Текст книги "История Русской армии"

Автор книги: Антон Керсновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 86 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Гвардейский Экипаж (1710).

Примечание. Суздальский полк сформирован из остатков семи полков дивизии Востромирского, совершенно разгромленных при Фрауштадте. В таблицы включаются лишь полки, ни разу не расформированные. Первая дата – основание полка, вторая – пожалование полку настоящего имени. Многие полки переменили названия несколько раз. Мы можем отметить, что в 16-й пехотной дивизии старой Императорской Армии все четыре полка основаны Петром (и притом еще до Полтавской битвы).

14-й гренадерский Грузинский следует причислить к Петровским полкам: он сформирован в 1700 году, назван пехотным Александра Гордона, в 1708 Астраханским пехотным и в 1785 году переименован в Кавказский.

Глава II. От Петра до Елизаветы

Эпоха упадка

При ближайших преемниках Петра Великого военное дело пришло в упадок. В кратковременное царствование Екатерины I и Петра II молодая Империя вступила в критический период своего развития и вся энергия ее пошла на борьбу за власть различных временщиков и партий. Смутные времена юности Петра I грозили повториться. Внешней политики Россия этого периода, можно сказать, не имела вовсе{62}, внутренняя политика грозила выродиться в усобицы. Царская власть была сведена временщиками на нет.

Естественно, что все эти непорядки не замедлили отразиться и на вооруженных силах. Численность их, как мы знаем, в середине 20-х годов достигала 250000 строевых, что было чрезмерным для страны с 17-миллионным населением, только что выдержавшей к тому же жестокую двадцатипятилетнюю войну. Уже в последние годы царствования Петра I из жалованья воинских чинов производились вычеты (20 коп. с рубля у генералов,

15 – у штаб-офицеров, 10 – у обер-офицеров и 5 – у офицеров гарнизонных войск). Задержка в получении жалованья на несколько месяцев стала обычным явлением. Был период (1724–1725), когда армия не получила жалованья за целых 16 месяцев…

Правительство Императрицы Екатерины I напрягло все усилия к удовлетворению возникших претензий. В первую очередь были удовлетворены и приведены в порядок гвардия и столичные гарнизоны, и в конце 1728 года шведский посланник Цедеркрейц, донося своему правительству о боевой готовности русских войск, мог писать, что они могут выступить в поход по объявлении указа в три дня. Правда, в жертву первой руке потентата была принесена вторая – флот во вторую четверть столетия пришел в полное запустение.

В конце 20-х и начале 30-х годов много старых офицеров и солдат было уволено в отставку. Для облегчения бюджета военной коллегии стали наряжать войска на вольные работы, употреблять солдат на должности, ничего общего с военным делом не имеющие: прислуги, курьеров различных ведомств, даже почтальонов.

Меньшиков упразднил в 1726 году баллотировку офицеров в чины. В 1727 году полки были названы по местам их стоянок, но в том же году повеление это было отменено.

Военные действия в Персии продолжались все это время, параллельно с переговорами относительно обратной уступки персам взятых у них областей. Партизанская борьба требовала наряда значительных сил, а убыль от болезней повела к тому, что еще при Петре I 20 батальонов Низового Корпуса поглотили за три года (1723–1725) 29000 рекрут. К 1730 году на Кавказе было расположено 17 пехотных и 7 драгунских полков, примерно четвертая часть всей вооруженной силы.

Самодержавие Анны. Реформы Миниха

При вступлении на престол Императрицы Анны Иоанновны в 1730 году Верховный Тайный Совет временщиков предъявил ей условия – кондиции, совершенно ограничивавшие царскую власть и вводившие в России олигархию. России угрожала участь Речи Посполитой, но от этой участи она была спасена русским офицерством, политически воспитанным и политически сознательным. Последнюю, посмертную услугу оказал России великий Петр, вдохнувший в сердца птенцов своего гнезда сознание государственности, гражданственности, в лучшем смысле этого слова, и политической ориентировки.

Великая ложь аполитичности армии еще не была пущена мутить и разлагать умы. Петровская традиция – соблюдение всеми вместе и каждым в отдельности интересов державы Петру вверенной сохранилась весь XVIII век, ярко проявившись в 1730, 1741, 1762 годах. Трудно сказать, что сделалось бы с нашим Отечеством, если в те критические минуты армия во имя сохранения дисциплины замкнулась бы в аполитичность.

Опираясь на офицерство, – среднее и мелкое шляхетство, – Анна разорвала кондиции и стала самодержавной государыней. На сто семьдесят пять лет Россия была избавлена от охлократии{63}.

Правление Императрицы Анны обычно характеризуется засильем немцев. Оно, конечно, было так, и это составляет отрицательную сторону ее царствования. Официальная наша история клянет бироновщину, трактуя этот вопрос, как нам кажется, слишком односторонне и недостаточно широко. Прежде чем обвинять Бирона, посмотрим на его противников – спесивую и раболепную знать, правнуков смутьянов XVII века, вчера деливших Россию в свой профит, сегодня заискивающих и наперебой доносящих друг на друга всесильному курляндцу. Это обстоятельство в очень большой степени объясняет (но, конечно, не оправдывает) презрение, которое Бирон питал к русским, он судил их по сиятельным скоморохам Императрицы… Как бы то ни было, со всеми своими недостатками (жестокостью и любостяжанием, что отнюдь не являлось отличительными чертами его одного), Бирон оказал России большую услугу, укрепив центральную самодержавную власть, сильно поколебленную в предшествующее пятилетие. Оба брата Бирона служили в русской армии. В Турецкую войну один командовал дивизией, другой Гвардейским отрядом.

Делами армии заведовал другой немец. Иоганн Бургард – а по-русски Иван Богданыч – Миних{64} был ветераном Северной войны и поседел на русской службе. Он сроднился с Россией и правильно понимал ее интересы (не забывая в то же время и своих). Понимал и любил военное дело, хотя и был рутинером. Помимо всего, он был карьеристом и искусным куртизаном. Отличаясь славолюбием и властностью, он сгорал честолюбием, брался за все, не Щадил трудов, еще меньше слов для прославления трудов.

Реформы Миниха разнообразны, хотя и не всегда удачны. Сам сапер, он всячески стремился поднять значение корпуса инженеров и передал туда, между прочим, квартирмейстерскую часть, т. е. несложные функции тогдашнего генерального штаба. Он сознавал недостатки офицеров, производившихся из нижних чинов, их недостаточную образованность, грубость манер. Учреждение в 1731 году Офицерского училища, наименованного вскоре Шляхетским Кадетским Корпусом (ныне Первый Кадетский) должно было отчасти заполнить этот недостаток. Программа его была чрезвычайно разносторонней, сама организация очень напоминала имперские рыцарские академии. Всего Корпус был рассчитан первоначально на 200, затем на 300 кадет. Шляхетский Корпус выпускал офицеров в специальные роды оружия и в армейские полки. Гвардия держалась старого порядка производства. В программу Корпуса входили: богословие, юриспруденция, латынь, один из новых языков (огромное большинство выбрало немецкий, что не должно нас удивлять), география, математика, артиллерия, фортификация, верховая езда, фехтование и танцы. Кадеты могли быть пажами при Дворе.

Миних принял строгие меры от проникновения в русскую армию чужеземных авантюристов: ведено впредь принимать лишь офицеров, кои в знатных европейских армиях служили и имеют надлежащие тому свидетельства. Привилегии иностранцев упразднены, их оклады сравнены с таковыми же их русских сослуживцев, получивших при немце Минихе равноправие в родной армии. Вместе с тем в армии введены немецкие порядки: чрезвычайно умножена канцелярщина и усложнено делопроизводство. Появились букли и парики с косами (причем у солдат сало и мука заменяли косметические принадлежности). От немцев же переняты наказания фухтелями{65} (шомполами, а в коннице – саблями плашмя). Подчас, весьма снисходительный к себе, Миних был неумолимо строг с подчиненными, например, за малейшие недочеты он выставлял под ружье старых заслуженных штаб-офицеров (и притом перед фронтом части).

Говоря об усилении в армии немецких порядков, следует заметить, что примеры у нас в те времена старались брать с армии цесаря. До увлечения пруссачиной дело пока не доходило.

В 1730 году учрежден третий гвардейский полк – Измайловский: по мысли немецкой партии, он должен был явиться противовесом двум петровским, но с первых же шагов слился с ними воедино.

В 1731 году Минихом составлены новые штаты для армии, заменившие старую табель Огильви 1704 года. В пехотных и драгунских полках упразднены гренадерские роты{66} и гренадеры распределены по остальным ротам полка (по 16 гренадер на фузилерную, по 10 на драгунскую роту). В пехоте выведены из употребления пики (протазаны для офицеров и алебарды для унтер-офицеров сохранены). Ротные знамена отобраны и даны новые, по 2 знамени на пехотный батальон и конный полк. В 1733 году от общего драгунского типа конницы сделано первое отступление: сформировано 4 кирасирских полка. В конце 30-х годов у нас стали заводиться гусары (преимущественно из сербских выходцев), их сформировано Минихом сперва 3 полка: Сербский, Валахский и Венгерский, затем еще 2: Молдавский и Грузинский и им отведены места для поселения в Малороссии, по южной границе. Гусары встречаются еще в Московской России (заимствованы из Польши, где в почете были крылатые панцирные гусары). В росписи 1681 года их указано 5 рот по 400–500 сабель, поселенных в Новгородской земле. При преобразовании армии в конце XVII века они исчезли и вновь появились лишь в конце царствования Петра I, когда в 1723 году сформирована команда гусарских охотников (главным образом сербов в 340 человек, из коих к 1730 году на службе осталось 80).

Значительно усилена артиллерия. Полковая увеличена с 2 на 3 пушки{67} в пехотных и драгунских полках. Полевая утроена в сравнении с петровской эпохой и доведена до 60 орудий, главным образом 8-фунтовых пушек. Осадная составила три бомбардирских корпуса в Петербурге, Киеве и Белгороде.

Ландмилиция, кроме южной окраины, учреждена в 1731 году еще на западной (Смоленская){68} и восточной (Закамская). Пять лет спустя, южная ландмилиция составила Украинский ландмилицкий корпус. В 1734 году в подданство России приняты запорожцы. Астраханское казачье войско переименовано в Терское. Учреждены новые войска – Волгское (в южной части нынешней Саратовской губернии) и Исетское – на Урале.

В 1736 году последовало первое смягчение тяжелой и разорительной для дворянства личной рекрутской повинности. Единственным сыновьям, либо одному из братьев, разрешено оставаться при хозяйстве буде того пожелают. С другой стороны, установлением 10-летнего срока выслуги облегчено производство в офицерские чины унтер-офицеров не из дворян (производства эти, впрочем, были редки).

Внешний вид суровой петровской армии изменился. Драгуны получили голубые, василькового цвета, кафтаны, кирасиры – белые лосиные колеты. Помимо париков, кос, пудры введены белые галстуки, красные епанчи и белые кокарды на головных уборах{69}. Гусары имели длинные висячие усы и носили с каждой стороны головы по тонкой косе (большей частью природных волос), в которые вплетались ружейные пули. Обмундирование им выписывалось из Венгрии.

Введение в воинский обиход косметики чрезвычайно осложнило солдатский туалет. Наставления того времени предписывают рекрута одевать мало помалу, из недели в неделю, дабы не вдруг его связать и обеспокоить… Молодой солдат облачался во всю форму не ранее конца 3-го месяца службы.

* * *

Миних боролся с чрезвычайным возрастанием количества нестроевых, но вместе с тем в видах экономии требовал возможно большей самоокупаемости армии. Солдаты стали изучать всевозможнейшие ремесла: столярное, сапожное, портняжное и разные иные, что невольно влекло за собой упущения в главном их ремесле военном. Уход на вольные работы, преимущественно полевые, наблюдался особенно в полках, расположенных в провинции: солдатские артели большую часть года проводили у окрестных помещиков, многие занимались отхожими промыслами. На квартирах оставалось ничтожное количество людей, что делало невозможным производство экзерциций.

В городах донимала караульная служба и исправление полицейских обязанностей. Полиции в те времена, можно сказать, совсем не водилось, и столичные города – особенно кишевший всяким сбродом Петербург, по ночам делались чрезвычайно опасны. Для поддержания порядка наряжались пристойныя партии драгун и фузилеров. Караулы содержались всюду – у сенаторов, в иностранных посольствах, в дессианс академии, в кунсткамере… Рассматривая ведомость непременным караулам Бутырского полка, стоявшего тогда в Петербурге, мы находим графу:

В кунсткамере у слона – ефрейтор 1, рядовых 7 (!). Естественно, что когда две трети солдат уходило на вольные работы, а оставшаяся треть расписывалась по караулам, никого не оставалось для обучения воинскому артикулу. В трех пехотных полках московского гарнизона – Ингерманландском, Архангелогородском и Астраханском вместе, в 1736 году по штатам числилось 6500 человек – 4500 находилось в отлучке, ближней либо дальней, 1300 отправляло караульную службу – оставалось всего 700, из коих половина нестроевых.

В 1732 году в самовольной отлучке числилось 20000 человек, считая и давних дезертиров петровских времен. Громадный некомплект в полках не мог быть пополнен рекрутскими наборами, более частыми в этот период, чем в последние годы царствования Петра I. С 1719 года взято 53928 рекрут, в среднем 6–7 тысяч в год. С 1727 по 1736 годы взято 147418, т. е. 14–15 тысяч ежегодно. В 1740 году, уже по окончании войны с Турцией, прусские шпионы (лучшие шпионы в Европе) доносили, что в случае новой войны, Россия при всем напряжении не в состоянии будет выставить более 140000 человек.

Война за Польское наследство 1733–1735 годов

В конце 1732 года скончался Август II{70}, король польский, курфюрст саксонский, союзник Петра Великого в Северную войну. Польский трон становился вакантным и на него претендовали два кандидата{71}: сын покойного Август III Саксонский и известный уже нам по Северной войне Станислав Лещинский, ставленник Франции и возглавитель русофобской партии.

Ясно, что эта последняя кандидатура являлась для России неприемлемой, так как лишала ее спокойствия на ее западной границе. Поэтому Петербургский кабинет потребовал от Сейма снять ее. Однако представление это осталось безрезультатным. Партия Лещинского все усиливалась, и в августе 1733 года он был избран королем{72}.

Избрание это отнюдь не застало Россию врасплох. Предвидя такой оборот дел, правительство Императрицы Анны с весны начало сосредоточивать войска на литовской границе. 31-го июля фельдмаршал Ласси с 20000 человек перешел границу, овладел Литвой и Курляндией и в двадцатых числах сентября подошел к Висле.

Лещинский отправился в Данциг – окно в Европу, откуда мог ожидать помощи своего зятя Людовика XV. Ласси занял Прагу и Варшаву, где провозгласил королем Августа III и стал на зимние квартиры у Ловича и Скерневиц. Однако уже в декабре он получил повеление идти на Данциг и выступил туда с 12000 отрядом (численность русских войск в Польше и Литве достигала 50000, но большую часть пришлось оставить в стране для организации

тыла, поддержки саксонской партии и наблюдения за полчищами посполитого рушенья).

В дальнейшем военные действия сосредоточились почти исключительно вокруг Данцига, где засел Лещинский с 20000 войска{73} (частью шведских и французских волонтеров, частью поляков). 23-го февраля начались осадные работы, а 5-го марта туда прибыл Миних, принявший главное командование.

Осада Данцига длилась четыре месяца. Франция, став открыто на сторону Лещинского, начала военные действия против России и Австрии (тоже поддерживавшей саксонскую кандидатуру). Французский флот, войдя в Балтийское море, старался прервать сообщение осадной армии с Россией и высадил в устье Вислы десант. С другой стороны король Пруссии объявил нейтралитет и препятствовал подвозу осадной артиллерии через свои владения. Миних вел долгую и неприятную переписку с Фридрихом-Вильгельмом и в конце концов прибегнул к хитрости: осадные мортиры были доставлены в русскую армию из Саксонии в закрытых каретах под видом экипажей курфюрста вюртембергского{74}.

Тем не менее, чередуя бомбардировки со штурмами, Миних овладел большей частью предместий. Попытки поляков деблокировать Данциг окончились для них плачевно, 17000 было разбито в шесть раз слабейшим русским отрядом. 17-го июня французский десантный корпус положил оружие в составе 4-х полков{75} (5000 человек) у Вейксельмюнде. Так окончилось первое в истории столкновение русских с французами. Лещинский, переодевшись, бежал – и 8-го июля{76} 1734 года Данциг сдался. Овладение Данцигом стоило нам не свыше 3000 человек, главным образом при неудачном штурме Габельберга{77} (120 офицеров, 2000 нижних чинов). К концу осады у нас было до 16000 человек.

Дело Лещинского было с тех пор потеряно, и его сторонники пали духом. Многочисленные польские ополчения не представляли собой сколько-нибудь серьезного противника. Польское войско занималось усобицами и доставляло русским лишь утомление переходами. Иногда, – пишет адъютант Миниха Манштейн, большие массы поляков приближались к русскому отряду, распуская слухи, что хотят дать сражение, но не успеют русские сделать двух пушечных выстрелов, как уже поляки бегут. Никогда русский отряд в 300 человек не сворачивал с дороги для избежания 3000 поляков, потому что русские привыкли бить их при всех встречах… Мало-помалу польские войска расходились по домам, и русские спокойно могли стать на зимние квартиры в стране Августа III.

Делать в Польше было уже нечего. В кампанию 1735 года кабинет решил двинуть русские войска в Германию, для оказания сикурсу цесарю, войско которого сражалось на Рейне с французами.

8-го июня 1735 года Ласси с 20-тысячным корпусом{78} двинулся из Польши через Силезию и Богемию в Баварию и 30-го июля прибыл в Нюрнберг{79} (довольствие австрийцы взяли на себя). До сих пор поход совершался благополучно, – доносил Ласси из Нюрнберга, – солдаты в пропитании нужды не имели и жалоб ни от кого на войско не приходило. В здешних краях очень удивлены, что многочисленная армия содержится в столь добром порядке; из дальних мест многие приезжают смотреть наше войско…

В сентябре армия прибыла на Рейн под Филипсбург{80}. Еще никогда русские орлы не залетали так далеко на Запад, но померяться силами с равноценным противником им в эту войну так и не пришлось. Французы заключили уже перемирие, а вскоре и мир с обеими империями{81}.

В ноябре месяце{82} корпус Ласси двинулся обратно в Россию – в степях Украины начиналась новая война.

Турецкая война 1736–1739 годов

Причиной Турецкой войны в царствование Императрицы Анны Иоанновны явилось желание уничтожить унизительный для России Прутский договор и обуздать подвластных Турции крымских татар, опустошавших Малороссию своими набегами (все представления петербургского кабинета Порте по этому поводу были безрезультатны).

Вместе с тем, высоко расценивая мощь Оттоманской империи, русское правительство решило заручиться помощью нашей союзницы Австрии (которой оно только что помогло посылкой на Рейн корпуса Ласси). Для Австрии тех времен турецкие войны явились своего рода традицией (Монтекукули, Людвиг Баденский, принц Евгений). Цесарь Карл VI все же медлил с объявлением войны, ограничиваясь обещаниями, а Персия, воевавшая тогда с Турцией, стала склоняться на мир. Тем не менее, в Петербурге решили действовать. В начале 1735 года крымские татары, двигаясь в Закавказье на персов, прошли через русские владения на Украине, султан же не обратил внимания на наш протест.

Война была решена, и с весны 1735 года наши войска стали продвигаться с польского театра на Украину.

В августе этого года генерал Леонтьев{83} с армией в 39000 человек произвел неудачный поиск на Крым. Не дойдя до Перекопа, он вернулся с потерею до 9000 главным образом заболевшими.

Весной 1736{83} года к Азову был двинут корпус фельдмаршала Ласси, овладевший крепостью 20-го июля{84}. В Азове взято 4000 пленных и 163 орудия. Наш урон 200 убитыми, 1500 ранеными. Легко ранен сам Ласси. Главная же армия Миниха в конце апреля двинулась к Перекопу. В ней считалось 58000 строевых (17 пехотных, 17 драгунских полков{85} и 12000 казаков) при колоссальном обозе, доходившем до 40000 телег. Петербургский кабинет и большинство военачальников полагали ограничиться одним опустошением гнезда хищников, но Миних решил завоевать страну. После месячного марша (переход в среднем 8 – 10 верст в сутки, причем армия двигалась одним большим каре) – Миних 21-го мая штурмовал перекопские линии и, после жестокого боя с татарами и турецким гарнизоном Перекопа, овладел ими.

Проникнув в Крым, армия сразу же стала испытывать большие лишения от недостатка воды (татары, отступая, опустошали страну и портили колодцы). 5-го июня взят Козлов (Евпатория). Простояв там пять дней, Миних распустил ложный слух о своем отступлении, а сам быстро двинулся на Бахчисарай, столицу ханства. 16-го июня Бахчисарай взят штурмом, разорен и сожжен. Миних простоял здесь 3 недели, причем армия сильно терпела от разного рода болезней, и 6 июля тронулся в обратный путь. 16-го августа армия отошла за Перекоп{86}, совершенно эвакуировав Крым, который удалось разорить, но не удалось завоевать. Из строя выбыло 30000{87} (половина всего состава), но потери в боях составляют едва 2000. Ни в одном полку не оставалось в строю свыше 600 человек, и Миних отклонил предложение Петербурга идти на Крым вторично осенью.

До сих пор военные действия велись исключительно против татар (турецкие гарнизоны принимали в них участие лишь случайно). Султан не желал войны с Россией и Австрией, но обе эти державы отвергли{88} турецкие предложения (побуждаемые фантастическими, во всяком случае сильно преувеличенными донесениями российского посла в Царьграде Вешнякова о слабости Турции и готовящемся в случае войны поголовном восстании христиан). Туркам оставалось лишь изготовиться к борьбе.

* * *

В феврале 1737 года крымский хан, собрав до 100000{89}, перешел Днепр у Переволочны и двинулся к Полтаве, уничтожив слабый русский отряд генерала Лесли и опустошив все на своем пути. Быстро собрав армию с квартир, Ласси двинулся ему навстречу, и хан отошел обратно за Днепр. Турки тем временем собрали в Бессарабии и на Дунае 200-тысячную армию, обратив главное свое внимание на Австрию.

Австрийцы настаивали на совместных действиях обеих союзных армий и требовали наступления русских в Валахию и на Дунай. Однако Миних убедил Императрицу отклонить домогательства цесаря (властолюбивый фельдмаршал опасался подчинения австрийскому главнокомандующему). Было положено каждому союзнику действовать за свой счет: австрийцам – в Сербии, русским – в Новороссии{90}.

Россия выставляла две армии. Главная – Миниха (100000) должна была прервать сухопутные сообщения Крыма с Турцией, овладеть Очаковым, а затем взять Бендеры и идти на Дунай. Другая армия – Ласси (40000) шла на Крым. Для пополнения войск зимой 1736–1737 годов набрано 40000 рекрут, однако половина их погибла в дороге от болезней, лишений и дурного обращения.

Армия Миниха – 90000{91} (60000 строевых), разделенная на 3 дивизии, снабженная сильной артиллерией (646 орудий) и обремененная обозом в 28000 повозок и 2000 верблюдов собралась в конце апреля на Днепре и медленно двинулась к Бугу, которого достигла лишь 15-го июня (средняя величина перехода – 4 версты!). Оставив у переправы большую часть тяжестей, обозов и чересчур стеснительной артиллерии, Миних спустился правым берегом реки к Очакову. 29-го июня он подступил к крепости и 2-го июля овладел ею штурмом. Первый штурм был отражен. Турки, бросившись вслед за отступавшими, стали добивать раненых. Миних в отчаянии сломал шпагу, воскликнув: Все пропало!. Внезапно одна из последних, выпущенных наудачу бомб попала в турецкий пороховой погреб… Половина крепости взлетела на воздух и ободрившиеся войска, снова ринувшись в атаку, овладели ею после жестокой резни (из 17000 турок пощажено лишь 4000). В крепости взято 300 знамен и значков и 96 орудий. Наш урон до 4000: 1022 убитыми, 2841 ранеными.

Недостаток продовольствия и фуража побудил Миниха отступить с главными силами от Очакова вверх по Бугу на 80 верст, в Андреевское укрепление. Однако развивавшиеся в армии повальные болезни, тиф и чума, от которых погибло 15000 человек{92}, и массовый падеж скота (в одной артиллерии пало 30000 волов) заставили фельдмаршала спешно отослать на Украину сперва часть армии, а затем отступить за Днепр с остальными, оставив в Андреевском большую часть артиллерии и почти все обозы, лишившиеся запряжек. Убыль в людях в эту кампанию доходила до 35000 человек. Армия была в плачевном состоянии: По взятии Очакова, – пишет австрийский военный агент полковник Беренклау, – армия была приведена в такое расстройство, что ничего не могла более предпринять, и если бы турки со стороны Бендер на нее напали, то не встретили бы сопротивления… Но турки выручили Миниха своим бездействием, и фельдмаршал мог донести Государыне, что армия отведена от Очакова с викторией в добром порядке…

В Очакове оставлен был гарнизон в 9000 человек под начальством Штофельна. Лишь только армия Миниха удалилась на Днепр, из Бендер для отобрания Очакова выступило 50000 турок и татар. Храбрый Штофельн отразил все штурмы (с 14 по 28 октября), положив до 10000 неприятелей (еще столько же погибло от чумы, свирепствовавшей в турецко-татарских ордах и занесенной в русские войска). Остатки неприятельской армии вернулись в Вендоры.

Пока Миних воевал под Очаковом, фельдмаршал Ласси двинулся на Крым. Хан поджидал его с войском на Перекопе, но Ласси обманул врага, внезапно двинувшись по Арабатской стрелке глубоким заходом в тыл перекопской позиции, чем навел ужас на татар. Ханская армия была рассеяна и Ласси овладел всем полуостровом. Однако недостаток в продовольствии вынудил его в конце лета отвести войска в Северную Таврию.

Тем временем наши союзники, австрийцы, терпели в Сербии одно поражение за другим{93}. Опасаясь к зиме турецкого нашествия, они просили посылки русского вспомогательного корпуса, но и на этот раз просьба их, по настоянию Миниха, была отклонена.

К началу 1738 года армию Миниха предложено было довести до 105000{94}, однако потерь предыдущей кампании возместить не удалось, и к весне ее еле-еле довели до половины предложенной цифры. Поход этого года совершено не удался. Миниху надлежало овладеть Бендерами. Он затратил два месяца на движение от Днепра к Бугу и еще месяц на поход от Буга к Днестру. Стесненная громадным обозом (40000 повозок), армия двигалась по безлюдной степи одной массой, большим каре. Бескормица и болезни спешили почти всю конницу, разведка не производилась, и от Буга к Днестру движение армии совершалось ощупью и сомкнутым строем.

26-го июля Миних подступил к Днестру выше Бендер, но переправиться на тот берег не решился: переправу пришлось бы форсировать на глазах бендерского сераскира, занимавшего с армией в 60000 человек при 75 больших орудиях командующие высоты у правого берега и зорко следившего за движениями русских. Почти месяц блуждала русская армия по выжженной татарами степи, имея частые стычки и даже упорные, но не всегда удачные, бои с переправившимися неприятельскими партиями и отрядами. 21-го августа армия возвратилась на Буг в самом печальном виде: в строю ее не оставалось и половины состава дизентерия, тиф и чума косили людей тысячами. Большую часть артиллерии пришлось оставить за падежом лошадей и волов: пушки брошены в колодцы, снаряды зарыты в землю. Из Очакова и Кинбурна выведены гарнизоны, вернее их остатки, дабы не вымерли от чумы…

В сентябре Миних вернулся на Украину. Генералитет весь в добром здоровьи, – доносил он Государыне, – а рядовые чрезвычайно бодры и всякий желает сражаться, дабы железо, свинец и порох в честь и славу Вашего Величества употребить, а везти все это назад с собой не без труда. Болезни, особенно в рекрутах, продолжаются, только опасности никакой не видно… Миних весь вылился в этих немногих строках!

Ласси и в этом году ходил на Крым, но с тем же результатом – завоевывать страну, завоевал, но удержаться в ней не смог, и все по той же причине: невозможности довольствовать армию. Отступив осенью на зимние квартиры, он исходатайствовал разрешение этих утомительных походов больше не производить и получил на будущий год чисто пассивную задачу – охрану южных границ от татар.

Таким образом, кампания 1737 года{95}, стоившая подобно двум предыдущим громадных материальных затрат и жертв людьми, окончилась, как и они, безрезультатно. Более того, терялся Очаков, единственное наше приобретение до сей поры.

У союзников-австрийцев дела обстояли еще хуже. Венский кабинет, жалуясь на неоказание помощи русскими, снова просил о поддержке. Военная коллегия предписала генералу Румянцеву (отцу будущего фельдмаршала) идти на выручку цесарцев с 30-тысячным корпусом{96}, но тут снова вмешался Миних, и предписание это было отменено.

Потерю в боях за всю кампанию Миних исчисляет в своем рапорте в 700 убитыми и 250 ранеными, т. е. менее тысячи. На самом деле наш урон в боях раза в три больше, как то явствует из войсковых архивов. Так, в одном неудачном для нас деле, на Каменке 6 августа{97} мы лишились 500 убитыми и 500 пленными при внезапном нападении турко-татар на наших фуражиров. Собранный тут же Минихом военный суд приговорил начальника 2-й дивизии генерал-лейтенанта Загряжского (выславшего фуражиров, не спросясь главнокомандующего) и дежурного бригадира князя Кантакузена к разжалованию в рядовые, а начальника прикрытия полковника Тютчева – к расстрелянию. Свои неудачи Миних вымещал на подчиненных.

Весной 1739 года армия Миниха (68000 при 251 орудиях){98} сосредоточилась в киевском районе. Операционным направлением, вместо принятой дотоле линии Переволочна – Бендеры, сделалась линия Киев – Яссы, представлявшая значительные выгоды, как в смысле преодолевания меньших естественных преград (Буг и Днестр в их верхнем течении), так и особенно, в смысле удобного довольствия войск (обильная Киевщина и Подолия вместо пустынных очаковских степей). Правда, путь войскам лежал через Подолию, польскую территорию, но это обстоятельство не смущало ни русских, ни турок. Речь Посполитая, уже впавшая в состояние маразма, не была в силах заставить уважать свой нейтралитет.