Текст книги "Резервация.Третий эпизод"
Автор книги: Антон Сибиряков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
❸
С годами человеческая память истлевает. И то, во что когда-то верил человек, что обещал не забывать, ради чего собирался жить – превращается в тлен. С годами человек забывает, каким он был когда-то, в самом начале своего пути. Забывает, какой выбор он сделал.
Гай помнил, как сидел в узкой комнатушке, залитой белым светом. Там был только стол, стул и бумажный стаканчик кофе на столе. Гай сидел, сложив руки замком, ощущая какими потными стали его ладони. Ему было девятнадцать – но в тот момент казалось, будто только-только стукнуло шесть. Это был последний пункт – там, за дверью, лежала Обновленная Европа. И он не собирался отступать. Вместе с ним в кабинете находилась женщина – начальница миграционного ведомства. Именно она задавала последние вопросы – уже после свидания с полиграфом. Женщина была красивой. Но красота ее казалась холодной, как поздняя осень, в красках и дождях. Ее костюм был красным, строгим: юбка чуть выше колена, сшитый по меркам пиджак. На вид чуть больше сорока – в гетто женщины в таком возрасте, в большинстве своем, выглядели старухами. Эта же была ухоженной – ее хотелось раздеть и загнуть на столе, по-собачьи.
– Ты когда-нибудь убивал людей, Гай? – спросила она. Не предложила отсосать, а спросила про то, не убивал ли он людей.
– Нет, мисс.
– Это правда? – переспросила она. Ее глаза смотрели пристально. Выворачивали. Хотелось отвести взгляд. Но он не отвел.
– Да, мисс.
На самом деле это было неправдой.
– Хочется верить. За тебя поручился отец – опытный пожарник, нам нужны профессионалы в Обновленной Европе, в Голдтауне. Но я хочу тебя спросить вот о чем – если ты соврал, готов ли ты понести наказание? А если сказал правду – готов ли бороться с теми, кто соврал? Мы впускаем тебя в свой дом, и ты должен уважать его. И оберегать.
– Я понимаю, мисс. Я хочу быть полицейским. Хочу спасать людей…
Она улыбнулась. Но ее накрашенные глаза оставались печальными и пустыми. Она не верила ему. И в него. Слишком многое случалось здесь, в этой белой комнатенке.
– Ты хороший мальчик, Гай. Добро пожаловать в Голдтаун…
Гай рывком поднял парнишку на колени и швырнул к машине. Это было несложно, оборванец оказался легким, словно внутри у него был птичий скелет: полые кости, мышцы и сухожилия. Не хватало только перьев и крыльев за спиной. Гай бросил его с такой силой, что тот впечатался в заднее крыло седана и отскочил обратно – завалился на спину, в пыль. Гай прыгнул к нему по-кошачьи – одним прыжком. Снова схватил за шкварник и поднял на колени. Припечатал к боковой дверце и сунул под нос зажигалку.
– Что это такое?! – заорал он. – Ну, блядь, что ты так на нее пялишься, выродок?! – Гай кричал, а изо рта его летели слюни. – Подпалить тебе бороденку, ублюдок?! Хочешь, чтобы твое ебало подрумянилось?!
Это было невыносимо – избиение младенца. Антон ухватил напарника за плечи и оттащил от испуганного бедолаги. Развернул к себе.
– Очнись! – крикнул он в обезумевшее лицо Гая. – Очнись, мать твою!
– Что?! Чтооо? – задыхаясь, проревел Гай. – Эта тварь хотела меня придушить! Блядская тварь!
– Да посмотри на него! – Антон развернул напарника к оборванцу и ткнул в того лучом фонаря. – Что ты с ним хочешь сделать?! Прибить его?!
По заросшему испуганному лицу текли слезы вперемешку с соплями. А между ног растекалось темное пятно.
– Это ребенок, Гай. Большой ребенок!
Гай остыл. Успокоился. Сбросил руки Антона со своих плеч. Но все еще в злобе раздувал ноздри – дышал тяжело, как заядлый курильщик.
– С ним не получится, как с уголовником, – добавил Антон. – К нему нужен другой подход.
– Он бесполезен, – огрызнулся Гай. – Мы от него ни хрена не добьемся.
– Я чувствую, что он как-то связан с нашим делом, – глядя на скулящего, грязного парнишку, сказал Антон. В детстве он бы принял его за лешего – лесную тварь, про которую рассказывал отец.
– Даже если так – он ничего тебе не расскажет. Еще и обоссался, блядь…
– Надо снять наручники.
– Предлагаю бросить так – в браслетах.
Антон посмотрел на Гая, не понимая, шутит тот или нет. Кажется, он не шутил.
«Слишком много, – подумал Антон. – Для одной ночи. Дети в гетто, как щенки. Одни посреди холодной ночи, полной чудовищ. И мы этому виной»
– Нет, – ответил он Гаю. – Я сниму наручники.
Гай ошалело поглядел на напарника.
– Сдурел?
– Он важен. Я чувствую.
– Что с тобой такое, Антон?! Что, блядь, с тобой такое?!
– Он отведет нас, я уверен, – сказал Антон. – Он видел что-то, что сделало его таким. И он покажет нам, если мы будем к нему добры.
– Он свалит при первой возможности.
Антон посмотрел на оборванца.
– А разве не этого ты хочешь? – спросил он у Гая.
И не дождавшись ответа, вытащил ключи от наручников.
– Смотри, – сказал он вжавшемуся в комок парнишке. – Я хочу их снять. Наручники. Ты понимаешь?
Он не понимал. Бормотал что-то, пуская слюни. От его передних зубов почти ничего осталось – черные пеньки. И он постоянно облизывал их распухшим языком. Лицо – впалые щеки с клочками волос, глубокие впадины глаз с чем-то черным на дне, изъеденный коростами нос. Не человек – уродец из средневекового цирка. Антон увидел его руки – окровавленные птичье лапки с когтями.
Не его кровь, – понял Антон. – И не моя.
Он посмотрел на Гая. Его щеку прорезали несколько кривых бороздок. Этот хрен выскочил из темноты и вцепился Гаю в лицо – конечно, ему есть, за что его ненавидеть.
– Надеюсь, этот пидрила не заразен, – сказал Гай, ощупывая царапины.
Антон сделал шаг к оборванцу, но тот замычал и попытался отползи. Засучил босыми пятками по песку.
– Я хочу тебе помочь, ты понимаешь? – он обернулся к Гаю. – У нас остались чипсы?
– Не знаю. Наверное… Хочешь его покормить?
Да. Он хотел. Как злую собаку, которую можно приручить. Если в этом существе не осталось ничего человеческого, значит, нужно попытаться поладить с его инстинктами.
Антон обошел машину с другой стороны и отыскал на заднем сидении пакет с чипсами. Запустил туда руку – осталась только горсть крошек. Значит, придется кормить с руки.
Он вернулся к скулящему оборванцу. Присел на корточки.
– Смотри, – он протянул ему горсть жирных картофельных крошек на ладони. – Это вкусно. Хочешь попробовать?
Гай наблюдал, сложив руки на груди. Он не собирался вмешиваться – если эта тварь набросится на Антона или вопьется ему в руку, это будет уроком. Все, что они тут делают – ищут приключений на собственный зад. И делают это чертовски профессионально.
– Смотри, – сказал он, – укусит.
Антон пропустил мимо ушей.
– Вкусно, – повторил Антон. – Еда. Вкусно.
Он сделал жест, как будто закинул крошки к себе в рот и прожевал их с довольным видом.
– Ммм, вкуснятина.
Он снова протянул ладонь.
– Бери. Ешь. А потом мы снимем наручники.
– Айк, – сказал оборванец. – Ешь.
Он встал на колени и потянулся к ладони Антона. Недоверчиво и в то же время так, словно ждал этого долгие годы. С заломленными за спину руками, закованный в кандалы, он вытянул шею и коснулся языком жирных картофельных крошек. Как муравьед – утянул в рот облепленный крошками язык.
– Да, – похвалил его Антон. – Вот так. Вкусно.
– Кормишь его, как собаку, – подал голос Гай.
А парнишка уже ел с руки, собирал губами крошки и сглатывал их, облизывался и снова возвращался к ладони. Он съел все, и когда шершавый язык начал облизывать Антону ладонь, он остановил его.
– Все, хватит. А теперь позволь мне снять это. Наручники.
Он снова достал ключ. Зашел оборванцу за спину и без труда снял браслеты.
– Теперь смотри за ним в оба, – посоветовал Гай. – Я церемониться не стану.
Антон бросил Гаю наручники и вернулся к пареньку. Сел на корточки. Посмотрел в глаза.
– Что же с тобой случилось? – спросил он.
А в ответ услышал мычание. И какие-то дурацкие обрывки слов.
– Айк… айк… там… едный… айк…
И вдруг оборванец бросился на Антона. Схватил его своими тощими руками.
– Эй, блядь! – крикнул Гай, выхватив револьвер.
– Нет, нет! – закричал Антон напарнику. – Все нормально! Все нормально… все хорошо, – он перевел дыхание. – Он просто… плачет.
Парнишка крепко держал Антона за спину, смяв рубаху, а его тощее тело сотрясали беззвучные рыдания.
Резервация сжирает тебя, как рак. И ты становишься, как она – высушенным желтым пугалом, сбитым с шеста на землю.
«Странно, что у этого парнишки еще остались слезы. Что эта жара не высушила их» – подумал Антон, ощутив мокрое пятно на своем плече. Оборванец прижался к нему колючим лицом – дышал тяжело и жарко.
Сломанные жизни. Они в гетто на каждом шагу. Лежат под жгучим солнцем, превращаясь в сморщенных карликов.
«В таких, как этот бедолага» – подумал Антон.
Резервация – королева-мать, которая плодит чудовищ, – вспомнились ему слова напарника. Кому, как не Гаю, знать это.
Антон посмотрел на напарника.
В нем тоже ворочаются змеи, – подумал он. – Хоть он и пытается это скрыть. Все, что казалось мертвым, снова зашевелилось у него внутри…
– Нужно уезжать, – сказал Гай. – Было шумно… – он огляделся, – теперь мне не нравится эта тишина.
Антон отстранил от себя плачущего оборванца, и поднялся с колен.
– Мы должны вернуться туда, – сказал он, глядя на развалины, где на него напала собака.
Гай проследил за его взглядом.
– Ты рехнулся? Вообще слушаешь, о чем я говорю?!
Он должен был забрать тех щенят. Если уедет сейчас – резервация сожрет и его. Сбросит в дорожную пыль – пугало с шеста – и растопчет. И однажды он обнаружит себя мычащим существом, прячущимся в развалинах гетто.
– Ждите здесь, – сказал он, вытащив револьвер. – Я мигом.
– Антон! – крикнул Гай, не понимая, что происходит. – Ты совсем ебнулся?! Антон!? Да что с тобой такое?!
Но Антон уже скользил вниз по склону – забирал полные ботинки песка. Туда – к погнутому велосипедному колесу, к обвалившейся крыше, к проекциям вождей на кирпичных стенах.
Дурная кровь, – думал он, смотря под ноги, – рано или поздно выкинет какой-нибудь фортель.
Он перескочил велосипедный руль и впрыгнул в темный барак. Включил фонарь – взрезал набухшую тьму, вывалив из нее кучи строительного хлама. Увидел тот угол, откуда на него бросилась псина. Ее саму – черный мохнатый мешок на песке, блеснувший отблеском глаз. Скакнул вперед, к щенятам. Но угол был пуст. Луч фонаря заметался по сторонам, то там, то там – зигзагами, восьмерками – по стенам, по кучам мусора, по песку. Щенят нигде не было.
– Что за хрень? – прошептал Антон. Он затих, прислушавшись. Но ничего не услышал. Только как дышал сам, с присвистом – как будто отцовскими легкими.
«Ты давно пил свои таблетки?»
Странный вопрос в неподходящем месте – ночью, на задворках гетто. Но что, если Гай был прав? Хороший коп с правильными вопросами...
«Так давно ли ты пил свои таблетки, напарник?»
Гай знал, что Антону назначили курс лечения антидепрессантами. Но что он мог знать о причинах? О гребаном алкогольном делирии?
Порой Антону мерещились странные вещи, но никогда галлюцинации не сплетались с реальностью настолько сильно. Никогда не выходили из-под контроля.
«Бросите таблетки – и вскоре не сможете отличать реальность от галлюцинаций. А значит – мне придется рекомендовать отстранить вас от работы. И направить на принудительное лечение в стационар»
Врач говорил спокойно и тихо. Так, что даже не заглушал манометра, тикающего в его кабинете. Антон сидел на кушетке и застегивал рубашку. Живот ныл от пульпаций – у врача были сильные пальцы, несмотря на обманчивый внешний вид. Лысина, очки и тонкие седые усики. Этот человек мог запросто сломать Антону ребра.
«Запомните, – сказал врач, – галлюцинации возникают не во время вашего злоупотребления спиртным. Но после. Когда вы уверены, что похмелье кончилось и можно со спокойной совестью идти на работу... »
Антон собрался и ушел. Купил в аптечном киоске таблетки по рецепту и бутылку воды. Это было месяц назад. Он не помнил, когда бросил лечение. Наверное, когда решил, что завязал с выпивкой.
Антон вынырнул из воспоминаний и обнаружил себя идущим к выходу из барака. Он оглянулся – собака лежала все там же.
Тупая псина!
Он покачал головой и с улыбкой вышел на улицу. И сразу почувствовал обжигающие лицо песчинки. Прикрылся рукой от поднявшегося ветра и сквозь пальцы посмотрел на дорогу.
– Господи! – выдохнул он.
В свете фары маячила тень. Это был Гай – он что-то кричал и размахивал руками.
Догадаться было несложно – их услышали. И теперь со стороны песчаного квартала к ним кто-то приближался.
Антон побежал, прикрываясь от порывов ветра, от песка, летящего в глаза.
Что-то зарождалось там – по ту сторону дороги, в бесплодных пустырях. Во тьме. Какая-то ужасная сила поднималась от земли – со сверканием молний и грохотом грома.
– Твою мать, твою мать!.. – Антон вцепился в песчаный склон руками и начал карабкаться вверх. А Гай в это время уже заводил мотор Седана.
Антон выскочил на дорогу и увидел вдалеке фары приближавшихся из-за горизонта машин. Их было много – они мельтешили в ночи, как светлячки. Антон заметил оборванца, сидящего в пыли. На бегу, он подхватил его под мышки и затащил на заднее сидение. Сам плюхнулся туда же и захлопнул дверь. По обшивке седана забарабанили мириады песчинок – слились в беспрерывный гул. И Антону на миг показалось, что их погребет под этим песком.
– Гони, гони отсюда!.. – в испуге, скороговоркой выплюнул он. – Гони, Гай…
Гай развернул Седан юлой. Волна песка из-под колес взмыла вверх, и Гай ударил по газам. Машина рванула с места, мигнув задними огнями. Они помчались прочь, освещая дорогу только одной расколотой фарой.
– Ни черта не видно! – сказал Гай, всматриваясь в лобовик, по которому вяло елозили дворники, сгребая пыль и песок. Он накинул ремень безопасности. – Слетим на раз!
Антон перебрался на переднее сидение. Дорога и впрямь была слепой – свет вяз во тьме, выхватывал песчаную желтизну у самых колес. Гай держал руль крепко, так, что побелели костяшки его пальцев.
Сзади оборванец забился между сидушками, накрыв голову руками. Он что-то бормотал, но гул ветра и песка делал его голос почти неслышным.
Антон глянул в боковое зеркало – где-то там, за летящими по ветру песчаными лентами, мелькали кругляки зажженных фар. Не меньше десятка – как-то уместились на узком дорожном полотне.
– Они догоняют, – сказал Антон.
Гай оглянулся. И тут же вернулся к дороге.
– Посмотрим, – сказал он, сжав рулевое колесо.
Сзади послышались хлопки. Может, стреляли, а может ветер бросался спекшимся песком.
– Стреляют? – спросил Антон.
И после его слов у Седана лопнуло заднее стекло – разлетелось по салону острым дождем. Внутрь тут же ворвался порыв ветра, швырнул песком – жгучим, как дробь.
– Твою мать! – оглянувшись, крикнул Гай. – Заткни его чем-нибудь! А то нас засыплет…
И в это время дорога впереди вспыхнула ярким светом. Густой, он прошил седан насквозь, как рой трассирующих пуль. Все, что увидел Гай, перед тем, как машина перевернулась – стальной отвал, сведенный в виде наконечника стрелы. И они налетели на этот отвал со всей дури – прошли по касательной. Стальной, острый край отвала содрал боковину седана, как кожуру, плюнул искрами, и сбросил полицейскую машину с дороги. Вниз, к песчаным дюнам, к комкам сухих кустарников. Автомобиль рухнул на бок, заскользил по песку, но потом его развернуло, и он несколько раз перевернулся, прежде чем остановиться. Фара все еще горела, выхватывая из темноты кружащий в воздухе песок. Седан лежал на крыше – поверженный, пойманный в силки зверь.
Гай пошевелил руками – отцепил их от руля. Потом отцепил руль от себя – его впечатало в рулевое колесо, мышцы сплющились, как пластилин. Ему казалось, он поломал несколько ребер. Во рту стоял привкус крови. Гай поглядел на Антона – его напарник успел накинуть ремень, это его и спасло. Иначе вылетел бы из машины и превратился в фарш. Отвал прошелся с пассажирской стороны – вывернул двери, как кости из вареного мяса.
– Ебаный же… в рот, – выдохнул Антон. Его лицо изрезали осколки стекла, кровь капала вниз, на потолочную обшивку седана. Он старался выпутаться из перекрутившегося ремня.
Гай аккуратно отцепил ремень и кувыркнулся вниз. Он попытался открыть дверь, но та не поддалась. Тогда он слепо нащупал револьвер в кобуре.
– Сейчас они… спустятся, – сказал он Антону. – Нужно будет стрелять…
Антон, наконец, щелкнул карабином и свалился вниз. Осмотрел задние места – там было пусто, словно парнишку выкинуло из салона во время столкновения.
– Черт! – выругался он и на коленях выбрался из машины.
Гай вылез следом.
На склоне стояли вооруженные люди. Фигуры с автоматами в слепящем свете прожекторов. Антону удалось разглядеть одного – тугие, высокие берцы под колено, военные штаны, куртка с длинным рукавом, поверх – жилет с карманами. На лице полумаска, спасающая от обжигающих ветров. Типичный боевик, пират песчаных морей.
– Prastaav ka virodh nahin! Ham ek ladaka hai! (хинди.Предлагаю не сопротивляться! У нас мальчишка!), – донеслось сверху, с дороги. Откуда-то из слепящего света.
– Хуев спайдермен, – шепнул Гай. И добавил громче. – Kya any ladaka?! (хинди. Какой еще мальчишка?!)
–Jo apanee kaar se baahar kood gaya! (хинди.Который выпрыгнул из вашей машины!) – ответили сверху.
Гай засмеялся. Наигранно, жутко.
Антону показалось, что сейчас начнется стрельба, в которой им было не выстоять – боевиков было много, к тому же здесь, в низине, Гай с Антоном были как на ладони.
– Что происходит, Гай?.. – шепнул он.
– Да и плевать на него! – крикнул Гай. На английском. – Что вам надо?! У нас нет ни денег, ни … – он оглянулся на раздолбанный седан, – машины…
– Все это не нужно! – сказал голос с дороги. Оказывается, ему тоже не нужен был переводчик. – Нам нужны вы! Двое полицейских из-за периметра! Радваньски и Пател!
«Вот так номер, – удивленно подумал Антон. – Они знают, кто мы такие…»
– Для чего?! – крикнул Гай. – Повесить в назидание другим?!
Он все еще держал пистолет дулом вниз, но стрелял Гай быстро. Смог бы уложить двоих, прежде чем его изрешетили из калашей.
Голос засмеялся. Как будто смеялся сам свет.
– Всего лишь поговорить! С вами хотят всего лишь поговорить!
– О чем?!
– О троянских конях.
Антон с Гаем переглянулись.
Троянский конь – древний миф, набивший оскомину. Герои, пробравшиеся в осажденную Трою в чреве деревянного коня. И резавшие глотки спящим солдатам под покровом ночи.
– Вам придется поехать с нами, – добавил голос.
– Спорное утверждение! – крикнул Гай. И шепнул Антону. – Придется.
Но Антон и так это знал. Все, что они могли – это вытянуть несколько лишних минут. Чтобы осмотреться. И понять, что отступать им некуда. Единственное, что могло их спасти – это буря. Но она только зарождалась там, по ту сторону дороги и здесь, в низине, была еле уловима. Трепала сухие кустарники и мела песчаную пыль.
– Но все же вам придется, – повторил голос. – Мне отдали приказ, а я привык исполнять приказы. Поэтому, так или иначе, но вам придется пойти с нами.
– Хорошо! – ответил Гай. – Мы пойдем.
– Вот и славно. Сейчас к вам спустятся мои люди – обойдемся без глупостей. Вы отдадите им свои стволы – позже их вам вернут, обещаю.
– Не нравится мне все это, – шепнул Антон.
– Если бы хотели убить – убили, – ответил Гай. – Делай, как они говорят.
Антон увидел, как к ним, по склону, скользят вооруженные люди. При полной амуниции, с тяжелыми автоматами – они двигались легко и быстро. И вскоре были рядом – джинны с перемотанными арафатками лицами – щелкнули Антоновой кобурой и выудили из нее револьвер. Умело, быстро. Тррр – и из барабанных камор в обветренную ладонь выскользнули масляные патроны.
Антон посмотрел на Гая – с его револьвером сделали то же самое.
– Поджчниматесь, – приказал один из джиннов. Говорил он с акцентом и был грубым. Толкнул Гая в плечо.
– Аasaan! (хинди.Полегче!) – возмутился Гай.
– Не джнаю по-вашему, – буркнул джинн. – Тшагай! – он мотнул дулом автомата в сторону дороги. – Туда.
Напарники двинулись к песчаному склону. Сначала Гай, а следом Антон. Вскарабкались по склону, к слепящему свету прожекторов.
Тут, наверху, стояли люди – будто высеченные из ночной тьмы. Утопали в белом свете, вбирали его в себя, словно квазары. Антону показалось, что они кружат вокруг него и Гая. Неуловимые для выстрела тени, вышедшие из темноты к свету.
Машина, на крыше которой располагались прожектора, была похожа на монстра. Угрюмого, серого и злого, как голодный волчара. Готового жрать каждого, кто посмеет оказаться у него на пути. Отвалы были приварены косыми швами – машина-таран, созданная уничтожать любые преграды. На двери автомобиля Антону удалось разглядеть символ – выброшенная вверх рука, сжатая в кулак внутри древнегреческой Омеги (Ω).
– Садитесь в машину, – сказал знакомый голос. Антон попытался разглядеть того, кто с ними разговаривал. Но свет, которым их слепили, был слишком ярким.
Обжигающая враждебная пустота, – вспомнил Антон. Так оно и было.
– Путь неблизкий, мы должны успеть к рассвету…
– Кто вы такие? – спросил Гай. Он стоял рядом с Антоном, и, казалось, был одним из джиннов. Вбирал в себя свет, превращаясь в гудящий квазар.
Он здесь среди своих, – вдруг подумал Антон. И это его напугало. На секунду он подумал, что больше никогда не вернется домой.
– Мы Омега! – ответил голос. – Третья сила. Чистые врут!
– Сопротивление, – негромко сказал Гай сам себе. Но Антон его услышал.
– Времени мало! – крикнул голос. – Мы должны ехать! Должны обогнать бурю.
Буря и правда набирала обороты – в свете фонарей было видно, сколько песка кружило вокруг.
Антона толкнули в спину, к машине с прожекторами. Чьи-то руки открыли дверь и его запихнули на заднее сидение. Гая втолкнули следом.
– Где мальчишка? – спросил Антон у сидящих спереди затылков. К нему обернулся тот, что сидел на пассажирском сидении. Стащил с себя маску.
– Откуда вы его взяли? – спросил он.
У Антона все еще рябило в глазах, поэтому он не сумел разглядеть своего собеседника. Отметил только смуглую кожу и бороду, похожую на пучки черного сантехнического льна. Этот человек вел с ними переговоры, Антон узнал по голосу. Сразу же, в мыслях, окрестил его индусом.
– Попросил подвезти, – ответил Антон.
– Какое чудо, – улыбнулся в ответ Индус. – Вот, возьми, – он протянул Антону носовой платок. – Тебя нехило посекло.
– Ага, – Антон приложил платок к лицу. Крови было много, и вскоре платок отсырел так, что пришлось выжимать.
Машина дернулась, прожектора погасли, сменившись светом фар. Рука водителя дернула ручку скоростей, и монстр покатил по песку в сторону жилых кварталов. За ним потянулся хвост из остальных машин.
– Зачем вы стреляли? – спросил Гай. – Если хотели просто поговорить?
– Самир стрелял по колесам, – ответил Индус. – Буря…
Он пожал плечами.
– Так где мальчишка? – повторил свой вопрос Антон.
– Где-то сзади, – ответил Индус. Он помолчал и добавил. – Забудь об этом. Никто здесь не пострадает.
– Он важен для меня, – сказал Антон.
Индус промолчал.
Наверное, – подумал Антон, – для них дико говорить о важности чьей-то жизни, кроме своей. Каждый день здесь кого-то убивают. Все эти люди с замотанными банданами лицами, – он посмотрел в окно, рядом с ними ехал джип, под завязку набитый вооруженными людьми, – так и умирают, не открыв своего лица. Это война. Она обесценивает человеческую жизнь. Делает ее несущественной.
– Как нас нашли? – спросил Гай. Он был немногословен. Выспрашивал только по делу.
– На вас давно нацепили маяк. И глушилку, – сказал Индус. Он обернулся и посмотрел на Антона темными глазами.
– Что? – спросил Антон.
– Нет. Ничего, – он перевел взгляд на Гая. – Чистые вам нацепили глушилку еще на блокпосту. И заглушили вас, когда вы начали импровизировать с подменой трупов.
– Не понимаю, – произнес Гай. – Зачем все это?
– Вы должны были искать Кенига. И найти его. Все, что могу вам сказать. Остальное вам расскажут с глазу на глаз.
– Выходит мы тут под колпаком… – сказал Гай.
– Думаешь только здесь? – переспросил Индус. – Из какого-то ты квартала?
– Я жил за мостом. Там теперь Чистые.
– Мост горел…
– Я знаю…
– С людьми!
– Знаю!
– Его подожгли Чистые! – добавил Индус. – Те, кто теперь в их рядах.
– Никто не знает наверняка, – ответил Гай.
– Все давно известно!
Пропаганда. Информационная война. Каждая сторона валит друг на друга ведра кровавых помоев. А потом вооруженные люди топчутся в этих помоях, прикрываясь правым делом. И каждый, действительно, верит в вину другого. Готовясь насиловать и убивать инакомыслящих, стоящих по ту сторону баррикады.
– Ты как? – спросил Гай у Антона.
– Нормально, – ответил тот, вытирая кровь с лица.
– Ты когда-нибудь убивал людей, Гай? – спросил Индус с интересом.
– Спроси, что полегче у полицейского…
– Нет. Не там – тут, – Индус белоснежно улыбнулся. – Убивал, когда был гражданином резервации?
– Нет, – коротко ответил Гай.
– Я спрашиваю, потому что ты bhediya(хинди.Волк). Ты бы смог! В тебе чувствуется стержень, резервация тебя озлобила и закалила. Ты был бы настоящим солдатом сопротивления.
– Main nahin maara (хинди. Я не убивал), – еле слышно сказал Гай.
– Я знаю, – ответил Индус весело. – Иначе, как бы ты оказался в Голдтауне, правда?
Антон посмотрел на напарника. Тот сидел, тяжело дыша, опустив взгляд. Но то была не усталость, а злость. Чертовы ублюдки знали, куда надавить.
Эти люди, – подумал Антон, – они знают. Чувствуют змей внутри. Потому что у самих полные желудки этих ползучих гадов. Они хотят, чтобы они полезли из Гая, и начали жрать всех подряд.
Машину трясло. Она вся скрипела и шевелилась, будто живая. Отвал взрезал песчаные дюны, как волнорез. Разбивал спекшиеся куски песка вдребезги. И вся эта каша, гонимая ветром, обрушивалась на лобовик автомобиля разъяренным цунами. Но монстр, рыча, гнал вперед, и казалось, его нельзя было остановить. Тьма постепенно начинала рассеиваться, где-то сзади занимался рассвет. Тусклый, занесенный песком, он вычерчивал из темноты очертания унылого пейзажа вокруг. Развалин домов в низинах, одиноких деревьев, со скрюченными ветвями, обгрызенного горизонта.
Столько историй было выдумано про закат человечества. И все они были правы, все они были собраны здесь – в этом богом забытом месте. В занесенной песками резервации.
Это место никогда не возродится из пепла. Оно должно быть таким, – подумалось Антону. – Как будто бы мы залезли под кровать, в логово к детским монстрам.
Он бросил в ноги мокрый от крови платок и откинулся на спинку. Ему хотелось спать. Но кровь щипала глаза. От нее слиплись ресницы. Ему необходимо было умыться и глотнуть сладкой воды. Чтобы прийти в себя. Почувствовать себя человеком.
– Антон? – позвал Гай. – Ты как, держишься?
– Угу.
Индус обернулся на голос. Оглядел Антона.
– Наш врач его подлатает. Шрамы украшают…
Ему никто не ответил. Не было сил. И он снова отвернулся к дороге.
Гай думал о Мирре. О детях. О том, что она, наверное, обрывает телефон, разыскивая своего ненаглядного Гая.
Сначала злилась, – подумал он с улыбкой. – А теперь переживает. Уложила детей спать, поцеловала их на ночь, и к телефону. Всю ночь, не смыкая глаз. И с каждым звонком, с каждым выстрелом вхолостую ее сердце замирало. Конечно, она знала, что он до сих пор в резервации. Но так не хотела этому верить…
От мыслей о Мирре у Гая заныло в груди. Они жили вместе девятый год, но он любил ее так же, как в самом начале. Когда они только встретились.
Если мое сердце болит по тебе, значит ли это, что я люблю тебя? – как-то спросил он у нее. Они лежали в постели, в водовороте белых простыней. На Мирриных бедрах подсыхала сперма Гая, а он лежал, прижавшись губами к ее шее. Шептал ей дурацкие вопросы, совсем несвойственные индийцу. Но они жили в Голдтауне, в золотом городе, полном утопических свобод.
– Это значит, что ты еще жив, – сказала она тогда. И рассмеялась.
Теперь Гай знал, что тогда она сказала правду.
Если мое сердце болит по тебе, значит, я еще жив, – подумал он. – И я обязательно вернусь к тебе, чтобы унять эту боль.
Машину тряхнуло и Антон, успевший задремать, дернулся, открыв глаза. Глянул в окно. Они свернули с дороги, черпнув отвалом груду песка.
– Что происходит? – спросил он у Гая.
Дороги тут не было – они ехали по спекшемуся песку, с хрустом ломая его затвердевшую плоть.
– Я не знаю, – ответил Гай.
Они уезжали прочь от жилых кварталов, к маячившим на горизонте развалинам. Антон оглянулся – рой светляков поредел, за ними следовала всего пара машин. Остальные помчались дальше по дороге, не сбавив скорости.
– Куда мы едем? – спросил Антон.
– Увидите, – ответил Индус.
– Чем был так важен Кениг? – задал вопрос Гай. – Что ради него стоило затевать такое?
Индус повернулся к Гаю.
– Можно мне задать тебе тот же вопрос? Чем вам был так важен этот сраный старик? Что у вас там за толерантность такая, что вы, двое мужиков, едете в резервацию за смердящим трупом какого-то ебаного педофила?!
– Мы исполняли приказ, – сказал Гай. – Произошло убийство гражданина Европы на неподконтрольной Альянсу территории…
– Да заткнись ты нахуй со своими формулировками! – оборвал Гая Индус. – Ты ведь жил здесь и знаешь, какая мразь приезжает сюда трахать наших детей! Не твоих, твои теперь за периметром, а наших! Ты ведь не оскотинился, Гай. По глазам вижу. Так какого хуя вам так сдался этот старик?!
– Забудь, – Гай махнул рукой.
– Ты скоро узнаешь, – сказал Индус. – Но вот тебе мое мнение. И как оно тебе, по душе? Ты защищаешь таких, как этот старик. От нас. Как будто мы их тащим сюда силком и подкладываем под них своих детей!
Гай больше не отвечал. Молча смотрел в окно.
Индус подождал и отвернулся к дороге.
Буря нагнала их. Накрыла волной. И все, что было вокруг, вдруг исчезло. Не стало ни неба, ни земли, ни тех развалин, что маячили на горизонте темными огрызками. Все смешалось, стерлось, испарилось. Как будто сцену из фильма накрыло рябью телевизионных помех. Весь мир в мгновенье сузился до тесного автомобильного салона, освещенного парой маловольтных ламп.
Водитель не сбавил хода. Наоборот – выжимал из машины всю лошадиную мощь. Бояться было нечего, вокруг расстилалась пустошь – и они пересекали ее, стараясь обогнать бурю, вырваться из ее пыльных туч.
– Это еще что, – сказал Индус, – бывают такие, что переворачивают машины к чертям! Представляете? – он обернулся. – Какая нужна сила, чтобы перевернуть этого зверя?!
– Есть сигарета? – ответил на это Гай.
Индус усмехнулся и порылся в бардачке. Протянул Гаю смятую пачку.
– Кури.
Гай достал зажигалку.
– Интересная, – кивнул Индус. – Сто лет не видел бензиновых зажигалок. Трофейная?
– Угу, – выпустив дым из носа, ответил Гай.
– А я вот одно время зубы собирал, – сказал Индус. – Человеческие. Дрелью просверливал и делал ожерелья всякие, четки… был спрос. Теперь не до этого, – он вздохнул. – Война.
