Текст книги "Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года"

Автор книги: Антон Дельвиг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

39. ДИФИРАМБ

Други, пусть года несутся,

О годах не нам тужить!

Не всегда и грозди вьются!

Так скорей и пить, и жить!

Громкий смех над докторами!

При плесканьи полных чаш

Верьте мне, Игея с нами,

Сам Лиэй целитель наш!

Светлый мозель восхищенье

Изливает в нашу кровь!

Пейте ж с ним вы мук забвенье

И болтливую любовь.

Выпили? Еще! Веселье

Пышет розой по щекам,

И беспечное похмелье

Уж манит Эрота к нам.

Между 1814 и 1817

40. ЖАВОРОНОК

Люблю я задумываться,

Внимая свирели,

Но слаще мне вслушиваться

В воздушные трели

Весеннего жаворонка!

С какою он сладостию

Зарю величает!

Томлением, радостию

Мне душу стесняет

Больную, измученную!

Всю зиму окованная

Земля оживает,

И, им очарованная,

Сильнее пылает

Любовью живительною.

Как ловит растерзанная

Душа его звуки!

И, сладко утешенная,

На миг забыв муки,

На небо не жалуется!

Между 1814 и 1817

41. ЭЛИЗИУМ ПОЭТОВ

За мрачными Стигийскими брегами,

Где в тишине Элизиум цветет,

Минувшие певцы гремят струнами,

Их шумный глас минувшее поет.

Толпой века в молчании над ними,

Облокотясь друг на друга рукой,

Внимают песнь и челами седыми

Кивают, бег воспоминая свой.

И изредка веками сонм почтенный

На мрачный брег за Эрмием грядет -

И с торжеством в Элизиум священный

Тень Гения отцветшего ведет.

Их песнь гремит: "Проклят, проклят богами,

Кто посрамил стихами муз собор!"

О, горе! он чугунными цепями,

Как Прометей, прикован к темю гор;

Вран зависти льет хлад в него крылами

И сердце рвет, и фурий грозный взор

Разит его: "Проклят, проклят богами!"

С шипеньем змей их раздается хор.

– О юноша с невинною душою,

Палладою и Фебом озарен,

Почто ступил ты дерзкою ногою

За Кипрою, мечтами ослеплен?

Почто, певец, когда к тебе стучалась

Прелестница вечернею порой,

И тихо грудь под дымкой колебалась,

И взор светлел притворною слезой,

Ты позабыл твой жребий возвышенный

И пренебрег душевной чистотой,

И, потушив в груди огонь священный,

Ты Бахуса манил к себе рукой.

И Бассарей с кистями винограда

К тебе пришел, шатаясь на ногах.

С улыбкой рек: "Вот бедствиям отрада,

Люби и пей на дружеских пирах".

Ты в руки ковш – он выжал сок шипящий,

И Грация закрылася рукой,

И от тебя мечтаний рой блестящий

Умчался вслед невинности златой.

И твой удел у Пинда пресмыкаться,

Не будешь к нам ты Фебом приобщен!

Блажен, кто мог с невинностью пробраться

Чрез этот мир, возвышенным пленен.

Между 1814 и 1817

42. РАЗГОВОР С ГЕНИЕМ

Кто ты, светлый сын небес!

Златокудрый, быстрокрылый?

Кто тебя в сей дикий лес,

Сей скалы в вертеп унылый,

Под обросший мхами свод,

К бездне, где с рожденья мира

С эхом гор поток ревет,

Приманил от стран эфира?

Что твой пламенник погас?

Что твой образ омрачился?

Что жемчуг скорбящих глаз

По щекам засеребрился?

Почему твое чело

Потемнело, развенчалось?

Или быстрое крыло

От паренья отказалось?

Не найдешь и на земли

Ты веселое жилище!

Вот, где розы расцвели -

Там родное пепелище,

Там страна, где я расцвел,

Где, лелеемый мечтою,

Я любовь и радость пел,

Побежим туда со мною.

Смертный я, и в сих местах,

Посвященных запустенью,

Чувствую холодный страх,

Содрогаюся биенью

Сердца робкого в груди.

Здесь я как-то заблудился.

Добрый бог! со мной поди

К тем садам, где я родился.

Гений

Нет, туда мы не пойдем,

Там прольем мы только слезы,

То не твой уж светит дом,

Не твои блистают розы!

Там тебя отцу не ждать,

Там заботливо к порогу

Не подходит часто мать

И не смотрит на дорогу,

Там младенец имя "брат"

Лепетать не научился,

Чтоб отца внезапно взгляд

Прояснел и ослезился;

Там и резвый хоровод

Возле хижины пустынной

Не сестра твоя ведет

Песней звонкой и невинной, -

Рок привел к чужой стране

Челн с твоей семьей родимой.

Может, горести одне

Примут в пристань их незримо?

Может? Нет, ты обоймешь

(Будет веры исполненье!)

Мать, отца – всех, кем живешь,

С кем и муки – наслажденье!

А меня ужели ты

Не узнаешь? Я твой Гений,

Я учил тебя мечты

Напевать в домашней сени;

Сколько смертных – столько нас;

Мы, посланники Зевеса,

Охраняем, тешим вас

От пелен до врат Айдеса!

Но, любя, – ужель судьбе

Нам покорствовать не больно?

Не привязанный к тебе,

Я бы, неба житель вольный,

Полетел к родной стране,

К ним, к товарищам рожденья,

С кем в священной тишине

Я вздохнул для наслажденья.

Вам страдать ли боле нас?

Вы незнанием блаженны,

Часто бездна видит вас

На краю, а напененный

С криком радости фиал

Обегает круг веселый,

Часто Гений ваш рыдал,

А коварный сын Семелы,

С Купидоном согласясь,

Вел, наставленный судьбою,

Вас, играя и смеясь,

К мрачной гибели толпою.

Будем тверды, перейдем

Путь тяжелых испытаний.

Там мы счастье обретем,

Там – в жилище воздаяний!

Между 1814 и 1817

43. К К‹НЯЖНЕ› Т. В‹ОЛКОНСКОЙ›

К чему на памятном листке мне в вас хвалить

Ума и красоты счастливое стеченье?

Твердить, что видеть вас уж значит полюбить

И чувствовать в груди восторги и томленье?

Забавно от родни такое восхищенье,

И это все другой вам будет говорить!

Но счастья пожелать и доброго супруга,

А с ним до старости приятных, светлых дней -

Вот все желания родни и друга

Равно и для княжны, и для сестры моей.

Между 1814 и 1817

44. ФАНИ

(Горацианская ода)

Мне ль под оковами Гимена

Все видеть то же и одно?

Мое блаженство – перемена,

Я дев меняю, как вино.

Темира, Дафна и Лилета

Давно, как сон, забыты мной,

И их для памяти поэта

Хранит лишь стих удачный мой.

Чем с девой робкой и стыдливой

Случайно быть наедине,

Дрожать и миг любви счастливой

Ловить в ее притворном сне -

Не слаще ли прелестной Фани

Послушным быть учеником,

Платить любви беспечно дани

И оживлять восторги сном?

Между 1814 и 1817

45. К А. С. ПУШКИНУ

Как? житель гордых Альп, над бурями парящий,

Кто кроет солнца лик развернутым крылом,

Услыша под скалой ехидны свист шипящий,

Раздвинул когти врозь и оставляет гром?

Тебе ль, младой вещун, любимец Аполлона,

На лиру звучную потоком слезы лить,

Дрожать пред завистью и, под косою Крона

Склоняся, дар небес в безвестности укрыть?

Нет, Пушкин, рок певцов – бессмертье, не забвенье,

Пускай Армениус, ученьем напыщен,

В архивах роется и пишет рассужденье,

Пусть в академиях почетный будет член,

Но он глупец – и с ним умрут его творенья!

Ему ли быть твоих гонителем даров?

Брось на него ты взор, взор грозного презренья,

И в малый сонм вступи божественных певцов.

И радостно тебе за Стиксом грянут лиры,

Когда отяготишь собою ты молву!

И я, простой певец Либера и Темиры,

Пред Фебом преклоня молящую главу,

С благоговением ему возжгу куренье

И воспою: "Хвала, кто с нежною душой,

Тобою посвящен, о Феб, на песнопенье,

За гением своим прямой идет стезей!"

Что зависть перед ним, ползущая змеею,

Когда с богами он пирует в небесах?

С гремящей лирою, с любовью молодою

Он Крона быстрого и не узрит в мечтах.

Но невзначай к нему в обитель постучится

Затейливый Эрот младенческой рукой,

Хор смехов и харит в приют певца слетится

И слава с громкою трубой.

1816 или 1817

46. ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЬ ВОСПИТАННИКОВ ЦАРСКОСЕЛЬСКОГО ЛИЦЕЯ

Хор

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

1-й голос

О матерь! вняли мы призванью,

Кипит в груди младая кровь!

Длань крепко съединилась с дланью,

Связала их к тебе любовь.

Мы дали клятву: все родимой,

Все без раздела – кровь и труд.

Готовы в бой неколебимо,

Неколебимо – правды в суд.

Хор

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

2-й голос

Тебе, наш царь, благодаренье!

Ты сам нас юных съединил

И в сем святом уединенье

На службу музам посвятил!

Прими ж теперь не тех веселых

Беспечной радости друзей,

Но в сердце чистых, в правде смелых,

Достойных благости твоей.

Хор

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

3-й голос

Благословите положивших

В любви отечеству обет!

И с детской нежностью любивших

Вас, други наших резвых лет!

Мы не забудем наставлений,

Плод ваших опытов и дум,

И мысль об них, как некий гений,

Неопытный поддержит ум.

Хор

Простимся, братья! Руку в руку!

Обнимемся в последний раз!

Судьба на вечную разлуку,

Быть может, здесь сроднила нас!

4-й голос

Друг на друге остановите

Вы взор с прощальною слезой!

Храните, о друзья, храните

Ту ж дружбу с тою же душой,

То ж к славе сильное стремленье,

То ж правде – да, неправде – нет.

В несчастье – гордое терпенье,

И в счастье – всем равно привет!

Финал

Шесть лет промчалось, как мечтанье,

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: шествуйте, сыны!

Прощайтесь, братья, руку в руку!

Обнимемся в последний раз!

Судьба на вечную разлуку,

Быть может, здесь сроднила нас!

Апрель или май 1817

47. К ПУЩИНУ

(В альбом)

Прочтя сии разбросанные строки

С небрежностью на памятном листке,

Как не узнать поэта по руке,

Как первые не вспомянуть уроки,

Как не сказать на дружеском столе:

"Друзья, у нас есть друг и в Хороле!"

Май 1817

48. К А. Д. ИЛЛИЧЕВСКОМУ

(В альбом)

Пока поэт еще с тобой,

Он может просто, не стихами,

С твоей беседовать судьбой,

Открытой пред его глазами.

Но уж пророчественный глас

Мне предсказал друзей разлуку,

И рок в таинственную руку

Уж забрал жребии для нас.

Готовься ж слышать предвещанья,

Страшись сей груди трепетанья

И беспорядка сих власов!

Все, все грядущее открою!

Читай, – написаны судьбою

Вот строки невидимых слов.

….

….

Май 1817

49. К ШУЛЬГИНУ

Прощай, приятель! От поэта

Возьми на память пук стихов.

Бог весть, враждебная планета

В какой закинет угол света

Его, с младых еще годов

Привыкшего из кабинета

Не выставлять своих очков?

Бог весть, увидим ли разлуку,

Перекрестясь, мы за собой?

Как обнимусь тогда с тобой!

Рука сама отыщет руку,

Чтоб с той же чистою душой -

Но, может быть, испившей муку, -

Схватить ее и крепко сжать!

Как дружных слов простому звуку

Мне будет весело внимать!

Ты, может быть!.. но что мечтами,

Что неизвестным мучить нас?

Мне ль спорить дерзко со слезами,

Потечь готовыми из глаз?

Что будет – будет! с небесами

Нельзя нам спорить, милый друг!

Останься ж с этими стихами

До первого пожатья рук.

Май 1817

50. К КЮХЕЛЬБЕКЕРУ

И будет жизнь не в жизнь и радость мне не в радость,

Когда я дни свои безвестно перечту

И столь веселым мне блистающую младость,

С надеждами, с тоской оставлю, как мечту.

Когда, как низкий лжец, но сединой почтенный,

Я устыжусь седин, я устыжусь тебя,

Мой друг, вожатый мой в страну, где ослепленный,

Могу, как Фаэтон, я посрамить себя;

Когда о будущем мечтаний прежних сладость

Не усладит меня, а будет мне в укор

И светлый, гаснущим и робким взглянет взор, -

Тогда и жизнь не в жизнь и младость мне не в младость!

И будет жизнь не в жизнь и младость мне не в младость,

Когда души моей любовь не озарит

И сотворенная мне в счастие и радость,

Не принесет мне их, а сердце отравит.

Когда младой груди я видел трепетанье,

Уст слышал поцелуй, ловил желанья глаз,

И не завидуя, счастливый в ожиданье,

Когда, измученный, не буду знать я вас, -

Тогда к чему мне жизнь, к чему мне в жизни младость,

И в младости зачем восторги и мечты?

Я для того ль срывал их вешние цветы,

Чтоб жизнь была не в жизнь и радость мне не в радость?

Май 1817

51. К ДРУЗЬЯМ

Я редко пел, но весело, друзья!

Моя душа свободно разливалась.

О Царский сад, тебя ль забуду я?

Твоей красой волшебной забавлялась

Проказница фантазия моя,

И со струной струна перекликалась,

В согласный звон сливаясь под рукой, -

И вы, друзья, талант любили мой.

Все ж песни вам от сельского поэта!

Любите их за то хоть, что мои.

Бог весть куда умчитесь в шуме света

Все вы, друзья, все радости мои!

И может быть, мечты моей Лилета

Там будет мне мучением любви;

А дар певца, лишь вам в пустыне милый,

Как василек, не доцветет унылый.

Май 1817

52. В АЛЬБАУМ

Не мило мне на новоселье,

Здесь все увяло, там цвело,

Одно и есть мое веселье -

Увидеть Царское Село!

– Что ты, цветочек, увядаешь,

Мной сорванный с родных полей?

Иль, гость весенний, ты не знаешь

Завидной участи своей?

Гордись, гордись! – благоухаешь

Ты в злате Лилиных кудрей!

– "О, кудри мягки, их дыханье

Благоуханней пышных роз;

Но в злате их мне жизнь – страданье,

А счастье там, где я возрос!"

– Цветок мой, тише! Сколько Лилой

Потратится жемчужных слез,

Когда сей жалобе унылой

Пришлось и ей со мной внимать!

Ты жалок мне, цветочек милый!

– "Что сожалеть! Зачем срывать!"

Июнь (?) 1817

53. К И. И. ПУЩИНУ

(4-го мая)

О друг! в сей незабвенный час

Пади перед пенатом

И, съединя с друзьями глас,

Фалернским непочатым

Фиал наполнивши вином,

Излей перед богами,

Да благо на пути твоем

Прольют они реками.

Держа могущею рукой,

Твой пестун и хранитель

Еще от младости златой

Твой был путеводитель.

И ты без трепета протек

Цветущею стезею,

И в юность он тебя вовлек

Могущею рукою.

И вся природа пред тобой

Свой вид переменила!

Бывало, к розе полевой

Тебя игра манила.

И с лепетаньем ветерок

Меж розами скрывался,

Срывая с рук твоих цветок,

Тобою забавлялся.

А ныне грудь твоя полна

Неизъяснимой силой,

Везде душа твоя одна,

Везде с мечтой унылой.

И позабыл ты звук мечей

И копий ряд летящий,

И уж не льстит душе твоей

Фортуны шар парящий.

И гений днесь тебя влечет

Волшебною долиной,

Где купол к небесам несет

Над страшною пучиной.

В сени дубрав Киприды храм

С паросскими столпами,

И пред богиней фимиам

Возносится с мольбами.

Амура загремит стрела!

И нимф младых подруга

Тебе с улыбкой уж дала

Название супруга.

Друзья придут в твой светлый дом,

И, младость вспоминая,

Наполнит чаши нам вином

Твоя жена младая!

1817?

54. А. С. ПУШКИНУ

(Из Малороссии)

А я ужель забыт тобою,

Мой брат по музе, мой Орест?

Или нельзя снестись мечтою

До тех обетованных мест,

Где я зовуся чернобривым,

Где девы, климатом счастливым

Воспитанные в простоте

(Посмейся мне!), не уступают

Столичным дамам в красоте,

Где взоры их мне обещают

Одну веселую любовь,

Где для того лишь изменяют,

Чтобы пленить собою вновь? -

Как их винить? – Сама природа

Их баловница на лугах;

Беспечных мотыльков свобода,

Разнообразие в цветах

И прелесть голубого свода,

В спокойных влитого водах,

Лежащих в шумных камышах,

И яблонь тихая прохлада,

И лунных таинство ночей,

Когда любовник в мраке сада

Ждет умирание огней,

Когда душа его томится

И ожиданьем и тоской,

И даже ветерка страшится

И свиста иволги лесной -

Все манит здесь к изменам, к неге,

Все здесь твердит: "Чета любви!

Любовь летит – лови, лови!"

Но в тряской, скачущей телеге,

Мой друг, приятно ли мечтать?

И только мысль: тебя обнять,

С тобой делить вино, мечтанья

И о былом воспоминанья -

Меня в ней может утешать.

1817

55. ПРИЗВАНИЕ

Дева, дева! в сень дубровы,

К речке, спящей в камышах,

Приходи: Эрот суровый

Мне уж в трех являлся снах!

Две стрелы спустил он с лука

К двум противным сторонам -

Знаю, нам грозит разлука,

Сердце верит вещим снам.

Скоро ль тяжкие мученья

Усладишь лобзаньем ты

И мгновеньем наслажденья

Утолишь мои мечты?

Друг, поверь, что я открою:

Время с крыльями! – лови!

Иль оно умчит с собою

Много тайного в любви!..

Бойся строгого Гимена!

За решеткой и замком

Знает разницу Климена

Быть в венке и под венцом.

1817

56. МОЯ ХИЖИНА

Когда я в хижине моей

Согрет под стеганым халатом,

Не только графов и князей -

Султана не признаю братом!

Гляжу с улыбкою в окно:

Вот мой ручей, мои посевы,

Из гроздий брызжет тут вино,

Там птиц домашных полны хлевы,

В воде глядится тучный вол,

Подруг протяжно призывая, -

Все это в праздничный мой стол

Жена украсит молодая.

А вы, моих беспечных лет

Товарищи в веселье, в горе,

Когда я просто был поэт

И света не пускался в море -

Хоть на груди теперь иной

Считает ордена от скуки,

Усядьтесь без чинов со мной,

К бокалам, протяните руки,

Старинны песни запоем,

Украдем крылья у веселья,

Поговорим о том о сем,

Красноречивые с похмелья!

Признайтесь, что блажен поэт

В своем родительском владенье!

Хоть на ландкарте не найдет

Под градусами в протяженье

Там свой овин, здесь огород,

В ряду с Афинами иль Спартой;

Зато никто их не возьмет

Счастливо выдернутой картой.

1818

57. ОСЕННЯЯ КАРТИНА

Когда земля отдаст плоды

Трудов зимы, весны и лета

И, желтой мантией одета,

Везде печальные следы

Являет роскоши минувшей,

Подобно радости, мелькнувшей

Быстрее молнии небес;

Когда вершиной черный лес,

Шумя, качает над туманом

И, запоздалый, с океаном

Усталый борется пловец,

Тебе, Нептун, дает обеты,

Чтоб не испить с струею Леты

Отрады горестных сердец, -

Я на коне скачу ретивом

И по горам, и по полям,

И вихрем веселюсь игривым,

Который мчится по степям

Из-под копыт с листом и прахом;

И селянин его, со страхом

Под вечер торопясь домой,

Бродящей тенью почитает,

Которую Харон седой

В Аидов дом не пропускает;

Ее протяжный слышен вой,

Он погребенья умоляет.

1818

58. К ИЛЛИЧЕВСКОМУ

(В Сибирь)

Я благотворности труда

Еще, мой друг, не постигаю!

Лениться, говорят, беда -

А я в беде сей утопаю

И, пробудившись, забываю,

О чем заботился вчера.

Мне иногда твердят: "Пора

Сдавить стихи твои станками,

Они раскупятся друзьями,

Друзья им прокричат "ура!"

Веселые за полной чашей.

Тогда, сударь, от славы вашей

Или от вашего вина

Заговорит вся сторона

От Бельта до Сибири скучной,

Куда с запиской своеручной

Пошлете другу толстый том".

Все хорошо, но я не в том

Свое блаженство полагаю:

За стих не ссорюся с умом

И рифму к рифме приплетаю,

Лениво глядя за пером.

Напишет мне – я прочитаю.

Я прочитаю их друзьям:

Люблю внимать я похвалам,

Когда их похвалы достоин.

И я слыхал, худой тот воин,

Кто быть не думает вождем!

Так мыслю я, меж тем пером

Мешая истину с мечтами,

Почти забыл, что мы с тобой

Привыкли говорить сердцами, -

Забыл, что друг далекий мой,

Прочтя мою систему лени,

Но неизвестный о друзьях,

По почте мне отправит пени

Наместо нежных уверений,

Что он и в дальных тех странах

Своих друзей не забывает,

Где мир, дряхлеющий во льдах,

Красою дикой поражает;

Что, как мелькнувшая весна

Там оживляет все творенье,

Так о друзьях мечта одна

Его приводит в восхищенье,

Его уносит в светлый край

Златых надежд, воспоминаний,

Где нет забот, где нет страданий

И слова грозного "прощай!"

Будь счастлив, друг! не забывай

Веселых дней очарованья

И резвых спутников твоих!

Вот непритворные желанья

Далекому от круга их,

От круга радости веселой,

Где дружба нас и сын Семелы

Привыкли часто собирать,

Где можно все заботы света

С мундиром, с фраком скидавать,

Без лести похвалить поэта

И обо всем потолковать.

1818

59. К Е. А. КИЛЬШТЕТОВОЙ

Я виноват, Елена! перед вами,

Так виноват, что с вашими глазами

Не знаю как и встретиться моим!

А знаете ль, как это больно им?

Ах, для меня на свете все постыло,

Коль не глядеть на то, что сердцу мило,

Коль свежих уст улыбку не поймать,

Мелькнувшую по вспыхнувшим ланитам,

И грудь под дымкою не наблюдать,

Какую бы, скажу назло пиитам,

Дай бог иметь и греческим харитам.

Подумайте ж, как трудно мне лишать

_Свои глаза_ тех сладостных мгновений,

Когда б они _на вас могли_ взирать

И ваших ждать, как божьих, повелений.

А как велеть медлительной руке

Все уписать на памятном листке,

О чем всегда я мыслю и мечтаю,

Что сам себе за тайну поверяю!

Нет, не могу, Елена! Пусть иной

Вас назовет богинею весной,

Иль Душенькой, или самой Венерой;

Пускай он, слух обворожая наш,

Опишет вас прекрасной, страстной мерой!

И сей портрет не будет, верно, ваш!

Вы на богинь не схожи, не жалейте!

Тщеславия пустого не имейте

Похожей быть на мрамор! Фидий сам

Признался бы, что он подобной вам

Обязан был прелестным идеалом

Своих богинь. Их вера покрывалом

Задернула, и освятил обман,

И окружен был чернью истукан.

И может быть, виновница их славы

Ходила тож просить богинь забавы,

Чтобы всегда был Фидий верен ей.

Тебя ль забыть! Ты красоте своей,

А не мольбе обязана, гречанка.

И милая, младая россиянка

Захочет ли, чтоб кто ее сравнил,

И в похвалу, с ее ж изображеньем?

Куда бы я попал с таким сравненьем?

Нет, хорошо, что вас я не хвалил!

1818
60

В сей книге, в кипе сей стихов

Найдут следы моих мечтаний,

Которые, как жизнь блестящих мотыльков,

Как сны волшебные младенческих годов,

Исчезли – а меня с толпой забот, страданий

Оставили бороться одного.

Я благодарен вам, о боги! ничего

Не нужно для моих умеренных желаний.

Я много получил, чтобы в родной стране,

Трудяся, счастливой предаться тишине:

Спокойствие души, запас воспоминаний

И бедный к песням дар, но вами ж данный мне.

13 ноября 1818

61. УТЕШЕНИЕ БЕДНОГО ПОЭТА

Славы громкой в ожиданьи

Много я терплю,

Но стихов моих собранье

Все хранить люблю.

Мне шепнули сновиденья:

"Закажи ларец,

Спрячь туда свои творенья

И залей в свинец!

Пусть лежат! чрез многи лета,

Знай, придет пора,

И четыре факультета

Им вскричат "ура!".

Жду и верю в исполненье!

Пролетят века,

И падет на их творенье

Времени рука.

Пышный город опустеет,

Где я был забвен,

И река позеленеет

Меж упадших стен.

Суеверие дух_а_ми

Башни населит,

И с упадшими дворцами

Ветр заговорит.

Но напрасно сожаленье!

Здесь всему черед!

И лапландцам просвещенье

Весело блеснет.

К нам ученые толпою

С полюса придут

И счастливою судьбою

Мой ларец найдут.

В Афинее, осторожно

Свиток разверня,

Весь прочтут и, сколь возможно,

Вознесут меня:

"Вот Дион, о, сам Гораций

Подражал ему!

А Лилета – дело граций,

Образец уму!"

Сколько прений появится:

Где, когда я жил,

Был ли слеп, иль мне родиться

Зрячим бог судил?

Кто был Лидий, где Темира

С Дафною цвела,

Из чего моя и лира

Сделана была?

Други, други, обнимите

С радости меня,

Вы ж, зоилы, трепещите -

Помните, кто я.

‹1819›