Текст книги "Подорожная вечности"

Автор книги: Антон Алеев (Алексеев)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

ДОРОГА

Мареев поднял воротник и посмотрел вдоль дороги. Серая асфальтовая лента терялась и расплывалась во мгле. Мареев сощурился, пытаясь рассмотреть грань между землей и маревом, линию, где дорога превращалась в точку, в ничто, но увидел только белесую зыбь.

Дождь даже не моросил. В воздухе просто болталась мокрая смесь, противно заползая за воротник плаща.

Магистраль уходила резко вправо, а примыкающая к ней старая дорога, которую разглядывал Мареев, была перечеркнута у съезда куцым шлагбаумом, объехать который при необходимости не составило бы труда.

Так далеко от города Мареев выбирался не часто, а за последние несколько лет, можно сказать, не выбирался вообще.

Он глубоко вздохнул, разглядывая уходящие под горизонт поля с островками крохотных березовых рощиц. Шел неспешный август, хотя воздух пах осенью.

Марееву стало неуютно, он даже зябко поежился. Оттого что он тут один, и оттого что все очень глупо… Требовалось вспоминать что–то важное и хорошее, что случалось в его жизни. То, что должно принести хотя бы временное успокоение, разлить тепло по душе… Он часто представлял, как это будет, как его захлестнет мучительное волнение и слезы навернутся на глаза. Но не вспоминалось. И совсем не хотелось вспоминать. Единственное – Ребенок. Как она трогательно морщит носик, когда рассказывает. Неважно о чем. Как ходила за покупками, или… как ее охраняет Мишка. М-да.

Мареев облокотился на планку шлагбаума и закурил.

Дорога лежала перед ним как мрачное напоминание. Как непреодолимый искус.

Про нее рассказывали многое и ведь наверняка все выдумывали. Обряжали в одежды легенды. Врали. Он хотел докопаться до истины сам. Он был такой: ему необходимо узнать последнюю правду. И самым сложным и самым простым доказательством всей этой фантасмагории должен быть его путь… Где–то на этих двух тысячах метров выщербленного асфальта скрывалось зло. Черная дыра провидения. Он так думал. Но не знал точно. Ему надо было докопаться до истины. Зачем–то.

* * *

– Раньше здесь была прямая дорога, – сказал Мареев. – Никаких шлагбаумов.

– Впечатление такое, что по этой дороге не ездили полвека, – заметил Сергей.

– По ней вообще мало ездили, – Мареев смотрел в сторону, куда–то мимо. – А загородили ее, когда погибла семья из Подлесков. Жена, муж, трое детей. Младшему было полтора года.

Сергей промолчал.

Он появился здесь неожиданно и случайно. Вышел из ближайшего березового околыша с грибной корзинкой, накрытой белой тряпкой. Марееву он понравился. Они раскупорили шкалик водки, закусили огурцом. И внутри потеплело.

– Официально зафиксировано четыре случая, связанных с этой дорогой, – сказал Мареев. – Я насчитал двадцать девять.

– Даже не знаю, что сказать, – Сергей смотрел на Мареева недоверчиво. – И вы в это верите?

Мареев пожал плечами:

– У местного населения она давно пользуется дурной славой. Никто из ближайших деревень тут не ходит.

– А они… Я хочу сказать: все здесь?.. На дороге?

– В том–то и дело, что нет. На этой дороге никогда ничего не происходило. После нее.

– Как–то все это…

– Это неправдоподобно. Я согласен… – Мареев чувствовал какую–то тоску. Томление приближающейся болезни. Он мог рассказать многое, но это было не важным. Важным было то, что он, добившийся многого в жизни, человек, имеющий трех телохранителей, собственный вертолет, шестнадцатилетнюю любовницу неземной красоты и виллу на Лазурном берегу, стоял сейчас здесь, пил из пластмассового стаканчика водку и беседовал с первым встречным о сокровенном.

– А вам это зачем? – спросил Сергей.

Вопрос был логичным, и Мареев давно заготовил на него ответ. Но вместо объяснения сказал:

– Никто не знает, как он будет умирать. Эта дорога дает ответ… Скажи, ты часто жалеешь о совершённом?

Сергей пожал плечами:

– Как–то не задумывался.

– Ты знаешь, а я – все чаще и чаще… Ко мне приходят они. Чаще всего в снах. И молчат, понимаешь? Смотрят с немым укором и молчат. Я просыпаюсь с твердой мыслью все переделать, перекроить, но поздно, все прошло уже… А потом они приходят снова.

Они помолчали пару минут, думая каждый о своем. Хлипкий дождик иссяк. Вокруг запахло свежестью.

Мареев наполнил стаканы, протянул один собеседнику.

– За прошлое, – сказал он и выпил. Выдохнул разгоряченный комок воздуха, смахнул влагу с заблестевших глаз.

Сергей тоже выпил. Глянул осторожно на дорогу.

– Все, пора, – Мареев сделал пару решительных шагов за шлагбаум.

– Подождите, – заторопился вдруг Сергей, – Я тут подумал… Возможно, это все не так страшно… В общем, я хочу пойти с вами.

– Зачем? – Мареев спросил резко. Взглянул нехорошо, исподлобья.

– Не знаю, – Сергей казался искренним и растерянным. – Со мной никогда ничего подобного не происходило.

– Просто ты представить ничего подобного не можешь! – сказал Мареев. – И мысли не можешь такой допустить! Считаешь меня спятившим стариком?

– Пойдемте, пойдемте, – Сергей подхватил корзинку. – По дороге расскажете.

Мареев стоял и молчал. Он смотрел на этого молодого парня, пожалуй, даже с завистью, потому что узнал в нем себя двадцатилетнего. Смелого, сильного и полного амбиций. Так и не сказав ни слова, он развернулся к дороге и медленно пошел по асфальту, ощущая под лопаткой легкий холодок неизвестности.

* * *

Дорога была как дорога. Мареев разглядывал многочисленные выщерблины, корявые черточки лопнувшего асфальта и ловил себя на мысли, что внешне этот отрезок шоссе ничем не отличается от многих километров таких же дорог, паутиной наложенных в этих местах. Те же темные заплатки от нечастых ремонтных работ, та же пыль обочин. Ничего яркого, запоминающегося.

– Здесь неподалеку жили мои родители, – сказал он. – У них был свой дом.

– Понятно, – отозвался Сергей. Его вдруг озарила догадка: – Они тоже?.. Здесь?

– Отец, – сказал Мареев. – Этот участок шоссе длиной километра два. Дальше – перекресток. И через четыре километра – Покровка. Он шел туда. И умер, уже зайдя за околицу… Тромб. Сердце. Он просто упал и умер.

Сергей промолчал. Они шли посередине дороги. Шли не спеша, словно наслаждаясь свободой.

– Одного человека машина сбила на перекрестке. За рулем была женщина. Она не справилась с управлением, машина перевернулась и загорелась. А она не смогла выбраться… Про семью, что я рассказывал: в их «жигуленок» на 48‑м километре попал метеорит. И буквально разорвал автомобиль в клочья.

– Метеорит?

– Я понимаю, что это звучит неправдоподобно. Но это так и есть. Именно метеорит. Там, – Мареев указал рукой вправо, на горизонт. – Но вначале они проехали здесь…

Сергей с опаской посмотрел вверх.

– Нет–нет, – Мареев отрицательно покачал головой. – Ничего не повторяется дважды. Из всех известных мне случаев нет двух похожих. Это все время происходит по–разному. И еще – мне так и не удалось найти человека, который прошел бы по этой дороге и остался жить. Ни одного. А ведь я искал очень дотошно, поверь! Ни одного!.. Самая большая отсрочка была у молодого пожарного. Виктор Семин. Случай номер 25. Он умер приблизительно через четырнадцать часов, как проехал по этой дороге. Разбился, сорвавшись с крыши, куда полез чинить антенну… Думаю, на этом месте, – Мареев ткнул пальцем вниз, – что–то происходит с вероятностями. Какие–то неизвестные науке преобразования. Изменяются какие–то законы бытия.

– Может, все проще, – заметил Сергей. – Теория вероятности допускает совпадения.

– Допускает, – согласился Мареев. – Допускает… Слушай, а ты смелый малый! Ни за что бы не пошел с незнакомым человеком, который несет ахинею. Не стоит дергать судьбу за хвост. Тем более, когда ты так молод.

– Может, наоборот, – Сергей усмехнулся. – Именно пока ты молод, тебе нужно больше, чем другим.

– Ты, я так понимаю, мне не веришь?

– А вы что, поверили бы на моем месте?..

– Я называю ее Ребенком, – сказал Мареев. – Она так молода и прекрасна, что иногда я думаю, что она сказка. Я становлюсь, не знаю, романтичным, что ли, когда вижу ее, представляешь? Наверное, это старость. Никогда бы не подумал, что я так трогательно могу относиться к человеку.

– А она?

– Что?

– Как она к вам относится?

– Это не столь важно. Она подарила мне незабываемые дни, я очень благодарен ей за это.

– Зачем тогда вы решились на этот шаг? Вы ведь уверены, что здесь… что–то произойдет необратимое. Вы хотите покинуть ее?

– Это сложно объяснить… Давай присядем вон там, – Мареев свернул с дороги, спустился по отлогому кювету и сел на поваленный ствол.

Сергей помедлил, посмотрел зачем–то по сторонам, быстро сбежал по насыпи, встал рядом и опустил дурацкую корзинку на траву.

– Вон там уже виден перекресток, – Мареев кивнул в сторону. – Нам осталось пройти метров пятьсот. Не хочу торопиться, – пояснил он. – Пока мы тут, мы в безопасности.

Они закурили. Медленный дым поднимался ввысь, растворяясь бесследно в прохладной синеве.

– У меня есть теория, – сказал Мареев. – Не буду углубляться в дебри, скажу главное: я думаю, что проклятие этой дороги перестало действовать. Оно иссякло. Потому что перепробовало все виды мести. Те двадцать девять случаев, о которых мне известно, я уже говорил, что ни один из них не повторяется, это все виды наказаний, известных провидению. Возможно, природа не сможет бесконечно придумывать что–то новое. Тем более, последний случай – человек утонул в озере на рыбалке – был больше года назад. Не думаю, что за все это время никто не проходил или не проезжал тут. Тем не менее, больше ни об одном случае мне не известно.

– Это не значит, что их не было, – резонно заметил Сергей.

– Да, но я всегда проявлял повышенный интерес ко всему, что связано с этой дорогой. Ты не представляешь, с какой жадностью я набрасывался на каждый новый случай, в надежде, что все наконец раскроется, явится суть, простая и понятная… Когда я узнал, что по этой дороге провезли человека, которого похоронили потом заживо. Или когда мне сообщили, что беглый заключенный подорвался здесь на мине! Здесь, где и войны–то никогда не было! И еще сколько их было, смертей, непонятных, не поддающихся логическому анализу, да что там анализу, противоречащих всем законам!.. Я рисовал схемы, сопоставлял, копался в «грязном белье» – и ничего. Не продвинулся ни на йоту! Все становилось только сложней… В конце–концов я уверился, что эта дорога – как приговор, где само мироздание исполняет наказание. И единственным доказательством моей правоты мог быть только этот эксперимент. Наверное, поэтому я здесь.

– Думаю, что не только поэтому.

– Возможно, и так, – Мареев замолчал и как–то сник, словно устал от своего спича. Он ссутулился, стал смотреть в землю.

– Наказание? – переспросил Сергей и скептически покачал головой. – В чем мог провиниться полуторагодовалый младенец?

– Я не знаю. Я очень многого еще не знаю, как выяснилось.

– А не слишком ли самоуверенно тягаться с природой?

– Дело не в природе, а во мне, – Мареев вздохнул с сожалением. – Я многого добился, я построил свою империю. И остановился. Я перестал делать что–то, хоть отдаленно напоминающее поступок. Тебе, наверное, пока этого не понять… Я часто перешагивал через людей, кого–то не замечал и не принимал, кого–то унижал и сгибал, я торопился жить, чтобы быть первым… И теперь они приходят и с немым укором смотрят мне в глаза. Молча. Воспоминания.

– Думаете, эта дорога вылечит?

– Иногда думаю, что да. Иногда – нет. Одно знаю точно: по мне не заплачут. Я имею в виду – искренне. Ни один человек. И вот от этого хуже всего.

Мареев встал на ноги, зябко поежился, провел рукой по редеющим волосам. Сергей с удивлением рассмотрел мелкую слезинку, скатившуюся из глаза этого человека.

– Ну что, пора? – Мареев принялся забираться по насыпи на шоссе. Из–под его штиблет, неприятно шурша, сыпался щебень.

– Да, – сказал Сергей тихо ему в спину. – Осталось совсем немного.

* * *

– Когда я уходил в армию, меня провожала совсем юная девушка… – сказал Сергей.

В этот момент они уже входили на перекресток… Эта странная дорога заканчивалась, чтобы превратиться в другую. Или обмануть.

– Мы были влюблены друг в друга до безумия. Она писала мне письма… До какого–то времени. А потом я ясно почувствовал между строк, что она повзрослела. Как будто за эти полгода в ее мире прошло лет пять. Я понял, что мир вокруг нее сильно изменился. Он стал циничным и жестким и ослепил ее своими яркими и лживыми огнями. Превратил в тень. Когда я вернулся… Все смолкло. И был человек, который оказался в этом виновен.

– Таких историй миллионы, к сожалению, – в голосе Мареева проскользнула дрожь.

– Да. Но так заканчивается только одна.

– Заканчивается?

– Конечно.

Они остановились на развилке дорог и посмотрели друг на друга. На какой–то очень краткий миг Марееву вдруг стало жутко от тревожного ожидания боли. От странной недосказанности и нереальности происходящего. «Видимо, это и есть то, за чем я совершил этот путь», – подумал Мареев. Но развивать дальше эту мысль, даже такую опасную, оказалось лень.

Сергей смотрел на него с каким–то новым выражением в своих васильковых глазах. Он присел на корточки, поставил корзинку на асфальт и сказал Марееву снизу вверх:

– А ведь мы знакомы, Александр Евгеньевич. Правда, заочно. Она мне о вас говорила.

Мареев смотрел непонимающе. Слишком инертной стала его память. И слишком замедленными рефлексы.

Сергей откинул кусок белой ткани, прикрывающей содержимое грибной корзинки, уверенно вынул из нее большой автоматический пистолет с глушителем, встал на ноги и поднял оружие на уровень головы Мареева.

Они стояли некоторое время, как в застывшем кадре. Прямо посреди перекрестка. Пистолет в вытянутой руке Сергея отсвечивал на выглянувшем солнце темно–синим.

– Только я никогда не называл ее Ребенком, – сказал Сергей и нажал на спусковой крючок.

Мареев успел подумать о многом. О том, что все происходит не по–настоящему и не с ним. О том, что как причудливо иногда бегут тени по потолку. О том, что его боль через мгновение взорвется проникающим белым взрывом. О необходимости заслониться рукой или ладонью. И еще о многом, о том, чего не высказать словами, а можно лишь вспомнить… И о том, конечно, что он снова, как и всегда, оказался прав.

Постскриптум

Я никогда не был знаком с девушкой, которую мой клиент называл Ребенком. Я никогда не служил в армии. Во всяком случае, в той, что называется срочной. Сергей – всего лишь оперативное имя, псевдоним, необходимый для выполнения задания.

Странно, что я так поступил. Я никогда не испытывал никакой сентиментальности к своим жертвам. И уж совершенно точно, я ни на йоту не поверил в раскаяние этого беспринципного и зарвавшегося негодяя. Я изучал его дело и нигде ни разу не увидел проблесков взбудораженной совести. Только головы, по которым он шел, и кости, на которых он танцевал… И все же я дал ему шанс поверить, что все произойдет из–за единственного человека, который, возможно, был ему небезразличен. Я подарил ему эти полсекунды. Не знаю, зачем. Как последнюю волю приговоренного, придуманную палачом. Возможно, это зачтется. Только вот где и кем?

Я смотрю на стрелку на часах. Как она переваливает за полночь, словно нарушитель границы. Я стою посреди пустой комнаты с пистолетом в руке и в последней степени готовности. Я весь превращаюсь в слух и, как радар, пронизываю пространство вокруг себя невидимыми лучами. В комнате только старый будильник. Он отмеряет вечность своим тиканьем. Прошло тринадцать часов и двадцать минут с тех пор, как я прошел по дороге. Клиент говорил, что рекорд равняется четырнадцати.

Поэтому я жду.