Текст книги "Пять капель смерти"

Автор книги: Антон Чижъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ванзаров взял отдельный кабинет.

Николай Густавович так давно нормально не ел, что без стеснений заказал обед из пяти блюд. Когда подали пармский салат, он накинулся коршуном. Разделался с крабовым супчиком, запил тремя бокалами рейнского красного, вытер губы салфеткой и только тогда блаженно вздохнул:

– Что желаете знать о пентакле?

Ванзаров заметил на мизинце фон Шуттенбаха странный перстень:

– У вас пентаграмма на щите у русалки.

Барон смутился.

– Это древний гностический символ. Прошу вас, не надо шутить на эти темы… Так что именно вас интересует о пентакле?

– Все, что угодно.

Воспоминания Курочкина Афанасия Филимоновича, старшего филера филерского отряда Департамента полиции

Господин Джуранский сведения мне передал такие точные, будто сам видел. Вот что значит школа Ванзарова. Да вы и сами, господин Гривцов, знаете. Бывает, некоторые господа ловкие прикажут: ищи того, не знаю кого.

Я, как полагается, записал установку в филерский блокнот и побежал в Департамент полиции. У нас там, рядом с кабинетом моим и залой, где проводился инструктаж, пряталась тесная каморка, забитая разнообразным платьем, – костюмерная отряда нашего. Для скрытного наблюдения приходится в кого угодно переодеваться: в крестьян, бродяг, извозчиков и прочий неприметный люд.

Пыли у нас там изрядно собралось. Как войдешь – обязательно чихнешь. Костюмерная, конечно, громко сказано, не театр ведь. Так, темный чуланчик, окон нет, духота да нафталин. Костюмы для слежки специально не чистят и не проветривают: чтоб имели натуральный вид. Разжег я газовый фонарь и выбрал: русские сапоги, поддевку, помятую серую фуражку и черную куртку на ватной подкладке. Набор, подходящий для такого случая. Отправляюсь в свой кабинет.

Кабинет – одно название. Угловая комнатенка, отгороженная от общего коридора тонкой перегородкой. Переодеваюсь в тряпье, сажусь перед зеркальцем и бороду с усами наклеиваю. Потом по скулам темным гримом мазнул, по лбу. Сажей ногти натер, как у рабочего люда. Посмотрелся – вроде ничего маскарад вышел, убедительный и незаметный. Народ у нас не дурак, если что не так – сразу фальшивку чует. Разоблачат вмиг. Хорошо, если в глаз дадут, а то ведь могут и ножиком пырнуть, всякое с нашим братом-филером бывало. Осторожность нужна. И тщательность. Есть такая профессия – за людьми следить.

Прикинул, куда первым делом загнуть. Ну, обошел трактиры дешевые на Петроградской стороне, вроде никого похожего. Весь день на это положил. А на следующий день опять принялся. Понимаю, что ротмистру результат нужен. Да и не ему, наверняка Ванзаров распоряжение отдал. А уж для Родиона Георгиевича надо расстараться. Такой человек!

Потому принялся со всем умом. Обход начался с трактира Арсентьева на Кронверкском проспекте. Заказал у полового чайную пару и шкалик. За теплой беседой под чаек и водочку можно узнать многое.

В зале заприметил субъекта, отчаянно страдавшего. Себе рюмку налил и тому подмигнул. Уговоров долгих не потребовалось, сразу прискакал. Чокнулись за приятное знакомство, разговор завязался. Мужичок оказался местным завсегдатаем, в свободное от трактира время подрабатывал мелкими услугами в ближайшем доме, знал все и про всех. Доложил, что хозяин трактира – жулик, в каток [15]15
  Открытый для посетителей трактира буфет с закусками, нечто вроде шведского стола.


[Закрыть]ставит протухшие закуски, половые воруют от хозяина чаевые, а тетка Анфиса снюхалась со слесарем Перовым и теперь бегает к нему, почитай, каждый день.

Я ему водочки подливаю, сам же – только чай, но рюмку держу наполненной. Когда же мужичок объяснился мне в вечной дружбе, осторожно спрашиваю: а не было ли сегодня или вчера компании, которая лихо гуляла? Знаток трактира дает честное слово, что лихих пьянок, как ни жаль, не случилось. Посидел я для приличия еще четверть часика и оставил труженика приканчивать шкалик.

Такая же история повторилось в трактире Москалева на Большой Зеленина. Без всякого результата выпил чайник чаю.

Оттуда направился в трактир Чванова в начале Малого проспекта и выпил еще чаю. Потом заглянул в «Волгу» на Большом проспекте и влил в себя чайник. Кое-как дошел до «Луги», в конце Малого проспекта, и заставил себя осушить новый чайник. Без этого разговор бы не пошел. Но везде повторялось одно: словоохотливые завсегдатаи пили водку, выкладывали всю душу, но подозрительной компании, которая гуляла и спускала вещи, никто не видел.

Обошел я еще пять или шесть заведений Петербургской стороны, уж точно не припомню, и ничего толкового не узнал. Но уж чаю напился так, что вынужден был забежать в глухой двор. Одна срамота. А что делать? Невтерпеж.

Такие вот страдания претерпел. Всякое в нашей службе бывает. Сил уже не осталось. Решил: завтра займусь заведениями Васильевского острова. Только отдохну от этого проклятого чая чуток.

Лекция в общедоступном лектории, что в Соляном переулке, барона Николая Густавовича фон Шуттенбаха «Об исторической роли пентакля»

Должен сказать, господа, что эта тема практически неисчерпаема. Начнем с того, что пентакль принято считать символом черной магии. Хотя это глубочайшее заблуждение. Дело в том, что пентакль – древний и, самое главное, двусмысленный знак. Он может служить как дьявольским, так и божественным силам. Чтобы это стало очевидно, я должен пояснить историю символа. Впервые пентакль появился в древнем Шумере и Египте, там, где, по преданию, зародилась магия. Египтяне называли его Звездой псоглавого Анубиса. В Вавилоне он считался знаком правителя, власть которого распространялась на четыре стороны света.

Вам кажется, что в этом нет ничего магического? Прошу набраться терпения. Впервые особое значение пентаклю придали пифагорейцы. Для них он символизировал цифру 5, то есть символ всеобщего совершенства и священного брака мужского и женского начала, Земли и Неба. Пентакль стал тайным знаком их общины и символом пяти лет молчания, которые должен был выдержать адепт, желавший вступить в тайный союз. Но главный смысл, который пифагорейцы видели в символе, – вечная молодость и здоровье.

В раннем христианстве пентакль символизирует пять ран Иисуса Христа, или, в числовом толковании, три плюс два, то есть сумму Троицы и двойственной природы Христа: человеческой и божественной. Да, да, именно пентакль, а не крест.

Изначально пентакль был не менее важным христианским символом. Во времена святого Константина, который сделал христианство государственной религией Византии, пентакль встречается чаще креста. И даже на печати самого императора был изображен пентакль. Причем перевернутый, вверх ногами! И он символизировал Преображение Христа.

А дальше значение символа меняется. Пентакль стали считать знаком дьявола после того, как на процессе тамплиеров стало известно, что рыцари молились Бафомету, на лбу которого изображен пентакль. После разгрома тамплиеров пентакль стали почитать как знак, оберегающий от темных сил, и как знак, призывающий их. В магии пентакль получил два совершенно противоположных толкования. Если звезда была повернута лучом вверх – это символ человека. Но если верхний луч повернут вниз, пентакль превращался в козлиную морду.

Более того: человек, расставивший широко руки и ноги, сам является символом пентакля! Впервые про силу фигуры человека, вписанного в пентакль, написал маг Корнелий Агриппа во второй книге «Оккультной философии». А великий астроном Тихо Браге опубликовал пентакль с человеком и магическими буквами I-H-S-V-H на концах лучей. Но это еще не все! То, что пентакль – основа совершенной архитектурной пропорции, было известно еще римскому архитектору Витрувию. Об этом вспомнили, когда в Риме был опубликован его труд «De architectura». Через несколько лет Чезарино написал «Труды Витрувия» и поместил в книге изображение совершенных пропорций человеческого тела на основе пентакля. Что, кстати, использовал Леонардо в знаменитом эскизе, называемом «Витрувианский человек».

Если пентакль наложить на изображение человека, раскинувшего руки и ноги, сверху положить равносторонний крест, затем по углам лучей поставить знаки Меркурия, или алхимического азота, Сатурна, или свинца, Венеры, или меди, Марса, или железа и магнезии, – это будет универсальный символ микрокосмоса, Вселенной, который отражает божественную гармонию Мира в Человеке. Этот символ – краеугольный камень алхимии, теософии, оккультизма и герметизма.

Однако все это известно скорее специалистам. В сознании большинства, в сознании темных масс все куда проще. Один поворот превращает звезду из светлого символа в символ тьмы. Пентакль мог насылать проклятие или стать символом удачи. И все же считалось, что пятиконечная звезда защищает от темных сил. Это поверие основывалось вот на чем.

Сила звезды заключена в символике пяти ран Христовых, которых боятся демоны. Для создания оберегающего талисмана на концах лучей надо было написать пять еврейских букв: «йод», «хе», «шин», «вав» и «хе», что составляло имя Иисуса, или Пентаграмматон.

По представлению современной магии, да-да, не смейтесь, господа, современной, пентакль символизирует соединение божественного и человеческого начала, а если говорить шире – безграничную власть человека над природой. Его избрали в качестве символа Северо-Американские Соединенные Штаты. Было много слухов о принадлежности к масонам отцов-основателей американского государства. Так говорили про Джорджа Вашингтона, который, по слухам, был одним из самых великих Мастеров. Пентакль у масонов называется «Пламенеющая Звезда» и символизирует Человеческий гений, луч Божественного, свет мудрости и абсолютного знания, который придет в мир.

Рассмотрим эту тему подробно…

Папка № 8

Ванзаров положил на стол полицейский снимок:

– Что можете сказать об этом?

Отбросив салфетку, барон внимательно рассмотрел фотографию и явно встревожился:

– Где это нашли… То есть, я хотел спросить, кто это?

– Некий господин. Найден замерзшим на невском льду.

– Пентакль выжжен?

– Насколько знаю – нет.

– У этого… жертвы нет каких-то телесных особенностей?

– Только одна: он – гермафродит. Или она.

Фон Шуттенбах присмирел:

– И вы знаете, кто это сделал?

– Очень хотел бы узнать. Могу рассчитывать на вашу помощь?

Барон одарил презрительным взглядом:

– Все ясно. Вы из охранки. Это подло.

– Я чиновник сыскной полиции и подлостями не занимаюсь, – сказал Ванзаров. – Верю, что лучший специалист по магии сможет помочь в раскрытии преступления.

Недовольно хмыкнув, фон Шуттенбах все же принялся изучать карточку.

– Это не черная магия и не жертвоприношение, – наконец сказал он. – Иначе отрубили бы голову или руку. Резаных ран на теле нет?

– Угадали.

– Маг не посмел бы ставить пентакль на тело жертвы.

– Тогда кто?

– Игры дилетантов. Или привет от нового культа.

– Чем может грозить?

– Чем угодно. Готовьтесь к худшему. Думаю, последуют новые жертвы.

– Культ чего?

– Чего угодно. Забытого божества древности. Могу допустить эротический культ. Пентакль ведь наделялся эротическим значением. Надеюсь, господин Ванзаров, я отдал вам долг? – Барон поднялся.

– Кто из людей вашего круга мог бы пойти на такое? Профессор Окунёв?

Фон Шуттенбах застегнул две верхние пуговицы английского пиджака.

– О господине Окунёве не имел чести слышать. А в моем окружении нет ни одного, кто бы пошел на такое. Честь имею…

Папка № 9

Бывают случаи, порой незначительные, которые трудно объяснить логикой или рациональными причинами. В своей практике я несколько раз сталкивался с такими совпадениями, какие трудно представить. Оставалось только гадать: случайность ли это или нечто в запланированном порядке вещей указывает или предостерегает? Как шелест шестеренок в неотлаженном часовом механизме указывает на то, что времени, которое показывают эти часы, доверять нельзя. Именно о таком случае рассказал мне сам Родион Георгиевич. И даже подчеркивал, что в нем и был ключ к тайне. Хотя я искренно не понимаю до сих пор, каким образом из этого случая можно было вытянуть ниточку всего дела. Вот что рассказывал Ванзаров.

После ужина с бароном он вышел в общий зал ресторана «Медведь» в «некоторых раздумьях», как сам признался. И не заметил, что заступил дорогу даме. Едва не столкнувшись, он извинился и мельком взглянул ей в лицо. Карие зрачки излучали силу, которая способна обратить в раба любого. В глазах светилась бездна.

Ванзаров смутился и отвел взгляд. Царственной походкой дама направилась в кабинет, не замечая извинений. За ней шествовал в отличном настроении господин, не узнать которого было невозможно: мистер Санже собственной персоной! Отличный боксер в полулегком весе, не раз побеждал на ринге в клубе любителей бокса. Слай бился как леопард, одолевая соперников не силой, а быстрой хитростью. На одном турнире вышел против самого Исмаила Карды, звероподобного турка, с которым отказывались биться другие боксеры. И уже во втором раунде нанес молниеносный удар стамбульскому Голиафу, закончив матч чистой победой.

Чемпион-дипломат пребывал в искрометном расположении духа. Лицо его горело румянцем, глаза лихорадочно блестели, а сам он пританцовывал, выделывая замысловатые движения руками и чуть не подпрыгивая в канкане. Мистеру Санже было весело настолько, словно он изрядно подкрепился виски или другим горячительным напитком. Как видно, до «Медведя» спортс-мэнугощался в питейных заведениях. Или отмечал очередную победу.

Не это настораживало. Ванзаров пытался вспомнить, где мог видеть загадочное женское лицо. Отчего-то это было очень важно понять. Пока он рылся в памяти, пара исчезла в кабинете.

Он дал швейцару чаевые и пошел домой по заснеженной Казанской улице, выбрав самый длинный путь до дома, чтобы проветриться и подумать.

В одиннадцатом часу, войдя в домашний кабинет, Ванзаров сел за письменный стол. Наведя лупу, он принялся изучать помятый снимок. Как ни странно, дамы имели почти одинаково уложенные волосы. И хоть одна повернула личико в профиль, а другие смотрели в объектив, различить их с полной уверенностью было сложно. Черно-белые краски сгладили различия, превратив разных женщин в трех сестер.

Несомненно, в ресторане он толкнул одну из них. Его запутала новая прическа. Женщина, как кошка, меняя прическу, меняет жизнь. Новая прическа – как новое лицо.

Отложив фотокарточку, Ванзаров вскрыл пришедшую записку от Лебедева:

«Коллега! Я перевернул вверх дном картотеку антропометрического бюро. Увы и ах! Милых барышень обнаружить не смог. Видимо, они не общались с полицией. Какая жалость!»

Другая была от Джуранского. Верный помощник сообщал:

«Господин Ванзаров! Имею честь доложить: я лично проверил книги паспортного стола. Господин Наливайный Иван Иванович в Петербурге не числится и не числился никогда. Установить факт его службы в каких-либо государственных учреждениях также не удалось».

Вырезка из газеты «Петербургский листок» за 1904 год (Оказалась в папке)

ШАЙКА МОШЕННИКОВ ОСОБОГО РОДА

В Лодзи действовала чрезвычайно смелая и дерзкая шайка мошенников, оперировавшая главным образом в кругу несовершеннолетней, так называемой золотой молодежи, т. е. сыновей зажиточных фабрикантов и промышленников. Молодежь эта любит проводить все свободное время преимущественно в кафешантанах; родители, люди практичные, не давали своим сыновьям слишком много денег на мелкие расходы.

А тут столько искушений!

Нашлись услужливые приятели, согласившиеся ссуживать влюбленным в кафешантанных «див» юнцам деньги под долгосрочные займы. Но что же, однако, оказалось?

Они не только брали ростовщические проценты, но и пускались на различные мошенничества, а именно: пользовались двойными вексельными бланками, плотно склеенными. Верхний бланк был на сумму 500 рублей, нижний на 5000 руб. Должники делали только передаточную надпись на вексель, а предъявителя заемного письма мошенники должны были найти сами. Они обыкновенно записывали кого-либо из семьи должника, а потом уверяли, что он подделал вексель, так как передаточная подпись подлинная. Родственникам приходилось скупать векселя.

Констатирован факт, что некто Х занял только 1000 руб., а векселей оказалось на 25 000 руб., родственники скупили их за 2000 руб. В другом случае вместо 10 векселей в 100 руб. каждый оказалось 100 векселей на сумму 40 000 рублей. Разоблачение этой шайки мошенников произвело в Лодзи большую сенсацию.

Конспект лекций жандармского корпуса полковника Герасимова Александра Васильевича, начальника петербургского Охранного отделения в отставке

Теперь, господа офицеры, я подхожу к нашей встрече с агентом, назначенной на 2 января. Она навсегда осталась в моей памяти. Скажу больше. Я готов поставить ее в пример того, что офицер политической полиции должен в своей работе использовать не только инструкции и опыт, но прислушиваться к собственной интуиции, не быть глухим к ее голосу. Часто пользоваться таким советчиком недопустимо. Но порой без нее не обойтись. Как определить, что настал момент истины? Кто знает. Быть может, каждый должен совершить столько ошибок, сколько ему суждено. Этот урок я усвоил слишком большой ценой.

Шмель прилетел вовремя и довольно бойко доложил, чем занимается господин Окунёв. Я слушал внимательно. С каждой секундой росло странное чувство, что меня пытаются провести. Никаких конкретных фактов, ни одной существенной ошибки в словах агента не было. Но я буквально шкурой, если хотите – чутьем ищейки, чуял: со мной начали непонятную, двойную игру. Шмель попросту врал. Искусно, мастерски врал. Но для чего?

Чтобы отогнать это чувство, я оборвал визуальный контакт и подошел к окну, впервые повернувшись спиной, нарушив неписаное правило общения с агентом. На той стороне улицы зажигали ранние фонари. Я смотрел на прохожих, попадавших в пятно газового света и вновь растворявшихся в наступающей мгле, слушал доклад и неумолимо чувствовал обман. Это было настолько необъяснимо, что я отказывался верить самому себе.

В квартире для конспиративных встреч потемнело. Я задернул шторы, пошел к выключателю, по пути ударился о стол и зажег лампу под абажуром. От яркого света Шмель зажмурился. Расположившись так, чтобы свет падал в лицо агенту, я поблагодарил за интересный рассказ и предложил небольшую игру: задаю короткий вопрос, отвечать надо сразу, не задумываясь, только «да» или «нет». Агент не возражал.

– Профессор живет один?

– Да.

– Он делает приемы?

– Нет.

– Ходит в гости?

– Наверное.

– Держит химические реактивы?

– Да.

– Много книг по химии?

– Да.

– У него химическое образование?

– Нет… Кажется…

– Много химических колб?

– Да… У него маленькая лаборатория.

– Принимает лекарства?

– Возможно… Нет… Да…

– Глазные капли?

– Не знаю…

– Большая библиотека?

– Да…

– Много томов по литературе?

– Да…

– Много комнат?

– Нет…

– В квартире холодно?

– Нет…

– Пахнет молотым кофе?

– Да…

– Утром пьет чай?

– Нет… Да…

– Любит вино?

– Нет…

– Пьет водку?

– Да…

– Он пьет сердечные капли?

– Нет.

– Часто болеет простудой?

– Нет…

– Где он обедает?

– Что?.. Нет…

– Он обедает дома?

– Не знаю… Да…

– У него кухарка?

– Кухарку он выгнал… Нет…

– Он готовит?

– Не знаю… Нет…

– Ходит за продуктами?

– Нет…

– Он заказывает обеды на дом?

– Я, право… Откуда мне знать! Что за безумные вопросы?

Случайно или нарочно Шмель сбил темп допроса. Это было уже не важно. Я нащупал: Шмель избегает разговора о питании профессора. Случайность? Или за этим что-то есть?

От своего предшественника я был наслышан, как блестяще Шмель умеет входить в доверие к людям, и ни секунды не сомневался, что полоумный Окунёв рано или поздно выложит все.

А если это случилось? Если агент пытается скрыть именно эту, самую главную тайну? Возможно, потому, что профессор действительно изобрел нечто опасное?

Я всмотрелся в красивое лицо Шмеля, пытаясь найти в нем отгадку. Агент спокойно выдерживал взгляд. Следовало просчитать возможные варианты.

Первый: Шмель ничего не знает, чист как стекло. Профессор – безобидный сумасшедший.

Второй: Шмель узнал что-то, что может использовать в личных интересах. И теперь ставит дымовую завесу.

Третий: профессор Окунёв перевербовал Шмеля, а мы проглядели новую революционную организацию.

Первый вариант можно было отмести. Третий тоже показался нереальным: если б профессор был причастен к организации, то неминуемо попал бы в поле зрения наших агентов. Сеть у нас была раскинута обширная. Следовательно, вариант номер два.

Что же в таком случае открыл профессор?

Молчание затягивалось. Шмель по-кошачьи потянулся в кресле:

– Господин Герасимов, если у вас больше нет вопросов, позвольте удалиться. Время позднее…

– И вот еще что… – Я нарочно взял паузу.

– Да?

– Что за вещество принимает профессор?

– Какую-то микстуру. Кажется, от нервов.

– У какого доктора выписан рецепт? В какой аптеке куплен? Сколько раз в день?

Шмель невинно улыбнулся:

– Такими вещами мне не приходилось интересоваться.

– Выясните, где и у кого получает это вещество. Или сам делает?

– Понятия не имею.

– Необходимо выяснить подробным образом все об этой микстуре и доставить мне образец. Это возможно?

– Разумеется, господин полковник.

– Жду вас здесь четвертого января. В полдень. Надеюсь, двух дней хватит?

– Постараюсь, господин Герасимов. Это все?

– Вы свободны…

Шмель выпорхнул.

Я опять подошел к окну и отодвинул шторы. На той стороне улицы агент садится на извозчика. Я стал припоминать все наши встречи: первый раз Шмель телефонировал сам, а затем я назначал время. Но у меня не было никаких сведений о его месте жительства. Этот маленький факт я упустил из виду. Быть может, адрес указан в его личном деле? Но если вдруг Шмель решит исчезнуть, где его искать? Но с чего бы агенту исчезнуть? Маленькая ложь – еще не признак предательства. Вот если Шмель оборвет связь, это будет значить…

Я не хотел признаться сам себе, что это будет значить. В моей карьере подобного провала еще не было. И быть не могло. И хоть я не мог отделаться от тревожных мыслей, но заставил себя поверить: Шмелю можно доверять.

Только интуиция, которую я не пожелал слушать, твердила, что я совершил ужасную ошибку.

Донесение о наблюдениях за домом профессора Окунёва

2 января 1905 года. Весьма секретно

Имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что, по сделанному Вами распоряжению от 31 декабря 1904-го, было установлено наблюдение за домом № * по 3-й линии В. О. и особо за квартирой, занимаемой профессором И.А. Окунёвым. На филерский пост мною было выделено по два наряда филеров на смену, которая начиналась в 8-м часу утра и заканчивалась в полночь, в составе двух сотрудников отдела филерского наблюдения.

За истекший срок были зафиксированы следующие лица:

Тридцать первого декабря в 5-м часу пополудню прибыла молодая барышня под вуалью. Объекту филерского наблюдения присвоена опознавательная кличка Вертля.

В 7-м часу вечера в квартиру пришла дама, прикрывавшая лицо вуалеткой. Приехала на извозчике. Объекту филерского наблюдения присвоена опознавательная кличка Рыжая.

В 9-м часу вечера объект Окунёв вышел из дома, поймал извозчика и отправился в ресторан «Медведь», где ужинал до одиннадцатого часа. После чего сел на извозчика, вернулся домой. Свет в квартире был потушен за полночь.

В этот же день в 8-м часу вечера дворник Пережигин в отвратительно пьяном виде стучался в квартиру профессора и требовал денег по случаю праздника. Дворник Пережигин в квартиру пущен не был.

Первого января в одиннадцатом часу утра прибыла дама в черном под вуалью. Пробыла в квартире не более четверти часа. На улице взяла сани и поехала в сторону центра. Филер Митрофанов проследил даму до Пассажа, где она сошла. Филер последовал за дамой внутрь. Дама вошла в магазин шляпных изделий, из которого не выходила более полутора часов. Когда филер, потерявший терпение, заглянул в магазин, упомянутой дамы в нем не было. По словам модистки, дама ушла из магазина больше часа назад через черный ход. Объекту филерского наблюдения присвоена кличка Ласка.

Около полудни объект Окунёв вышел из дому. По виду можно было сказать, что он пребывал в скверном расположении духа. Объект взял извозчика. За ним был отправлен филер Пономарев. Профессор поехал в Шувалово, где остановился около зеленого дома. Зашел не более чем на десять минут. По словам околоточного, это дача Окунёва. Постоялец не появлялся здесь с весны. На даче замечены господин и дама, вероятно, семейная пара, но их уже дня три как не видно. С дачи Окунёв отправился в город, где посетил Пассаж, пил кофе в Польской кофейне и отобедал в трактире Родиона на Офицерской. После чего вернулся в 7-м часу и более из квартиры не выходил.

В 9-м часу вечера дворник Пережигин в пьяном виде кричал на весь двор, что «он всех выведет на чистую воду». Дворник был уведен городовым. Ворота на ночь остались незапертыми.

2 января объект Окунёв квартиру не покидал, к нему никто не приходил, о чем и имею честь Вам доложить.

Подпись: старший филер А.Ф. Курочкин

Воспоминания сотрудника петербургской сыскной полиции ротмистра Джуранского Мечислава Николаевича

Начальник мой прочитал филерское донесение и говорит:

– Вам ничего не кажется странным, ротмистр?

Говорю:

– Конечно, странно. Дама, получившая кличку Ласка, с завидной легкостью ушла от наблюдения филеров. Очень странно. Люди Курочкина революционеров сутками ведут, а тут какая-то нимфа в вуалях.

– Верное замечание. Еще.

– Может, крики дворника, что он кого-то на чистую воду выведет…

– Не надо гадать, ротмистр, все у вас перед глазами, – и дает мне донесение. – Прочите внимательно.

Ну, прочел еще раз. Вроде ничего особенного. Все ясно. Тут Ванзаров и говорит:

– Разве не странно, что барышни Рыжая и Вертля вошли к профессору, но так и не вышли? Об этом в донесении ничего не указано. Куда они делись? Или прижились? Так у него квартирка крохотная.

– А может, он их того… – Не знаю, уж, для чего ляпнул.

– Нет, ротмистр, не «того», а этого. Ваши филеры доблестные их упустили. Непринужденно и легко. Черная лестница под наблюдением?

– Так точно… В смене два человека.

– Передайте мою личную просьбу утроить бдительность. Что говорят соседи и околоточный?

Настроение, конечно, совсем испортилось, опять дурацкая ошибка вылезла, но виду не подаю, докладываю как есть. Соседи о профессоре самого высокого мнения. Вежливый, почтительный. Безобразий за ним не замечено. Иногда допоздна свет горит, но ведь понятно – научный человек. Криков пьяных или прочих скандалов никогда не было. Гости бывают редко, но все прилично. Молодого человека с длинными волосами чуть не каждый день видели, наверняка Наливайный. Но вот барышни красивые до этого не заезжали. Живет один, кухарки или прислуги не держит. Законопослушный незаметный обыватель.

– Какие-нибудь истории за ним в прошлом числятся?

Проверил по полицейскому архиву – ничего. Чист, как новенький патрон. Но околоточный мне по секрету сказал, что профессор был под негласным наблюдением. Лет пять тому назад наблюдение сняли.

– За что попал под наблюдение?

– Политически неблагонадежный. Лет тридцать назад был замешан в какой-то истории со студенческой организацией. Околоточный точно не знал, что-то вроде террористов-революционеров, название какое-то идиотское, с кровью и смертью, проходил по делу свидетелем.

– Интересно… Не знал за ним таких подвигов. Но это сейчас не столь важно. А теперь, Мечислав Николаевич, выкладывайте козырь, что у вас припрятан.

Даже не знаю, как это он угадывает! Ясновидящий, что ли? Делать нечего, признаюсь:

– У профессора мелкое происшествие случилось. Соседи показали, и околоточный подтвердил.

– Окунёв вспомнил бурную молодость и бросал из форточки самодельные бомбы…

– Никак нет, – отвечаю. – Из квартиры раздавались буйные крики. Причем вопли такие, что соседи пожаловались на ведьмовской шабаш.

– Что вы, ротмистр, так смотрите, будто ожидаете медаль «За беспорочную службу».

– Так ведь это произошло вечером 30 декабря, как раз накануне убийства!

– Часто профессор практиковал танцы на Лысой горе?

– Впервые. Соседи околоточному пожаловались. Тот пришел за разъяснениями.

– Как профессор объяснил происшедшее?

– Смехотворно: якобы изучал вокал. Околоточный хотел написать докладную записку участковому приставу, но не решился. Все-таки профессор, уважаемый человек. Первый раз оступился. Вот это и подозрительно.

– Почему же?

– Так ведь крики-то были вечером накануне убийства! А это значит…

– Ровным счетом ничего, – обрывает Ванзаров.

– То есть как?

– Как вы свяжете тело, найденное на льду, с криками в квартире? Жертву ведь не душили, не резали и каленым железом не пытали. Кто-нибудь видел, что Наливайный был у профессора?

– Таких свидетелей не нашел.

– Не сомневался.

– А ложь профессора? Говорил, что был на бале, а у самого из квартиры вопли разносились.

– Это вопрос интересный, но не доказательство. Фактов не хватает. Логическая цепочка слишком короткая. На шею Окунёву не накинешь.

– А улики?

– Их нет, – как отрезал Ванзаров. – Известно, что Иван Наливайный накануне пил непонятную жидкость, которая не могла его убить. Где пил – неизвестно. Поил ли его профессор или кто другой – неизвестно. Приходил ли к Окунёву – неизвестно. На теле жертвы найден пентакль, непонятно к чему относящийся. Профессор зачем-то лжет, что не был дома накануне убийства, но ревет как белуга, узнав о смерти Наливайного. Накануне из его квартиры раздавались крики. Кто и почему кричал – неизвестно. Какая-то барышня забирает негатив с портретом Окунёва, тремя девицами и Наливайным. Когда филеры хотят проследить гостью профессора, она благополучно исчезает. А две другие проскальзывают мимо них. Пока мы никого не изобличили.

Тут я возьми да и скажи:

– Предлагаю арестовать Окунёва и произвести строгий допрос.

Ну, что поделать, характер у меня такой. Родион Георгиевич говорит: глубоко чужда мне рассудительность, зато армейской прямолинейности хоть отбавляй. Так и есть. Позволили б – сначала рубил подозреваемого шашкой, а потом выяснял его вину. Так ведь проще. Враг – он и есть враг. Что с ним нянькаться.

Ванзаров сделал вид, что пропустил мое предложение мимо ушей, вручил мне фотографию помятую и говорит:

– Покажите филерам снимок с барышнями, пусть укажут, кого кем окрестили. Чтобы не перепутать клички. Я догадываюсь, кого наши коллеги как обозвали, но надо знать наверняка. Сильно меня интересуют эти красотки. Мы не знаем о них ровным счетом ничего. А профессор никуда не денется.

– Будет исполнено, – говорю.

– И вот еще что, ротмистр. Передайте Курочкину: если завтра гостьи опять появятся, пропустить их в квартиру профессора, а затем задержать и доставить в участок.

– Есть!

– Установить в ресторане «Медведь» постоянное наблюдение. Загадочные барышни, возможно, появятся там. Также сообщать о появлении в «Медведе» мистера Санже. Одна из них может появиться с ним в ресторане. Как появятся, пусть берут сразу.