Текст книги "Купание с крокодилами (СИ)"

Автор книги: Аноним Живоглот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Живоглот
Купание с крокодилами

В этом мире главенствующими хищником являются призматические крокодилы.

Эти огромные рептилии наделены особым свойством: пожирая добычу, они высвобождают заключённую в ней жизненную силу, пропуская её сквозь себя. Фактически, они преобразуют материю в особую энергию, которая может в любой момент снова преобразоваться в живую материю. В неё же они преобразуют и тепло, которое в огромных количествах впитывают, греясь на солнце, так что при пожирании живого существа крокодил обычно высвобождает вдвое-втрое больше жизненных сил, чем содержится в их жертве.

Человек может впитывать жизненную силу, находясь в воде рядом с крокодилом (вода служит проводником). Может некоторыми способами передавать её другим. Передача или принятие жизненных сил ощущается особым образом: все ощущения и эмоции многократно усиливаются, и делаются более приятными – в момент прохождения через человека жизненной силы ему доставляют наслаждение даже собственные страх, боль или отчаяние, многократно усиленные.

Весь быт людей, живущих в тропиках этого мира, выстроен в соответствии с этим. Жизненная сила может заменить пищу. Тем, кто младше 18-и – может за один раз добавить по нескольку лет, вместе с ростом тела, развитием мозга, и багажом новых знаний. Тех, кто старше 18и жизненная сила непрерывно омолаживает, лечит раны и болезни а остаток аккумулируется в теле. За счёт жизненной силы беременность протекает за считаные минуты, а между родами и разрывом пуповины ребёнок получает дополнительную накачку, за секунды доращивающую его до семилетнего состояния.

Люди непрерывно рискуют, пытаясь заполучить побольше жизненной силы, а те кто смог с не меньшим наслаждением тратят её – Мужчины передавая женщинам во время секса, женщины – рождая по нескольку детей ежедневно каждая, дети – за считаные дни вырастая до взрослого состояния. Мало кому удаётся прожить дольше месяца: человек – любимая пища призматического крокодила. Впрочем, знания сожранных не теряются: вместе с телом добычи крокодил пожирает и все её знания, а вместе с каждой порцией жизненной силой передаётся порция информации хранимой хищником. Некоторым особо везучим даже достаются обрывки знаний о шаманстве – применения жизненных сил для дополнительных целей.

Ежедневно, не меньше половины человечества становится пищей для хищников. Призматический крокодил – величайший хищник этого мира, но отнюдь не единственный любитель полакомиться человечиной. Множество других хищников так же усваивают жизненную силу жертв, но в отличии от крокодила не выделяют её, а расходуют на другими способами.

Здесь будут несколько зарисовок из жизни небольшого племени, живущего на берегу тропической реки. Ну, и конечно, из жизни тех, кто это племя ест...

– Мам, можно я пойду купаться? – Спросил Тойхо, переминаясь с ноги на ногу у выхода из хижины.

– Гм... А в пруду есть сегодня крокодилы?

Вопрос про крокодилов был обычаем в племени. Крокодилы были всегда – в пруду, где плескались дети, у большого озера и у речных отмелей, где воины постоянно сражались с воинами соседнего племени. Даже в колодце, вырытом посреди деревни обитала огромная рептилия. Но по обычаю, всякого, собравшегося на ежедневное купание, спрашивали о крокодилах – чтобы сердце лишний раз замерло в сладком ужасе и надежде.

– Да, мам!

– Тогда конечно, иди! Будешь возвращаться – прихвати пару берцовых косточек, я буду вечером делать новые ложки.

– Ну мааам...

Кости – единственное, что оставалось от съеденных крокодилами людей. Из них делали почти всю утварь и украшения.

– Что мам? Да, я знаю, что после купания вы от кукурузной каши нос воротите. Но не поужинав сладкого вы не получите. А без ложек кашу никак.

– Ну лааадно...

Кукурузную кашу Тойхо и впрямь не любил. Кто ж её любит? Особенно после купания, когда жизненная сила полностью удовлетворила потребность в пище. Но мать была непреклонна: все её дети, пока живы, должны есть кукурузную кашу по три раза в день. И по банану на закуску. Впрочем, детей осталось не так уж много: пятнадцатилетняя Шэйва, убежавшая к пруду ещё час назад, и двенадцатилетний Тойхо. Шэйва домой уже не вернётся – если она не отправится в пасть к крокодилу, то легко наберёт жизненной силы чтобы нарастить недостающие три года, и начать самостоятельную жизнь. Тойхо нужно ещё дня два – потом он тоже станет взрослым. Ну ничего. Сегодня она родит ещё пятерых, если конечно выживет сама. Родит пятерых, и вырежет из кости четыре ложки.

– И не вздумай лезть в воду в набедренной повязке.

– Ну маам...

– Что мам?! Я её старалась, вышивала. Карманы делала. В ней семеро твоих братьев ходили, пока не выросли. Если крокодил тебя съест мне что, новую шить?

– А вот Айза купалась в бусах – Наябедничал Тойхо – Её крокодил прямо с бусами съел.

– Глупая девчонка! Вернулась бы домой – я её бы отшлёпала! Так что набери ещё и позвонков – буду делать новые бусы.

– Да, мам...

И Nойхо побежал к пруду.

Тойхо было двенадцать лет. Он выглядел на свои двенадцать. У него был весь запас знаний, положенный в двенадцать лет.

Тойхо было семь дней от рождения – как и большинству десятилетних-двенадцатилетних ребят в деревне. Семь дней, которые он прожил сам. Остальные двенадцать лет он впитал, купаясь в озере. И сегодня он надеялся получить ещё пять-шесть лет, и стать настоящим воином. Пять-шесть – это вряд ли, но два-три года он точно получит – сегодня в озере, как и всегда, есть крокодилы.

В зеленоватой воде пруда плескалось две сотни мальчишек и девчонок, от семилетних до почти взрослых. Одни с визгом гонялись друг за дружкой по мелководью, другие то осторожно подплывали поближе к середине, то быстро отплывали оттуда, заприметив шевеление на тёмной глубине. Впрочем, обитатель пруда мог незаметно подобраться к кому угодно даже по мелководью, где воды было всего по колено. По берегу тут и там валялись кости – малая часть, по сравнению с теми, которые веками копились на дне пруда. Здесь же были свалены набедренные повязки, по обычаю сделанные из шкуры леопарда тотемного животного племени. Тот, кто пойдёт домой последним должен собрать одежду всю одежду, и прочие вещи, оставшиеся на берегу, и отнести в деревню. Съеденным они уже не понадобятся, а вот кому-нибудь другому – вполне. В набедренной повязке, которую носил Тойхо, действительно выросли семь его братьев и сестёр. А ещё полтора десятка – так и не выросли. Мать раз за разом находила в общей куче куски шкуры с аккуратно пришитыми карманами, на шитьё которой ушёл целый вечер, и надевала на очередного своего сына. Когда однажды какой-то чужой мальчишка попытался присвоить понравившуюся вещь, она изловила его за ухо и около часа держала за ногу вниз головой над колодцем, ругаясь с его матерью. Потом, наконец, отпустила его, и он плюхнулся в колодец. Плеск, короткий вскрик, громкое чавканье, а потом – тишина. Мать съеденного обидевшись следующие полдня не разговаривала с матерью Тойхо, хотя та была права: любой, кто взял без спросу чужую вещь, принадлежит хозяину украденного, и тот вправе делать с ним что угодно.

С тех пор прошло четыре дня. Трое из носивших эту набедренную повязку один за другим выпростали из неё и уходили в своею взрослую жизнь, оставляя кусок шкуры с карманам младшим. Ещё девятеро сгинули в пасти различных хищников, так и не выросши. Соседка – охотница по классу, вчера пропала в лесу. Оставшихся после неё двух мальчишек и четверых дечонок принесли в жертву вепрю сегодня поутру, а ещё одну девочку жрица, осуществлявшая жертвоприношения, приютила у себя дома, пообещав принести в жертву завтра, в день бегемота – старшая дочь жрицы и будущая жертва были лучшими подругами. Племя жило своей обычной жизнью...

...Тойхо вошёл в воду по щиколотку – и сразу же нахлынули ощущения. Всё стало ощущаться сильнее: мокрый песок под ногами, лучи солнца на коже, слабая боль в ушибленной утром пятке и страх – вечный страх входящего в воду, откуда очень легко не выйти уже никогда. Все ощущения и эмоции усилились – и при этом изменились. Их усиление приносило странное удовольствие – вливающаяся в тело жизненная сила делала сладкими даже страх и боль. Впрочем, вливалось её пока что очень мало. Где то на мелководье у противоположного берега виднелась огромная чешуйчатая спина, и пасть из которой торчали чьи-то дрыгающиеся ноги. Тойхо посмотрел туда – и его пронзило ещё одно ощущение, усиленное потоком жизненной силы: радость что пока что едят не его. Впрочем, не менее сильно чувствовались собственные беззащитность и страх, что он станет следующим.

Крокодил сглотнул, и дрыгающиеся ноги исчезли в его пасти по колено. Сглотнул ещё раз – до щиколоток. Подождал с полминуты, словно наслаждаясь вкусом жертвы напоследок, и заглотил ступни. Затем неторопливо скользнул к середине пруда, исчезая на глубине.

– Тойхо, а ты кем хочешь стать когда вырастешь?

Они с приятелями сидели на берегу, свесив ноги по колено в воду. Фэйд, постоянно что-то вырезавший из кости кремневым ножиком, шутник Лайхи, любивший подплывать к ребятам (а чаще – к девчонкам) под водой и хватать их за что попало (сами понимаете, как к этому относились в пруду, где каждый ежесекундно ждал нападения крокодила), задира Еэйж, который уже два раза бегал к пограничной реке, покричать воинам соседнего племени что он с ними сделает как только получит дубину (враги посмеивались, а воины родного племени грозились надрать крикуну уши чтоб не мешал людям заниматься серьёзным делом), всезнайка Дэхи, который не ограничиваясь знаниями приходившими с жизненной силой постоянно расспрашивал обо всём взрослых и две девчонки – вредная, язвительная Шамю и Застенчивая Елини – она, в отличии от прочих залезла в воду по горло: как и всем остальным ей не разрешали купаться одетой, а чужих взглядов на своё голое тело она отчаянно стеснялась.

– Ну, не знаю... Воином, наверное.

– Каждый день кого– то побеждать? – Сморщила нос Шамю.

– Ага, а ещё – грабить и насиловать! – Сделал страшное лицо Еэйж – Папа всех кого побеждал грабил, а тёть, прежде чем скормить крокодилам – насиловал. Мама его победила, изнасиловала и скормила крокодилу. Потом её тоже победили, и скормили крокодилу. А сестру победили, изнасиловали, но не скормили, а забрали в плен...

– А что такое изнасиловать? – Поинтересовался Лайхи.

– Не знаю... – Честно признался Ейдж – Знаю только что от этого бывают дети. Но это, наверное прикольно, раз воины это делают. А то могли бы целый день воевать и грабить!

– А мне мама говорила, что лучше сразу крокодилу в пасть, чем изнасилование – Подала голос Елини, прячась в воду чуть ли не по уши.

– И кем ты собираешься стать?

– Не знаю... Наверное шаманкой...

– Ну и дура – Фыркнула Шамю – Быть жрицей прикольнее. Приносить людей в жертву – это самое весёлое!

– У меня сестра хочет стать жрицей – Вспомнил Тойхо – Всё грозится: вырасту – принесу тебя в жертву. И перечисляет всех зверей, которым жрецы жертвы приносят, и как каждый зверь своих жертв ест... Кстати, мою сестру никто не видел?

– Шэйву? – Уточнила Шамю – Видела, как же... У неё случился облом. Она выросла уже почти до конца, ноги до ушей, сиськи вооот такие... уже собиралась уходить, и тут крокодил её ухватил за попу. Как она визжала... Так что она тебя в жертву уже не принесёт. Зато я – обязательно! Как только стану жрицей именно с тебя начну!

– Да ну тебя! Ты сначала стань ею. А я теперь могу взять Шэйвин браслет, раз он ей больше не нужен.

– Подаришь мне?

– Ага... щас... Я тебе подарю, а ты меня потом в жертву принесёшь?!

– Ну пожааалуйста!

– Не принесёшь?

– Принесу. Но не сразу... – Шамю посмотрела на Тойхо просительно, и при этом одновременно лукаво – Тебе что, жалко?

– Ну ладно... только потом. Сейчас лень вставать и искать, где она оставила своё барахло.

– А меня сегодня леопард чуть не поймал – Похвастался Дэхи – Мы с Ольшем бегали в лес за манго.

– Что, удалось бежать быстрее леопарда?

– Нет, быстрее Ольша. А манго было действительно вкусное...

Шамю выразительно покрутила пальцем у виска.

– Много хоть успел того манго слопать?

– Я три штуки. А Ольш – целых пять, наверное потому и бегал медленнее. Вообще, лес это тема. Вырасту – стану охотником. Буду тех леопардов из лесу за хвост притаскивать.

– Или они тебя за... что-нибудь! – Поддела его Шамю – Леопард это не только ценный мех!

– То-то для тебя только вчера нашлась повязка из леопарда, а до того так и бегала с голой задницей – Усмехнулся Фейд.

– Ну, а кто виноват что нас в семье было двадцать штук одних только девчонок? Хорошо что мама – жрица. Вчера троих самых старших принесла в жертву удаву, и повязок стало достаточно на всех.

– Могла бы просто сменять одну-двух девчонок на полшкуры – Со знанием дела заявил Дэхи – Охотникам всегда не хватает приманок для ловли крупного зверя. Из тебя бы отличная приманка получилась бы!

– Лучше мальчишек – Фыркнула Шамю – Мама говорит, что леопарды особенно любят есть ту штуку, которой у девчонок нет.

– Зато вы визжите громче – Сказал Лайхи – Пощекочешь и сразу со всего леса зверьё сбежится...

Словно подтверждая его слова над прудом разнёсся громкий девчачий визг. Вода вспенилась, и над поверхностью показалась пасть крокодила, стискивающая за ногу девчонку лет четырнадцати. Крокодил погрёб к отмели, где уровень воды был всего по щиколотку, шмякнул отчаянно извивающуюся добычу на песок, и начал поглощать.

Сначала левая нога, до того находившаяся в пасти крокодила до середины икры исчезла по колено. Потом челюсти захватили середину бедра, вкусно чавкнули сомкнувшись на ягодице...

Девчонка перестала визжать и съёжилась, обняв руками своё правое колено. Крокодил пошире распахнул пасть, и одним махом заглотил и согнутую в колене правую ногу, и руки по локоть, и туловище по пояс.

По воде, словно электрические разряды, расходилась жизненная сила, впитываясь в тех, кто был в воде, или прикасался к ней. Некоторые ребята подобрались поближе к пирующему крокодилу, где концентрация силы была особо высокой. Это было рискованно – У крокодилов была абсолютная память, и многие из них предпочитали специально охотиться именно на тех, кого запомнили. Да и сразу после трапезы крокодил мог захотеть добавки...

Челюсти сомкнулись на животе, чуть ниже пупка. Крови от зубов, легко пронзавших нежную смуглую кожу не было – в пасти крокодила она перерабатывалась в жизненную силу не успев даже вытечь из раны. С трудом выпростав уже заглощённую руку девчонка ухватилась ею за край верхней челюсти. Крокодил запрокинул голову, и предоставил жертве медленно сползать в пищевод самой – теперь любое её трепыхание только ускоряло движение вниз, в желудок, где уже переваривались ступни ног. На этом этапе уже никто не визжал – истекающая из жертвы жизненная сила многократно усиливала её ощущения от прокусывания и переваривания, при этом превращая невыносимую боль в такое же невыносимое наслаждение – которое, впрочем, так и оставалось болью. Страх достиг предельно возможного уровня, частично затмив даже боль – и при этом так же приносил ей несравненное удовольствие.

Крокодил заглотил жертву до плеч. Глаза девчонки в последний раз широко распахнулись, с мольбой глядя на всех вокруг – С мольбой, безнадёжной, потому что никто в целом мире не мог ей помочь – и прямо так, с широко распахнутыми глазами исчезла в пасти по макушку. Ещё пару секунд её тонкие пальцы удерживались за челюсть, а потом они разжались, и она целиком ухнула внутрь, в ненасытное нутро рептилии.

Крокодил обвёл взглядом поверхность пруда, словно раздумывая: не продолжить ли трапезу ещё кем-то, но раздумал, и лениво перебирая лапами сполз по отмели на глубину.

Когда последние волны жизненной силы перестали расходиться кругами по воде, Дэхи выдохнул.

– Говорят, если стать очень крутым охотником, можно научится ловить даже крокодилов... – Мечтательно пробормотал он.

– Говорят... – Передразнила его Шамю – Ты хоть кого-то видел, кто смог? И вообще, чего только не говорят... Кто-то вот говорит, что раньше жизненной силы не было и людям каждый год жизни надо было проживать самим. Прикиньте: чтобы тебе стало как сейчас, двенадцать лет, надо было все двенадцать лет прожить.

– Так не бывает – Фыркнул Лайхи – Пока кто-то даже один год проживёт, его сто раз съедят.

– А ещё говорят, что раньше звери людей не ели – Заявил Дэхи – Так что может и получалось у некоторых проживать самим целых двадцать лет... или даже больше...

– А кого они тогда ели? – Удивилась Елини – Друг дружку, что ли?

– Некоторые, вроде леопарда или тигра – друг дружку. Другие, скажем буйвол или олень – вообще траву.

– Фу... – Поморщилась Елини – Одну только траву? А те, которые ели друг дружку – ели прямо со шкурой? С рогами и копытами? Они же не люди, они не умеют правильно снимать шкуру...

– Ага! – Подтвердил Дэхи – А потом что-то случилось, и звери стали умнее чем были. Раньше они были совсем глупые, а теперь – глупые только когда поодиночке, а когда, скажем, все удавы вместе, или все буйволы вместе – очень даже умные. А как стали умными – поняли что люди гораздо вкуснее. И начали людей лопать, а друг дружку лопать перестали, и стало зверей очень много: если, скажем вот тебя... – Дэхи похлопал по коленке Шамю – ...Слопает тигр, то он получит очень много жизненный силы, а вся лишняя жизненная сила достанется всем остальным тиграм, каждому понемножку, и тигры от этого быстрее растут, и рожают больше новых тигрят. И люди бы совсем кончились, если бы не крокодилы. А ещё позже люди научились при помощи жизненной силы разные хорошие вещи делать: и воевать, чтобы жилось веселее и жертвы приносить чтобы звери в деревни не лезли, и шаманить фигню всякую и на зверей охотиться, чтобы их слишком много не становилось и чтобы забирать побольше жизненной силы обратно...

Некоторое время все молчали, обдумывая услышанное. Тойхо попробовал представить себе, каково это: жить без постоянной угрозы для жизни, без вечного страха, без пьянящего течения жизненной силы... Он так и не смог решить, завидует он странной медленной жизни древних людей, или нет.

– А что, раньше люди не воевали? – Нарушил молчание Еэйдж.

– Воевали, но как-то очень глупо... Просто убивали друг дружку...

– Они что, совсем дураки были?! – Возмутился Фэйд. Его возмущение было вполне понятно. Сама возможность просто, без толку убить живое существо, потеряв возможность насладиться его жизненный силой просто не приходила в голову ни человеку ни зверю – Зачем они тогда воевали?!

– Не знаю... – Пожал плечами Дэхи – Может чтобы грабить и насиловать? Говорят, жрецы тогда тоже глупые были: никого не приносили в жертву. И есть надо было не потому что вкусно, а потому что иначе не будешь расти, или вообще умрёшь. И ещё всем взрослым зачем-то надо было каждый день работать – делать много-много вещей, никому не нужных. А кто ещё не взрослый – должен был каждый день ходить в какую-то хижину, под названием школа, и там весь день сидеть на одном месте – иначе так никогда бы и не вырос. И вообще, наверное когда звери поумнели, и начали есть людей, люди тоже поумнели, и стали жить лучше...

(Тремя часами раньше)

...Ольш не услышал как подкрался леопард. Он увидел как Дэхи, обгладывавший косточку очередного манго сидя к нему вполоборота, замер, глядя Ольшу за плечо. По губам и подбородку Дэхи тёк густой жёлтый сок, в глазах отразились сначала удивление, потом – испуг. И только когда Дэхи вскочил и побежал, Ольш наконец-то обернулся.

Большой, жёлто-чёрный зверь припал к земле в десяти шагах от него. Кончик хвоста леопарда возбуждённо подёргивался, янтарные глаза внимательно следили за каждым движением мальчика.

Ольш выронил полусъеденое манго. Жёлтая мякоть фрукта на мгновение слилась в глазах с желтизной шерсти хищника, а пять уже съеденных плодов в животе внезапно стали очень тяжёлыми, пригибая его к земле и просясь наружу.

Ольш рванулся прочь. Испуг придал ему сил, он даже почти догнал Дэхи... Почти. Глядя на узкую спину с отчаянно работающими лопатками Ольш уже готовился обогнать приятеля, оставив между собой и преследователем...

Тяжёлые мягкие лапы опустились Ольшу на плечи, опрокинув в густую траву. Под удаляющийся топот босых пяток Дэхи Ольш извивался, прочно прижатый к земле лапами леопарда – одной на животе, другой на левом бедре. Сердце отчаянно билось, А вкус съеденного манго во рту стал вдруг невероятно сильным. Казалось, этот вкус поднимается в рот из живота, сочится из волокон, застрявших между зубами, пропитывает его всего... Над ним склонилась морда зверя, ноздри жадно трепетали впитывая запах добычи, горячее дыхание почти обжигало кожу, прямо в лицо мальчику жадно глядели огромные жёлтые глаза... Рыжевато-жёлтые, как мякоть так и недоеденного им манго, последнего, самого сладкого...

Леопард привычным движением когтей стянул с Ольша набедренную повязку – зверь явно не впервые лакомился охотился на людей и научился отделять несъедобную обёртку от вкусной плоти под ней. Оставшись совершенно голым Ольш, и без того чувствовавший себя совершенно беспомощным ещё сильнее почувствовал свою обречённость. Шмыгнув носом он попытался сжаться в комок, подтянув колени к животу, но леопард краем пасти сдвинул его ноги в сторону, и лизнул прямо в пупок. Зверь словно чуял сладкие фрукты в животе у мальчика, и хотел начать трапезу именно с живота.

Хищник несколько раз провёл горячим, шершавым языком по животу Ольша. тот снова попробовал прикрыть живот коленками и локтями, но леопард легко протолкнул сквозь них свою морду, и сомкнул клыки на животе мальчика – сперва несильно, едва прихватив пастью кожу у пупка. Ольш сдавлено пискнул, и попытался втянуть живот. зверь с урчанием несколько раз передвинул челюсти, сомкнув их почти у самой спины мальчика, и начал медленно смыкать клыки, впиваясь в тело всё глубже.

Ольш почти не чувствовал боли – всё его сознание захватил страх: всепоглощающий, лишающий сил и при этом – упоительно сладкий. Жизненная сила струйкой текла из него в пасть зверя. кровь не проливалась из глубоких, почти до позвоночника прокусов, обращаясь в жизненную силу прямо в теле. внутренние органы один за другим переставали работать, и тоже таяли, превращаясь в силу. Руки и ноги дрыгались, пока жующие челюсти зверя не втянули в пасть вслед за животом сначала плечи и бёдра, потом – руки по локоть и ноги по колено, и наконец – голову. кисти рук и ступни оказались в пасти за мгновение до того, как Ольш, в последний раз содрогнувшись исчез окончательно, напитав леопарда последней порцией жизненный силы. Последнее, что мальчик почувствовал, прежде чем остатки его тела растаяли в глотке хищника – вкус манго на языке. Кисловато-сладкий вкус плодов из-за которых он стал пищей для зверя так далеко от родной деревни...

Продолжение следует...