Текст книги "Война демонов"

Автор книги: Антон Грановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Подобрав палку попрочнее, Глеб зашагал дальше.

Пока он шел, небо затянулось мороками. Начал накрапывать дождь, и Глеб обрадовался этому дождю, как другие радуются теплу и солнцу.

Если верить Хомычу, атаман загоняет лесную нечисть в ловушки с помощью своры псов. Дождь уничтожит запах следов и оставит собак ни с чем.

Дождевые капли монотонно барабанили Глеба по плечам и голове. Белые полосы болотных испарений заставили его вспомнить слова из «Собаки Баскервилей»:

«Доктор Ватсон, если вам дороги жизнь и рассудок, не гуляйте один по болотам, когда наступает мрак и властвуют злые силы!»

Глеб невольно поежился. Ему вдруг почудилось, что сзади вот-вот раздастся топот страшных лап и огненная пасть дьявольской собаки вынырнет из призрачного полумрака. Глеб невольно оглянулся. Никакой собаки он, разумеется, не увидел, но на душе от этого не стало легче.

И вдруг дождь прекратился. Тучи на небе разошлись, и сумерки развеялись. Засветило солнце, и высокая зеленая трава болота заискрилась в его лучах сонмами разноцветных капель. Поверхность болота быстро нагрелась, и белая дымка испарений накрыла его.

Ноги Глеба увязали чуть ли не по колено. Когда Глеб их вытаскивал, болото чавкало, как прожорливый голодный зверь. Пот градом катился по лицу Глеба. Куртка его промокла, и мышцы начинали тупо ныть от усталости.

Вскоре появились кочки, и идти стало чуть легче. Кочки хоть и пружинили под ногами, но все-таки давали какую-то опору.

Глеб прошел уже больше половины болота, когда цвет и характер почвы стал меняться. Тут и там заблестели небольшие участки воды, окруженные желтыми болотными цветами, и зеленый ковер под ногами Глеба стал колебаться. На душе у Глеба стало еще тревожнее и мрачнее: болото превращалось в трясину.

Глеб старательно нащупывал палкой твердые места с более темным цветом травы. Передвигался он медленно и осторожно, не понаслышке зная о коварстве трясины.

Вдруг его правая нога, прорвав верхнюю растительную пленку болота, разом погрузилась в трясину выше колена. Глеб покачнулся, попытался выдернуть ногу из трясины, и тут другая его нога стала погружаться в глубину.

Словно чьи-то невидимые, мягкие руки схватили Глеба за щиколотки. Непостижимая зловещая сила потянула его вглубь медленно и неумолимо.

По спине Глеба пробежала ледяная волна ужаса. Звать на помощь бесполезно. Выбраться – практически невозможно.

«Вот она – смерть!» – пронеслось в голове у Глеба. Он на мгновение представил себе, что помрет здесь, в безвестном болоте, посреди мрачного леса, вдали от родных лиц, один, совсем один… Представил и едва не заплакал от обиды.

Нет! Только не так!

Не успела правая нога Глеба погрузиться в болото до средины бедра, как он рванулся вперед, распластал руки и лег грудью и животом на поверхность болота.

Струйки ледяной воды потекли Глебу за воротник охотничьей куртки, наполнили рукава. Глеб сцепил зубы и заставил себя действовать спокойно и грамотно.

Распределив вес тела на бо́льшую поверхность, он тем самым облегчил давление на ноги и через несколько секунд с облегчением почувствовал, что невидимая зловещая сила перестала тянуть его вниз.

Однако до спасения было еще далеко. Неизвестно, сможет ли ковер из корней растений удержать давление тела Глеба, когда он начнет вытаскивать ноги? Если эта зыбкая пелена прорвется – спасения уже не будет.

Глеб снова заставил себя успокоиться. Он знал, что чем резче и судорожнее будет двигаться, тем ближе будет гибель и меньше надежд на спасение. И он зашевелился, медленно и осторожно, прислушиваясь к болоту и к себе, анализируя каждый трепет, каждое колебание спасительной пленки, отделявшей его от прожорливой болотной массы.

6

Ходок Воропай остановился и глянул на небольшой темный предмет, запутавшийся в траве.

– Чего там? – спросил его атаман Самоха.

– Огневая пика, – ответил Воропай. – Видать, Первоход потерял ее, когда через болото пробирался.

Самоха вгляделся в предмет и спросил:

– Сможешь достать?

Воропай покачал головой:

– Нет. Там трясина. Никак не подобраться.

– А как же Первоход пробрался?

– Да никак. Здесь лишь одна твердая тропка – та, на которой мы стоим. Видно, не знал о ней Первоход.

Самоха недоверчиво прищурился:

– Но ведь он пробрался?

– Нет, атаман, – ответил Воропай.

– Где ж он тогда?

– Утоп. – Воропай сунул кинжал в ножны и сказал: – Нужно возвращаться, атаман. Мы свое дело сделали.

Самоха обдумал его слова и покачал головой:

– Нет. Мы пойдем дальше.

На лице Воропая отразилось удивление.

– Первохода больше нет, – убежденно сказал он. – Его затянула трясина. Там, где он шел, не пройдет ни один человек.

– Вот когда увижу его труп, тогда и поверну, – сухо проговорил атаман. – Эй, вы! – обратился он к разбойникам, рассевшимся на траве. – Передохнули – и будет. Пора идти дальше.

Разбойники переглянулись. Все они слышали, что сказал Воропай, а потому не спешили вставать.

Самоха понял, что перегнул палку, и поспешно сменил тон.

– Нужно идти, ребятушки, – мягко проговорил он. – Знаю, что устали. Знаю, что хотите жрать. Но коли труп Первохода князю пред очи не представлю, он не только с меня – со всех нас шкуры сдерет!

– Еще кто с кого сдерет, – пробасил кто-то из разбойников.

Лицо Самохи похолодело.

– Кто это сказал? – тихо спросил он.

– Ну я, – отозвался огромный рыжебородый богатырь по прозвищу Охрип.

Зрачки атамана сузились.

– Ты чем-то недоволен, Охрип? – поинтересовался он.

– Недоволен, – ответил тот басом. – На кой ляд нам сдался этот ходок? Если он нужен Егре, то пусть Егра сам его и ловит. Не затем я сбежал из княжьей темницы, чтобы плясать под княжью дудку.

Несколько секунд Самоха в упор смотрел на богатыря, а затем вдруг смягчился и примирительно проговорил:

– Охрип, брат мой, я тоже не рад шататься по этим зловонным болотам. И мне тоже обрыдло, что нами командует князь. Но мы еще недостаточно сильны, чтобы выступить против Егры. Дай время, и мы вышибем его из Хлыни. Я сам сяду на его трон, а тебя сделаю воеводой. Веришь мне?

Охрип ухмыльнулся.

– Отчего ж не верить. Верю.

– Нет, – сокрушенно проговорил Самоха. – Вижу, не веришь. А хочешь, я поклянусь на сабле?

– Не надо.

– Нет, я поклянусь!

Самоха выхватил из ножен саблю, шагнул к Охрипу, вздел саблю кверху клинком и проговорил:

– Клянусь Сварогом и Велесом, что никому не позволю собой командовать! Ни князю, ни лешему, ни тебе, Охрип!

Сабля атамана со свистом рассекла воздух и срезала косматую голову Охрипа с могучих плеч.

Разбойники в ужасе отшатнулись от обезглавленного тела и хотели вскочить на ноги, но Самоха замахнулся на них саблей и приказал:

– А ну – сидеть и слушать!

Разбойники не решились перечить и остались сидеть на траве.

– Я здесь главный, – сказал Самоха властно и жестко. – И я решаю, что нам делать. Только благодаря мне вы все еще живы. Ежели еще хоть один из вас гавкнет, уложу на месте! Все поняли?.. Не слышу!

– Все, – нестройным хором отозвались разбойники.

– Вот и хорошо. А теперь вставайте и…

Собаки, до сих пор мирно сидевшие на траве, высунув языки, вскочили на ноги и натянули поводки.

– Атаман! – крикнул выжлятник. – Собаки что-то почуяли! Спускать?

– Давай! – кивнул Самоха.

Выжлятник спустил собак, и они огромной пегой стаей понеслись вперед.

Разбойники вмиг оказались на ногах, повыхватывали сабли и мечи и понеслись за псами.

– Волколак! – заорал вдруг кто-то из разбойников.

Разбойники остановились. На пригорке, и впрямь, стоял волколак. Был он огромен и силен. Ростом почти с Драглака, но более поджарый и длиннолапый.

Свора собак понеслась на волколака.

Рассудив, по всей вероятности, что лучшая оборона – это нападение, волколак ринулся с пригорка на псов.

Завязалась кровавая драка. Огромный волколак почти играючи раскидывал псов. Каждый удар волколачьей лапы стоил очередному псу жизни, каждый щелчок зубов означал, что еще один собачий хребет перекушен насмерть.

– Этак он нам всех псов перережет! – гневно закричал Самоха.

Волколак был не просто огромный, он, казалось, совсем не знал усталости. Вся лужайка была покрыта темными собачьими телами. Три уцелевших пса, окровавленные, с перебитыми лапами и прокушенными боками, поджали хвосты и кинулись прочь.

Волколак стоял посреди поляны, со всех сторон окруженный разбойниками.

– Вот это зверюга! – восхищенно проговорил атаман Самоха. – За такого Бава мне отвалит полпуда серебра – не меньше! Малыга! Гладыш! Растягивайте сеть!

Два рослых угрюмых разбойника мгновенно растянули проволочную сеть.

Волколак стоял посреди поляны, нервно постукивая себя по бокам огромным хвостом. Самоха глянул на небо. Темные мороки заволокли солнце, и волколак, судя по всему, чувствовал себя на свету вполне сносно.

– Гладыш! Малыга! – хрипло окликнул атаман. – Обождите малеха! Щас солнце выскочит, забьет глаза зверю, тогда и накинете!

Однако подлый волколак не стал ждать, когда солнце выйдет из-за туч. Оглушительно рыкнув, он ринулся вперед. Ходок Воропай взмахнул было мечом, но лезвие заговоренного меча переломилось, как сухая ветка, и обломок шмякнулся на землю.

Еще два разбойника попробовали преградить чудовищу путь, но волколак взмахнул на бегу лапой, и разбойники разлетелись в стороны, словно костяные бабки, сбитые камнем.

– Лови! – заорал Самоха и сам бросился с саблей на волколака.

Он рубанул саблей. Кривой клинок чиркнул волколака по плоской темной морде. Зверь быстро обернулся и рыкнул на Самоху. Атаман поспешно отскочил в сторону и спрятался за дуб. Волколак побежал дальше.

Стрелок Баташ пустил ему вслед две стрелы. Обе угодили чудовищу в загривок, но оно даже не заметило этого. Мгновение – и огромное тело волколака скрылось за кустами.

– Сволочь! – со злостью проговорил атаман.

Он повернулся к разбойникам и увидел, что ходок Воропай держит в руке обломок меча. Встретившись с Самохой взглядом, Воропай глухо проронил:

– Не волколак это был.

– Как не волколак? – не понял Самоха.

– А вот так. Мой меч-всеруб выковал кузнец Вакар. Выковал и заговорил от лесной нечисти и темных злыдней. А тут он сломался, лопнул, как глиняная черепичка!

Самоха нахмурился:

– О чем ты говоришь, не разумею.

– То был не волколак, – мрачно изрек Воропай. – То был Глеб-Первоход. И он ушел.

В глазах Самохи замерцал лютый огонек.

– Ты что несешь, чудило? Как это Первоход превратился в волколака? Он что, по-твоему, оборотень?

– Есть такая штука – перелиц, – объяснил Воропай. – Сунешь ее в рот и в кого хочешь обратишься.

Самоха сдвинул брови и недовольно спросил:

– Отчего ж у меня такой штуки нет? Почему не добыл ее для меня?

– Добыл бы, коли б мог. Но вещь редка. Можно сто лет по Гиблому месту ходить и ни разу не найти.

Самоха обдумал его слова, затем спросил:

– А как насчет ловушек? Мы ведь можем загнать волколака в ловушку.

Воропай качнул головой:

– Нет. У этого волколака только ноги волколака, а разуменье – человека. Первоход пять лет ходит в Гиблое место, в ловушку он не попадется.

Атаман сдвинул брови:

– Что ж нам, вертаться назад?

– Это как ты сам скажешь, – ответил ходок.

Несколько секунд атаман размышлял о чем-то, мрачно и как-то странно поглядывая на Воропая. Затем сказал:

– А ведь вы с ним похожи, ходок.

– С кем? – не понял Воропай.

– С Первоходом. Рост, размах плеч… Да и волосы такие же. Лица, конечно, разные, но ведь это легко поправить.

Глаза Воропая широко распахнулись.

– Куда ты клонишь, атаман? – недоуменно спросил он.

– Куда клоню? А вот куда.

Самоха молниеносно выхватил из ножен саблю и ударил ходока по лицу плоской голоменью. Воропай упал, а Самоха вновь поднял саблю и снова ударил. И еще раз. И еще.

Он бил до тех пор, пока лицо Воропая не превратилось в черно-красную маску из смеси запекшейся крови и земли. Затем опустил окровавленную саблю, отер ладонью потный лоб, глянул на труп и удовлетворенно проговорил:

– Вот теперь похож.

Самоха поднял взгляд и только сейчас увидел, что окружен разбойниками. Лица их были угрюмы, а в руках они сжимали мечи.

– Чего уставились? – грубо спросил Самоха. – Вы же сами хотели, чтобы охоте пришел конец. Ну, вот – теперь ей конец! Я убил Первохода! Хватайте его и тащите к стану!

Самоха вложил саблю в ножны, повернулся и устало побрел назад.

7

Дождавшись, когда разбойники уйдут и утащат с собой уцелевших псов, Глеб вынырнул из-за кустов и зашагал к оврагу. Шел он медленно, прихрамывая на правую ногу и поморщиваясь от боли.

Стрелы, пущенные разбойником Баташом, он уже вынул из спины. Раны, благодаря тому, что волколачья шкура была толще человечьей раз в пять, оказались неглубоки. И все же они доставляли Глебу много боли.

Мучила его и царапина на щеке. Алый рубец, оставленный саблей атамана Самохи, все еще кровоточил, и Глебу приходилось все время отирать щеку лопухом.

Сидя за кустами, он молил Бога, чтобы собаки не учуяли запах крови. Но те были настолько измочалены, что не думали ни о чем, кроме возвращения домой и вожделенной миски со жратвой.

Доковыляв до оврага, Глеб медленно спустился вниз, достал из-под лапника одежду и неторопливо, стараясь доставлять ранам на спине поменьше мучений, оделся.

Перелиц, который он нашел в коробке для сигарет, совсем истаял, оставив после себя крошечную косточку, от которой уже не было толку. Глеб швырнул косточку в кусты, выбрался из оврага и огляделся.

Он был один посреди Гиблого леса. Безоружен и голоден. Страшно голоден. Есть ягоды, грибы и коренья Гиблого места Глеб опасался. Он намеревался вернуться к меже и попытать счастья там.

Еще немного передохнув, Глеб отправился в путь. Пройдя десять верст и оказавшись вдали от сердца Гиблой чащобы, он остановился у реки и решил, что здесь можно полакомиться дарами леса.

Гарпун он сладил за пять минут.

Сидя у воды, Глеб не обращал внимания на маленьких щук. Они приплывали и уплывали, а он продолжал ждать. Ему нужна была большая рыба с жирным и мясистым брюхом. И вот щука пришла. Глеб молниеносно швырнул гарпун.

Брызги воды разлетелись радужным веером. После броска Глеб смотал сплетенную из травы веревку и подтянул загарпуненную щуку к берегу.

Жаренная на углях щука насытила его. Напившись воды из ручья и еще немного отдохнув, Глеб решил сделать себе хоть какое-нибудь оружие.

У реки Первоход нашел выход чистой хуралуговой руды. В Гиблом месте такие встречались довольно часто. Обшарив окрестности, Глеб разыскал примеси, которые использовал в работе кузнец Вакар.

Затем Глеб соорудил из камней башенку и крепко обмазал ее синей глиной. Потом обложил башенку палками и разжег небольшой костер.

После того как глина затвердела, Глеб пригоршнями наносил в башенку воды. Оставив воду греться, он каменным обломком срезал с ближайшей березы твердый нарост, затем разрубил его пополам и распарил половинки в подогретой на костре воде.

За основу Глеб взял длинный камень, формой напоминавший короткий меч с кривой рукоятью. Зажав камень между распаренными половинками березового гриба, Глеб навалил сверху несколько больших булыжников, используя их как пресс, а затем высушил березовый гриб у костра. Камень он вынул из половинок просушенного гриба и выбросил, а сами половинки скрепил битумом, который набрал тут же, неподалеку, из живого источника земляной крови. В получившейся форме Глеб просверлил сбоку дырку.

После этого он занялся кусками хуралуговой руды. Каменный тигль Глеб соединил с формой, сделанной из березового гриба. Когда металл расплавился и обогатился примесями, Глеб выбил камнем заслонку, и беловатый металл хлынул в форму. Березовый гриб не прогорел, он был крепок, как самый твердый камень.

Выждав, когда хуралуг остынет и затвердеет, Глеб разбил камнем форму и вынул из ее сердцевины заготовку меча.

Не ахти что, но для короткого боя сгодится. Осталось снова разогреть нож на костре и сплющить его лезвие ударами камня. Это была самая трудоемкая и тяжелая часть работы, но Глеб справился и с ней.

Через два часа после начала работы меч из тяжелого, но мягкого хуралугового металла был готов. Долго таким не повоюешь, но раскроить пару-тройку черепов вполне сгодится.

На достигнутом Глеб не остановился. Подыскав приличную дубину, Глеб насверлил в ней камнем дырок и вбил в дыры острые обломки камней. Получилась вполне приличная палица. Долго и она не прослужит, но от верной смерти убережет.

Вооружившись мечом и палицей, Глеб снова сходил к реке и после десятиминутного ожидания загарпунил большого судака. Поджарив добычу на углях, Глеб с удовольствием набил желудок рыбьим мясом. Теперь он готов был действовать.

8

В тишине едва слышно журчал родник с мертвой водой. Из леса доносилось пение птиц. Хоронясь за кустами, Глеб несколько минут прислушивался и рассматривал прогалину. В какое-то мгновение ему показалось, что он чует трупный запах, но ощущение оказалось обманчивым. Воздух был свежим, пропитанным ароматом хвои и луговых цветов.

Глеб вышел из-за кустов и ступил на прогалину, намереваясь пройти к роднику, зачерпнуть пригоршню воды и плеснуть на ссадины. Но тут произошло нечто непостижимое. Ноги Первохода сами собой оторвались от земли. Миг – и он уже болтался в огромной сети, подвешенной к дереву.

Глеб вскрикнул и дернулся в сети, но тут же вспомнил, что в сетях колдуньи Мамелфы нельзя шевелиться. Чем больше шевелишься, тем глубже запутываешься.

Глеб замер, стараясь даже дышать потише. Тело его опутали тонкие и крепкие жгуты. Некоторые из них так прочно впились в одежду и кожу Глеба, что под ними проступила кровь. Глеб сцепил зубы, чтобы не закричать от боли.

Стоило Глебу чуть-чуть сдвинуть руку, как сеть приходила в движение, словно была сплетена из змеиных тел. Одна из ее ячеек быстро опутала правую руку Глеба чуть повыше запястья. Если бы не плотная замша куртки, жгут наверняка вспорол бы Глебу кожу.

Глеб прикрыл глаза и зашептал:

– Бог Семаргл, крылатый пес Хорса-огнебога, помоги мне. Помоги порвать сеть и обереги от упырей!

Ходок замолчал и уставился на сеть. Ничего не произошло. Глеб сокрушенно вздохнул: видимо, ему не хватило веры. Даже такие сильные боги, как Хорс и Семаргл, беспомощны, если у того, кто к ним обращается, нет веры в сердце.

Глеб заставил себя сосредоточиться. Разве у него нет веры? Больше пяти лет он торчит в этих гиблых местах, и у него до сих пор нет веры? Разве такое возможно?

Непонятная сила перекинула его в девятый век из двадцать первого. Он видел столько чудес, сколько не сделали за всю свою жизнь и десять святых! И в его сердце до сих пор недостаточно веры?

У кого же она тогда есть, эта чертова вера, если не у него?!

Глеб стиснул зубы и глухо процедил, стараясь вложить в свои слова всю ярость, всю надежду, всю веру, на какую только был способен:

– Бог Семаргл, крылатый пес Хорса-огнебога, помоги мне спастись!

И снова никакого результата.

Итак, заклинание не помогает. До меча не дотянуться. А самому из сетей не выпутаться.

Оставалось сидеть в ловушке и дожидаться Мамелфы. Или смерти. Впрочем, Глеб не видел между двумя этими дамами большой разницы.

Внизу послышался какой-то шорох. Сеть, опутавшая шею Глеба, не позволяла ему наклонить голову. Глеб скосил глаза и похолодел от страха. В трех шагах от него стоял, широко расставив лапы, огромный двуглавый пес. Ветер ворошил длинные колосья бурой шерсти на его холке.

Чудовищу достаточно было встать на задние лапы, чтобы оттяпать Глебу ногу. А если он слегка подпрыгнет, то с легкостью сомкнет зубы на горле Глеба.

«Вот, значит, как суждено мне погибнуть, – подумал Глеб сокрушенно. – Не от меча ратника, не от стрелы лесного дикаря, не от упырьих клыков, а в зубах двуглавой твари. Обидно».

Драглак двинулся с места, и Глеб мысленно попрощался с жизнью.

Внезапно Глебу расхотелось сопротивляться. В конце-то концов – пусть жрет. Все равно домой ему уже не вернуться. Так пускай сожрет. Зверь голоден и наверняка сделает это быстро.

Драглак поднялся на задние лапы и раскрыл огромную пасть. Глеб закрыл глаза. Смотреть в эту зловонную, утыканную желтоватыми зубами черную дыру было невыносимо.

Громко клацнули зубы, и веревки упали с запястий Глеба. Зубы клацнули еще несколько раз, и Глеб, потеряв опору, рухнул на землю с трехметровой высоты, ударившись спиной о камень. Острая боль пронзила все его тело.

– Твою мать… – простонал Глеб, едва не теряя сознание от боли.

Он немного полежал на земле, дожидаясь, пока боль немного отступит, а затем медленно, очень медленно, поднялся на ноги. Драглак лежал на земле в полутора саженях от свисающей с дерева разорванной сети.

Обе его пасти были открыты, губы обложила белая пена, а с языков на землю капала розовая слюна. Выглядел он плохо.

Заметив приближающегося Глеба, Драглак слабо вильнул хвостом. Глеб присел возле пса и осмотрел его мощное тело. Ни ран, ни ссадин, ни царапин он не заметил.

Внезапно пес перестал дышать и скривился; мышцы его напряглись, стянутые жестокой судорогой.

– Эй, Драглак, – испуганно позвал Глеб, – да что с тобой происходит?

Пес снова задышал – тяжело и хрипло, затем одна из глоток пса зашлась кашлем, и к ногам Глеба упал обрывок сети. Глеб глянул на обрывок и побледнел – он весь был покрыт сгустками крови. Похоже, Драглак нечаянно проглотил кусок сети, и тот изрезал ему внутренности. А может, просто отравил пса. Одному лешему известно, какой гадостью колдунья Мамелфа пропитала свои веревки.

Драглак приподнял одну из голов и попытался лизнуть Глеба в лицо. Глеб отшатнулся, предпочитая держаться подальше от зубов чудовища.

Драглак снова опустил голову на траву. Глеб выпрямился и едва не вскрикнул от острой боли в спине.

– Потерпи, песик, – тихо сказал он чудищу. – Я сейчас приду.

Драглак глянул на Глеба жалобными глазами и тихонько заскулил.

– Я скоро, – пообещал ходок, повернулся и, прихрамывая, заковылял к роднику.

Вот и родник с мертвой водой. Перед тем как присесть рядом с родником, Глеб чуток постоял, решаясь. Ему всегда было не по себе от вида этой мертвой воды. На первый взгляд – обычная вода, а приглядишься – в ней видно какое-то едва заметное шевеление, будто копошатся мириады крошечных прозрачных существ.

А приглядишься еще тщательнее, увидишь, как эти мириады складываются в призрачные, неразличимые для неискушенного глаза фигуры и узоры. То человеческое лицо, то фигура волколака, то очертания качающегося на ветру дерева, а то и вовсе что-нибудь чудное. Словно вода запомнила все, что видела за свою долгую жизнь, и теперь спешит показать все это случайному зрителю.

Наконец Глеб собрался с духом, присел на колени и зачерпнул воды во флягу.

Когда ходок вернулся, двуглавый монстр был уже мертв. Глеб выплеснул из фляги ненужную мертвую воду. Вдали от родника она бесполезна, поскольку теряет все свои целебные качества.

Взяв в руки меч, Глеб постоял немного над мертвым псом, собираясь с духом, потом тихо сказал:

– Прости, Драглак. Я вынужден это сделать.

Он сжал в пальцах рукоять меча, размахнулся и рубанул пса по шее. А потом еще раз. И еще. И рубил до тех пор, пока обе головы не отделились от туловища.

Покончив с этим, Глеб тщательно обтер клинок травой, вложил его в ножны и захромал прочь.

Он отошел от трупа пса всего на пятнадцать шагов, как вдруг услышал за спиной отвратительное чавканье. Оборачиваться Глеб не стал и только ускорил шаг.

Пусть мертвым телом занимаются мертвые, а у него еще куча дел с живыми.

Пройдя примерно две версты, Глеб ощутил страшную усталость. Ушибленная о камень спина болела все больше и больше. Меч и короткая палица, висевшие на поясе, тяготили его. Казалось, они весят целую тонну.

Нужно было отдохнуть. Глеб, морщась от боли в спине, снял с пояса меч и палицу и бросил их на траву. Сам с трудом опустился рядом.

Посидев так минут пятнадцать и не почувствовав себя лучше, Глеб попытался встать, но с ужасом понял, что не может этого сделать, поскольку не чувствует ног.

Глеба охватило отчаяние. Теперь он был беспомощен перед здешними тварями. С минуты на минуту они появятся здесь, и тогда…

Где-то рядом хрустнула ветка. Глеб вздрогнул и уставился в темноту. На пригорке, освещенном призрачным светом луны, стоял нелюдь.

– Белнон! – хрипло выдохнул Глеб.

– Здравствуй, Первоход, – сказал нелюдь, и губы его сложились в жутковатую улыбку. – Я знал, что мы еще встретимся.

9

Князь Егра, тяжело опираясь на золоченый посох, вошел в расписную горницу. Он стал еще угрюмее и грузнее с тех пор, как атаман Самоха видел его в последний раз. Лысая голова, красивое гордое лицо с резкими, выразительными морщинами, под глазами – набухшие темные мешки, словно князь провел мучительную, бессонную ночь.

Самоха снял шапку и низко-низко поклонился.

– Здрав будь, пресветлый княже! – поприветствовал он своего покровителя преданным, мягким голосом.

– И тебе не болеть, – хмуро ответил князь. – Что ты мне привез?

– То, что ты велел. – Атаман указал на деревянный стол, на котором лежало накрытое тряпицей тело ходока Варопая. – Вон он, твой недруг. Хочешь – забирай, а нет – так велю своим людишкам вынести его вон и бросить в овраг за городской стеной.

Князь, постукивая посохом, прошел к столу. Атаман Самоха поспешил за ним. Когда князь остановился, Самоха ухватил за край тряпицы и быстро сдернул ее с трупа.

Самоха, будучи от природы любопытен, зорко следил за реакцией князя. Однако на красивом, величественном лице Егры не дернулась ни одна морщина.

Он долго разглядывал лежащее на столе тело, затем чуть повернул голову к Самохе и холодно осведомился:

– Это Первоход?

Атаман кивнул:

– Да, княже. Он самый.

– А что у него с лицом?

Самоха тонко улыбнулся.

– Княже, ты ведь сам велел, чтобы казнь была лютая.

Егра снова взглянул на разбитое лицо ходока и нахмурился.

– Говорили мне, Самоха, что ты лютый зверь, – медленно произнес он, – а я не верил. Теперь вижу: не врали люди.

– Кому лютый зверь, а кому – верный пес. За тебя, княже, и в огонь, и в воду полезу. Сам ведь знаешь.

– Знаю. – Егра оглядел медленным взглядом все тело ходока, снова взглянул на лицо и сказал: – Все ж таки зря ты ему лицо разбил.

– Почему? – вскинул брови Самоха.

– Хотел я его княгине показать. Этот червь ей много крови попортил. Думал, пускай посмотрит, порадуется. А теперь как я ей ходока покажу?

– А ты прикажи накинуть ему на лицо платок, – посоветовал Самоха. – В таком виде и покажи. А спросит – ответишь, что головой в костер упал. Опосля такого рассказу княгиня и сама смотреть не захочет.

Князь вздохнул и отвернулся от тела.

– Ладно, – сказал он. – Сделал доброе дело, получай награду. Велигор!

Советник Велигор, тощий, как палка, вывернул из-за княжьего плеча.

– Я здесь, пресветлый княже!

– Дай кошель.

Велигор поспешно вынул из специального широкого кармана кожаный кошель и вручил его князю. Егра толстыми пальцами вынул из кошеля несколько золотых монет и положил их на широкую мозолистую ладонь Самохи:

– Держи.

– Благодарю тебя, князь! Да воздадут тебе боги за твою щедрость сторицей!

Атаман убрал золото в карман кафтана.

– Как там на границе? – спросил его князь. – Все ли спокойно?

– Все спокойно, пресветлый, – ответил Самоха.

– Гляди, надеюсь на тебя. Скоро пойду войной на Голядь. Будешь прикрывать мой зад. Плохо прикроешь – взыщу. А хорошо – награжу. Чтобы мне ни одно нечистое рыло из Гиблого места не вылезло! Понял али нет?

– Понял, пресветлый княже! – с готовностью ответил Самоха и склонил голову в поклоне.

Князь отвернулся от него и обратился к советнику:

– Велигор, что там лесорубы?

– Работы движутся, княже, – поспешно доложил тощий Велигор. – Только не все рубщики ночь пережили.

– Что так?

– Десятерых растерзали твари. Трое потонули в болоте. Двоих сожрали голодные прогалины. Одного закрутил вертун. А семеро просто сгинули.

– Как сгинули? Куда?

– Неведомо куда, княже. Были, а потом исчезли.

По лицу Егры пробежала тень.

– Недовольных много? – спросил он.

Велигор нахмурился и сказал:

– Голоштанники ропщут. Говорят, князь людей нарочно в Гиблое место загоняет, чтобы от нелюди даровым мясом откупиться.

Егра поморщился:

– Глупцы. Только о шкуре своей думать могут. Работы не прекращать! Беспорядков не допускать! Недовольных – резать и вешать. Тех, кто работает споро и хорошо, одаривать медью.

– Сколько давать? – деловито осведомился Велигор.

– Сам придумай. Опосля отчитаешься.

– Все сделаю, как велел, князь, – ответил Велигор.

Егра присел на край резного дубового трона, поднял руки к лысой голове и с усилием потер пальцами виски. Мучительно поморщился и убрал руки от висков.

– Пойду почивать, – сказал он, не глядя на Велигора. – К обеденной трапезе разбудишь и расскажешь, как продвигаются дела. – Он повернулся к Самохе и глянул на него из-под нахмуренных бровей: – А ты учини хорошую облаву на нечисть. Только трупы нечисти Баве не продавай.

– Куды ж их девать? – удивился атаман.

– Сюда привезешь. На подводах. Выставлю на площади и покажу людям. Пусть знают, как я о них пекусь. Все, ступайте оба прочь!

10

Самоха прошел по коридору, но не вышел из палат, а свернул вправо, на женскую половину. Услышав приближающихся сенных девок, он спрятался за высоченный комод и переждал, пока они пройдут мимо.

Затем выпрямился и быстро зашагал дале. Из-за угла вышел ратник. Увидел Самоху и поднял перед собой бердыш. Однако, разглядев атамана получше, ухмыльнулся, опустил бердыш, развернулся и пошел прочь, будто ничего не видел.

Самоха усмехнулся. Свои люди у него теперь были везде. Иного купил деньгами, другого – угрозами, третьего – щедрыми посулами. Все продавалось в этом мире, и любая дверь открывалась. Нужно только знать подход.

Атаман зашагал дальше. Вот и горница княгини Натальи. Должно быть, княгиня еще почивает. Час для нее ранний. А может, уже встала. Сидит сейчас, небось, у серебряного зерцала и волосы свои длинные и густые гребнем расчесывает.

Самоха представил себе тонкую фигуру княгини с высокой грудью, лебединой шеей и крепкими бедрами – представил и облизнул губы широким языком. В паху стало жарко от вожделения.

Самоха приник ухом к двери, затем вынул из кармана железную закорючку, сунул в замочную скважину и тихонько пошерудил. Замок сухо щелкнул, и дверь поддалась.

Княгиня Наталья, как и предполагал Самоха, сидела у зерцала с гребнем в руке. Услышав открывшуюся дверь, она повернула голову и взглянула внимательно, но без всякого страха.

Смела была Наталья, ох, смела! Через эту безоглядную смелость все у них и вышло. Отомстить, видать, хотела князю за что-то, вот губы под поцелуй и подставила.

Самоха, глядя на княгиню, усмехнулся – сладок был тот поцелуй, слаще самого сладкого меду. Помнит ли о нем Наталья?

– Здравствуй, княгиня, – тихо поприветствовал атаман и прикрыл за собой дверь.

– Здравствуй, разбойник, – холодно откликнулась Наталья. – Кто тебя сюда впустил?