Текст книги "Мольберт в саду Джоконды"
Автор книги: Антон Леонтьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Это ведь так? – спросил Степа, точнее, не спросил, а подытожил.
Лиза не нашла в себе сил воспротивиться всему тому, что обрушилось на нее, и только кивнула.
– Вот и отлично, Лизок! Я же знал, что ты у меня умничка! А вот я балбес – все время думал о том, чтобы купить шампанское и отметить это по полной программе, да и забыл. Сейчас сбегаю, тут винная лавка рядом. Надо пока пользоваться моментом – скоро, в твоем положении, никакого шампанского! Ты поднимешься или со мной хочешь?
Лиза отрицательно мотнула головой, потому что более всего ей хотелось снова погрузиться в вольтеровское кресло и созерцать «Мону Лизу» – теперь, вне всякого сомнения, только ее «Мону Лизу».
А вместо этого Степа предлагал отпраздновать шампанским то, на что она не давала согласия.
Или все же дала?
Открыв ключом дверь подъезда, Лиза прошмыгнула вовнутрь. Не хотелось ни с кем встречаться, особенно с приставучим и приторным соседом месье Антуаном в красном шарфе и черном берете.
В подъезде никого не было, и Лиза, запыхавшись, поднялась на четвертый этаж.
И что ей теперь делать? Не могла же она оставлять Степу в неведении относительно того, что мнение свое не переменила, а просто не слушала, что он говорит, и поэтому не возражала.
Но если разговор начнется с этого, то легко представить, чем он завершится.
Да, наверное, идея поездки в Париж изначально была неправильной. «Мону Лизу» она так и не увидела – зато обрела свою собственную.
Ну, и заодно потеряла Степу, о чем тот, как раз покупающий дорогое шампанское (у него все должно быть дорогим), не подозревал.
Еще не подозревал.
И все же – что ей теперь делать и, главное, как сказать Степе?
И когда?
Оказавшись на четвертом этаже, Лиза подошла к двери съемной квартиры, уже вставила в замочную скважину ключ и вдруг поняла – что-то не в порядке.
Резко обернувшись, она уставилась на соседскую дверь, ту самую, за которой обитал месье Клод.
Дверь была приоткрыта – как и прошедшей ночью, на пару сантиметров.
Однако на этот раз никакого костлявого пальца, манящего ее, оттуда не высовывалось.
Лиза подошла к соседской двери, ожидая, что в любой момент та распахнется и на пороге возникнет эксцентричный всклокоченный сосед, опять рассказывая ей небылицы местного сумасшедшего.
Но дверь не распахнулась, и никто не выскочил.
– Месье Клод? – произнесла тихо Лиза. – Месье Клод, вы забыли закрыть дверь!
Хотя, если судить по рассказу того же соседа, месье Антуана, месье Клод никогда не забывал закрывать дверь квартиры, которую редко покидал.
Толкнув дверь, Лиза заглянула в длинный темный коридор и снова спросила:
– Месье Клод?
* * *
Ответа не последовало.
Несколько мгновений потоптавшись на пороге, Лиза приняла решение: проще всего было бы, конечно, уйти, прикрыв дверь, и, дождавшись возвращения Степы, или отметить шампанским то, что отмечать она совершенно не желала, или завести с ним крайне серьезный разговор.
Но и делать это она тоже не хотела.
А вот если выяснится, что у их соседа инфаркт или даже инсульт, то можно будет отсрочить празднование и разговор.
Да и вообще, не могла же она бросить на произвол судьбы старого, явно не совсем нормального пожилого человека, которому, не исключено, требовалась помощь.
Или это была ловушка?
Мысль о том, что месье Клод бросится на нее со спины, когда она зайдет в прихожую его квартиры, пришла Лизе слишком поздно.
Она даже обернулась, уверенная, что похожий на привидение старик, в ночной рубашке и с всклокоченными волосами, притаился где-то позади.
Но никакого месье Клода у нее за спиной не было, а только крышка от гроба.
Правда, как, поняла Лиза, придя в себя от легкого шока, даже не от гроба, а от саркофага, причем, судя по мотивам, древнеегипетского.
И, если уж на то пошло, крышка от подлинного древнеегипетского саркофага. Но кто мог себе позволить держать в квартире, пусть и парижской, крышку от настоящего саркофага времен фараонов, которому было несколько тысяч лет, который стоил миллионы и место которому было однозначно в египетском собрании Лувра?
Ну да, месье Клод. Тот самый, про которого его сосед месье Антуан не без зависти заявил, что тот ужасно богат.
Лиза, ощущая себя Али-бабой, попавшим в пещеру разбойников, двинулась вперед по коридору. И тут же ударилась обо что-то ногой. Это были картины, вповалку стоявшие вдоль стен. Лиза сняла закрывавшую их пыльную простыню и увидела что-то искаженное, кубическое.
Но если это Пикассо или кто-то в этом роде, то сколько же это стоит?
И, более того, сколько тут всего картин – только в одном коридоре десятки, если не сотни!
А помимо картин – мраморные бюсты надменных правителей древности, а в противоположном углу коридора – громадный контрабас, явно старинный.
Интересно, Страдивари контрабасы тоже делал?
Лиза толкнула высоченную дверь одной из комнат – и попала в огромный салон с полностью занавешенными окнами и горящими везде светильниками. И картинами повсюду: и на стенах, от самого пола до потолка, и на полу штабелями вдоль стен, подле покрытого запыленными простынями дивана, около и даже на рояле, стоявшем в центре.
Уставившись на одну из картин, Лиза поняла, что где-то видела подобный мотив. Кажется, в Третьяковке. Изящные, словно невесомые балерины Дега.
А вот это что такое под самым потолком – неужели, судя по неподражаемому стилю, кисти самого Ван Гога?
Обведя набитую сокровищами комнату взглядом, который задержался на гигантской хрустальной люстре, в которой отчего-то застрял детский мячик, правда давно сдувшийся (интересно, как долго он там покоится – и не загнал ли его туда малыш Клод лет эдак семьдесят тому назад), Лиза прошла в смежную комнату – и увидела снова картины, а также шкафы, забитые старинными книгами, помимо этого высоченные древнеегипетские статуи, стоявшие около саркофага, на крышку от которого она наткнулась в коридоре.
Лиза ничуть бы не удивилась, если бы обнаружила на дне саркофага месье Клода, спящего безмятежным детским сном.
Ну, или спеленутую египетскую мумию.
Однако там она наткнулась на шкатулки, явно старинные и очень тяжелые, покоившиеся друг на друге. Приподняв крышку одной из них, Лиза увидела, что она забита разномастными, явно древними, золотыми монетами.
До нее донесся легкий шорох.
– Месье Клод! – Лизе сделалось не по себе. Да, этот старый, больной человек, к тому же психически неуравновешенный, был несметно богат и хранил все свои сокровища в своей парижской квартире.
Почему бы, собственно говоря, и нет?
Только где вот он сам, хозяин этой пещеры сокровищ на рю Франсуа Мирон в четвертом округе Парижа?
Выйдя из комнаты, Лиза попала в кабинет, где увидела все то же самое: картины, статуи, на одной из стен висели небывалой экспрессии гобелены.
Но месье Клода там тоже не было.
Наконец она заметила дверь, из-за которой лился желтый призрачный свет. Похоже, это была дверь ванной комнаты.
Оттуда снова донесся шорох.
– Месье Клод, извините, что без спроса ворвалась в вашу квартиру, но дверь была открыта, а вам все же лучше ее закрывать…
Дверь ванной комнаты распахнулась, и на пороге кто-то возник.
Но это был не месье Клод.
* * *
Перед ней стояла высокая темноволосая грациозная особа с умопомрачительной фигурой и внешностью модели парижских подиумов в неприметном сером комбинезоне и такой же кепке.
В ее руках, затянутых в перчатки, Лиза увидела шприц. А за этой особой на карминно-красном мраморном полу гигантской ванной комнаты – распластавшегося месье Клода, подле него скомканное полотенце и еще что-то небольшое и черное.
– Ему плохо? – произнесла девушка, сообразила, что говорит по-русски, и повторила по-французски.
– Я из службы медицинского ухода. Не мешайте реанимировать пациента! – заявила модель и пронзила Лизу неприязненным взглядом.
Реанимировать пациента?
Она заметила, как нога месье Клода слабо дернулась.
– Вам помочь? Я умею оказывать первую помощь…
– Не надо! – отчеканила особа, по-прежнему сверля ее красивыми глазами.
– Ну, тогда хотя бы вызвать врачей…
– Они в пути! Не мешайте! Состояние пациента крайне тяжелое. Покиньте квартиру немедленно.
Лиза развернулась, не зная, что делать, а невоспитанная модель закрыла дверь ванной комнаты.
И только когда она это сделала, Лиза наконец осознала, что увидела около скомканного полотенца подле тела месье Клода.
Темную рукоятку пистолета.
Не зная, как поступить, Лиза на мгновение замерла, а потом подошла к двери ванной и осторожно – очень осторожно – потянула ее на себя.
Однако она не открывалась, потому что была закрыта изнутри.
Лиза отступила назад и уставилась на закрытую дверь. Итак, что же делать?
И подумала о том, что у такого недоверчивого человека, как месье Клод, вполне мог иметься в его пещере с сокровищами пистолет.
С чего она взяла, что пистолет принадлежал этой невоспитанной, с модельной внешностью работнице медицинской службы?
Если, конечно, она в действительности была работницей медицинской службы.
Но что делать – трезвонить в полицию, поднимать тревогу, заявляя, что…
Что месье Клода пытаются убить? В то время как его на самом деле пытаются спасти?
Понимая, что ей требуется совет, Лиза вышла из квартиры и чуть не столкнулась лицом к лицу с веселым, даже, кажется, насвистывающим Степой, который, держа в руках пакет, из которого виднелось горлышко бутылки шампанского, как раз поднялся на четвертый этаж.
– Лизок, ты откуда выходишь? – спросил он в изумлении. – У вампира в гостях, что ли, была?
Взяв Степу за руку, Лиза молча повела его за собой в квартиру месье Клода. Молодой человек замер на пороге, явно не испытывая большого желания попасть туда, а девушка произнесла:
– Пожалуйста, ради меня!
Степан подчинился и переступил порог чужой квартиры.
А уже через мгновение, забыв собственные страхи и предрассудки, в восторге таращился на собранные в коридоре сокровища.
– Лизок, скажи мне, что я сплю и мне все это снится! Вот это да, да у вампира здесь собственный запасник Лувра! Это же подлинные сокровища, Лизок! Думаешь, если мы прихватим с собой пару полотен, он этого не заметит?
Лиза не была уверена, что Степа говорил в шутку.
Целенаправленно ведя его к ванной комнате, девушка вдруг заметила, что и дверь нараспашку, и месье Клод по-прежнему лежит на мраморном полу, только уже не шевелясь. В одиночестве – никакой работницы медицинской службы подле него не было.
Она исчезла, как, впрочем, и пистолет.
– Вампиру плохо стало, крови, что ли, не допил? – схохмил Степа, а девушка воскликнула:
– Ему нужна помощь… И, вообще, тут был человек…
– Еще один вампир? – заявил беспечно Степа, не особо, кажется, заботясь о лежащем на полу ванной старике. – Вот это да! Это что, еще картины! Черт побери, Лизок, да их тут сотни, если не тысячи! И наверняка все жутко дорогие…
Подойдя к месье Клоду, девушка склонилась над ним и убедилась, что он уже не дышит. В глаза ей бросилась тощая бледная рука старика, на которой отчетливо виднелся след от свежей инъекции, наверняка сделанной работницей медицинской службы с внешностью модели.
И она, в этом Лиза уже ничуть не сомневалась, никакой работницей медицинской службы не была.
Степа же, громогласно восторгаясь всем тем, что попадалось ему на пути, куда-то исчез. Лиза, резко выпрямившись, поняла, что работница медицинской службы по-прежнему находится в квартире – ведь покинуть ее она не могла, иначе бы Лиза это увидела.
В этот момент раздался резкий хлопок – это закрылась входная дверь. Выйдя из ванной комнаты, Лиза поняла, что та особа, которая, по всей вероятности, сделала месье Клоду инъекцию, только что покинула место преступления.
Место убийства.
– Помоги мне! – крикнула она Степе. – Я сейчас попытаюсь его реанимировать! А ты вызывай медиков. Посмотри в Интернете, через какой номер это делается в Париже…
Но Степа то ли не слышал ее, то ли не хотел слышать. Девушка прошла в одну комнату, затем в смежную – и увидела своего жениха склонившимся над египетским саркофагом, в котором покоились шкатулки с золотыми монетами.
– Черт побери, Лизок, мы же теперь сказочно богаты! – заявил Степа, пропуская монеты через пальцы.
– Не мы, а хозяин этой квартиры! – заявила девушка. – И ему нужна срочная медицинская помощь. Ты мне нужен, Степан!
Она назвала его полным именем, чего никогда не делала, но Степа на это даже не отреагировал, пребывая в плену эмоций и впечатлений.
– Лизок, давай возьмем себе пару этих шкатулок? Ну, и пару-тройку полотен из тех, что стоят вдоль стен. Не больше. Нам больше и не нужно. Вампир ведь все равно не знает, сколько их у него, они все пыльными простынями прикрыты. С ума сойти!
Чувствуя, что у нее кружится голова, Лиза подумала, что действительно вот-вот сойдет с ума. В ванной умирал (или, кто знает, уже умер) беспомощный пожилой человек, а Степа на полном серьезе подбивал ее на грабеж.
– Ему плохо! – произнесла девушка, а Степа, деловито вытаскивая шкатулку из саркофага, отдуваясь, заявил:
– Черт, тяжелая какая! Ну, умер и умер! Даже вампиры, оказывается, умирают. Давай, пока полиция не приехала, отберем то, что возьмем с собой. Правда, в ручную кладь с собой на московский рейс взять не получится, придется в Европе реализовывать.
Он не просто фантазировал о том, чтобы поживиться чужим добром, Степа уже это делал.
– Он умирает! – закричала Лиза, и в этот момент поблизости что-то брякнуло.
Степа уставился на Лизу, а та подумала: «А кто, собственно, сказал, что так называемая работница медицинской службы покинула квартиру месье Клода?»
Входная дверь могла сама захлопнуться от сквозняка.
Понизив голос, Лиза прошептала:
– Тут кто-то есть… Я сама видела. Она сделала ему инъекцию. Наверное, это грабительница.
Степа, подскочив и по-прежнему держа в руках шкатулку с золотыми монетами, заявил:
– Ладно, уходим! И, вообще, почему ты мне сразу об этом не сказала, Лизок? Вечно втягиваешь меня в сомнительные истории…
Не сказала? Конечно же, говорила, просто он слышать не хотел.
И что значит «вечно втягиваешь в сомнительные истории»? Когда это она втянула его в сомнительную историю?
Разве что дав согласие стать его женой…
Держа в одной руке шкатулку, в другой – пакет с бутылкой шампанского, Степа быстро направился в коридор.
– Лизок, ты понимаешь, какая нам грозит опасность? И, вообще, как ты сюда попала? Я же сказал ждать меня в съемной квартире. Лучше бы пошла со мной покупать шампанское.
Может, в самом деле лучше?
Они вышли из комнаты, обогнули одну из античных статуй – и заметили работницу медицинской службы, которая замерла около входной двери.
– Вы кто такая? – крикнула ей в статную модельную спину Лиза, и особа медленно, как в кино, развернулась.
В одной руке у нее было что-то небольшое, цветное, а в другой – пистолет с темной рукояткой.
Степа, который шел впереди Лизы, видимо стремясь как можно быстрее покинуть нехорошую квартиру, попятился назад и заговорил каким-то истеричным, смешным голосом по-английски:
– Все в порядке, мисс, все в полном порядке. Мы сейчас уйдем. Ну, то есть вы уходите сначала. Мы ничего не видели, мы ничего не видели…
Особа, на нереально красивом лице которой не дрогнул ни единый мускул, опять развернулась к двери, и Лиза поняла, что опасность, кажется, миновала.
Модель-грабительница сейчас ретируется, а потом исчезнут и они.
Только вот что делать с месье Клодом?
Степа, все еще пятясь, налетел спиной на руку древнеегипетской статуи, от неожиданности выпустил пакет с бутылкой шампанского, которая, упав на пол, подскочила, а потом, громогласно плюнув пробкой, принялась фонтанировать содержимым.
Затем последовал глухой звук, и Лиза не сразу поняла, что произошло. И, только заметив оседающего на пол Степу, вдруг выпустившего из рук шкатулку с золотыми монетами, которые драгоценным дождем посыпались на пол, Степу, у которого на груди, на белой майке, образовалось красное, с каждым мгновением разраставшееся пятно, поняла: работница медицинской службы, приняв хлопок бутылки шампанского за выстрел, развернулась и пальнула.
Прямо в грудь Степе.
* * *
Девушка бросилась к молодому человеку, сидящему на полу и прижимающему руки к груди, из которой струилась кровь.
– Лизок, она в меня выстрелила! Что-то мне плохо. Я умираю? Спаси меня, Лизок!
И отключился.
Закричав, девушка метнулась к нему, старясь поддержать тяжелое тело Степы, и подняла взгляд на ту, которая выстрелила в ее друга и будущего мужа.
Модель-убийца, все еще сжимая в руке пистолет, медленно приближалась к ней.
Ну да, ей надо устранить случайных свидетелей, это же элементарно, Ватсон!
Лиза судорожно искала, чем бы защититься, и ей не пришло в голову ничего иного, как сгрести с грязного паркетного пола золотые монеты и швырнуть их в надвигавшуюся на нее сотрудницу медицинской службы.
А в действительности грабительницу и убийцу.
Монеты, даже не попав в цель, пролетели мимо и с цоканьем ударились в стены. Работница медицинской службы, легко от них уклонившись, подошла к Лизе, и та, смотря прямо в красивые, с поволокой глаза модели-грабительницы, ждала, что та выстрелит и в нее, автоматически отметив, что из той разноцветной пачки, которую грабительница и убийца держала в руках, что-то небольшое, яркое и прямоугольное спланировало на пол. Особа, не заметив этого и ухмыльнувшись, все надвигалась на девушку, причем уверенно, с видом триумфатора, а потом, с легкостью подкинув пистолет, схватив его за дуло, размахнулась массивной рукояткой и со всего размаху ударила ею Лизу по голове.
* * *
…Чувствуя, что голова у нее гудит, Лиза попыталась открыть глаза. Ну надо же, какой ей привиделся сон – невероятно реалистичный и такой кошмарный. Надо было пить меньше шампанского. Того самого, за которым бегал Степа.
Степа, в которого выстрелила грабительница с внешностью модели. В ее дурацком сне.
Или наяву?
Глаза все никак не хотели открываться, и Лиза, слыша вокруг себя непонятный гул, все же пересилила головную боль и распахнула веки.
Она по-прежнему находилась в нехорошей квартире месье Клода, что означало – никакой это был не сон, а самая настоящая реальность.
Только в коридоре теперь были чужие, незнакомые ей люди, кажется, все мужчины, облаченные в униформу.
Судя по всему, в полицейскую униформу.
Пошевелившись, Лиза попыталась приподняться, и в этот момент внимание всех присутствующих обратилось на нее. Они что-то закричали на французском, наставляя на нее свои пистолеты.
Неужели они пристрелят ее – но за что? Она ведь, как и Степа, и месье Клод, – жертва этой мнимой работницы медицинской службы. Им надо на нее наставлять оружие, а не на нее…
В этот момент до нее дошел смысл того, что они говорили ей на французском.
– Положите оружие на пол! Немедленно положите оружие на пол, иначе нам придется применить силу! Немедленно!
И только сейчас Лиза поняла, что, сидя на полу, неудобно упираясь спиной во что-то (вероятно, в сложенные вдоль стены картины), она держит что-то в руке.
Не бутылку шампанского. Не шкатулку с золотыми монетами.
А темную рукоятку пистолета.
Ту самую, из которой работница медицинской службы выстрелила в Степу, а потом ударила ее по голове.
Ну да, ударила, чтобы потом всунуть этот самый пистолет ей, потерявшей сознание, в руку, вызвать полицию и ретироваться.
Впрочем, необязательно именно в этой последовательности.
Отдернув руку от пистолета, который с глухим звуком выпал из ее ладони, причем окровавленной, на пол, Лиза крикнула:
– Это все она! Поверьте мне, это именно она выстрелила в Степу и убила месье Клода…
И поняла, что не кричит, а еле шепчет.
Наставляя на Лизу табельное оружие, один из полицейских осторожно приблизился к ней, отшвырнул пистолет ногой в сторону, а потом, резко склонившись над ней, стал что-то бормотать.
Как поняла Лиза, зачитывать ей права.
К нему присоединились другие, они окружили Лизу. Посыпались вопросы, которых она не понимала: уж слишком быстро говорили по-французски. Лизу наклонили в сторону, она увидела лежавшую перед ней пеструю старую открытку – и поняла, что это именно она выпала из рук грабительницы и убийцы с модельной внешностью.
Неужели та в самом деле наведалась в пещеру сокровищ, чтобы похитить старые открытки? Мысль об этом показалась Лизе крайне забавной, и она засмеялась, а потом вдруг стала плакать.
Она плохо помнила то, что происходило дальше. Появились медики, которые бережно погрузили на мобильные носилки Степу, ужасно бледного и похожего на покойника, и вынесли прочь.
С телом месье Клода, однако, не торопились.
Около Лизы возникла невысокая молодая смуглая особа, которая обрушила на нее град вопросов на французском. Лиза, качая головой, зашептала:
– Я не понимаю… Вы говорите слишком быстро… Я гражданки России. Хочу встретиться с послом!
Особа, пробормотав что-то в рацию, исчезла, оставив ее в покое.
Находясь в странной полудреме, то ли вызванной шоком от происходящего, то ли ударом рукояткой пистолета по голове, Лиза наблюдала за тем, как полицейские, быстро потеряв к ней интерес, с большим любопытством осматривают содержимое квартиры, явно выражая свой восторг и восхищение.
Лиза пошевелилась, пытаясь привстать. А что, если попытаться сбежать? Ее рука задела что-то глянцевое – так и есть, та самая дурацкая открытка.
Но если грабительница с внешностью модели приходила именно из-за нее, то она должна представлять для нее особую ценность.
Гораздо большую, чем сокровища нехорошей парижской квартиры.
Лиза осторожно задвинула руку, к коже которой прилипла открытка, за спину. А затем засунула ее в задний карман джинсов.
А ведь хотела надеть сегодня юбку, но Степа убедил, что для долгой прогулки все же лучше джинсы.
Степа, которого только что увезли в больницу.
Или в морг?
На глаза снова навернулись слезы, и Лиза принялась укорять себя за то, что плохо думала про своего друга и будущего мужа. Никакой он не монстр, каким она рисовала его в своем воображении, просто человек со своими представлениями и ценностями.
И пусть они не подходят друг другу – теперь, не исключено, этот человек со своими представлениями и ценностями мертв.
Выходит, только потому, что она не пошла с ним за шампанским и решила сунуться в чужую квартиру?
Выходит, да.
В этот момент из ванной вышел один из полицейских, державший в затянутой перчаткой руке шприц. Тот самый шприц, который Лиза до этого видела в руке грабителя и убийцы.
Полицейские с неприязнью посмотрели в сторону Лизы, и та поняла: у грабительницы и убийцы с внешностью модели было предостаточно времени не только для того, чтобы вложить ей в руку собственный пистолет, но и сделать так, чтобы и на шприце, посредством которого была сделана смертельная инъекция месье Клоду, оставить отпечатки ее, Лизы, находившейся в полной отключке после удара рукояткой пистолета по голове.
О, если бы только она пошла со Степой за шампанским!
Лиза закусила губу и попыталась успокоить себя мыслью о том, что если бы даже и отправилась за шампанским вместе со Степой, но на обратном пути, увидев приоткрытую дверь нехорошей квартиры, все равно бы зашла туда. И он вслед за ней.
И все бы, так или иначе, случилось.
Дело в этом злополучном шампанском – если бы грабительница не испугалась хлопка пробки, приняв его за пистолетный выстрел, то и сама бы не выстрелила.
А сходить за шампанским, чтобы отметить то, что она якобы согласилась уйти с работы и стать матерью их со Степой детей, предложил сам Степа.
Лиза всхлипнула. Она что, обвиняет в произошедшем Степу? А ведь виноват не он и не она, а эта мнимая сотрудница медицинской службы, проникнувшая в нехорошую квартиру, дабы ограбить месье Клода.
И забрать почтовые открытки, одна из которых лежала теперь у нее в заднем кармане джинсов.
Все эти сумбурные мысли пронеслись у Лизы в ужасно гудевшей голове за мгновение до того, как к ней приблизилась все та же юная французская полицейская в сопровождении своего коллеги и произнесла на не очень хорошем английском:
– Поднимайтесь, мадемуазель! Вы поедете с нами!
Лиза не без труда поднялась, а полицейский, хорошо хоть не заводя руки за спину, живо защелкнул на ее запястьях наручники. Лиза ощутила себя матерой преступницей.
Впрочем, в глазах полицейских, наводнивших нехорошую квартиру, она таковой и была. Еще бы, ведь как все выглядело со стороны: она с пистолетом в руке, из которого застрелен ее друг и будущий муж (впрочем, теперь уже вряд ли, и вовсе не по той причине, что она раздумала связать со Степой свою жизнь, а потому, что Степа в нехорошей парижской квартире потерял собственную), причем в руке окровавленной, о чем наверняка позаботилась грабительница с внешностью модели, мертвый старик в ванной комнате, убитый при помощи шприца, на котором – и в этом вряд ли могли быть теперь сомнения – имелись отпечатки.
А, с учетом того, что грабительница действовала в перчатках, только ее собственные отпечатки.
Лиза попыталась объяснить это юной полицейской, к которой, в отличие от ее коллег-мужчин, испытывала бóльшую симпатию, на смеси французского и английского, однако та, пребольно пихнув ее в спину, заявила:
– Это все расскажете на допросе. А теперь переставляйте ноги, мадемуазель. Думаете, эта кровавая заваруха, которую вы тут устроили, нам всем нравится?
Медленно выходя из квартиры с наручниками на запястьях, Лиза поняла, что даже для полицейских нет никаких сомнений в ее виновности.
Ну конечно, она расскажет все, как было. И о грабительнице с внешностью модели парижских подиумов, и о том, что в квартире месье Клода она сама оказалась случайно.
Ну, почти случайно.
И Степа подтвердит ее слова.
Конечно, подтвердит, если сможет. А что, если нет? Что, если Степа?..
Что, если Степа умрет – или даже уже умер?
* * *
Спускаясь по ступенькам, Лиза поняла: подлинный ужас даже не во всей этой кошмарной ситуации (не надо было ехать в Париж, не надо!) и в том, как они невзначай в нее влипли (не надо было заходить в чужую квартиру, не надо – просто бы отправилась в свою и ждала бы там Степу, попивая с ним сейчас шампанское, а потом занимаясь любовью – ну, или ссорясь и говоря по душам), а в том, с каким спокойствием, даже равнодушием, более того, хладнокровием она размышляет о том, что Степа умер.
А что, если он действительно умер?
Лиза была уверена, что от мысли об этом снова заплачет, но глаза остались сухими. И что же она за человек такой – не человек, а монстр! Может, она и заслуживала того, чтобы ее сейчас обвинили в убийстве, которого она не совершала, и посадили на ближайшие годы или даже десятилетия в благоустроенную французскую каталажку.
Даже не в убийстве, а, с учетом бездыханного, судя по всему, месье Клода, в убийствах.
Интересно, во Франции есть пожизненное заключение? Хорошо хоть, что казнь на гильотине отменили. Базовые европейские ценности все-таки…
В фойе подъезда Лиза увидела столпившихся любопытных соседей, в основном пожилых дам и всего лишь одного господина – облаченного в красный шарф и черный берет месье Антуана.
Лучше бы к нему, что ли, в гости сходила, позволила положить похотливую старческую длань себе на коленку, и все бы осталось в целости и сохранности, даже ее коленка.
Только месье Клод в любом случае стал бы жертвой убийства и ограбления.
Месье Антуан, шумно вздохнув, отвел глаза, а Лиза скорбно ему улыбнулась. Ну да, как-то не так она представляла себе предсвадебную поездку в Париж.
Может, поэтому все и пошло наперекосяк, потому что они поехали до свадьбы, а не после.
Но теперь уже никакой свадьбы не будет. И не потому, что она передумала, а потому, что Степа мертв.
И тут она наконец заплакала.
Что, однако, не помешало юной полицейской, взяв под руку, вывести ее из подъезда, около которого также толпились зеваки, в основном туристы, в массе своей китайские, причем многие из них снимали происходящее на смартфоны, подвести ее к полицейскому автомобилю, запихнуть Лизу на заднее сиденье, отгороженное от водительского решеткой, и сказать:
– И никаких глупостей, мадемуазель! Вы их сегодня уже предостаточно наделали!
С этими словами она захлопнула дверцу.
Откинувшись на неудобное, чем-то неприятно пахнувшее сиденье, Лиза закрыла глаза. Ну да, понаделала, в этом полицейская была права.
Только что теперь толку?
Размышляя над тем, что же делать, Лиза открыла глаза – и остолбенела. Потому что увидела грабительницу и убийцу, ту самую, с внешностью модели парижских подиумов, которая действовала в нехорошей квартире месье Клода и выстрелила в Степу, прямо у себя под носом.
Причем эта особа была не в толпе зевак со смартфонами, она не пряталась и не наблюдала за ней исподтишка, а разговаривала более чем непринужденно с юной полицейской, которая только что усадила Лизу в авто.
И было понятно, отчего столь непринужденно: грабительница и убийца сама была облачена уже не в неприметный серый комбинезон и серую кепку, а в полицейскую форму, и, судя по тому, как смеялась над ее шуткой молодая коллега, была ей отлично знакома и в самом деле являлась полицейской, а не только ею прикидывалась.
Еще один французский полицейский, пройдя мимо грабительницы и убийцы, приветствовал ее, панибратски похлопав по плечу. Кто-то другой, входящий в подъезд, кивнул и помахал рукой.
Лиза в ужасе наблюдала за происходящим, а потом увидела, как юная полицейская повернулась в сторону автомобиля и указала на сидевшую в нем Лизу. Грабительница и убийца, кивнув и снова сказав что-то вызвавшее у коллеги бурный приступ веселья, взяла у той ключи и медленно, не сводя взора с Лизы, приблизилась к автомобилю.
Заглянув в салон через открытую переднюю дверцу, она весело произнесла:
– Что, мадемуазель, проедемся с ветерком до нашего управления? Надеюсь, голова у вас не болит? Если не хотите, чтобы с вами произошло то же, что и с вашим дружком, вести себя будете смирно.
* * *
Лиза принялась истошно кричать. На ее дикие вопли прибежала все та же молодая полицейская, которая, распахнув дверь, попыталась ее успокоить. Грабительница и убийца только пожала плечами: мол, не знаю, отчего клиентка принялась вопить, – видимо, истеричка или, вообще, на наркоте.
Хотя прекрасно знала.
– Это она! Это все она! Это она застрелили Степу! Это она убила месье Клода! – кричала Лиза, вдруг осознав, что говорит все это на русском. Однако грабительница и убийца, видимо поняв, что она имеет в виду, крайне недобро сверкнув глазами с поволокой, перебросилась парой слов с юной полицейской, и та, резко и крайне больно одернув Лизу, незаметным для окружающих быстрым жестом ткнула ее в бок, да так, что у девушки перехватило дыхание, и крик тотчас смолк.
– Не надо орать! А будете хулиганить, придется применить силу.
Чувствуя, что ей недостает воздуха, Лиза понимала: ничего уже не поможет. По крайней мере, в данный момент. А будет ли что-то после этого, она не ведала. Потому что кто мог дать гарантию, что она доедет в целости и сохранности до полицейского управления, когда за рулем автомобиля модель-убийца?
