Текст книги "Когда смоковница приносит плоды (СИ)"

Автор книги: Аноним Тованос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Тованос
Когда смоковница приносит плоды

История первая – Когда смоковница приносит плоды

Глава 1 – Найденыши

Солнце уже давно спряталось за багрово-сизой дугой горизонта, когда бедный фермер наконец-то решил покинуть тесные покои своей полуразрушенной хижины.

В этот день его горячо ненавидимая супруга обогатила свой родной Восток двумя замечательнейшими близнецами. Стоит заметить, что для многих, даже самых нищих ячеек общества, деторождение является большим и довольно радостным событием. Но для семейства глубоко погрязшего в долгах фермера, в доме которого и без того уже бегали пятеро вечно неумытых и постоянно кричащих от голода сыновей, появление на свет сразу двух лишних ртов приравнивалось почти что к смертному приговору.

Ещё когда старая беззубая, все время слегка подвыпившая повитуха перегрызала пуповину у младшего из близнецов, несчастный отец, осторожно выглядывавший из спальни, где мирно почивали во сне остальные дети, уже решил про себя непременно сегодня же вечером избавиться от новоявленных нахлебников. Благо, его жена, измученная претяжелейшими родами, уснула в тот день гораздо раньше обычного, наскоро покормив только что народившихся крошек.

Дождавшись наступления полуночи, фермер тихонько подошел к стоящему рядом с супругой ржавому корыту, заменявшему младенцам колыбель, и осторожно заглянул в него. Однако тут же он вынужден был столкнуться с двумя чудеснейшими хрусталиками новорожденных глаз, невинно выглядывавшими из-под грязного заплатанного шерстяного пледа.

"И какие же они все-таки прехорошенькие!", – грустно вздохнул про себя отец.

Оба младенца с первых же секунд встречи показались ему ужасно симпатичными. Но, тем не менее, младший из близнецов понравился фермеру почему-то немногим больше старшего. В отличие от своего смирно лежащего брата, он постоянно ерзал на месте и то и дело норовил выпрыгнуть из корыта. Взгляд у него, равно как и телесное состояние, был также совершенно иным, нежели у увидевшего грешную землю десятью минутами ранее одноутробного соседа. На окружающий мир младший близнец смотрел не со свойственным всем новорожденным испугом, а вполне осмысленно и прочувствовано, как будто он уже имел возможность побывать в нем ещё до своего появления на свет и узнать суть всех обитающих здесь вещей и явлений.

"И, однако, философ!", – отметил про себя фермер.

Ему до смерти не хотелось браться за свое мерзостное предприятие, но бедственное до крайности положение, в котором пребывало последние лет пять его семейство, не могло не подтолкнуть его к быстрым действиям.

Кинув взгляд на свою усталую супругу и убедившись, что она по-прежнему находится в объятиях крепчайшего сна, он хорошенько закутал в плед бодрствующих малышей и осторожно вынул их из ржавой скрипучей люльки. Оглядевшись по сторонам и убедившись в отсутствии свидетелей своего гадкого поступка, фермер поспешил поскорее покинуть хижину.

На дворе уже вовсю главенствовала тихая восточная ночь. Несмотря на полное неимение фонарей, на улицах было достаточно света, исходившего от добродушной толстощекой луны, окруженной со всех сторон плотным кольцом маленьких остроугольных огоньков. От всего сердца поблагодарив природу за содействие в столь неблаговидном деле, фермер быстро зашагал по единственной деревенской дороге, должной привести его к главной городской свалке. С обеих сторон на него уныло взирали черные оконные квадраты бедных сельских хижин. Кое-где ещё слышались чьи-то тихие миролюбивые разговоры, происходящие обычно между двумя влюбленными сердцами, не могущими никак предаться на волю сну. Но в большинстве домов уже царил полнейший ночной покой.

Достигнув самой последней хижины, фермер обернулся назад. Дорога по-прежнему была совершенно пустующей. Облегченно выдохнув весь свой оставшийся страх быть замеченным, отец вместе с двумя малышами, мирно лежащими на его крепких рабочих руках, покинул пределы родной деревни.

Фермер проживал совсем рядом с первой в стране помойкой, являющейся главной границей Восточного и Западного государств. Однако захаживал он в это место крайне редко, только когда имелась слишком срочная необходимость избавиться от уже никому на свете не нужной рухляди, не помещающейся в стоящий возле дома мусорный ящик. Гигантское королевство отходов, запах которых постоянно достигал его хижины, вызывало в нем чувство жуткой неприязни. По некоторым сведениям, возраст этого мерзопакостного места уже давно перевалил за несколько сотен лет. Свидетельством столь долгого существования свалки являлась, главным образом, огромная гора, образованная из накопившихся со временем отбросов, верх которой достигал уже практически края небес.

Фермеру было доподлинно известно, что данная территория является полностью необитаемой. Именно поэтому он и решил оставить на её попечение своих только что появившихся на свет чад, твердо зная, что они никогда и никем здесь не будут найдены. Ещё раз посмотрев на младшего из младенцев, успевшего, равно как и его брат, по дороге достаточно крепко заснуть, он с глубоким сожалеющим вздохом положил ни о чем не смеющих догадываться малышей к самому подножию зловонной горы и тут же пустился бежать без оглядки обратно в свой дом, содрогающийся от стонов бедной супруги, проснувшейся посреди ночи и не обнаружившей рядом с собой новых членов семейства, которых она успела уже полюбить всем своим огромным материнским сердцем.

Но донельзя расчётливый отец-злодей на этот раз совершил явный промах в своих предположениях относительно дальнейшей судьбы брошенных крошек, представлявшейся ему в весьма трагическом свете.

Буквально через несколько минут около горы показалась роскошная алмазная карета, запряженная тройкой бледно-серых волков. Подъехав вплотную к близнецам, ещё не успевшим до конца осознать свое горестное положение, хищники остановились. Дверца кареты плавно отворилась и из неё показался неизвестный субъект, сверху донизу закутанный в черный габардиновый плащ. Голова таинственного посетителя помойного царства также была сокрыта от посторонних глаз под широкими полами капюшона. Наклонившись к близнецам, он внимательно начал рассматривать каждого из них. При этом старший брат тут же почему-то очнулся от своего сладкого невинного сна и безнадежно-громко заплакал.

– Настоящий царский певун! – радостно воскликнул неизвестный. – Твоим домом должен стать королевский дворец, а не бесприютная гнилая помойка.

С этими словами он отнял старшего брата от младшего и, закутав в свой плащ, удалился к карете. Спрятавшись вместе с найденышем в свой чудесный алмазный дом, черный незнакомец громко вскрикнул: "Трогайте!", и трое его серых спутников стремглав помчались в золотые края.

Но только карета неизвестного покровителя старшего брата скрылась за западным горизонтом, как около помойной горы снова показались двое незнакомцев. Один из них был прекраснейшим юношей, одетым в старое, уже порядком заплатанное платье. Вторым незнакомцев являлся огромный величавый синий орел, сидевший у него на плече с задумчиво-сосредоточенным видом. Заметив лежащего без всякого присмотра младенца, юноша тотчас подскочил к нему и забрал в свои полные бескрайней глубокой нежности объятия.

– Трум, посмотри скорее же на это миролюбивое чудо! – в радостном запале, свойственном обычно юным незачерствелым сердцам прокричал он орлу. – Его глаза полны действенного созерцания, как у заправского живописца. О, как же мне хотелось иметь у себя при дворе самого настоящего художника, могущего запечатлеть на бессмертных полотнах всю красоту нашей прекрасной необозримой земли. Я назову его Яковом, ибо он повсюду будет верно следовать за своим царем и за его законом.

– Ты, как всегда прав, мой любимый Мизрах, – медленно, с присущей всем горным птицам степенностью, прогорланил его синий спутник, – Он не только везде будет нам верно сопутствовать, но также непоколебимо верно служить.

И крепко сжимая в своих руках найденный минутой ранее бесценный дар, Мизрах и Трум направились в родное Восточное государство.

Глава 2 – Четыре правителя Восточной страны

Ах если бы только наш маленький красный комочек, так безжалостно выброшенный из родного гнезда, мог представить, какая жизнь будет уготовлена ему его новым названным отцом! Наверное, уже тогда он смог бы напеть принцу его любимую «Лиру любви» в знак бескрайней сыновьей благодарности. Но, к огромному счастью для души последнего, он был ещё совсем младенцем, а потому не имел привычки пресмыкаться перед сильными мира сего ради собственной выгоды.

Мизрах воссел на трон совсем недавно и сразу же установил в Восточной стране совершенно иные порядки, отличные от тех, что главенствовали при его покойном отце и основанные на одном бескрайнем милосердии, которым было преисполнено его юношеское сердце. Да, да наш правитель был невероятно милостив, и поэтому никогда в своей жизни не смел проходить мимо нуждающегося в помощи собрата. И подданных своих от также всегда призывал оказывать посильное милосердие слабым мира сего.

Уже с первого дня правления Михрах приказал разобрать на части свой златоглавый дворец, несколько веков служивший домом всем представителям королевской династии. Останки бывшего правительственного гнезда были безжалостно розданы бедному люду, а на его месте совсем скоро была воздвигнута скромная деревянная хижина, ставшая новым местом обитания молодого правителя.

Однако верные доселе королевские слуги, привыкшие к чрезвычайной роскоши, не захотели жить в столь ветхих палатах и покинули пределы королевского двора, а затем и страны. Мизраху пришлось делить свой тесный дом лишь с тремя самыми преданными из своих подданных, служивших ещё верой и правдой его покойному родителю.

С одним из них, прекрасным свободолюбивым Трумом, мы уже имели возможность познакомиться в главе предыдущей. Этот старый обитатель горных вершин занимал пост главного дозорного Восточного государства. С самой ранней зари и до позднего краснолицего заката он вместе со своими остроклювыми помощниками парил над страной, строго следя за порядком. И лишь в полночь он снова возвращался в пределы дворца для того, чтобы вместе с принцем выйти на очередную прогулку по ночным улицам города. Так уж случилось, что наш молодой правитель и Трум были необычайными любителями полуночных приключений. И именно это столь странное и опасное увлечение государя помогло Якову так скоро унести ноги от верной неминуемой гибели.

Но прежде чем окончательно остановиться на жизнеописании центрального героя своего романа, автору следует уделить внимание и другим двум главным соправителям Восточной страны.

Первый, о ком и пойдет сейчас речь, происходил из рода редких белогривых львов, отличающихся от остальных представителей животного мира особой силой и мудростью. Во власти строго и справедливого Паиля находился весь царский закон, который наш лев заставлял верно и неукоснительно исполнять. В стране добросердечного Мизраха белокурый царь зверей являлся главным и непогрешимым судьей, отвечающим за мир и покой, должные главенствовать в каждом доме восточного жителя. Уже с первыми лучиками яркого восточного светила около его окна сталкивались лбами несколько десятков бедных несчастных обманутых, требовавших от Паиля немедленного наказания для своих обидчиков. И мудрый хищник до самого забвения дня усмирял и примирял прогнившие от ярости души своих двуногих собратьев.

Вторым помощником Мизраха был двурогий Корбат, исполняющий обязанности главного королевского землепашца. Вместе с синим Трумом сизый бык уже ранним утром спешил на встречу с восточными землями для того, чтобы снова предаться любимому делу. Целый день Корбат без отдыха и устали вспахивал необъятные черноземные владения Мизраха, а к вечеру приходил в дом правителя, нагруженный тяжелыми подарками благодарных фермеров. Этими дарами, большинство из которых были самыми обычными и необходимыми для жизни продуктами, и питались весь долгий год принц и его помощники.

Как вы уже, наверное, смогли догадаться, Мизрах никогда не гнался за беззаботной, но невероятно суетной жизнью, а потому всегда старался вовремя избавляться от разного рода излишков. Столь легкомысленное отношение правителя к деньгам многим жителям Восточного государства было вначале абсолютно чуждо. Но по прошествии некоторого времени некоторые из даже самых закоренелых любителей роскоши, взирая каждый день на достойный пример государя, смогли также отказаться от многих совсем бесполезных для спасения благ.

Ко всем своим жителям Мизрах всегда относился с бескрайней отцовской нежностью и старался по мере возможности угождать даже самым их мелким просьбам. Каждое воскресенье он открывал двери своего бедного дома и собирал за скромной царской трапезой всех своих верноподданных.

По завершении же трапезы принц обязательно провожал гостей в три главные королевские сокровищницы, для того чтобы каждый из них смог вдоволь полюбоваться тем по-настоящему бесценным добром, которое таилось за ветхими дворцовыми стенами.

И нужно отметить, в тесных королевских комнатах действительно было, на что положить глаз. В первой Сокровищнице Вечности обитал безногий горбатый юноша, встреченный принцем несколько лет назад на базарной паперти. Этому дворцовому жителю уже давно перевалило за целый век, однако, выглядел он до сих пор как только что окончивший школу подросток. Глядя на него, гости Мизраха всякий раз почему-то вспоминали об уготованной Творцом Небесной Вечности, где все люди предстанут перед друг другом в своем первозданном обличье, без морщин и надоевших болезней для того, чтобы вместе славить Создателя.

Вторая Сокровищница, находящаяся по соседству с первой, называлась Комнатой Щедрости. И предназначена она была в большинстве своем для людей, особо нуждающихся в денежном покровительстве. Уже с самого порога посетителей встречали несколько тяжелых мешков с медными монетами, жаждущими быть поскорее розданными. Мизрах никогда старался не ограничивать денежные аппетиты своих гостей, и лишь всякий раз тихо напоминал им о главном богатстве, которое должно находиться не иначе, как в человеческом сердце.

В третей же комнате, именуемой Палатой Благодарности, посетителям дворца поживиться было абсолютно нечем, так как она была совершенно пустой. Однако бедные гости правителя старались в любое из своих посещений обязательно оставлять здесь какую-нибудь приятную для глаз безделушку. В конце дня Корбат забирал подаренные бедняками вещи и отвозил их на центральный базар. Все вырученные от продажи деньги он по строгому приказу государя привозил во дворец и оставлял в Комнате Щедрости.

Однако самое дорогое сокровище, привлекавшее сильнее остальных взоры всех бедняков, находилось обычно не в дворцовых палатах, а прямо под окнами спальни принца. Именно здесь больше всего любил играть маленький Яков, с которым читатель войдёт уже в следующей главе нашего романа в весьма близкое знакомство.

Глава 3 – Божественный дар для бедняков

Наш маленький найденыш с первых же дней своего появления в дворцовых сводах стал пользоваться неимоверным вниманием со стороны широкодушного принца и его могучих товарищей.

Особенно полюбил резвого непоседливого Якова грозный суровый Трум, который старался никогда не наказывать воспитанника принца за его ежеминутные шалости. Несчастный выброшенный за пределы родного дома сирота в королевских покоях вел себя необычайно смело, непрестанно бегая по немногочисленным комнатам и постоянно опрокидывая, а иногда и приводя в совершенную негодность многие царские вещи. Впрочем, сам принц, так же, как и синекрылый Трум, к проделкам маленького проказника относился весьма сносно и каждый раз прощал его за очередной разбитый глиняный кувшин, уже несколько лет бездельно пылившийся в углу.

Когда Яков немного подрос и набрался сил и мудрости для самостоятельного совершения прогулок, Трум стал брать его с собой в очередное дозорное путешествие по бесконечным восточным просторам. Маленькому непоседе до смерти нравилось парить над прекрасными вечно зелеными фермерскими садами и черноземными пашнями. Особенно же любил Яков наблюдать за тихой работой всегда смирного Корбата, поместившего под свое сизое жилистое тело все терпение мира.

В покои вечно пребывающего в тихом беспечалии Мизраха Трум доставлял Якова уже к полудню. После скромного, но весьма сытного обеда, любимый царский слуга вместе с правителем шли в ученическую комнату, где их уже с нетерпением ждали запылившиеся за ночь учебники и тетради.

В крошечной школе Мизраха, где учился всего один ученик, преподавалось восемь самых нужных уроков его величество Добродетели. Первый их них именовался уроком Воздержания, за которым правитель учил Якова умеренности и степенности в принятии любой пищи и особенно разного рода сладостей, которые всегда так жаждет детский желудочек.

На втором занятии, называемом уроком Чистоты, Яков постигал непростые для пылкого мальчишеского ума азы целомудренной жизни. Мизрах своим благочестивым примером показывал подобранному когда-то найденышу, как следует держать себя с представителями своего рода скромному и незлобивому мужу. Вместе со своим добрым преподавателем Яков учился подбирать неброские удобные платья, скрывающие от всеобщего обозрения все прелести человеческой фигуры.

Следующий урок Нестяжания проходил за пределами царского дома. Мизрах и Яков, предварительно снарядившись тяжелым упругим рюкзаком, в котором мирно покоились изъятые из Комнаты Щедрости монеты, выходили на узкие восточные улицы. Каждого путника, встреченного у себя на пути, они старались непременно одарить золотым. В дворцовые стены принц и его верный слуга возвращались только с пустым мешком и сразу принимались за изучение следующего урока Кротости.

Эта наука о незлобивом и чистом устроении мира душевного давалась Якову особенно тяжело. За прожитый в стенах Восточного государства день у него обязательно скапливались сразу несколько десятков обид на строгих донельзя дворцовых жителей. И, однако же, Мизрах всякий раз разбирал на маленькие тонкие части каждое из его столь частых недовольств и показывал ему, насколько они негодны и ничтожны по сравнению с теми прекрасными добродетелями, которыми обладал любой из его обидчиков.

Пятый урок Открытости, напротив, был необычайно приятен для Якова, ведь именно за ним он мог наконец-то вдоволь наговориться со своим любимейшим названным отцом. Обычно мальчик достоверно и в мельчайших подробностях описывал все приключившиеся с ним в этот день события, которые, опять же не могли не оставить в его сердце свой достаточно заметный для духовного взора Мизраха греховный след. Когда Яков случайно замечал, пролетая на Труме, ребенка, одетого в красивое яркое платье, у него тут же появлялось огромное желание им обладать. Когда его за очередную преисполненную непослушанием проказу отчитывал справедливый Паиль, мальчику сейчас же хотелось сделать ему в отместку очередную гадость. Всякий раз подобная откровенная беседа с названным родителем заканчивалась горькими слезами истеннейшего раскаяния. Мудрый Мизрах, умевший тонко и правильно определить корень любого из детских желаний, со свойственной всем заботливым сердцам осторожностью указывал Якову на бедственное несовершенство его душевного устроения, целиком и полностью погруженного в однодневные мирские заботы.

Наплакавшись вдоволь, Мизрах и Яков принимались за следующий урок Внимательности, где принц уже на взятых с предыдущего занятия примерах учил мальчика, как правильно следует встречать ниспосылаемые из преисподней искушения. Вместо прекрасной одежды Мизрах учил Якова засматриваться на скрытую под полами платья прекрасную человеческую душу, с которой всегда и везде необходимо быть лишь в крепкой духовной дружбе, а на все замечания Паиля – отвечать лишь кроткой добродушной улыбкой.

Завершался учебный день уроком Любви, на котором Мизрах и Яков снова повторяли и подытоживали пройденный за день непростой материал. Принц вновь давал мальчику возможность вспомнить все приключившиеся за день происшествия и посмотреть на них через прекраснейшие Очки Любви. К этому волшебному предмету правитель всегда относился с особой трепетностью, так как он являлся светлейшей и единственной памятью об отошедшем к предкам короле. Никому принц не позволял пользоваться чудеснейшим сосудом духовного мира. И лишь только Яков имел возможность каждый день на несколько минут погрузиться в прекрасные объятия бесстрастного покоя. Посмотрев всего лишь единственный раз на окружающий мир сквозь светло-лиловые стекла Очков, его душа вновь преисполнялась столь нужной для каждой падшей природы любовью. Каждый увиденный Яковом субъект наполнял его сердце непридуманным детским восторгом, настолько он был девственно чист и прекрасен. После урока Любви пригретый принцем близнец, нутро которого разрывалось на части от сильного желания творить для людей одно лишь благо, шел в свою комнату и тихо отдавался на волю вездесущему сну.

Но однажды Якову пришлось заснуть гораздо позже обычного.

Главной причиной тому стал слишком долго нежелающий прекращаться спор, разразившийся между очередными посетителями хижины Паиля. С самого утра Яков и остальные дворцовые жители вынуждены были слушать неимоверные громкие крики и стоны, раздававшиеся под окнами белогривого царя зверей и принадлежащими неизвестной особе женского пола. Все попытки Паиля усмирить разбушевавшуюся даму заканчивались полным крушением. Когда часы пробили уже почти одиннадцать, лев в довольно вежливом тоне попросил-таки спорщиков покинуть пределы королевского двора. Но не на шутку разгоряченная женщина никак не желала исполнить его просьбу. Даже когда ни разу за свою жизнь не гневавшийся Паиль перешел на рык, она продолжила кричать ему в пасть своим неимоверно визгливым голосочком: "Я требую справедливости для убийцы! Одной, одной лишь справедливости!".

Наконец её вопли достигли королевского сердца. Мизрах, все это время безрезультатно пытавшийся погрузиться в теплые волны юношеского сна, решил в конце концов покинуть пределы спальни и уже от своего имени приказать спорщикам удалиться.

Увидев полусонного государя, главная спорщица, оказавшаяся весьма приятной женщиной средних лет, бросилась к его ногам и с незатихающими весь день слезами простонала:

– Дорогой мой владыка! Смилуйся над просьбой своей несчастной рабы! Почти десять лет назад пережила я великое горе! Вот этот скверный человек (и она указала на стоящего неподалеку от себя косматого обрюзгшего старика, одетого в сильно прохудившиеся, повсюду заплатанные фермерские одежды) унес из дома моих только что родившихся крошек. Десять лет я пыталась дойти до дверей справедливейшего Паиля, но каждый день меня останавливал мой злодей-супруг. И вот сегодня мне наконец-то удалось вырваться из его коварных лап! Я пришла к стенам твоего дворца, чтобы требовать от них справедливости! Но меня гонят отсюда, говоря, что все мои домыслы – пустые фантазии несчастной матери, у которой этот изверг так безжалостно отнял сыновей. Пусть же отцеубийца будет наказан по справедливости! Я требую суда, я требую наказания, я требую мести!

– Каждый ли вы день вспоминаете своих несчастных крошек? – тихим, полным горестного сочувствия, голосом спросил правитель.

– Каждый день и каждую ночь! И вспоминая, начинаю проклинать своего обидчика и просить ему смерти! – вновь прокричала женщина, сердце которой разрывалось от нестерпимой обиды.

– Вы думаете об их кончине, и эта пакостная мысль привносит в душу вашу вражду. Чтобы в ней вновь воцарился мир, вам нужно лишь представить детей ваших в совершенном здравии.

– О как же мне возможно представить живыми тех, кого уже давно проглотили снующие по свалки собаки!

– Не можете представить сами, поищите их среди окружающих вас осиротевших собратьев, которые жаждут быть хоть на минуту усыновленными чьей-то доброй душой.

И с этими словами принц провел рукой по своим дальним и ближним окрестностям, как будто призывая женщину оторваться хотя бы на миг от своего обиженного нутра и посмотреть на окружающую её действительность, заслуживающую гораздо больше внимания, чем горделивые помыслы. Убитая горем мать решив, видимо, послушать государя, оглянулась вокруг. Её затуманенный слезами взгляд быстро пробежал по прекрасным виноградным садам и аккуратным крошечным фермерским домикам, мелькавшим вдалеке, и, наконец, остановился на красивом белокуром мальчике, стоявшем рядом с принцем. Яков, до этого в совершенном спокойствии взиравший на происходящую сцену, вдруг заметно оживился. Его светло-серые хрусталики, ещё минутой ранее желавшие больше всего на свете ночного покоя, наполнились заметным волнением.

Взглянув всего лишь раз в темно-синие оконца глаз крикливой незнакомки, он вдруг понял, что ни за что не сможет отпустить её от себя в столь подавленном состоянии. Горе этой малоизвестной женщины теперь стало и его горем тоже, и каждая из её пролитых слез стекала в его сердце жгучей ртутью.

"Ах если бы только на миг я смог обратиться в её погибшего сына, чтобы в её душе вновь ожила любовь!" – грустно подумал он про себя.

И тут ему на ум вдруг пришли слова одной песни, которую так любил напевать Трум вместе с Мизрахом. Она называлась "Лирой любви" и была посвящена всем обездоленным, затухшим от собственного гнева сердцам.

Посмотрев ещё раз в поблекшие от жажды мести глаза женщины, которую Яков уже всем своим существом жаждал наречь родительницей, он еле слышно запел.

Тихим сладкозвучным потоком полились из его юных алых уст восхитительнейшие слова самой прекрасной из песен. Яков пел о чистой бескорыстнейшей сыновьей любви, могущей покрыть собой все известные в мире страсти и добродетели, о материнской кротости и людском милосердии. И с каждой нотой его бледно-слабый тенорочек крепчал все больше и больше и наполнялся яркими богатыми оттенками, какие можно было встретить только в голосах известных всему миру запевал.

Закончив, наконец, свою чудеснейшую песню о всемогущественной любви, Яков стыдливо потупил взор, будто извиняясь за свой совершенно случайно проявившийся талант, и побежал стремглав обратно во дворец. Уже переступив порог дома он услышал у себя за спиной громкое рукоплескание Мизраха и всех находящихся с ним поблизости поданных.

– Истинно вам возвещаю, мой дорогой владыка, – прокричала наша недавняя знакомая, обретшая после исполнения "Лиры любви" долгожданнейший сладкий покой, – если живы ещё мои деточки, то одна из них обязательно находится у вас во дворце. Ибо так мог петь мне только мой собственный сын!

И обняв своего мужа, ещё несколько минут назад представлявшегося ей самым заклятым врагом, она вместе с ним удалилась в родное село.

Уже ближе к полуночи, дверь их дома сотряслась от громкого стука. Решив, что к ним в хижину ломиться один из соседей, страстно любивший хорошо отметить свою очередную получку, фермер вышел на порог с тяжелой чугунной кочергой. Но вместо знакомой донельзя размытой сине-красной физиономии он вдруг увидел перед собой маленькую корзинку, в которой громко звали на помощь двое крошечных, завернутых в старый прохудившийся плед, подкинутых малышей.

В этот день бедный фермер и его жена наконец-то смогли обрести потерянное когда-то сокровище, а их возросший вдали от отчего дома сын – так хорошо припрятанный в недрах своего тела талант, который в скором времени стал главной причиной зависти для многих лукавых умов нашего бренного мира.