Текст книги "Г Е В Р А Л. Начало (СИ)"

Автор книги: Антон Балакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

1. Новый дом

Астрономический объект: Марс_

Гравитационный родитель: Солнце_

Среднее расстояние от звезды: 228 млн. км_

Средний радиус: 3389,5 км_

Период вращения: 24 земных часа 37 минут_

Период обращения: 668,6 солнечных суток (687 земных)_

Ускорение свободного падения: 0,378 g (экватор)_

Температура на поверхности: от −153 °C до 35 °C, средняя: −63 °C_

Состав атмосферы: 95,3% CO2, 2,7% N2, 1,6% Ar_

Естественные спутники: 2_

18 марта 2046 года, 01:13 (система отсчёта времени земная). Марс, к северо-востоку от плато Меридиана. 4°63′ северной широты, 18°13′ восточной долготы_

Человек открыл дверь своего жилища и вышел в космическую ночь, на поверхность Красной планеты. Это было гигантским, тщательно выверенным первым шагом лично для него, и мелким, быстро приевшимся очередным скачком для всего человечества. Вокруг, объятая сном, простиралась безмолвная равнина, покрытая тёмной почвой и усеянная твёрдыми серыми шариками гематитов. Небо над пришельцем было безоблачным, и мириады звёзд проливали свой мерцающий, просеянный через коричневатую дымку атмосферы притягательный свет на поверхность столь старого и одновременно такого нового мира. Землянин стоял спиной к белеющим в полумраке, выглядящим здесь непривычными и чужеродными постройкам, обратив свой взор к далёким солнцам, и стекло его шлема превращалось в сплошное звёздное зеркало.

Пять лет назад они прилетели впервые. Вчера они прибыли с куда более серьёзными намерениями, чем сделать пару исторических снимков. Сейчас, во время малого противостояния Марса и Земли, прародина человечества вновь отправила в гости к своему младшему брату экипаж.

На сей раз среди них было куда меньше мультимиллиардеров, представителей медийных конгломератов и пафосных туристов, зато были ведущие геологи, химики, физики, светила медицины. Эти учёные, матёрые и подающие надежды, в равной степени лелеяли мечту о том, чтобы мёртвая планета в ближайшем будущем стала их новым домом. Были тут – что радовало куда менее – и опытные, но лишённые грёз и фантазий “специалисты по безопасности” с военной подготовкой, и несколько высших чинов из космических агентств, имевших связи с правительством. Им предстояло задержаться здесь на сто солов, разместившись во временном лагере, модульные конструкции которого были предварительно доставлены несколькими автоматическими миссиями.

Человеку грезилось, будто он вдыхает не очищенную воздушную смесь из баллона на скафандре, а свежий марсианский воздух. Неяркая голубоватая точка постепенно проявлялась на шоколадном полотне небосвода, выделяясь своей величиной среди остальных огоньков. Это где-то там, в миллионах километров отсюда, по-прежнему оставалась Земля, парадоксально чужая для него. Именно сюда, как можно дальше от большинства своих собратьев, он стремился с самого детства, этот пустынный, даже унылый инопланетный пейзаж годами манил его. И наконец он здесь, а значит, сегодня история начнётся заново. Так, как решил он.

В хрупких белых скорлупках, отделявших спасительные кислородные пузырьки от марсианского безвоздушья, спала его великая надежда. Уставшие за день, истекший в суматохе прибытия, погрузились в земные сны умнейшие люди, которых только смог он найти – а ему было совсем не до сна. “Сработает ли, вытянут ли?.. Не поддадутся ли предательским инстинктам и эмоциям? Если не они, то никто не сможет, но ведь – всего лишь люди…“.

Пройдено было, казалось, уже так много, а сделать предстояло невообразимо больше. Пока из привезённых им семян проклюнутся первые упрямые ростки, пока храбро пробьются сквозь ядовитую корку враждебного ко всякой жизни грунта, переболеют всеми исконными человеческими хворями и окрепнут… Обязательно окрепнут! Да только как он сможет столько прожить, чтобы увидеть их триумф?

Бархатная, обманчиво красивая, но смертельно холодная марсианская ночь укутывала тьмой окрестности посадочной площадки ещё несколько часов, и у старшего радиотехника Барракиньо было достаточно времени подумать о будущем, которое вопреки всему обязано было стать великим.

2. Хотите поговорить об этом?

22 марта 2046 года, 03:19_

Генерал Авраам Блейк смог уснуть гораздо позже общего отбоя и был безбожно разбужен в самый неподходящий час довольно громким эмоциональным высказыванием, прозвучавшим прямо за тонкой перегородкой его спального отсека в общем блоке первичной базы.

– Да провались оно всё! В таких условиях я не могу нормально работать! Я убираюсь обратно с вояками, как только прибудет второй корабль! – вопил хорошо уже знакомый всем ломающийся басок.

Второй голос, определить хозяина которого было сложнее, густым, с низкими нотами, шёпотом увещевал:

– Чарли, прошу вас, давайте не сейчас! Вернёмся к этому разговору завтра. Поверьте, у нас всё будет хорошо. Нужно только отдохнуть. Это лишь временные трудности, и они – сущий пустяк по сравнению с вашими возможностями, как крупного учёного, на этой планете.

Главный химик экспедиции, худой бородатый зануда, которому совсем недавно в полёте стукнуло тридцать пять, будто нарочно имея целью привлечь как можно больше внимания и перебудить максимум колонистов, продолжал громко канючить:

– Так и знал, что не стоило поддаваться на уговоры этих чинуш, даже несмотря на грант. Никакое обеспечение, даже пожизненное, не окупит мой исследовательский отдел в Гарвардс…

Терпение лопнуло намного быстрее, чем ожидал от себя Блейк.

– Ведущий научный сотрудник Уилсон, в чём причина устроенного вами шума в нерабочее время? – откинув пластиковую крышку индивидуального отсека, схватившись за поручни и подтянув, словно на турнике, переднюю часть тела наружу, стальным тоном сердито отчеканил генерал.

– Сэр, ситуация штатная – всё летит в чертям! – даже не сбавив тона, скривился Чарли Уилсон, в откровенно издевательской манере салютуя Блейку. Внутри у генерала от такой дерзости тут же начало закипать, но он привычно сдержался, лишь слегка побагровев. “Спокойно, это же всего лишь гражданская лабораторная крыса”, – осадил он сам себя.

Собеседником химика оказался итальянец, отлично сведущий в радиосвязи. Как его там… вроде Антонио Джей Ф., чёрт запомнишь. Ну точно, Антонио Джузеппе Федерико Барракиньо. Тридцать один год, но выглядит на порядок суровее и старше. Крупный сильный мужчина, широкоплечий, физически крепкий, с мощной челюстью, холодными серо-зелёными глазами и отпугивающим выражением лица, он внушал чуть больше уважения, чем остальные колонисты, вечно погружённые в свои, как генерал скептически их прозвал, “заоблачные вычисления”. Теперь в памяти Блейка отчётливо всплыло, что итальянец отслужил в пехоте, где был полевым связистом, и даже некоторое время участвовал в военных действиях (в тридцать шестом, что ли?), хотя отмечен никак не был.

– Что конкретно у вас взлетело и в каком направлении? – не повышая голос, но с угрожающими интонациями процедил генерал.

– Да так, просто какие-то умники моё оборудование и будущие реагенты оставили при разгрузке, считай, под открытым небом, – пожаловался Уилсон. – Нарушена герметичность двух контейнеров из пяти. И как мне теперь с ними работать? Это вообще-то даже не Земля, ребята. Там не то что всё отсыреет – теперь вообще можно отказаться от мысли…

– Отставить ор! – вращая глазами для острастки, рявкнул (злым шёпотом) генерал. – Этот вопрос не мог подождать до утра? Тут ваши коллеги, как вы могли заметить, отдыхают. Закройте рот и отвечайте: почему нельзя было решить это завтра, с полноценным докладом Берроузу или мне?

Барракиньо стоял рядом молча, опершись плечом о противоположную стенку модуля. В целом невозмутимо спокойный, не реагирующий улыбкой на лингвистические каламбуры военного, но на сжатых скулах поигрывают желваки. Генерал вдруг припомнил, как во время полёта итальянец пару-тройку раз успокаивал таких вот “бунтарей”. Что это у него, одарённость в сфере психологии и отмеченность искренним альтруизмом? Странный тип.

– И как вы планируете решить это, сэр? – обиженно, едва ли тише продолжал ныть учёный. – Вы понимаете хоть что-то в чистоте реактивов? Мне теперь всё равно хоть возвращайся на Землю!

– Вэ эн эс Уилсон! – пружинисто вскочив на ноги и прижавшись своим мощным лбом ко лбу голосистого парня, зашипел Блейк. – Если вы немедленно не заткнётесь, я выведу вас для беседы наружу! Без скафандра!

Чарли Уилсон наконец-то осознал всю серьёзность ситуации, побледнел и шокированно замолчал, уставившись на генерала с глупым видом. В экспедиции все уже успели усвоить: когда Авраам Блейк называет кого-то на манер авианосца, при помощи аббревиатуры, – дело и правда дрянь.

– Позвольте мне ещё раз поговорить с ним, сэр, – вдруг встрял итальянец. Его вкрадчивый голос, подкупающая манера говорить и абсолютная уверенность в каждом слове и впрямь действовали почти гипнотически, и генерал мог лишь гадать, почему в этот раз мятежный химик до сих пор не уснул на руках у старшего радиотехника. Встряхнув напоследок учёного, как ястреб мышь, старый вояка выпустил его из своих железных ручищ. Чарли, едва не опрокинувшись назад, прижался к дверце спальной кабины с затравленным видом. Взгляд его выражал испуганный протест.

– Все разговоры – после шести ноль-ноль, – холодно отрезал Блейк. – Нарушители дисциплины и режима будут иметь дело со мной лично.

Радиотехник безмолвно выждал, пока за генералом захлопнется крышка индивидуального отсека, после чего слегка наклонился и, доверительно глядя в глаза, протянул Уилсону руку. Тот, помедлив, ответил тем же, выпрямляя спину. Ладонь радиотехника на ощупь казалась каменной, но Барракиньо неожиданно бережно обхватил ею кисть Чарли и кивком указал на его кабину. Благодарно улыбнувшись, химик послушно нырнул в свою нору и не появлялся до утра.

Хоть и на время, назревающий конфликт был заморожен. Обитателям первой марсианской колонии оставалось менее двух с половиной часов спокойного сна. Правда, к сурово выглядевшему итальянцу это не относилось. Теперь он понимал, что положение дел требует от него предупредительных действий. Прежде, чем далёкое Солнце окрасит бесплодный горизонт в холодные голубые тона, ему предстояло ещё много работы за пределами общего модуля…

3. H₂O₂[1]

28 марта 2046 года, 17:06_

Геолог Дамиан Фурнье, крепко сжимая в руке молоток, подошёл к склонившемуся над кабелем Барракиньо. В ореоле лучей клонящегося к закату Солнца, переживающего фазу полного затмения его головой в скафандре, выглядел француз весьма угрожающе.

– Как оно, дружище? – приветственно помахал рукой старший радиотехник. – Чем могу быть полезен?

– Чао, синьор Антонио! А давай-ка на твоём, – прозвучал в наушниках тихий, с хитрецой и сильным акцентом, голос Дамиана. Толстоватыми в гермоперчатках пальцами Фурнье изобразил нажатие кнопок.

Барракиньо кивнул и переключился на частоту, которая уже три дня была выделена им для общения лишь с некоторыми, особыми колонистами.

– Что приключилось? – спросил он.

– Вот, погляди, – француз раздражённо помахал в опасной близости от его шлема инструментом. – Представь, они взяли геологические молотки только для осадочных рыхлых пород, а здесь же нужен для осадочных консолидированных! Я как без рук! Эти идиоты ничего не смыслят в оснащении научной миссии.

– Согласен. Только говори по существу и побыстрее, чтобы наше исчезновение из общего канала можно было списать на помехи, – напомнил Барракиньо.

– Вторая экспедиция прибудет через восемнадцать солов, – заторопился Дамиан. – И нам с парнями надо успеть выбить места на Землю. Мы с Чарли и Фредом договорились сегодня в полшестого пересечься в лаборатории и всё решить. Так и заявим второй смене на собрании: такая наука, как у нас здесь, не стоит свеч, верно? Не стоило ради этого всё бросать. А тебе от меня горячее grazie! Без твоего персонального радиоканала Блейк уже давно бы нас вычислил и взгрел. Итак, ты ведь всё ещё с нами?

– О чём речь! Конечно, я в деле, – уверенно кивнул итальянец. – Подойду минут через десять, только закончу с кабелем. Захвати пока канистру с водой. Уилсон попросил перелить ещё одну в общий бак – голубой такой, ты его сразу за шлюзом после входа увидишь. И вот ещё: будь другом, брось туда мою серебряную монетку – ради очищения от всякой грязи и на удачу.

– Зачем столько воды, Антонио? – удивился Фурнье. – Чарли сказал, ты и так почти весь бак уже наполнил.

– Меньше слов, больше дела! – со странной горькой интонацией усмехнулся итальянец. – Вот увидишь, последняя канистра будет незаменима для полёта. Всё, перехожу на общий канал – Блейк не дремлет.

Геолог поднял вперёд ладонь, разведя средний и безымянный пальцы и вытянув большой. Вулканский салют, не сразу понял итальянец. “Живи и процветай”. “Как иронично, – с грустью подумал Антонио. – Как жаль, что не могу пожелать того же”.

Авраам Блейк был несколько озадачен одновременной пропажей из поля зрения и общего канала связи радиотехника, химика, геолога и механика. Впрочем, минуту спустя генерал наткнулся на ковыряющегося в кабеле итальянца. А ещё через десять секунд он напрочь забыл про него, потому что из лопнувшего модуля лаборатории в клубах пара вылетели тела троих учёных.

Связист Барракиньо не стал оборачиваться.

Концентрация пероксида водорода была рассчитана верно.

4 . Основание

31 марта 2046 года, 16:19_

Работая над небольшим электронным устройством внутри пустого цилиндрического модуля, привезённого вчера на место бывшей лаборатории, итальянец не заметил, как сзади едва слышно отодвинулась перегородка и к нему вновь, уже не в первый раз за сол, тихо подошёл генерал. Воздушный коридор из общего модуля был уже подведён утром, поэтому оба были облачены лишь в лёгкие полётные комбинезоны, без скафандров.

– Всё здесь торчишь как проклятый? Вечер что надо, – неожиданно произнёс Блейк, покручивая кончик седого уса. Барракиньо тут же насторожился: неофициальное обращение с головой выдавало наличие особых намерений у военного. Только каких именно?

– Ясная погода не задержится надолго, – неохотно ответил он. – Согласно прогнозам Санчеса, в ближайшие тридцать пять часов можно ожидать крупной пыльной бури, и все наружные работы придётся прекратить на срок вплоть до недели.

– Тоже мне беда, – махнул рукой генерал. – Теперь умники лишились своего храма науки. Видимо, до прилёта “Арес-3” им придётся проводить все свои исследования в общем модуле. Ручаюсь, они вообще не будут выходить наружу.

– Ничего удивительного: это же исследовательская миссия, – парировал Антонио. – Её успех зависит от работы этих, как вы сказали, “умников”.

– Не думаю, – с предостерегающими жёсткими нотками возразил военный. – Все эти профессора и кандидаты наук – лишь самоуверенные сосунки, играющие в марсианских Колумбов. В силу твоей специальности, тебе простительно этого не знать, но настоящей целью любой космической экспедиции является основание плацдарма для последующей разработки месторождений ресурсов. Именно поэтому полёт находится под контролем людей из правительства и человека, имеющего военную подготовку. Все эти научные игрушки и нарочитый символизм с международным составом экспедиции – только ширма для публики и какого-то толстосума, влившего в это предприятие под девяносто процентов всей его стоимости.

– Правда? А я полагал, что дело обстоит ровно наоборот, – уловив расчёт Блейка, но не желая и дальше оставлять конфликт в скрытой форме, изобразил слабое удивление Барракиньо. – Мне, в силу наивности, думалось, что успех кампании зависит как раз от того никому не известного парня, который её зачем-то финансировал. И в гораздо большей степени – от ничего не сведущих в войне, но разбирающихся в поисках ценных ресурсов и космических кораблях умников.

– Если бы было так, как ты полагал, эти чокнутые слабаки угробили бы себя ещё в полёте, – сухо отрезал Блейк, по привычке пресекая любое возражение. – Мой наивный друг, люди жаждут хлеба и зрелищ. Дай им волю – летали бы в космос без ракеты, на крыльях розовой мечты или на тугом кошельке. Прерогатива людей, обладающих реальной властью, состоит в том, чтобы умело использовать хотелки пресыщенного общества для достижения практических целей. Почему бы не позволить заучкам копаться в красной песочнице, если при этом они найдут залежи ценных металлов, полностью закрывающие десятилетние потребности нашей оборонной промышленности? Вот меня и отправили присмотреть за мозгляками. Не думай только, что я хотел этого. Во всех Соединённых Штатах есть не так много людей, которые могли бы мне приказать. Только когда мне стало известно, что девять из десяти человек, отобранных в полёт, являются гражданскими, вопросы у меня отпали сами собой. Без правительственного контроля миссия была бы обречена на провал.

– И тем не менее вы – назначенный правительством США начальник службы безопасности, человек, которого крупнейшие медиа громко сравнивали с “библейским Авраамом, отцом народов, ведущим землян на новую планету” – вы не смогли предотвратить гибель троих человек, – абсолютно безэмоционально заметил итальянец. Слова его, тщательно сформулированные и чётко рубленые, казались синтезированными роботом, – Именно вам предстоит объяснить это Конгрессу и широким массам по возвращении на Землю вместе с “Арес-2”. Я искренне вам сочувствую.

Блейк, ожидавший от радиотехника существенно большего уважения, ощутил себя так, будто тот вылил на него ведро ледяной воды. Несколько зловещих секунд он молча сверлил взглядом сведённые, словно судорогой, скулы итальянца.

Затем сокрушительный удар в челюсть опрокинул Барракиньо навзничь. Невзирая на полную потерю равновесия, радиотехник не издал ни звука, вскочив на полусогнутые в коленях ноги так же быстро, как упал. Второй удар, догнавший его секундой позже, пришёлся чуть выше и уже с другой стороны лица. От третьего Антонио успешно увернулся. Отпрыгнув к стене и заняв оборонительную позу, он выплюнул под ноги выбитый зуб и усилием воли заставил себя сфокусироваться на противнике.

Глядя со смесью презрения и ярости на дерзкого молодого выскочку, по подбородку которого струилась кровь, Блейк жёстко произнёс:

– Так значит, чутьё меня не подвело и на этот раз. Ты та ещё тёмная лошадка, да? Думаешь, я ничего не заметил? Даже того, как ты здесь работаешь на две ставки, вправляя мозги нытикам, готовым отказаться от увлекательного тура по другой планете и запрыгнуть на обратную ракету? Со всеми-то ты добрый, Антонио Джей Эф, всем помогаешь и каждому готов подставить плечо в момент душевных терзаний. Ты внушаешь им мысль, что Марс и наука – превыше всего. Но работает твоя психология не всегда, правда? Есть и те, кто просто не желает жить спокойно и заниматься делом. И вот удивительное совпадение: только Уилсон, Фурнье и Коллинз стали пропадать из виду одновременно – и все трое уже на два метра ниже уровня грунта. Вот только не могу взять в толк, как же ты избежал их участи?

Лицо Барракиньо изображало подобие презрительного оскала, глаза горели недобрым огнём.

– Слишком много работаю с техникой, – процедил он. – Некогда даже с единомышленниками о заговоре поболтать.

– Кривляешься снова? – со злостью парировал генерал. – Не похож ты ни на тайного подстрекателя, ни на обычного специалиста-бунтаря. Эти дохляки без сменной пары носков дня прожить не способны, сразу к мамочке просятся. А глядя на тебя, я начинаю думать: “Да у парня на этом пыльном камне есть своя, личная цель!”. Что же это за цель такая, а, итальянец?

Антонио выровнял дыхание и максимально торжественно произнёс:

– Более века назад великий отец космонавтики сказал: „Мы должны оставить все внушённые нам правила морали и закона, если они вредят высшим целям. Всё нам можно и всё полезно – вот основной закон новой морали“. Всё проще некуда. Есть люди со всем их природным несовершенством. И есть Цель, способная оправдать любые средства.

– Так посвяти же меня в неё, техник-романтик!

– Проложить безопасную дорогу для разума, науки и бесконечного технического прогресса, во имя лучшего будущего, в котором таким солдафонам, как ты, больше не будет места! – с наслаждением в голосе отчеканил Барракиньо.

На долгую минуту в отсеке воцарилось ядовитое молчание, пропитанное наконец нашедшей выход взаимной неприязнью. Затем генерал с досадой скрипнул зубами, словно осознав всю пропасть непонимания, пролегающую между ним и радиотехником.

– Некстати ты так поранился во время возни с проводкой, Циолковский, – с издёвкой бросил Блейк. – Сожалею, что наши запасы перекиси водорода подошли к концу.

Он смачно сплюнул в сторону итальянца, резко развернулся и вышел. Когда военный покинул пустой модуль, Барракиньо наконец позволил сведённым мускулам расслабиться. Под правым глазом и почти на всей левой щеке набухали обширные гематомы, в распухшем рту ощущался привкус металла. Антонио расправил плечи и с облегчением громко расхохотался. Всё оказалось куда проще, чем он предполагал.

Генерал Блейк понимал, что эта битва не будет выиграна, и, в полном соответствии с ролью героя-защитника, ответить за гибель учёных ему придётся. Нелёгкие мысли одолевали его в ночь перед прилётом корабля с Земли. Он видел огромное количество смертей и бесчисленные войны. В глубине души он питал ненависть к лидерам так называемых “развитых стран”, которые довели мир до такого состояния. Всю жизнь ему приказывали убивать людей, ведь это было его профессией. Но по ту сторону всегда стояли такие же воины, как он, всего лишь выполнявшие приказ. Генерал прекрасно видел, что идёт война на выживание. И в конце концов, несмотря на лживые улыбки в прессе и договоры о мире, человечество всё так же движется по давно проторённой тропе, согласно своей звериной сущности. Убить конкурентов, отнять ресурсы, размножиться только самому – программа всегда одна и та же. А тем временем достойные люди, чьи-то хорошие отцы, мужья, сыновья и братья гибнут в войнах, убивая таких же отцов, мужей, братьев и сыновей. При этом не столько защищая родную землю, сколько добывая победы, территории и ресурсы для сволочей, стоявших у руля. Со временем Блейк стал склоняться к радикализму во взглядах и начал полагать, что обществу необходимы изменения в сторону спартанской дисциплины и военизированного строя великих империй древности, когда порядок удерживался железной рукой, гарантирующей гражданам безусловную защиту. Искушающая идея переворота исподволь зрела в глубине его сознания, однако он понимал, что шанс успеха этого предприятия минимален: он никогда не был до конца своим среди военных, которыми руководил и которых пытался уберечь от произвола высшего командования. Слишком беспокоила его судьба всего мира – настолько, что за этим беспокойством выглядела для него самого ничтожной верность собственной стране, кажущаяся столь самоотверженной лишь стороннему наблюдателю.

Раньше он собирался вернуться на Землю на прибывающем вскоре корабле, чтобы вместе с новой экспедицией доставить сюда группу проверенных людей. Глядишь, вместе можно было бы раскачать эту лодку в нужном направлении: чем чёрт не шутит? Теперь этим планам не суждено было сбыться. Берроуз, конечно, не вечный должник, но замолвит своё словечко в Конгрессе.

Видимо, на Земле ещё оставалась привычная работа для такого вояки, как он.

1 мая 2046 года, 4:45_

“Какова твоя цель, серый кардинал?”

Сперва ему мечталось, что он должен спасти тех, кто по-настоящему, силой своего разума, движет этот мир вперёд. Уберечь величайшие умы от грязной эксплуатации, позволить им заниматься прогрессом во имя прогресса, разделив возвышенную чистую науку и унизительное служение целям власть имущих. Теперь он начал ясно замечать всю горькую иронию: окончательное достижение пункта назначения парадоксальным образом навсегда отделит его от тех, в чьих рядах он хотел бы встретить момент триумфа. Ярый противник насилия, политических манипуляций и доминирования плутократии, он сам вынужден был воплощать свой план с их же помощью. Сколько ещё потребуется жертвоприношений?

Космос с детства очаровал его. Родившийся в семье писателей, он запоем читал научную фантастику, проводя больше времени в вымышленных мирах, чем на родной планете. Родители прочили ему карьеру журналиста или лингвиста, но он с головой нырнул в изучение естественных наук и информатики, и к окончанию школы был уже неплохо подкован в них, причём в основном – благодаря самообразованию. Армия грубо столкнула его с действительностью, научив держать автомат и бороться за выживание. Ему довелось впервые убить человека, защищая невинных. Именно тогда он понял, что никогда не станет пилотом Военно-Космических Сил. После окончания службы он поступил на журналиста, одновременно вновь с головой погрузившись в чтение научной литературы. И звёздное пространство вновь позвало к себе, дотрагиваясь до самых чутких романтических глубин его всё более обрастающей защитными слоями интроверсии личности. Мечта трудно пробивалась сквозь сухие камни реализма, ей требовались вливания живительного раствора из денежных средств. Уже на втором курсе у него была собственная фирма по сборке и монтажу систем связи. Невероятное упорство в погоне за мечтой годами делало из него странного, погружённого в глубины себя, замкнутого человека, непостижимого для окружающих. Бухгалтерское дело, структура организации бизнеса, социальная психология, техника продаж, система тайм-менеджмента собственной разработки – всё было лишь новыми кусочками гранита, который он упорно грыз ради своей цели. Дело пошло в гору, и коммуникационные спутники начинающего бизнесмена стали известным в мире брендом. Глубокие познания в радиотехнике и программировании позволили ему вплотную заняться и куда менее известной широкой публике областью своей деятельности: разработками в сфере искусственного интеллекта. К моменту окончания университета он был самым молодым миллиардером в истории.

Именно тогда План начал обретать форму. Постоянно наблюдая вокруг себя неравенство, войны, голод, последствия перенаселения, экономические кризисы, он всё больше жаждал выделить из всей этой грязи самую лучшую, как ему представлялось, часть человечества, достойную стать обществом будущего. Порой эта идея приобретала характер маниакальной одержимости. И, конечно же, под элитой он подразумевал не тех, кто устраивал вечеринки на круизных лайнерах, вводил экономические санкции или командовал армиями.

Луна была слишком близко. До неё их жадные загребущие лапы уже дотянулись. Прямо перед ним, сейчас, разворачивалась картина освоения богатств Солнечной системы. Ему оставалось лишь включиться в гонку, и он сделал ставку на Марс. Ни один доллар из его растущего состояния отныне не тратился на вещи, не ведущие к цели. Среди его окружения оказался, в том числе, эксцентричный молодой богач, сделавший состояние на волне подъёма частной космонавтики и владеющий ракетостроительной компанией. Новый друг был экстравертом, имел связи в Сенате США, обожал появляться перед прессой и как нельзя лучше подходил на роль публичного вдохновителя космических экспедиций.

А он пока останется здесь, работая над ядром своего самого перспективного проекта, но ещё не раз предстоит ему полетать между планетами, сопровождая всё новые экспедиции, направляя их участников в нужное русло невидимой рукой, очищая, если потребуется, от наносного.

Сам он никогда не увидит общество, которое так усердно строит, посадит марсианскую яблоню, но не вкусит её плодов. Его имя будет стёрто из истории, но он найдёт и другой ум, готовый воспринять и взрастить плодотворную идею – и План будет жить, и огонь эстафеты не погаснет. Что ж, пусть так. Цель оправдывает средства.

Прищурившись, Антонио Барракиньо смотрел из-под приставленной козырьком к глазам ладони на взмывающую в пыльное предрассветное небо яркую свечу ракеты, но мысль его была далеко отсюда. Она словно перемахнула через полвека, полных напряжённого труда, длинной череды просчётов и вырванных дорогой ценой достижений, и теперь рисовала странную, непривычную, но столь желанную картину будущего…

13 января 2090 года, 12:00. Марс, уступ нагорья Элизий. 26°50′ северной широты, 146°38′ восточной долготы_

Несколько геодезических куполов среднего размера, хорошо различимых с орбиты первых спутников глобальной системы навигации, запускали ослепительных солнечных зайчиков в небо Красной планеты. Вокруг прозрачных полусфер и контрольно-измерительного блока суетливыми муравьями сновали с десяток людей в лёгких скафандрах и пять открытых исследовательских марсоходов – научных платформ, снабжённых автопилотом. Проводился тест планетарного позиционирования. Внутри геодезиков были отчётливо видны лишь стержни их сетчатой оболочки и пробные посадки кустарниковых растений, приемлемо укоренившихся на смеси реголита, кофейной гущи и измельчённого картона. Но купола скрывали под собой ещё и проходы в систему частично обрушившихся, частично вскрытых при астероидном ударе естественных марсианских пещер и древних вулканических трещин, тщательно укреплённых и уже двадцатилетие назад ставшую новым домом для людей.

Молодой, но уже подающий большие надежды инженер сидел за наспех напечатанным вчера из чёрного пластика невзрачным столом в переговорной комнатке, оборудованной в одной из тех обжитых пустот под кратером.

– Мистер Роджерс, я ознакомился с проектом архитектора Антэйна, – с плохо скрываемым волнением выпалил он. – Представьте, к моему огромному стыду, я ни разу ничего не слышал об этом гениальном человеке ранее… Но должен заявить, что его будущий город под куполом – самое впечатляющее, что я когда-либо видел. Он просто должен быть построен! Не буду утомлять вас бесполезным ожиданием: я однозначно приму участие в работах!

– Очень хорошо, – скрестив тонкие пальцы, удовлетворённо кивнул его собеседник. – Как известно, для Переселения были отобраны лучшие профессионалы из лучших, потому что инженерные задачи перед нами стоят пока не менее колоссальные, чем будущие научные цели. Такие профессионалы, как вы, для нас сейчас просто незаменимы. Кроме того, раз уж вы теперь тоже здесь, с нами, то будущий город Антэйна прекрасно подойдёт вот для этого.

Он положил ладонь на папку тёмно-бирюзового цвета, развернул её и подтолкнул поближе к инженеру. На картонной обложке, напечатанное крупными тёмно-красными буквами, значилось: “Г.В.Р.Е.А.Л.”.

– Что это? – спросил молодой специалист.

– Не узнаёте? – Роджерс снисходительно усмехнулся. – Это проект образования на Марсе Гражданской Вненациональной Рациональной Естественнонаучной Академической Лиги, который вы представили на совещании в Вашингтоне всего полгода назад. Если не припоминаете, вы тогда весьма смело предложили оставить Марс только для учёных.