не думаю, что эти подробности интересны нашей гостье! – прикрикнул на нее муж. – Я расскажу вам все, что знаю. Но, если позволите, давайте сделаем это сегодня вечером. Ведь ты, Нина, вечером приглашена в гости. К этой своей подруге, как зовут эту особу с лошадиными зубами? Клара Аркадьевна?

– Клара Арнольдовна, у нее сегодня юбилей, но я могу отказаться, позвонить и сказать, что не могу прийти, не оставлю ж я нашу Светочку в одиночестве…

– Нет, Нина, бери подарок и отправляйся к своей Арнольдовне. Она тебя ждет, а то еще обидится! А со Светой останусь я, нам необходимо побеседовать.

Нина Афанасьевна, заморгав глазами, произнесла:

– Ну как скажешь, Гриша! Светочка, вы не обидитесь, если я так и поступлю? А то неудобно, у моей подруги день рождения, семьдесят лет, все же круглая дата…

– Конечно, конечно, – произнесла Светлана. – Думаю, нам с Григорием Ивановичем есть о чем поговорить.

Ватутина засуетилась, бросилась выбирать наряды, запричитала, что нужно еще купить цветы, и через полчаса, уже облаченная в шубу, сказала:

– Гриша, я доеду до Клары на автобусе, а вот забрать меня попрошу тебя. Где-то часиков в десять…

– Все понятно, передавай своей многозубой от меня поклон и наилучшие пожелания. В том числе пусть найдет себе пятого мужа, – сказал Григорий Иванович.

Нина Афанасьевна, хмыкнув, откланялась и отправилась наконец в гости.

– Ну наконец-то, – произнес Ватутин. – Впрочем, подождите, она наверняка что-нибудь забыла.

Так и произошло, раздалась трель звонка, появилась Нина Афанасьевна – она оставила в прихожей перчатки. На этот раз супруг, не закрывая дверь, проследил за тем, как Ватутина спустилась по лестнице.

– Я уже привык, – вздохнул Григорий Иванович. – В принципе, Нина безобидный человек, слишком, правда, суетливый и настырный, но сердце у нее доброе. И не представляю, что будет с ней без меня…

Светлана дипломатично промолчала. Григорий Иванович налил себе в бокал березового соку и продолжил:

– Не думайте, что я буду сейчас жаловаться на хвори. Но вам я доверяю – читал ваши статьи. Умно, профессионально и правдиво. Нина не знает, но у меня рак. Врачи сказали, что операция уже не поможет, так что осталось не так уж долго – полгода или максимум год, вот я и хочу сделать эти месяцы для нее самыми счастливыми в жизни. Ей всегда меня не хватало, я был то на работе, то в гараже… – Ватутин постучал пальцами по столу: – Ну что ж, Светлана, мои проблемы не должны вас отвлекать. Все мы смертны, не так ли? И прошу вас, не говорите ничего Нине. Она будет причитать, суетиться и под конец вообразит, что это ее вина. А я не хочу отравлять ей последние месяцы жизни со мной.

Ухтомина понимала, что должен чувствовать человек, который знает, что жить ему осталось всего несколько месяцев. Но Ватутин держался на удивление бодро.

– В общем, вам повезло, что вы застали меня в живых. Итак, я вижу, вы немного устали. Хотите принять душ? Тогда отправляйтесь в ванную, мы потом поговорим. Нины нет, и она не будет влезать со своими постоянными комментариями.

Светлана так и сделала. Она думала о том, что никогда нельзя знать, что происходит в чужой душе. Семья Ватутиных с виду такая счастливая, а на самом деле смерть уже бросила на нее свою тень. Кто бы мог догадаться, что Григорию Ивановичу осталось так немного…

Горячий душ помог Светлане расслабиться, она переоделась и присоединилась к Ватутину в гостиной. Он смотрел новости по телевизору. Комната была обставлена в светлых тонах, много поделок из дерева и минералов. Светлана уселась в мягкое кресло, Григорий Иванович подтолкнул к ней столик на колесиках с пузатым чайником.

– Если хотите, свежезаваренный чай из целебных растений. Я всегда считал, что он помогает от всех недугов, но только не от того, который у меня…

– Неужели все так серьезно? – спросила Светлана. – Вы пробовали обращаться к крупным специалистам?

– Пробовал, даже ездил в Москву. Будь мне не семьдесят два, а на двадцать лет меньше, они бы рискнули пойти на операцию, но слишком высок риск того, что я не перенесу операции. Да и я принял решение уйти из жизни спокойно, у себя в доме, в привычной обстановке, а не на больничной койке. Впрочем, Света, не забивайте себе этим голову. Мысли у меня пока трезвые, и я смогу ответить на все ваши вопросы…

Григорий Иванович убавил звук у телевизора, Светлана, глядя на мельтешащую картинку, подумала о том, что и у ее отца, Геннадия Петровича, может вдруг обнаружиться какая-нибудь болячка. И что она будет тогда делать? Скорее всего, приложит все усилия, чтобы помочь ему.

– Значит, вы интересуетесь делом Оксаны Винокуровой? – спросил Ватутин. – В свое время оно произвело много шума. А что именно вас занимает, Света? И почему, собственно говоря? Вы простите мне стариковское любопытство? Ведь это все, что у меня осталось.

– Убийство, которое произошло здесь тридцать с лишним лет назад, как я думаю, может быть связано со смертью Владимира Стаховского…

– Ага, Владимир Стаховский, наш именитый горожанин, – сказал Григорий Иванович. – И каким же образом эти события могут быть связаны? Света, я попрошу вас рассказать мне все по порядку. Так и не могу изжить дурной привычки задавать вопросы и анализировать факты. Но с чего это вы занялись старым и давно покрывшимся архивной пылью делом? Убийца Оксаны Винокуровой уже много лет мертв, так что же вас тревожит?

– Мне почему-то кажется, что ее убийцей может оказаться вовсе не тот человек, которого подозревали все это время, – произнесла Светлана. – Все началось с того, что в конце декабря взорвался самолет, на борту которого находился Владимир Сергеевич Стаховский…

Она изложила вкратце все имеющиеся у нее факты, Ватутин, выключив телевизор, внимательно слушал ее, склонив голову набок. Когда Светлана закончила, он произнес:

– Ну что ж, весьма недурно. Я вижу, Света, из вас мог бы получиться толковый следователь. Но никакой ошибки быть не может. Я бы ни за что не позволил себе обвинить человека в таких тяжких преступлениях, как изнасилование и убийство, если бы не был уверен, что он виновен. Не сомневайтесь, Федор Таранцев, который погиб во время пожара, и является виновником гибели Оксаны.

– Но почему вы так в этом уверены? – спросила Светлана. – Ведь смерть его приключилась как-то подозрительно вовремя. Вас это не смущает?

– Еще как, я думал об этом многие годы после произошедшего, – сказал Ватутин. – Но пожаром в домике Таранцева занимался не я, так что не могу быть вам в этом полезным, Света. Но вы правы, возгорание произошло на редкость вовремя. Как будто кто-то заметал следы. Я всегда подозревал, что Стаховский знал об этом деле гораздо больше, чем заявлял следствию, но что именно? Понимаете, тогда нам дали четкое указание – произвести расследование как можно быстрее, выявить преступника и предать его советскому суду, самому справедливому, как считалось, суду в мире. Нина упомянула, что это дело едва не стоило мне карьеры, и знаете почему? Потому что после гибели Таранцева я настаивал на продолжении расследования. Стаховский в то время лежал в больнице, у него была сломана челюсть, по его словам, Федор напал на него и пытался убить. Все это вписывалось в общую схему – Таранцев изнасиловал и задушил Оксану, затем, когда следствие вышло на его след, причем благодаря Стаховскому, он попытался покарать друга-предателя. И под конец, осознав, что разоблачение неминуемо, решил покончить с собой, выбрав такой нетривиальный способ. Я после произошедшего навещал Стаховского в больнице, он слабым голосом уверял меня, что Федор всегда был сумасшедшим. В общем, все грехи свалил на мертвеца. Тот сильно покалечил Стаховского, особенно лицо – повязки не снимали много дней.

– А вы не думаете, что к пожару мог быть причастен Стаховский? – спросила Светлана.

Ватутин покачал головой, словно сомневаясь:

– Не знаю. Но зачем ему это? Если следовать вашей логике, то получается, что именно Стаховский, а не Таранцев убил Оксану, затем подложил другу изобличающие его как преступника улики, а под конец убил Федора, чтобы окончательно замести следы. Я думал над этим и все же считаю, что вина Таранцева очевидна. Слишком много улик, хотя бы свидетельство дамы, которая собирала ягоды в лесополосе. Нет, я уверен, что Таранцев виновен, но и роль Стаховского в этой драме мне непонятна.

– Мне тоже, – сказала Светлана, – но если вы так уверены, Григорий Иванович… А что произошло после тех событий?

– После того, как было обнаружено обуглившееся тело Таранцева? Следствию не составило труда доказать, что имел место намеренный поджог, причем организованный самим Таранцевым. Стаховский, похоже, понял, что в Усть-Кремчужном ему больше делать нечего, и сбежал в Свердловск. Я не мог его удержать, хотя молодчик, быстренько собрав чемоданы, все еще в бинтах, ретировался. Как будто у него было времени в обрез. Впрочем, он понимал, что здесь ему ничего хорошего не светит. Родители Оксаны, которые в то время были большими шишками, пригрозили, что покарают каждого, кто имеет отношение к смерти их дочери. Я настаивал на более детальном расследовании смерти Таранцева, но мне сверху объяснили, что если буду упорствовать, то могу забыть о карьере. И я предпочел замолчать.

– Григорий Иванович, а не думаете ли вы, что смерть Таранцева – это дело рук родителей Оксаны? Если, как вы говорите, они собирались разделаться с каждым, кто так или иначе причастен к убийству их дочери…

– Все может быть, – уклончиво ответил Ватутин. – Иван Винокуров занимал тогда пост в горсовете, его супруга была заведующей лаборатории на хлебозаводе. В общем, местная элита… А теперь они развернулись вовсю. После крушения коммунизма стали предпринимателями и держат несколько магазинов, выстроили себе особняк…

– У них ведь есть сын, Вячеслав, – сказала, как бы невзначай, Светлана. – Он родился уже после смерти Оксаны?

– Совершенно верно. Винокуровым к тому времени перевалило за сорок, Оксана была их единственным и горячо любимым ребенком. Их можно понять: неизвестно, как бы повел себя я сам, если бы одну из моих девочек лишил жизни грязный подонок… Они решили завести еще одного ребенка, который бы наполнил смыслом их существование. На этот раз родился мальчик, Вячеслав, как вы верно заметили.

– И что вы можете сказать о нем? Наверняка вы продолжали следить за судьбой каждого из участников трагедии? Расскажите мне, Григорий Иванович, ваше мнение мне очень интересно!

Ватутин усмехнулся и заметил:

– Если вам так этого хочется… Да, я продолжал следить за каждым. Стаховский улепетнул в Свердловск, затем поступил в МГУ. Я никогда бы не сказал, что он на это способен. Да и связей у него в Москве не было. Когда я много лет спустя увидел его на экране телевизора в ток-шоу, то поразился – надо же, каким он стал солидным, как изменился и с каким апломбом держится! От прежнего Вовы Стаховского, худого и нескладного, мало что осталось, только наглый тон и самоуверенность. Поэтому я не удивился, когда узнал, что Стаховский, помимо журналистики, занялся еще и бизнесом. Он ведь стал богатым, как я полагаю? Очень богатым… Он всегда мечтал о деньгах и власти. Но все же особенно жадным и хитрым был Таранцев. Когда я первый раз беседовал с Федором в доме его бабки, то поразился тому, насколько изворотлив и хитер этот молодой человек. Стаховский и Таранцев были два сапога пара, похожи не только внешне, но и по складу характера. Мне такие молодчики никогда не нравились… – Помолчав, он продолжил: – Винокуровы, насколько я знаю, воспитывали своего сына в ненависти к убийце сестры, из Оксаны сделали настоящий культ в семье. Вячеслав служил в армии, а потом…

– Что с ним произошло? – спросила Светлана. Рассказывая Григорию Ивановичу о событиях в столице, она обошла молчанием самый, пожалуй, важный пункт – роль в событиях Вячеслава Винокурова.

– Насколько я понял, у молодого человека были неприятности в армии, какого рода, я не могу сказать. Кажется, он то ли избил, то ли даже убил кого-то. Некоторое время, и это мне точно известно, он находился на учете у психиатра, затем просто исчез из города. Его родители хранят гробовое молчание. Вячеслав их гордость и свет в оконце.

Ага, вот она ниточка! Значит, Винокуров-младший состоял на учете у психиатра, наверняка у него были проблемы с головой. Тогда вырисовывается занятная картинка – молодой человек нанимается к Стаховскому, который мог быть причастен к смерти его старшей сестры, а тот потом погибает при взрыве самолета.

– Бабка Таранцева, которой к моменту событий было далеко за семьдесят, не пережила гибели внука и скандала. Она скончалась несколькими месяцами позже от инфаркта. Родители Федора, которые никогда о нем не заботились и бросили, как кукушонка, на воспитание старухи, вообще не появились в Усть-Кремчужном, судьба их чада, как я понял, была им безразлична.

– Получается, что Стаховский, который сделал удивительную карьеру и разбогател, был у всех на виду. Многим могло не нравиться, что он вдруг превратился в успешного телеведущего, а затем и владельца крупного медиахолдинга.

– Это так, – подтвердил Ватутин. – После своего поспешного бегства он ни разу не посетил Усть-Кремчужный, как будто городок, в котором он вырос, потерял право принимать такого известного человека. И Стаховский наверняка до сих пор вызывал отрицательные эмоции у семейства Винокуровых. Я помню, как мать Оксаны кричала на меня, требуя, чтобы я немедленно арестовал убийцу ее дочери, она потом писала жалобу за жалобой во все инстанции: обвиняла меня в том, что я позволил Таранцеву покончить с собой, а не понести заслуженное наказание. Я несколько раз сталкивался с Винокуровыми на улице, но они упорно делали вид, что не замечают меня. Зато я в отместку никогда не хожу в принадлежащие им магазины. Вот так-то!

Светлана задумалась. Что ж, она узнала много нового, но пока не решила, что ей предпринять дальше.

– А что произошло с Борисом Куликовым, которого следствие вначале подозревало в убийстве Оксаны? – спросила она. – Он по-прежнему живет в Усть-Кремчужном?

– Да, так и существует. Как был алкоголиком и бездельником, так и остался. Называет себя свободным художником, торгует на рынке редкостным китчем собственного производства. Я много раз видел его в «обезьяннике», он имеет несколько судимостей. В общем, полностью деградировавший тип. Винокуровы пытались привлечь его к уголовной ответственности, но не за убийство дочери, а по факту рукоприкладства: якобы кто-то видел, как он однажды ударил Оксану. Но у них ничего не получилось.

– Где я могу найти Куликова? – спросила Светлана.

Ватутин ответил:

– Я достану вам его адрес, если это так необходимо. Впрочем, на днях, кажется, завтра или послезавтра, в школе, где учились герои этих событий, состоится сбор выпускников. Куликов постоянный гость на этих вечерах, там он может бесплатно упиться и наесться. Так что, если желаете…

– Спасибо, Григорий Иванович, – произнесла Светлана. – И не могли бы вы заодно достать мне адрес Винокуровых?

– Да не за что, – ответил тот. – Семейство Винокуровых живет в Дубках, в элитной части Усть-Кремчужного, там расположены дома богатеев. Особняки из красного кирпича, знаете ли, металлические ворота, видеокамеры. Я завтра вам покажу.

Они проговорили несколько часов, затем, извинившись, Ватутин отправился встречать жену. Светлана осталась одна. Она ушла к себе в комнату, попыталась заснуть, так как чувствовала себя уставшей, но сон никак не шел. Итак, что же произошло тридцать лет назад? Кто на самом деле убил Оксану Винокурову? Таранцев, как уверяет ее Григорий Иванович, Стаховский, как подозревает она, или оба подростка причастны к произошедшему. Или, может быть, виновником является Борис Куликов? Или кто-то иной, до сих пор остававшийся в тени? Она надеялась узнать это в ближайшее время.

Следующим утром Светлана поднялась еще до семи, однако на кухне уже возилась Нина Афанасьевна. Ватутина, завидев гостью, затрещала:

– Доброе утро, Светочка! Как вам спалось, матрас не слишком жесткий? Вы собираетесь вставать или хотите еще немного вздремнуть? Я сама – ранняя пташка, а вот Григорий Иванович в последнее время что-то долго по утрам спит, возраст сказывается…