Текст книги "Остров вчерашнего дня"

Автор книги: Антон Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Антон Леонтьев
Остров вчерашнего дня

© Леонтьев А. В., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Истина – это крошечный остров в океане лжи и заблуждений.

Аноним

Она едва не опоздала на поезд. А все потому, что вместе с убийцей выбирала книги.

Или с предполагаемым убийцей, хотя Нина не сомневалась, что в гибели как минимум десятка людей виноват именно он.

В смерти «десяти негритят».

Тех самых десяти, сумевших уйти от правосудия и заслуженного наказания преступников, каждый из которых был виновен в чьей-то гибели; тех, кого он, убийца, тщательно спланировавший и осуществивший всю эту жуткую операцию возмездия в строгом соответствии с детской считалочкой, заманил на Негритянский же остров на юге Англии, в паре миль от побережья Девона.

Тех самых «десяти негритят», жизнь и смерть которых друг за другом от руки крайне изобретательного и столь же изворотливого поборника карающего меча неотвратимого правосудия (а также шприца с ядом, топора, револьвера и трости со свинцовым набалдашником) выдумала и живописала в своем всемирно известном романе, признанном лучшим детективным произведением всех временем и народов, королева этого жанра – Агата Кристи.

Ну да, вот так банально едва не опоздала на поезд с Паддингтонского вокзала, который отправлялся в Плимут, графство Девон, в двенадцать сорок.

Убийца, старый судья Уоргрейв, которого в первом советском триллере играл неподражаемый Владимир Зельдин (Нина именно таким его себе и представляла – до того, как оказалась в самом знаменитом, шокирующем и столь безнадежном романе Агаты Кристи), в реальной жизни был ничуть не похож на персонажа фильма Говорухина.

Ну просто ничуть.

Хотя жизнь, в которой она оказалась, шагнув через литературный портал – свою деревянную темно-синюю лакированную дверь с ручкой в виде разинутой пасти льва, – основывалась на событиях выдуманного произведения и авторской фантазии, была, с одной стороны, фиктивная, однако с другой – абсолютно настоящая.

Просто она разворачивалась в своей особой, параллельной, литературной вселенной, доступ к которой открывался лишь избранным и только через этот самый портал и свою собственную дверь.

Нина, одетая, как полагалось по моде середины тридцатых годов, ничуть не выделялась из толпы пассажиров, сновавших по заполненной угольным паровозным дымом платформе. Она и не имела права выделяться – не хватало еще, чтобы ее разоблачили и, чего доброго, арестовали.

Хотя она могла в любой момент вернуться в свой мир, открыв собственную дверь.

Если та, конечно же, была готова выпустить ее из литературной вселенной, в которой она оказалась, ведь иногда случалось, что дверь не открывалась, потому что задание, с которым Нина прибыла в эту художественную вселенную, не было выполнено до конца.

А она и прибыла – чтобы, если получится, остановить гибель пусть и замешанных в убийствах, но не заслуживающих подобной жуткой участи «десяти негритят».

И изобличить убийцу, того самого, который, посмотрев на большие часы, показывавшие половину первого, неторопливо зашел в книжный магазинчик на Паддингтонском вокзале.

Понимая, что без старого судьи Лоуренса Уоргрейва она в поезд не сядет, Нина, то и дело посматривая на наручные часики и теребя кружевные манжеты, послушно последовала за ним.

Объект не следовало упускать из виду.

Судья, облаченный, несмотря на достаточно жаркую погоду начала августа 1936 года, в длинное пальто и котелок, держал в одной руке, затянутой черной кожаной перчаткой, массивную трость с диковинным набалдашником (уж не ту ли, при помощи которой он расправился с одним из «негритят», старым генералом, роль которого в советском триллере исполнял Михаил Глузский, с силой опустив массивный набалдашник на затылок вояки, виновного в том, что еще во времена Первой мировой он отправил на неминуемую смерть во фронтовой мясорубке любовника своей жены?), а в другой – объемистый саквояж, в котором наверняка покоились предметы, необходимые для ряда прочих убийств на острове, остановился около стенда с детективной литературой.

Уж не с романами ли Агаты Кристи – той самой, продуктом воображения которой он, в сущности, сам и являлся?

Нина, вновь беспокойно посмотрев на часы и понимая, что до отправления поезда остались считаные минуты, все размышляла, как же ей поступить – старый судья что, передумал ехать на Негритянский остров и решил остаться в Лондоне?

Или он просто забыл о времени – и стоит ему тактично напомнить? Только вот как? Подойти и, взяв под локоток, душевным голосом произнести: «Ваша Честь, поезд сейчас отправится вместе с «негритятами», но без вас, их убийцы. Не соблаговолите ли пройти в салон первого класса? Может, вас проводить на платформу? Разрешите помочь вам с вашим наверняка тяжеленным и полным смертельных вещиц саквояжем?»

И он, вручив ей забитый орудиями будущих убийств саквояж, позволит проводить себя на перрон к вагону первого класса.

И это при том, что она сама, как и надлежало особе ее положения, ехала в третьем.

Понимая, что такого точно не будет и что подобное она никогда не скажет, Нина вновь посмотрела на часы: до отправления поезда оставалось шесть минут, а старый судья Уоргрейв, к которому, явно распознав в нем солидного и, что важнее всего, состоятельного клиента, тотчас подлетел услужливый, с зализанными волосами, молодой продавец.

Если старый судья не торопился, даже поставив тяжелый саквояж, в котором было невесть что, на пол, значит, это было частью его плана. Это ведь роман Агаты Кристи начинался со сцены с ним в купе, однако Нина еще во время своего самого первого путешествия, которое завело ее в дебри до той поры не особо ею любимого романа Федора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы», убедилась, что литературная вселенная, пусть и порожденная фантазией автора, жила по своим собственным, ни от кого не зависящим законам, и зачастую там все было не просто иначе, а шиворот-навыворот[1]1
  Речь об этом идет в романе Антона Леонтьева «Пепел книжных страниц», издательство «Эксмо».


[Закрыть].

Как и в реальной жизни. Впрочем, это и была реальная жизнь, и призывный гудок их паровоза на Плимут, самый большой город графства Девон, был красноречивым, вернее, трубогласным тому подтверждением.

Автор создавал своего рода литературный каркас, а вселенная мира его фантазии, получив путевку в жизнь, обвивала его причудливо переплетенными лианами, зачастую пускавшими крайне экзотические литературные цветы.

И в «Братьях Карамазовых» тогда все оказалось далеко не так, как у Федора Михайловича, и хоть насильственную смерть старика Карамазова она предотвратить не смогла, однако сумела вычислить его убийцу, который оказался совсем не тем, кого все поколения читателей считали таковым.

А затем, в «Анне Карениной», она сумела-таки спасти главную героиню от смерти под колесами поезда, а также от любовного адюльтера с Вронским, а помимо этого вывела на чистую воду целую отлично законспирированную банду великосветских убийц.

За прошедшие с тех пор несколько лет она побывала в разных местах и много чего изменила: нет, не в книгах, сюжет которых всегда остается незыблемым, подчиняясь только воле автора – что на бумаге, что в цифровом варианте в Интернете, а в отпочковавшихся от произведений параллельных литературных вселенных, не менее реальных, чем тот мир, в котором жила сама Нина.

Кто знает, может, и она сама – тоже героиня чьего-то романа?

Если это и было так, что ничего против этого Нина не имела, а доступ к порталу в литературные миры стал ее жизнью – подлинной и изменению не подлежащей.

А потом была «Лолита» Набокова, которая не только не умерла юной, успев пережить годы сексуального рабства у своего жуткого отчима, а затем у шайки извращенцев, но и вообще избежала участи стать чьей-то жертвой, вместо этого наслаждаясь счастливым детством обычной резвой девчушки[2]2
  Об этом повествует роман Антона Леонтьева «Ее настоящая жизнь», издательство «Эксмо».


[Закрыть].

Ну а затем последовало путешествие в другой роман Кристи, «Убийство Роджера Экройда», и все для того, чтобы установить, что и там все было далеко не так. И что он крайне странным образом связан с «Собакой Баскервилей» Конан Дойла.

Крайне хитроумного и насквозь порочного злодея, наследившего и тут, и там и обладавшего способностью путешествовать, как и она сама, по литературным мирам, являясь при этом, однако, персонажем романа, Нина в итоге разоблачила, но какой ценой!

Пришлось совершить путешествие в «Десять негритят».

Делая вид, что она сосредоточенно изучает путеводители Кука, примыкавшие к стенду с произведениями королевы детектива, Нина бочком приблизилась к старому судье Уоргрейву, который пролистывал подсовываемые ему продавцом романы в мягкой обложке.

– Сэр, разрешите предложить вашему вниманию вышедший в прошлом месяце роман миссис Ариадны Оливер «Убийство в Ассирии». Я просто всю ночь читал, не в состоянии отложить.

Ну да, не Агаты Кристи, а Ариадны Оливер – Нина это уже знала. Это был сатирический образ великой детективщицы, выведенной Кристи в ряде романов, и шарж на саму себя. Нина помнила: в мире романа Достоевского никто не знал самого Федора Михайловича, что неудивительно.

А в романах Агаты Кристи ее произведения, выходит, сочинила та, кого писательница и изобрела – ее «второе я»: взбалмошная Ариадна Оливер!

Никакого романа с названием «Убийство в Ассирии» Кристи, конечно же, не писала, из-под ее пера вышло хрестоматийное «Убийство в Месопотамии», и вот Ариадна Оливер создала это произведение и, судя по обилию ее романов, была здесь королевой детектива.

И в этой вселенной Ариадна Оливер ну никак не могла написать «Десять негритят», зато, вероятно, создала иной роман, по своему драматизму и гениальности тому не уступающий, но в мире Нины никому не известный.

Вот только какой? Жаль, что узнать этого Нина еще не могла: в ее мире Агата Кристи написала свой шедевр в 1939 году, и если дата создания этого произведения здесь не изменилась, то предстояло ждать еще целых три года, потому что на дворе стоял август 36-го.

О том, что была суббота, восьмое августа, свидетельствовали свежие газеты, заголовки которых гласили у серьезных изданий: «Олимпийские игры в Берлине продолжатся. Весь мир в потрясении от Джесси Оуэнса, выигравшего стометровку». Или: «Власть после переворота в Греции перешла к военным». А также: «Вести с поля битвы в Испании: кардинал провозгласил крестовый поход против коммунизма». Ну и, конечно, у бульварной прессы: «Король, по слухам, сделал предложение миссис Симпсон».

Нина, к путешествию в тридцатые тщательно готовившаяся, знала, что все эти события и в самом деле произошли в августе 36 года.

И даже король был все тот же, дядя Елизаветы Вечной из ее мира, тот самый Эдуард, который ради брака с разведенной американкой отрекся в декабре того же года от престола, тем самым открыв к нему путь девочке-принцессе, которую Нина всю свою жизнь знала пожилой, очень пожилой и крайне пожилой дамой с седыми волосами и в нарядах пастельных тонов.

Но имелись отличия. Так, «Бизи Би», специализировавшаяся на сплетнях из мира знаменитых и богатых, ставила своих читателей в известность: «Голливудская дива Габриэлла Тёрл тайно сочеталась браком в Каннах с американским миллионером Элмером Робсоном III».

А еще: «Пилот Майкл Сетон готовится к перелету через Тихий океан». И – «Новая информация о сэре Мэтью Сетоне, его дяде и самом богатом человеке Британии и орнитологе-любителе: диагноз рака вскрытие не подтвердило. Его самоубийство морфином в конце июля после того, как он впервые за двадцать три года покинул свое поместье в Шотландии и отправился наблюдать за птицами: фатальная ошибка врача, фантазии богатого чудака или фамильное проклятие? Все подробности только у нас!»

Чувствуя дрожь в пальцах, Нина взяла это издание, приятно пахнущее свежей типографской краской. Имена дяди и племянника Сетонов о чем-то ей говорили, но она сконцентрировалась на фото голливудской звезды.

Она была рада за незнакомую, судя по черно-белому фото, более чем прелестную кинематографическую диву, которая, однако, существовала только тут – и в мире романа Кристи была, по слухам, одной из предыдущих владелиц Негритянского острова, который, выходит, купила у своего нынешнего мужа, американского миллионера; того самого острова, который в здешней литературной действительности приобрел неторопливо рассматривавший творения альтернативной королевы детектива (и сам являвшийся таковым) старый судья Уоргрейв, судя по всему, ничуть не торопясь на скорый в Плимут, отправлявшийся через четыре, нет, уже три минуты.

Тот самый судья Уоргрейв, ничуть не похожий на актера Владимира Зельдина: с неприятным вытянутым лошадиным лицом, острыми, как лезвия, тонкими бескровными губами, ухоженной седой эспаньолкой и пронзительными, близко посаженными, темными глазами.

Глазами убийцы?

Если не убийцы в настоящем, так в будущем.

Или нет?

Вот чтобы это разузнать, Нина и прибыла сюда через свою дверь литературного портала.

– Это я уже читал, – заявил скрипучим, далеко не самым приятным голосом судья, – автор не имеет ни малейшего представления о реалиях наших протекторатов на Востоке!

А этот крайне неприятный субъект, выходит, имел?

Крайне неприятный и явно не торопившийся на скорый в Плимут.

Краем глаза заметив Нину и с некоторым пренебрежением оценив ее скромный костюм, сделав вывод, что клиентка далеко не самая важная птица, в отличие от этого импозантного джентльмена, продавец обратился к девушке:

– Мисс, если вы хотите читать «Бизи Би», то прошу вас купить ее!

Нина, смутившись, поняла, что он принял ее за стесненную в средствах особу, которая, околачиваясь в книжной лавке и не покупая периодику, листает газеты и знакомится с актуальными событиями.

– А романы Агаты Кристи у вас есть? – спросила она на всякий случай, и продавец процедил:

– Агаты кого? Впервые о такой слышу! Она что, поваренные книги пишет?

Ну да, нечто вроде «Как приготовить идеальное убийство».

Так и есть, Агату Кристи в этом мире никто не знал.

– А вы не подскажете, с какой платформы отправляется скорый на Плимут? – спросила Нина намеренно громко на тот случай, если старый судья Уоргрейв все же забыл, что ему уже давно пора расположиться в салоне первого класса, перебирая в уме все детали предстоящих серийных убийств.

Обращалась она к продавцу, хотя реплика была адресована именно что судье, а торговый работник, нервно дернув шеей, заявил:

– Мисс, я вам не справочное бюро, а книжный агент!

Ну да, будь она в норковом манто и с длиннющим жемчужным ожерельем вокруг шеи, он бы выскочил из лавки и, узнав, что требуется богатой и, вполне вероятно, знатной покупательнице, с льстивой улыбкой проинформировал бы ее.

Вполне закономерно надеясь на щедрые чаевые. А так, зная, что от этой скромно одетой девицы, к тому же явно иностранке, говорящей по-английски хоть и бегло, но с акцентом, не только чаевых, даже скудных, не дождешься, но и даже свежую «Бизи Би» ей не продашь, он откровенно грубил, предпочитая обихаживать явно выгодного клиента.

«Вашу Честь» судью Уоргрейва, легендарного лондонского юриста и по совместительству – в скором будущем – убийцу «десяти негритят».

А затем подобострастно принялся подсовывать судье другие романы королевы детектива Ариадны Оливер.

– Ах, сэр, да вы, я смотрю, отлично разбираетесь в детективах! Всегда приятно иметь дело со знающим человеком. Тогда вот, прошу вас, один из последних романов миссис Оливер «Почему позвали Робертс?».

Ну да, опять роман с иным названием – в реальности, ее реальности, это должен был быть «Почему не позвали Эванс?».

Судья, повертев книгу, буркнул:

– Тоже знакомо. Сцена дознания коронером – полная нелепица, ничего более смехотворного я в своей жизни еще не читывал.

А затем, стоя сутулой спиной к Нине, произнес:

– Скорый на Плимут отправляется с шестой платформы, мисс. Причем через две минуты. И если вы не поторопитесь, то опоздаете на него.

Нина замерла. Нет, явно не забыл, но, выходит, все же переменил планы? Если так, то и она изменит свои, потому что она не должна упускать из виду убийцу.

Вероятного убийцу.

Ведь чтобы узнать всю правду здешней литературной вселенной, она и попала сюда через свой портал.

– Ах, сэр, да вы просто знаток, каких мало, сэр! Ну, вот, к примеру, один из не самых новых, «Загадка Хорс-хауса».

Ну да, это была ариадноливерская версия агатокристовской «Загадки Энд-хауса».

– Гм, а вот это я, в самом деле, еще не читал.

Сияя, продавец заявил:

– Сэр, вам завернуть?

Судья, наконец подняв стоявший у его ног тяжелый саквояж, заявил:

– Нет, не надо, милейший! Вот, держите, сдачи не надо. Мне пора, иначе мой поезд сейчас уйдет.

Прихватив «Загадку Хорс-хауса», судья, сопровождаемый певшим ему осанну продавцом, направился к выходу.

Нет, не забыл и не переменил планы. Судя по всему, субъект этот крайне хладнокровный, не поддающийся панике и умеющий выжидать.

Идеальный серийный убийца.

Уже на пороге лавки, снова не оборачиваясь, судья опять обратился к Нине, так и замершей около стенда с газетами:

– Мисс, поезд уходит через минуту. Или вы передумали?

Он обернулся, и Нина заметила на его губах странную ухмылку.

Положив газету на место, Нина быстро проследовала за судьей, который, как оказалось, несмотря на свой возраст, обладал быстрым шагом (а также железными нервами и тяжелой рукой), на шестую платформу.

Состав, походивший на тот, в котором ученики Хогвартса ежегодно с платформы 9¾ отправлялись навстречу новым колдовским знаниям и очередным захватывающим приключениям, уже был окутан клубами дыма.

Раздался резкий свисток проводника, и Нина заметила, как судья, вполне по-молодецки вскочив на подножку, оказался в вагоне первого класса.

Она сама, понимая, что поезд вот-вот тронется, унося к острову «негритят», а также их убийцу, а ее саму оставив на платформе Паддингтонского вокзала, вцепилась в поручень первого попавшегося вагона, и проводник помог ей забраться в уже пришедший в движение состав.

– Мисс, в следующий раз прошу вас так не делать. Это только в приключенческих фильмах героини могут лихо садиться в уходящий с платформы поезд. В этот раз я, так и быть, закрою на это глаза. Вы меня поняли, мисс?

Заверив проводника, хоть и журившего нарушительницу порядка, но явно не собиравшегося ни ссаживать ее, ни штрафовать, что она поняла и больше так не будет, Нина протянула ему свой билет, который тот возжелал увидеть.

Ну да, поняла, это так, и уж точно больше не будет, потому что вряд ли ей придется снова сесть в скорый на Плимут, который уносил ее, все разгоняясь, в сторону побережья Девона.

– Мисс, у вас место в третьем классе, а это – второй. Разрешите, я вас провожу!

И, отконвоировав ее в общий вагон с жесткими и неудобными деревянными сиденьями, прямо как в старых советских электричках, проводник с неизменной британской вежливостью пожелал ей доброго пути и удалился.

Вежливость вежливостью, но всяк знай свое место: кто, как судья-убийца, в первом классе, а такие, как она, в третьем: сословно-финансовых различий в Британской империи никто еще не отменял.

Ощутив внезапно накатившую на нее от переживаний последних минут усталость, Нина опустилась на свободное место. И вдруг заметила, что напротив нее восседает с абсолютно прямой спиной, словно аршин проглотив, облаченная во все черное чопорная, совсем не старая, но блеклая и малопривлекательная особа, одетая немодно и бедновато: в уродливой, в стиле старухи Шапокляк шляпке, с тусклой камеей, приколотой к тугому воротнику, и с резко посверкивающим на горбатом носу пенсне.

А в жилистой руке, сжимавшей небольшую сумочку, стоявшую у нее на острых коленях, попутчица держала бледно-синий листок, на котором было что-то напечатано: что, Нина прочесть не могла, но бумага была знакомого оттенка – у нее самой в сумочке покоилось точно такое же приглашение.

Приглашение на смерть на острове у побережья Девона.

Сердце у Нины забилось сильнее – ну да, это же и есть старая дева Эмили Брент, одна из «негритят»!

Та самая, которую судья убил, впрыснув ей в шею из шприца, наверняка покоившегося в бездонных глубинах его саквояжа, цианид, а затем, в полном соответствии со считалочкой, прикрепил ей к воротнику, сейчас украшенному дешевенькой викторианской камеей, осу.

Вина мисс Брент заключалась в том, что, узнав о беременности своей служанки, она выгнала ту из дома, после чего несчастная утопилась. Ну да, поступок, без сомнения, абсолютно бесчеловечный и крайне жестокий, но все же наивная дурочка, соблазненная каким-нибудь смазливым приказчиком (тут Нина отчего-то подумала о продавце книжной лавки с Паддингтонского вокзала), или даже совсем не смазливым, топилась сама, ее голову в рукомойнике своей жилистой, сильной рукой мисс Брент не держала.

Если кого и следовало карать, так этого безымянного отца убиенного малыша, но для Агаты Кристи, придерживавшейся, по всей видимости, далеко не самых феминистских взглядов, что с учетом эпохи было вполне понятно, виновником всех бед была или глупышка-служанка, в минуту отчаяния принявшая сиюминутное решение и покончившая с собой, или ее бывшая хозяйка – малоприятная, явно придирчивая, без сомнений, скупая старая дева.

А вот Нина на месте судьи разузнала бы, с кем разводила шуры-муры несчастная, и пригласила бы на Негритянский остров именно его, а не эту, надо сказать, малосимпатичную особу.

– Вы тоже на Негритянский остров? – произнесла Нина, натужно улыбаясь.

Ну да, туда же, куда эта старая перечница, впрочем, судя по всему, не такая уж и старая, потому что не могла же она ехать куда-то еще?

В романе Кристи не могла, а в литературной вселенной – запросто.

Мисс Брент, поджав губы и сверкнув пенсне, подозрительно уставилась на нее.

– Не знаю, о чем вы ведете речь, мисс! Никогда не слышала ни о каком Негритянском острове!

Выходит, не мисс Брент? Или все-таки мисс Брент, но едущая в скором на Плимут, скажем, к старой приятельнице, например, мисс Марпл, а вовсе не по приглашению судьи.

Нет, именно что по приглашению, сомнений быть не могло: бумага послания у руке мисс Брент точно такая же, что и у того, которое лежало в сумочке Нины.

Значит, врет?

Старая дева мисс Брент, как помнила из текста Нина, практически выучившая роман за недели подготовки к визиту в эту литературную вселенную наизусть, никогда не обманывала, не грешила и, вероятно, даже не пользовалась услугами уборной.

Но зато выгоняла в штормовую осеннюю ночь несчастную глупую служанку, соблазненную каким-то проходимцем, ничуть не заботясь о судьбе девушки и ее ребенка.

Ничуть.

Может, и прав судья, выбрав ее в качестве «негритенка»?

Тут подал голос один из сидевших на соседней скамье попутчиков, смазливый молодой тип, правда, не из разряда приказчиков или продавцов, а, вероятно, мелкий провинциальный джентльмен с изысканными манерами и без гроша за душой – иначе он ехал бы хоть вторым, а не третьим классом.

– Мисс, если позволите мне встрять в вашу беседу, то я тоже отвечу, что никогда о таком острове не слышал. А где он расположен?

Взглянув на молодого человека и отметив его энергичный подбородок и темные синие глаза, Нина отвела взгляд.

…Ну да, такой прекрасно знает, что женщины от него без ума, и он наверняка этим пользуется. Только вот о чем она думает, у нее же есть ее Женя – ее доктор Дорн!

Да, она ведь теперь была официально женой доктора Дорна, Евгения Сергеевича: ну прямо как в чеховской «Чайке». Да и сам Женя походил на Антона Павловича со старомодной, а теперь ультрасовременной бородкой и пенсне.

И пусть они не ходили регистрироваться в загс, а просто, обменявшись кольцами, решили, что отныне стали мужем и женой. Жаль, что кольцо ей пришлось оставить в своей вселенной. Но вряд ли бы его наличие остановило этого нахала, который со нескрываемым интересом пялился на нее.

В загс они не пошли, потому что у доктора Дорна документов не было, по крайней мере, современных: он ведь, хоть и обитал в ее вселенной, был выходцем из иной, литературной.

Только вот какой, она не знала, ибо Женя упорно скрывал это, явно не желая втягивать ее в какую-то неприятную историю.

Чтобы помочь ему и отвести от него ищеек, контролировавших все литературные порталы и подозревавших его в каких-то жутких злодеяниях, Нина тогда и отправилась в «Убийство Роджера Экройда», а позднее в «Собаку Баскервилей».

Подозрения в итоге удалось снять, но отношение литературных «силовиков» к Жене не изменилось: он был пришельцем, вторженцем, подселенцем, безвизовым путешественником из одной вселенной в другую, причем из литературной в реальную, а это было строго-настрого запрещено.

Почему, отчего и в связи с чем, Нина до сих пор не понимала, но договор был дороже денег: чтобы те «силовики», которых они промеж собой называли еще литературными дементорами и литературным КГБ, отстали от него окончательно, она и приняла их предложение, от которого нельзя было оказаться.

Отправиться в «Десять негритят» и узнать, как же все было на самом деле.

Если раньше она могла путешествовать ради своего удовольствия, то теперь у нее было спецзадание.

Ну да, литературное КГБ направило на задание ее, литературную Мату Хари.

Все еще чувствуя на себе взгляд нахального попутчика, Нина произнесла:

– Я, видимо, перепутала.

Да, но как она могла перепутать? Остров был Негритянский, точнее, в английском варианте назывался он еще похлеще, в ее вселенной теперь абсолютно неполиткорректным словом.

Но как могло быть, что никто из приглашенных туда об острове не слышал?

Ведь и судья, и мисс Брент куда-то ехали: один, чтобы совершить убийства, другая, чтобы быть убитой.

– Неудивительно, мисс, ведь вы явно иностранка, – заявила, пряча в сумочку приглашение на Негритянский остров, мисс Брент. – Вероятно, из России?

Нина, все еще чувствуя на себе пристальный взгляд нахального попутчика, ответила:

– Нет, мадам, из Германии.

– Мисс! – строго поправила ее собеседница. – Я никогда не была и уж точно не буду замужем!

Послышалась реплика еще одного пассажира, который, казалось, спал и их беседе не внимал.

– И зря! Хотя в вашем случае, мисс, вероятно, очень даже и нет.

Нина улыбнулась, а мисс Брент, фыркнув, извлекла из сумочки небольшую Библию и стала ее штудировать, демонстративно быстро переворачивая страницы.

– К вашим услугам, мисс. И я, хоть и знаю наши острова отлично, ни о каком таком Негритянском острове еще не слыхивал. Вы точно уверены, что он называется именно так? – произнес попутчик-остряк, и Нина немедленно поняла: это еще один «негритенок», полицейский в отставке Блор, имевший связи с криминальными кругами, виноватый в убийстве и также приглашенный судьей на Негритянский остров.

На остров, о существовании которого никто из туда приглашенных, получается, не имел ни малейшего представления.

Блор, как она помнила из романа, ехал на остров, выдавая себя за некого Дэвиса, потому что судья нанял его в качестве охранника для драгоценностей хозяйки дома, что на самом деле было всего лишь еще одной уловкой, дабы заманить алчного экс-бобби в ловушку.

На остров, которого, как Атлантиды, не существовало.

Но куда тогда держал путь Блор-Дэвис, наверняка также получивший приглашение на бледно-синей бумаге?

В советском фильме его играл Алексей Жарков, а реальный Блор-Дэвис (а он был более чем реален, потому что Нина ощущала аромат дешевого парфюма, исходившего от него, вперемежку с табаком и потом), был невзрачным типом с бегающими глазами и жидкими рыжими волосами.

– Нина… – произнесла девушка и осеклась. Ну да, Нина Петровна Арбенина она звалась в своем мире, и тем более в России, а тут, в литературной вселенной, базировавшейся на романе Агаты Кристи, да еще в Британской империи лета 1936 года, была совсем иным человеком.

Точнее, должна была быть, чтобы получить возможность оказаться на Негритянском острове.

Если тот, конечно же, существовал в действительности.

Пусть и литературной.

– Вера, – ответила она. – Вера Клейторн.

…Ну да, если она и могла выдавать себя за кого-то, то только за няню и учительницу Веру Клейторн, которую в первом советском триллере играла Татьяна Друбич, за последнего «негритенка», чья вина заключалась в том, что она намеренно позволила вверенному ее попечению мальчику, стоявшему между ее любимым и деньгами с аристократическим титулом, выплыть в открытое море – и, конечно же, быть унесенным течением и утонуть.

Только вот любимый, интуитивно разгадав истинную подоплеку того, что все считали трагическим несчастным случаем и шалостью непослушного ребенка, за которую тот столь жестоким образом поплатился собственной жизнью, ничуть не виня коварную гувернантку, отвернулся от нее, а затем, наклюкавшись на океанском лайнере, излил душу первому встречному, который участливо внимал его пьяной исповеди.

Тем чутким слушателем был судья Уоргрейв.

Раздался чей-то вздох, а мисс Брент захлопнула Библию и заявила:

– Фамилия у вас английская, но вы ведь из Германии, как вы сказали?

Ну да, от акцента она избавиться не могла, было бы глупо выдавать себя за истинную британку, поэтому пришлось прибегнуть к трюку.

Немка – потому что теперь, выйдя замуж за Женю, она стала Ниной Дорн.

Хотя и не меняла фамилию.

– Моя матушка была англичанкой, а отец немцем, – пояснила Нина.

Мисс Брент, сверкая пенсне, заявила как отрезала:

– Вашим родителям следовало привить вам английский без акцента! Говорите вы понятно, но сразу слышно, что иностранка!

Подчеркивать этот момент мисс Брент явно нравилось, и живи она на век позднее, наверняка бы являлась безоговорочной сторонницей «брексита» и выдворения «всех этих» иностранцев с территории благословенной Британии (наверное, и «этого французского лягушатника» Пуаро с радостью тоже бы выслала, на что детектив-сладкоежка и ценитель серых клеточек на границе, конечно же, с истинно галльской экспрессивностью возразил бы, что он – parbleu![3]3
  Черт побери! (фр.)


[Закрыть] – никакой не француз, а бельгиец, и это бы все только лишь усугубило: «столица евро-монстра Брюссель»), впрочем, уже давно потерявшей статус империи и скукожившейся до изначальной территории околоевропейских островов.

Ну да, островов, к которым Негритянский, судя по всему, не принадлежал.

Пока Нина раздумывала, что ответить, нахальный попутчик, все время не сводивший с нее взгляда синих глаз, вдруг выдал:

– Gnädiges Fräulein, aus welchem Teil des Deutschen Reiches kommen Sie genau?[4]4
  Достопочтенная фройляйн, вы из какой части немецкого рейха? (нем.)


[Закрыть]

Нина, знающая немецкий намного хуже, чем английский, обеспокоенно заерзала. Если ответит по-немецки, то этот настырный субъект, явно владеющий этим языком на высоком уровне, сразу поймет, что у нее не только английский не родной, но и немецкий тоже, хотя она только что утверждала обратное.

Ее спасла все та же мисс Брент, заявившая:

– Говорить в английском поезде на немецком непатриотично! Но я готова признать, что их новый канцлер, мистер Гитлер, весьма успешен, в отличие от наших мягкотелых британских аристократов. Нам, как и Германии, как и Италии, нужны железная рука, порядок и диктатура, и тогда все станет на свои места!