Текст книги "Три разговора"
Автор книги: Антон Макаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Макаренко Антон Семенович
Три разговора
А.С.МАКАРЕНКО
ТРИ РАЗГОВОРА
1
Городишко Мирополье стоял на горе. Из окна вагона он казался живописным: на зеленых склонах кое-где пробивались светло-голубые, светло-зеленые и темно-голубые маковки церквей, а выше всего подымалось из зелени стройное белое здание.
Из окна вагона казалось, что в тени этой зелени рядом с притихшими древними храмами люди живут уютно и мирно, там пахнут ландыши, там свежесть листвы, одетые крапивой и цветами дорожки.
А осенью городок был похож на оперную декорацию: золото, парча и торжественные багряные закаты.
Железная дорога проходила от города в шести километрах; по железной дороге проносилась мимо города жизнь. Но редко, редко кто-нибудь направлялся от станции в его таинственные рощи. Чаще всего проезжал на своей линейке Илья Иванович Пивоваров.
Линейка у Пивоварова новая, ее крылья окрашены в розовый цвет, красил линейку Гришка. Гришка всегда держит в руках темно-красные вожжи и управляет золотистым, могучим жеребцом, только потому не взятым на войну, что засекается.
В прошлом году Илья Иванович ездил в губернский центр по делам и привозил оттуда целые ящики товаров, за которыми выезжал на подводе Гаврюшка. Кое-что укладывали и на линейке, – галантерею. А в этом году Пивоваров ездит неизвестно за чем, из всех карманов у него торчат газеты, а портфельчик каким тощим уезжает, таким и приезжает.
Пивоварову сорок лет, Гришке шестнадцать.
2
Ранней весной, когда только что оделись вербы, Гришка выехал на станцию за хозяином. Это было гораздо приятнее, чем возиться в конюшне или перекладывать в магазине ящики. Кроме того. Пивоваров был приятный и разговорчивый хозяин, а Гришке только и приходилось с ним поговорить, что по дороге.
Гришка учился в школе и умеет довольно ловко читать, Илья Иванович несколько раз хвалил его. В школе Гришка привык к мировому устройству, даже война не очень нарушила эту привычку. Была, например, японская война, тогда и убили Гришкиного отца. А теперь тоже война, и убили на ней Гаврюшкиного отца, всякому своя очередь. А в Мирополье люди жили без войны, сеяли жито, гречку и коноплю. Одни были победнее, другие побогаче, но все они в представлении Гришки были миропольцами. А уже от Мирополья во все стороны расходился белый свет. Где-то там были города, текли реки, волновались моря, Гришка о них никогда не думал. Высоко где-то царствовал царь, а еще дальше, за лесами, за ветрами и тучами, жили разные боги и святые угодники. И о царе и о боге Гришка тоже никогда не думал, во всяком случае, всем своим нутром чувствовал, что бог и царь Гришкой совершенно не интересуются. Гришка тихонько жил в таком именно мировом устройстве, работал у Пивоварова, получал три рубля на всем готовом. Но вот месяца полтора-два назад царя, говорят, скинули. И в мировом устройстве что-то такое сдвинулось. Гришке, собственно говоря, и дела нет никакого к этому случаю, а все-таки как-то интересно. И хозяин об этом часто разговаривает.
На станции Гришка недолго ждал Илью Ивановича. Он вышел на площадь веселый, румяный, даже подпрыгивал чуточку. Сел на линейку и сказал:
– Поехали.
Гришка чмокнул на жеребца, натянул вожжи: жеребец любил ходить на натянутых.
– Погоняй, погоняй, Гришук, – сказал хозяин. – Теперь некогда молоко возить. Раньше мы с тобой были обыватели, а теперь – граждане. Дела другие пошли, молоко некогда возить.
В город ведет старенькая мостовая. Она называется "замостьем". На замостье булыжник от булыжника на аршин, а между ними разная дрянь и ямы. Кованое колесо провалится в яму – даже жеребец с рыси сбивается, а хозяин хватается за Гришку:
– Ишь ты, дорога называется, черт бы ее забрал. Правили, сволочи, дворцы строили да эполеты цепляли, а дорога хоть завались. Постой, Гришук, вот мы дорогу построим, дай с немцами управиться! Я тебя тогда на такой фаэтон посажу, во! Перышко в шапочку, а в руках не две вожжи, а четыре, пара совсем другое дело! Гришка представляет себе и парный фаэтон, и красивую шапку, и двух жеребцов в запряжке, а хорошую мостовую не может представить, – не видал никогда и вообще предпочитает мягкую, раздольную накатанную ширину полтавского шляха, который выходит из города с другой стороны и по которому ездят в Завирье.
– Пара, конечно, лучше, – говорит он. – А кто теперь будет заместо царя?
– Народ будет, вот кто!
– А народу много.
– Ну, вот и хорошо, что много. Из двух человек один дурак, а другой с роду так. А со всего народу умного легче сыскать. Найдется кому.
Илья Иванович кивает на просторно разместившиеся хаты, стоящие внизу по сторонам высокого замостья, прикрытые вербами:
– Ишь живут! Соломенная жизнь! Привыкли и живут. На крыше солома, на воротах солома, на плетнях солома, на соломе спит, и в голове, кроме соломы, ничего и нету. Другие государства все тебе делают: и часы, и очки, и коверкот разный, и Манчестер, а у нас только солому умеют. А здесь построить нужно фабрику, например, сукно делать. Сколько людей кормиться будет! Дело можно какое развернуть! Вот тогда мы с тобой и автомобиль купим!
– Это какой же? – спрашивает Гришка, немного пугаясь такой будущей сложности.
– О! Это, брат, чудо такое: без лошадей едет!
– Как поезд?
– Куда там поезд годится!
Гришка дальше не расспрашивает. Ему все равно, на чем ездить, главное, чтоб харчи были хорошие, а то в последнее время с харчами плохо стало, и хозяин говорит: довели Россию.
3
Уже яблоки и арбузы поспели, когда снова выехал Гришка за хозяином на станцию. Илья Иванович вышел на площадь сердитый и даже "здравствуй" не ответил. Сел на линейку и сразу в зубах заковырял спичкой. И так до самого моста возился с зубами. И только когда переехали мост, спросил неласково:
– Ну, пролетарий, был на этом собрании? Как там эти... выздоравливающие?
Гришке почему-то не хочется рассказывать о собрании, он вежливо чмокает на коня и отвечает между чмоканьем:
– Был.
– Солдаты разорялись?
– Как вы говорите?
– Солдаты были ораторы?
Гришка начинает вспоминать подробности собрания, и к нему приходит охота говорить:
– Солдаты больше говорили, а еще один из Благодухова, здорово так говорил...
– Хе! Здорово, говоришь?
– Здорово говорил!
– А солдатня радовалась?
– Там не только солдаты. Всем понравилось.
– Понравилось? И тебе, значит, понравилось? Гришка повернул к хозяину улыбающееся лицо. Из-под растрепанного козырька глянули на Пивоварова довольные, ясные глаза:
– Понравилось, а как же? Здорово понравилось!
– Хе! А что ж тебе, например, понравилось?
– Да все.
Гришка оперся черной ладонью на подушку линейки, и жеребец сразу понял, что можно идти шагом.
– И как это, чтобы войну кончать, потому что, говорит, довольно кровь проливали за их, сволочей.
– За сволочей?
– Так и сказал: за сволочей, за буржуев, значит. Довольно кровь проливать. И власть советам!
– О!
– Ага. Советы, сказал, должны быть для трудящихся. Кто трудится и работает. А кто не работает, того, говорит, к чертовой матери выкинуть.
– Действительно! Выкинуть! Разумный народ!
– Да, он разумный, – подтвердил весело Гришка. – Такой разумный! Прямо все хлопали и хлопали!
– А солдаты что?
– Солдаты больше всех хлопали. А он еще про одного говорил: Ленин, есть такой, и тогда здорово хлопали.
– И ты хлопал?
– Ага.
– А чего ж тебе хлопать, позволь спросить?
– А как же? А я что ж? Тоже... что ж... работаю.
– Да ведь ты Ленина не видел? Какой это такой, скажи, пожалуйста, Ленин, тебе какое дело?
Гришка похлопал рукой по подушке, а на лице все то же довольное выражение.
– Ленин за всех трудящихся.
– Дурак ты, Гришка! Он за тебя беспокоится? Где он за тебя беспокоится? За тебя я беспокоюсь. Вон башмаки тебе купил? Купил. Деньги тебе плачу? Плачу. Кормлю тебя? Кормлю. А ты говоришь: Ленин! Где ж? Пускай он тебе картуз купит, скажем...
Гришка поднял глаза на Пивоварова. В серых его зрачках отразились вербы, небо, какая-то радость и какое-то удивление.
– Спасибо вам, это я не говорю. А только он за всех.
– Вот тебе и спасибо. А ему за что спасибо сказать?
– А тот у Благодухова все объяснил: вся власть советам! Буржуев по шапке, сами будете жить, без буржуев. А там в Петрограде сидит самый главный, Керенский по фамилии, ой и вредный. Ему все воевать и воевать... Кровь проливать.
– Значит, ты мой магазин заберешь? Хозяином станешь?
Гришка удивленно воззрился на хозяина:
– Да что вы, Илья Иванович! Зачем ваш магазин. Это против буржуев. Где Ленин, а где магазин.
Гришкины глаза погасли, он сердито глянул на жеребца: с какой стати шагом плетется и голову даже повесил!
– Но! Задумался!
Ехали молча до второго моста. И тут Гришка спросил:
– А вы видали большевиков? Хоть одного видали?
Пивоваров ответил неохотно:
– Вот добра нашел смотреть! Большевики!
– Интересно посмотреть, какие.
– Подумаешь!
Гришка почуял что-то неприятное в ответах Пивоварова. И вообще с некоторого времени хозяин ему меньше нравился: не такой веселый и все больше спрашивает, а сам мало говорит. Но сегодня, пожалуй, он и повеселится. У Гришки приготовлены для него городские новости. Может, это и не такие важные вещи, как политика, а все-таки интересно.
– А вчера Воротиловка горела! Куда тебе зарево! Ни одной звезды не видно!
– Воротиловка? – быстро спросил Пивоваров.
– Всю ночь горела! Ой, и здорово ж горела!
– Воротиловка?
– Ага. Мы с Гаврюшкой бегали.
– Много хат сгорело?
– Зачем хаты? Хаты все целые. Панский дом горел.
– Подожди. Шагом. Как ты говоришь?
– Я говорю: панский дом. Хорошо горел!
– Да что такое?
– И солома, и конюшня, и клуни. Все начисто!
– Ай-ай-ай! – задохнулся Пивоваров. – Лошади там такие замечательные! Сгорели?
– Нет! Зачем? Лошади нет! Лошадей мужики развели. Лошади у мужиков теперь. И машины. И так еще... Организованно! Все в порядке. Ха! Наша пожарная приехала, а они говорят: чего приехали? Пускай горит!
– Ай-ай-ай!
– А чего? – оглянулся Гришка. – Мужики сказали: удрали в город, пускай там и сидят, и им спокойнее, и нам без хлопот. Так они и поехали обратно. Не тушили.
– Куда ж они поехали?
– А в свою пожарную и поехали. Куда ж?
– Да нет! Восковы!
– А, господа? Господа в город поехали. Куда ж им ехать? Ха! Да они и не поехали вовсе...
– Что ты говоришь?
– Куда там ехать? Сам Восков, говорят, в одной рубашке удрал. Ребята воротиловские говорят: он всегда без подштанников спать ложился, у панов, будто, всегда так. Правда это?
– Что?
– Да вот, что паны без подштанников спать идут? Другое бы дело от бедности, а то чего?
– Да брось ты... подштанники... А Ирина Павловна?
– Это барыня? Все целы! Они, как выскочили, так прямо в жито. А потом и пошли. Пешком.
Пивоваров почему-то до самого дома не сказал больше ни слова. Гришка чмокал, чмокал на жеребца, то натягивал вожжи, то отпускал, несколько раз оглянулся, непривычно для него было это молчание. Расстроился хозяин, видно, а может что-нибудь другое.
– А лошади не сгорели, – сказал Гришка, рассматривая придорожные плетни. – Все в порядке. Коровы, лошади, все, как следует...
Но Пивоваров и на это ничего не сказал. Гришка тоже заскучал. А потом сказал нехотя:
– И барыня, и дочка. Все в порядке!
4
На вербах уже ничего не осталось, а на замостье серая жижа закрыла и булыжники и ямы. Жеребец шел злой, шатался на ямах, спотыкался.
В городе возле управы стояла полусотня солдат. Откуда они взялись и для чего торчали в городе, никто не знал. Говорили, что из этой полусотни будет сделан новый какой-то полк. Правда или неправда это, никто не знал, а казаки гуляли по улицам, ухаживали за девчатами, о войне у них и разговору не было. Едучи на станцию, Гришка думал о казаках, он не прочь был тоже сесть на коня и надеть черкеску. Но это было не самое главное.
Самое главное было другое: в Петрограде Ленин-таки выгнал Керенского, довольно ему воевать. Пивоваров, как услышал об этом, так и полетел в губернию. А чего ему лететь, если и так все напечатано в газетах подробно?
На станционной площади насчитал человек двадцать из команды выздоравливающих. Они гуляли по площади, заглядывали на пути, собирались по три, по четыре, болтали. С ними было несколько своих парней, миропольских. Гришка часа четыре ожидал хозяина, привязал жеребца к столбику, прислушивался и присматривался к солдатам. Все понимали, что сейчас должны приехать большевики.
Самый знакомый Власов. Подбородок у него маленький, тонкий, а скулы широкие, усики. Власов гуляет в старенькой шинельке, руки греет в карманах и посматривает на город:
– Вот постой, привезут мне сейчас того-сего. Хоть и не мой город, а поддам кой-кому коленом.
– А чего привезут? Чего привезут? – пристал к нему Гришка.
Власов задвинул руки в карманы по самые локти и смеется:
– Чего привезут? Пуки-туки-буки! Образца девяносто пятого года.
– Это ружья?
– Не ружья, деточка, не ружья, – винтовки! Да ты помалкивай.
– Большевики привезут?
– Вот любопытный! Ну, а кто ж, меньшевики, что ли? Догадываться надо.
– А скоро привезут?
– Чего?
– Да эти...
– Ох, и дурной же ты! Чего? Несознательный какой!
– Да чего я несознательный?
– Дубина просто! Ты ж видишь, что я с голыми руками. И другие. Чего ты орешь? Погулять выйти нельзя на станцию, так сейчас и пристанут.
Подошел пассажирский. Солдаты бросились к вагонам, но оказалось, что большевики не приехали. Гришке так стало досадно, как никогда в жизни не было. Солдаты собирались у входа и тихонько скучали. Но прибежал Власов, зашептал:
– Идет следом поезд! На Благодухов. И трехдюймовка с ними. Минут через двадцать будет. А ты чего здесь? Ох, и парень же любопытный!
– Какой это?
– Да вот этот, пивоваровский! Вон, бери своего хозяина!
Пивоваров вышел сам не свой, на Гришку и не посмотрел. Подошел к линейке и не садится, а стоит и смотрит куда-то, руку положил на крыло и пальцами постукивает. Гришка сидит на линейке, ожидает.
Хозяин вздохнул и полез-таки на линейку. Поехали.
– Что в городе?
– А что в городе?
– Не понимаешь, что ли?
– Да и не понимаю...
– Казаки в городе?
– Большое дело – казаки! Пока в городе.
– Как это ты разговариваешь?
Гришка опустил глаза, потрогал кнутовищем сапог, промолчал.
– Большевики, говорят, приезжают?
– А что ж?
– Что ж, что ж! Погоняй, чего плетешься?
Гришка ничего не сказал и погонять не стал, куда там погонять? Все равно ямы.
Так и ехали молча до самого моста. А только вздернулись на мост, как оглушительно гакнуло сзади и пошло громом по свету.
Пивоваров ухватил Гришку за плечи:
– Что такое? Господи!
Гришка не успел ответить: оглушительно зазвенело впереди и вспыхнуло в небе белым облачком. Хозяин соскочил с линейки и смотрит на Гришку, а губы дрожат. И жеребец дрожит, ткнулся мордой в перила.
– Гриша! Что такое?
А всмотрелся в Гришу, еще больше испугался: в серых глазах Гришки не отражается сейчас небо, они холодно смотрят на хозяина и улыбаются без шутки.
– Приехали, хозяин!
– Куда приехали? – в суматохе оглянулся Пивоваров.
– К нам, в город, большевики приехали! И в подтверждение этих слов снова взорвался мир, и снова белым облачком резкий звон разошелся над городом.
Пивоваров бросился к линейке, споткнулся, на четвереньках взлез на сиденье.
– Гони! Гриша, гони! Господи! Взволнованный жеребец загремел по мосту.
– Да куда ж мы едем? На смерть, что ли? Сворачивай сюда! Сворачивай в этот двор...
Гришка потянул правую, линейка чуть не опрокинулась. Круто скатились с замостья и влетели в безворотный двор. В дверях хаты стоял мужик, и возле него бабка крестилась часто.
– Трехдюймовкой бьют...
– Я у вас подожду.
– Ну, а как же!
По дороге два солдата. Они быстро шли под плетнями и всматривались вперед. Гришка выбежал из двора.
– Куда ты, черт! – закричал Пивоваров. Гришка глянул: под плетнями шли все двадцать: у каждого винтовка, а у некоторых и две.
– Власов!
– А! Любопытный! Возьми вон у него!
– Кого?
– Кого, дурень! Кого! Пуки-туки возьми!
– Да ну!? – Гришка присел, может быть, от удивления, может быть, для того, чтобы лучше прыгнуть к винтовке.
– Ты что, сдурел?
– Дай ему, дай! Свой человек.
Гришка ухватил винтовку, сжал в руках перед собой. Его глаза теперь пылали серым, но страшно горячим огнем.
– Власов, а где большевики?
– Ну, и глупый ты парень, просто непостижимо! Где большевики! Да ты ж и есть большевик, дурья твоя башка. Да довольно тебе болтать, в бой идем!
Гришка только один раз ошеломленно хлопнул глазами и взял винтовку в правую руку, как и все.
– Гришка! Куда ж ты, сукин сын! Куда?
Гришка оглянулся. Как это он забыл про хозяина?
– Илья Иваныч! Да ты ж и есть самый буржуй! Но Власов в этот момент треснул его между лопатками:
– Долго я тебя учить буду? Баран деревенский! Вперед!
Гришка громко и радостно вздохнул и... пошел вперед.
ПРИМЕЧАНИЯ
ТРИ РАЗГОВОРА
Впервые – в журнале "Смена", 1937 год, №№ 9 – 10, под названием "Гришка".
В журнальной публикации текст рассказа подвергся сокращениям и значительной редакторской правке. В настоящем издании рассказ печатается по авторской машинописи. Восстанавливается и название рассказа.
