Текст книги "Опять жаба"

Автор книги: Антон Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Глава 1

Кобыла, хромая на три ноги, медленно ковыляла по дороге, постоянно фыркая и то и дело пытаясь остановиться и пощипать придорожную траву, чем вынуждала нетерпеливого наездника постоянно её подгонять. Сын мельника по имени Жернов ехал в соседнюю деревню, чтобы продать два мешка отличной муки, которую сам смолол накануне. Мешки качались позади него, привязанные к крупу. Он ехал и думал:  “Кобыла – эт хорошо, хорошая скотина. Будь у меня телега, обязательно на этой дороге колесо бы в яму попало, ось бы треснула, мука бы рассыпалась… а кобыла – по любым ухабам пройдёт…”. Немного позже он дополнил свою мысль: “Старая, хромая кобыла – эт хорошо. Вот будь у меня молодая, резвая… обязательно бы рысью пошла, а тогда опять же мука бы рассыпалась…”.

Настроение у Жернова было хорошее, сегодня он ехал не просто продать свой товар, он ехал на свидание с дочкой пекаря – прекрасной Пышкой, с которой познакомился недавно. Она назначила ему встречу на закате. “Закат – эт хорошо, за ним же ночь наступает… Вот понравлюсь я Пышке, а тут и ночь наступит… Ночь, Пышка… Эт очень хорошо.”.

Так он ехал, погружённый в приятные раздумья, пока не свернул с разбитой полевой дороги на широкую, накатаную, ведущую прямо в Смердячее Болото, так называлась деревня куда он направлялся. Обычно богатели деревни, что располагались на больших торговых путях, как деревня Жернова, но Смердячее Болото было исключением. Через болото, которое и дало название деревне, шла старая тропа контрабандистов, которые сбывали в деревне ворованный товар, часто можно было купить в болоте такие диковинки, которые даже в городах редко найдёшь – оттого и рынок там был больше и торговля шла живее. Дорога в Смердячее была хорошая, широкая, утоптанная, накатанная тяжёлыми повозками, каждый день вывозившими оттуда купленные у лихих людей редкие товары. Торговцы со всей округи торговали смердячинскими товарами.

Жернов остановился почти у самой деревни, он уже видел дозорную башню на холме, из-за которого поднимались белые струйки дыма деревенских печей. Старая кобыла отказывалась идти дальше. Он спешился и отвёл её в сторону от дороги, чтобы дать передохнуть, а сам закатал рукава, поплевал на ладони и подтянул верёвки, которыми были привязаны мешки. Потом подумал, отвязал мешки и бережно опустил их на траву. “А ну как кобыла вспотела – бока в пене уже. Так ещё и мука пропитается, вонять будет...” – подумал Жернов и перевернул мешки... на всякий случай, чтобы просохли: “Вонючая мука – эт нехорошо”.

Он расшнуровал ворот залатаной рубахи, потянулся… Хорошее было утро, прохладное, воздух наполнял запах полевых цветов. “Цветы эт хорошо” подумал Жернов, “Наберу-ка я Пышке цветов, девки-то до цветов охочие, глядишь, полюбит меня сразу.”. На лугу стояла пасека – аккуратная, ухоженная, приятно посмотреть. Над строганными бортями соломенные крыши, все новенькие, ни одной прорехи. Налюбовавшись на пасеку, парень принялся собирать цветы. Он не брал все подряд, выбирал покрасивее, мысли его наполняли фантазии в которых Пышка с букетом на закате смотрела на него влюблённым взглядом и томно вздыхала, не находя слов от того, какой же хороший он парень. Его мечтания прервала пчела. Пчела села ему на кончик носа. Он свёл глаза к переносице, пчела двоилась. Жернов медленно распрямился. Пчела сидела на носу не двигаясь и смотрела на него.

– Кыш! Прочь! Не кусай… – Тихо произнёс он и подумал “пчела эт плохо…”. Ему показалось, что пчела помотала головой из стороны в сторону. Потом ужалила, боль пронзила нос.

Ногтями он вытащил жало и щелчком сбросил его в траву. Обрушившееся на него несчастье он осознал не сразу. Пчела-то – ерудна, а вот нос распухнет и Пышка, Закат… Он заорал, насылая проклятия на весь пчелиный род. Что теперь делать? Он посмотрел на букет. “Букет делу не поможет, она как рожу мою опухшую увидит…”

Ему было до слёз обидно, он же с утра собирался, клячу эту полудохлую седлал, муку по мешкам рассыпал… а тут пчела и… всё! Все старания кобыле под хвост. “А может пронесёт и не распухнет нос?” от этой мысли ему стало легче. Уже без настроения, он вернулся к кобыле, привязал на место мешки и засунул под верёвку букет. “Может и не распухнет…” успокаивал он себя.

Въехав в деревню он понял, что надежды его были тщетны, нос покраснел и раздулся как помидор. “Может до вечера и пройдёт, всё хорошо будет?” – подумал он, но сам себе не поверил, потому что, конечно, не пройдёт, это же пчела – такое за полдня никогда не проходит… Настроение его продолжало ухудшаться. “Как теперь муку-то продать? Вдруг Пышка на рынке булками своими торгует, меня увидит, а у меня рожа, что свиное рыло…”. Он свернул с главной улицы, ведущей на рыночную площадь и переулками проехал к рыночной площади. Аккуратные смердяченские домики с белёными фасадами, цветами на окнах, крытые черепицей – в другой день порадовали бы его своей нарядностью, но сейчас его только злили: “Они тут эт… зажрались совсем на ворованном добре, ишь понастроили…”.

На коновязи у площади он привязал лошадь и, взяв подмышки мешки, отправился в дальний от палаток пекарей угол площади, где торговали рыбой и мясом. Запах стоял – хоть нос зажимай. Жернов опять вспомнил про нос и помрачнел.

– Эй, мужик, тебе мука не нужна? Хорошая! – Обратился он к мяснику в грязном кожаном фартуке, свежевавшему кролика у ближнего прилавка.

– День добрый… – Начал мясник, заканчивая разделывать тушку. Он в последний раз рубанул, отделив кроличье бедро от голени и, вытерев пот со лба, поднял взгляд на Жернова.

Увидев нос парня он безуспешно попытался сдержать смех. Жернов покраснел от злости. Мясник быстро справился с собой, спросил с участием:

– Эк, тебя разнесло, брат. Пчела, что ли, так над тобой надругалась?

– Пчела, чтоб ей сдохнуть.

– Так поди уже и сдохла? – Философски заметил мясник. Он сложил мясо в корзину и поставил её под прилавок.

– Тебе эт… мука-то нужна или нет? – Раздражённо переспросил Жернов.

– Да мне-то она на что? Ты бы, брат, с мукой-то к пекарям шёл… Здесь мясо да рыба. – Мясник протянул руку указывая на ряды пекарских палаток.

– Умный какой выискался… – Огрызнулся Жернов и пошёл дальше. К пекарям ему никак нельзя было, там же Пышка.

Мука здесь действительно была никому не нужна. Он шёл от прилавка к прилавку, проталкиваясь сквозь толпу. Нос болел и чесался, настроение становилось всё хуже, а муку так никто и не брал…

– Эй, красивый дяденька. А это, что у вас, мука? А что за мука? Продаёте?

– Продаю, пшеничная… – Недовольно пробурчал Жернов он и повернулся на голос.

Ему улыбалась девочка, в переднике, надетом поверх некрашеного льняного сарафана. Она смущённо посмотрела на его нос:

– Простите… – пробормотала она, потупив взгляд.

– За что?

– Да вот… сказала, что вы красивый дяденька, в у вас вот нос… Но мука мне всё равно нужна. Возьму за хорошую цену. Сразу оба мешка. Почём? – Протараторила она и снова улыбнулась ему.

– Ох… – Сил сердиться у него уже не было. – Мешок – пятнадцать. Два, стало быть – тридцать. – Он уже почти отчаялся продать свой товар. В то, что девочка купит у него муку, ему не верилось. Откуда у неё деньги? Да и не поднимет она даже один мешок…

– Покажите! – Девочка по-хозяйски скрестила руки на груди.

– Что показать? – Переспросил он, подумав про свой распухший нос.

– Муку покажите, хочу посмотреть. – Она указала пальчиком на мешки.

Он присел, поставив муку на гладкий булыжник деревенской площади. “Булыжником мостят” – подумал он “вот зажрались…”.

– Смотри. Вот… – Он развязал один из мешков и раскрыл его перед девочкой. Она со знанием дела поковырялсь в муке, потом облизала пальчик, опустила его в муку, попробовала на вкус. Наклонилась к мешку, принюхалась.

– Вроде хорошая, второй покажите! – Она вытерла палец о передник.

– Ты откуда такая бойкая выискалась? – К Жернову вернулась надежда, что муку он может и продаст. Он даже улыбнулся девочке, если бы она хотела его обмануть, стала бы она муку смотреть, про цену узнавать? Выкинула бы какую-нибудь глупость детскую и убежала… Он развязал второй мешок. – Смотри. Сам молол! Отменная мука, рассыпчатая.

Девочка проверила и этот мешок, а потом легонько пнула ножкой каждый из мешков, проверив не слежалась ли мука.

– А с носом, что? Пчела что ли ужалила? – Она изучающе посмотрела на нос парня.

– Пчела, чтоб ей…

– Мука хорошая, возьму. – Она опять заулыбалась. – И я… не выискалась, я местная, меня зовут Осока, внучка нашей знахарки. Возьму мешок за десять, оба за пятнадцать.

– Один за пятнадцать! – Возмутился Жернов.

– Неа, оба. За пятнадцать. И помогу нос вылечить.

– Пятнадцать эт уж больно мало, давай два за двадцать пять, а? – Он заметил, что в стороне остановилась пара деревенских зевак, они наблюдали за их торгом, кивали в его сторону и посмеивались, явно симпатизируя девочке.

– Вы же их всё равно тут не продадите… к пекарям не пошли, она у вас поди ворованная… – Она поправила платье, посмотрела на небо и снова повернулась к нему. – Лучше два за пятнадцать, чем их назад везти. И с носом помогу, договорюсь с бабулей, она вылечит – будет лучше чем раньше! Ну, что по рукам?

“Эт она права, конечно…” – подумал Жернов: “не продам я их тут, но два за пятнадцать? Вот шельма мелкая!”.

– По рукам. – Выдохнул он грустно. – Как ты их донесёшь-то?

– А я на ослике, дяденька, он и донесёт. – Осока опять улыбнулась. – Поможете до ослика отнести?

Пока он нёс к ослику мешки, Осока рассказала ему, что её бабушка – известная травница, которая живёт у самого болота за кладбищем, и показала дорогу как добраться до её хижины.

– Я бабуле скажу, что вы придёте, она будет ждать. А если дорогу не найдёте – у любого спросите, где бабушка-Болотница живёт, её тут все знают. В общем – приходите! И не бойтесь болота, а то слухи тут разные ходят… – Жернов закрепил мешки. Осока подёргала за верёвки, кивнула ему, взяла ослика за привязь и повела прочь. Не поворачиваясь она помахала ему: – Спасибо за муку!

Глава 2

Стоял жаркий полдень. Времени до заката оставалось порядочно и, Жернов, перекусив, решил, что всё не так и плохо: “Ну пчела, ну нос… Муку-то продал, деньги есть, а тут ещё и знахарка может ему помочь. Чего нос-то вешать?”. Нос. Он опять скосил глаза на свой распухший нос, всё-таки надо было не откладывать визит к бабушке-Болотнице, а то вдруг её знахарство не сразу подействует.

Жернов проверил букет, он был на месте между седлом и потником. Сел на кобылу и направился к знахарке, оставив позади шумную рыночную площадь. Дом её найти было нетрудно, прямо по улице, которую указала Осока, потом мимо старого кладбища с перекошенными, заросшими мхом надгробиями и вниз к болоту. На самом берегу топи, посреди высохшего от жары камыша, стоял её дом. Хижина у знахарки была знатная, богатая двухэтажная домина, сложенная из здоровенных брёвен, во дворе были две постройки, одна по-видимому стойло, другая – небольшой амбар.

Он постучал. Ничего. Постучал снова и услышал шаги за дверью.

– Иду уже, чего дверям-то кости ломаешь, – отозвался старческий голос изнутри.

Пожилая женщина в чёрном до пола платье с запачканными рукавами открыла дверь.

– А... Ты с носом… Заходи, хороший мой. Мне внучка про тебя говорила. Помогу тебе.

Жернов вошёл, внутри стоял приятный запах чеснока и мяты, под потолком сушились пучки трав, а в грязных банках на полках шевелились какие-то гады. Он пригляделся: в одной банке жались к стеклу крысы, тараща на него маленькие чёрные глазки, в другой жабы наползали друг на друга, в третьей, переплетаясь между собой, шевелились гадюки. В углу стояла старая железная медогонка, а в печи на огне кипело какое-то варево. На подоконнике теснились глиняные горшки с травами, и яркий свет из окна ломаясь об их силуэты рисовал на полу загадочные узоры. “Настоящая, похоже, знахарка. Вон у неё всяких знахарских штук сколько.” – подумал он.

– Ну что? Насмотрелся? – Спросила бабушка-Болотница, расчёсывая рукой седые волосы. – Садись уже.

Он сел за тяжёлый, стол, уставленный разной хозяйской утварью, склянками, досками и коробочками. Старушка тем временем молча проковыляла к печи. Болотница посмотрела на своё варево, помешала его огромной деревянной ложкой, поцокала языком, покачала головой. Повернулась к парню и снова покачала головой.

– Эхх… – Выдохнула она по-старчески хрипло, и закатала рукава по локоть. Потом снова повернулась к печи. Посмотрела на котелок, плюнула в него и пошла к столу. Молча она взяла со стола старую рукавицу в заплатках, надела её на свою маленькую сморщенную руку и вернулась к печи. Сняла рукавицей котелок с крюка, подошла к окну и, открыв его вылила своё варево наружу. Снова зацокала языком.

– Бабушка, я эт… по делу… – начал Жернов, не выдержав затянувшейся паузы, но Болотница прервала его.

– Ясно, что по делу, хороший ты мой. Пчела тебя укусила, знаю. Только в чём твоя печаль – непонятно. Всех пчёлы кусают, это же не болезнь какая – три дня и само пройдёт…

Жернов потрогал опухший нос, его разнесло так, что, казалось, стали опухать уже и щёки.

– Да не в пчеле дело. Не могу я ждать три дня, я эт… на свидание приехал к девушке, страсть у меня к ней романтическая. А увидит она, что у меня эт рылом… Как мы с ней тогда?

Старушка сочувственно кивнула:

– Ясно, ясно, дело молодое… Ну ничего, милый, всё хорошо будет, всё будет хорошо! Я тебе сейчас жабу волшебную зажарю, съешь её и через час уже нос будет краше прежнего.

Жернова передёрнуло. В жизни он жаб не ел и пробовать совсем не хотелось. Да и с трудом он мог представить существо противнее жабы!

– А можно нос краше прежнего, но только, чтобы жабу не есть, а? Бабуля, я заплачу – не обижу.

– Не обидит он… – Буркнула Болотница, и наклонилась к нему. Её серые как паутина волосы опустились до столешницы. – Я тебе говорю, жаба – волшебная, а без волшебства хворь твою за день не извести. Хочешь нос вернуть – ешь жабу и точка! И жаба, чтоб ты знал – не бесплатная! Или проваливай отсюда. А то нашёлся – нос хочу, жабу не хочу, как девка капризная!

– Ладно-ладно, бабуля. Чего завелась-то? – Он поднял к ней ладони в примиряющем жесте. – Надо, так надо. Мне же эт правда… очень нужно, говорю же, свидание у меня. Жаба так жаба, а что? И не такое ел. – Соврал Жернов. Ничего более мерзкого чем жареная жаба он не ел в жизни и от одной мысли об этом к горлу подкатывала тошнота, а кишки узлом заворачивались.

– Жаба – двадцать монет! – Болотница выпрямилась, и встала вздёрнув крючковатый нос, всей своей позой показывая, что торг не уместен.

Парень открыл рот от изумления:

– Двадцать? Да я два мешка отличной муки твоей внучке за пятнадцать продал! Золотые у тебя жабы что-ли?

Болотница задрала нос ещё выше и потрясла пальцем:

– Волшебные, а не золотые! – Она сложила руки за спиной и хитро прищуря глаза снова наклонилась к нему: – А что, больше денег у тебя нет что ли?

– Нет, эт всё... А ещё я на две монетки пообедал, а ещё кобыле надо бы овса. Итого двенадцать остаётся, но мне же ещё и какую-нибудь побрякушку купить… для Пышки. – Он растерялся... Что за жаба такая волшебная, что за неё столько отдать надо…

Старушка зацокала языком и ненадолго замолчала, что-то обдумывая, при этом продолжая пристально смотреть на Жернова, отчего тому всё больше становилось неуютно. Думала она довольно долго.

– Придумала! – Вдруг резко и громко сказала она, встрепенувшись, отчего её седые волосы колыхнулись как болотная тина. – Эта твоя Пышка – пекарская дочка, что ли?

– Она самая.

Болотница махнула рукой:

– Эээ… Я её знаю, не гордая она, без побрякушек обойдётся. А кобылу на лугу выпасешь. Вот! – Она скрестила руки на груди, прямо как Осока утром на рынке. – Давай так: жабу, так и быть, уступлю за десять, потому, что внучка за тебя попросила. Скажи ей потом спасибо. Говорила, что хороший ты парень, понравился ей наверное…

– Благодарю… – Начал Жернов, но Болотница прервала его:

– Но вот, что ещё тебе надо! Есть у меня зелье, ужасно волшебное – “Могучий Мужик” называется. Выпьешь – любая девица к тебе в руки сама потянется, хоть пекарша, а хоть принцесса. Но оно – три монеты ещё. – Она нетерпеливо уставилась на него, нервно теребя своё платье.

– Ого! – У Жернова округлились глаза. – Любая? Хоть принцесса?

– Хоть королева! – Засмеялась старуха. – Ну, что по рукам?

– По рукам, – взволнованно сказал он и добавил: – Бабуля, а у вас эт… все в семье все так торгуются?

Болотница ответила каким-то нечленораздельным кряхтением и пошла к печи, взяла сковородку с каминной доски и вынула из банки за лапку самую жирную жабу. Она поставила сковородку на стол и со всего размаха ударила жабой по сковороде:

– А то ускачет... – Пояснила она и вышла из комнаты. Вернулась она с круглым речным камнем и небольшим деревянным молотком. Она придавила жабу камнеи и стала постукивать по нему молотком, приговаривая нараспев:

– Чтобы лучше пропеклась,

Молотком по ней хрясь-хрясь!

Жернов, наблюдал за происходящим как заворожённый. Ему, казалось, что волшебство уже действует… Внезапно Болотница остановилась и подняла на него глаза:

– Я вижу парень ты честный, не сердись на моё недоверие, но положи деньги на стол, чтобы я ну.. Знала, что они у тебя есть. А то всякое бывает.

Он вынул из кармана всё, что там было:

– Вот, тут тринадцать, эт всё, что есть.

– Ты же мой хороший.  – Прокряхтела Болотница и улыбнулась, увидев деньги. – Вот и внучка сказала – такой вот хороший, честный парень… – Она поцокала языком, взяла сковороду с жабой и поставила её на железную решётку в печи. – Сейчас уже скоро. – Заботливо добавила она.

Болотница ещё какое-то время суетилась над жабой, посыпала её чем-то, добавляла разные травы.

– Ты не смотри, что жаба мерзкая, я сейчас её сдобрю как следует будет королевское кушанье! Вот, готово!

Мы добавим сельдерей,

Жаба с ним вдвойне вкусней! – Она посыпала нарезанные стебли на жабу и поставила сковороду перед Жерновом. – Ешь, мой хороший, ешь!

“Ну если после этого Пышка меня не полюбит – то нет на свете справедливости!” – подумал он, закрыл глаза и откусил жабью лапку.

Было вкусно! Он открыл глаза и улыбнулся.

– Что, нравится? – Улыбка болотницы полумесяцем расползлась под её крючковатым носом. – Как курочка жареная, да?

Он откусил ещё два кусочка прежде чем заметил, что нос больше не болит. Отложив жабу на сковородку он ощупал нос – тот стал намного меньше, опухоль ушла, кожа стала гладкой и нежной! “Ай да знахарка!” – подумал он – “Бабка-то настоящие чудеса творит!”. И тут заметил, что его рука позеленела, он встряхнул головой, пытаясь прогнать видение, но оно не прошло, более того между пальцев стали натягиваться зелёные полупрозрачные перепонки. Комната, где они находились стала расти. Он хотел спросить Болотницу, что происходит, но вместо этого смог произнести только жалостливое, протяжное: – Ква-а-а…

Болотница, ставшая невероятно большой склонилась над ним.

– Эхх… – Грустно вздохнула она. – Опять жаба… Сплошные жабы, крысы и гадюки…

Старуха, взяла его за заднюю лапку и отнесла в стеклянную банку: – Посиди пока тут, могучий мужик... Ещё до пекарки не добрался, а ему уже принцессу подавай… Жадность – это скверно.

Дверь в хижину отворилась, на пороге, стояла весёлая Осока.

– Внученька, – невесело поприветствовала её знахарка, – Заходи милая. Как дела на пасеке?

– Как всегда – прекрасно! Пчёлы добрые и послушные, шлют тебе большой привет! – Девочка как всегда улыбалась. – А у тебя как дела? Парень с носом приходил?

– Приходил…

– И как? Получилось? – Осока от волнения прижала кулачки к груди и с надеждой посмотрела на Болотницу.

– Увы… – Лицо Болотницы стало ещё более грустным, она поцокала языком. – Опять жаба.

– Опять жаба… – Повторила за ней Осока с сожалением в голосе. Она села рядом и обняла бабушку. – Но до моего дня рождения всего неделя, помнишь? А ты обещала щеночка.

Глава 3

Весёлая Осока вприпыжу шла на свою пасеку, за ней семенил маленький щенок в нарядном голубом ошейнике.

– Осока, привет малышка! Не угостишь медком? – Поприветствовал её старый караульный когда она проходила мимо сторожевой башни.

– Дядя, Ломонос! – Улыбнулась ему девочка. – Конечно, после обеда занесу!

– Экий у тебя щенок милый! – Он прислонил ржавое копьё к опоре башни и присел рядом с собачкой. Щенок настороженно зарычал. – Ого, ишь какой грозный! Как зовут?

– Я назвала его Стражник, будет теперь меня защищать!

– Тебя-то? – Ломонос засмеялся. – А Стражник – хорошее имя! – Он одобрительно кивнул и потянулся к щенку, но, когда тот снова зарычал, убрал руку. – Прислали нам тут недавно из соседней деревни одного стражника, так тот захворал, жаловался, что с болота нашего его продуло. Простудился наверное, два дня носом хлюпал, сопли пускал, а потом и вовсе пропал. Поди домой к себе вернулся, не всем наша собачья работа сгодится… Сидишь тут как пёс на цепи и день и ночь. Ты уж, дорогая, о своём щенке заботься как следует, пусть хоть одному стражнику хорошо живётся. – Он печально улыбнулся и потрепал девочку по головке. – Корми его как следует.

– Конечно, кормлю от пуза! – Осока хихикнула. – Он крысятинку любит, так я ему каждый день жирную крыску даю! – Я буду очень хорошо о нём заботиться, обещаю! Я побегу, дяденька Ломонос, а то, как вы говорите, дел до пятой точки!

– Давай, Беги, бортница. Пчёлы уже соскучились!

Уходя она не поворачиваясь помахала ему: – Я запомню про мёд. И пирожки принесу – бабуленька обещала испечь сегодня!

Осока пошла вприпрыжку к пасеке весело напевая какую-то песенку, слова которой Ломонос не расслышал, кажется что-то про молоток и жабу. Очаровательный щенок бежал за ней следом, весело тявкая и виляя хвостом…

“Золотое дитя!” – подумал старый караульный: “Все бы дети такими были, то-то радость бы была!”