Текст книги "Меня зовут Синдбад Мореход (СИ)"

Автор книги: Аноним Лед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Не смотря на то, что дискотеки, рестораны, окружение красивых дам, прямо – таки притягивает агрессивно настроенных самцов, применять свои боевые навыки не пришлось, почти. Многочисленные наезды меня страшили не более, чем рычание пекинеса. Умные, правильно истолковав мое поведение, снимали все претензии и даже набивались в друзья, глупые или пьяные, очнувшись, не понимали, или не помнили, что же произошло. Урок взводного научится думать о сильных сторонах слабого противника, в данных условиях гласил: их сильная сторона – это заявление в милицию о получении побоев или телесных повреждений. Следовал я этому уроку тщательнейшим образом – пострадавшая сторона не могла на своем тельце обнаружить ни единого синяка.

Пассажирский поезд Свердловск – Симферополь подошел к керченской паромной переправе и тогда впервые в жизни я увидел море. Трудно передать те чувства, что я испытал. Наверно я был похож на ребенка, который получил долгожданную игрушку, и она оказалась во много раз красивее, чем он себе представлял, или юношу, встретившего девушку своей мечты и с первого взгляда понявшего, что это та единственная с которой хочется прожить всю жизнь. А скорее всего, все сразу. Я человек мало эмоциональный, но в тот момент эмоции захлестнули меня с головой. Душа просила песен. Вспомнилась "Песенка про море" Окуджавы.

Мальчики, мальчики и девочки

С крыльями и без,

В трудный час, в трудный час решения,

В главный час,

Выбирайте море среди всех чудес,

И вы не пожалеете, уверяю вас,

Евпатория встречала бархатным сезоном. Это когда схлынула основная волна отдыхающих в связи с наступлением нового учебного года. В след за уменьшением количества отдыхающих существенно уменьшились цены в частном секторе и на рынках. Спала удушливая жара, а температура воды и ночи по-прежнему оставались теплыми. Документы в мореходке сдавал лично завучу, товарищу Бурдонову, который окинув меня ироничным взглядом, поинтересовался

– А что это за колтун, с креном на левый борт на вашей голове, товарищ абитуриент.

Чуть позже глянув в зеркало, вынужден признать – колтун это слабо сказано, на голове у меня было скошенное влево воронье гнездо. Дело в том, что последние сутки путешествия на поезде, в нашем купе заклинила подвижная фрамуга в окне, не доходя сантиметр до полного закрывания. Моя вторая полка оказалась как раз напротив щели. Поток встречного воздуха не сильно дул в лицо, что в жуткой духоте купе было приятным бонусом. То, что вместе с воздухом проникала и оседала на моих не коротких волосах пыль и жирная гарь из трубы тепловоза, я не замечал. Искупавшись в соленой воде керченского пролива, я окончательно зацементировал волосы, а короткий сон на правом боку придал прическе оригинальный футуристический вид. По причине все той же духоты выдвижная дверь с зеркалом была постоянно открыта и о смене имиджа я не подозревал. По какой причине многочисленные пассажиры и прохожие не указали мне на мой внешний вид – загадка. Я стоял у рукомойника напротив зеркала и истерически всхлипывал – нормально ржать уже не мог... Если сделать точно такой же парик для клоуна – ему ничего уже делать не надо, все и так помрут со смеху, а я с такой прической заявился в приемную комиссию. Что ж, будем считать это хорошим знаком, и будущая учеба скучной не будет.

Сразу скажу, было по всякому – но скучно точно не было. Юмористов у нас в группе хватало, да и я не из последних. С женским вопросом и вовсе вопросов не возникало. Мало того, что отдыхающие дамочки считали свой отдых крайне неудачным, если не удавалась хотя бы раз с кем-нибудь переспать, так и местные от них не отставали. Евпатория, как известно город-курорт, где 90% рабочих мест, в сфере обслуживания, а из десяти работающих в сфере обслуживания, девять – женщины. Если описывать все мои Евпаторийские приключения, сопутствующие учебе, то получится толстенный любовно-авантюрный (или наоборот) роман в юмористическом стиле. Может, напишу, когда выйду на пенсию, или как это называется в десятом веке. А ведь хорошая идея – "Евпаторийский Декамерон "от Синдбада, за четыре века до Боккаччо.

Учился что называется "не за страх, а за совесть". Еще на первой вводной лекции препод по морской практике Валерий Евгеньевич – капитан второго ранга в отставке, рекомендовал подойти к учебе со всей серьезностью.

– Море ошибок не прощает – и тот минимальный комплекс знаний, необходимых для практического управления судном в любых условьях плаванья, вы должны усвоить в полном объеме. Эти знания достались очень дорогой ценой – за них заплачено жизнями, тысячами жизней моряков. Вы должны учится только на "отлично", даже через не могу – и возможно в будущем это спасет вам жизнь.

Не скажу, что его речь проняла меня до печенок – но то, что это правда, сомнений не вызывало. И я учился, только на "отлично", учитывая, что наше заведение закрытого типа и четырехчасовые самоподготовки под присмотром преподов, были обязательны, особого труда мне это не составляло. Не буду описывать все изучаемые дисциплины, только коротко расскажу о самых экзотических – сигнальное дело и такелажная подготовка. В сигнальное дело входила всем известная, азбука Морзе и менее известный "флажковый семафор". Кто не в курсе – это передача информации с помощью флажков, где каждой букве соответствует определенное положение рук с флажками. Про такелажную расскажу чуть поподробнее. В первую очередь мы учились работать с тросами: растительными – сизальские, манильские, пеньковые, синтетическими – капрон, полипропилен, ну и конечно – стальными. Сращивали, расплетали на каболки (пряди), наоборот, из каболок сплетали тросы, делили огоны (постоянная петля на краю троса), вязали всевозможные узлы, и еще массу всего. Не буду пересказывать учебник в два пальца толщиной, а если коротко – мужское макраме во всем его многообразие, плюс работа с парусами (практическое управление 8и весельным ялом под парусами), плюс работа с грузами. Учебный процесс подходил к концу, оставалась пройти трех месячную практику. Поскольку практиковаться мы будем на судах загранплавания с неизвестной продолжительностью рейса, возврата в Евпаторию не планировалось. Поэтому на торжественном построении нам вручили диплом – (мой– с отличием) загранпаспорт – и помахали ручкой. Загранпаспорт получили далеко не все – кто не получил, будут ходить в каботаже, некоторые из них попадут на тот самый "Нахимов" и погибнут вместе с ним, до последнего выводя из отсеков людей. Море ошибок не прощает.

Одесса нас встретила ласковой майской погодой, модно одетыми девушками и юмором. Полдня протолкавшись в бесконечных очередях отдела кадров пароходства, получили направление в общагу с громким названием "Межрейсовая База Моряков". Всех ждать не стали, вшестером двинули на поиски жилья. У первой попавшейся парочки спросили, как добраться до межрейсовой базы что находится на Фрунзенском бульваре возле Аркадии.

– Это вам надо на пятый трамвай. – парень на секунду задумался – Который идет в сторону Поселка Котовского, выйдете за остановку до конечной там спросите. Остановка вон. – Указал он пальцем.

– Не, пусть до конечной едут, так лучше получится. – Это уже вмешалась девушка Парень, немного подумав, согласился.

Поездка до конечной продолжалась больше часа. Выйдя из трамвая, мы прикидывали, во сколько нужно вставать завтра, что бы к девяти быть в кадрах. Сошлись на том, что никак не позже семи. У проходящей мимо тетки поинтересовались, как добраться до интересующего нас адреса.

– Это вам надо на пятый трамвай. – тетка на секунду задумалась – Выйдете за остановку до конечной, там спросите. Конечная вон. – Указала она пальцем.

Я подумал, что тетка неправильно поняла, и еще раз почти по слогам повторил адрес. Тетка посмотрела на нас как на дибилов – и еще раз повторила ранее сказанное и тоже по слогам. Пара следующих пешеходов и на всякий случай вагоновожатый подтвердили теткины слова. Оказалось, от кадров до общаги можно было пешком за пять минут дойти. Вот так шутят в Одессе. В течение следующих двух недель всех нас закрепили за судами. Я как обладатель "красного" диплома попал на флагман ЧМП "Зою Космодемьянскую" где и трудился вплоть до описанного ранее случая.

2.

Очнулся я в полной темноте, голова просто раскалывалась от боли. Меня что, акула за голову укусила? Акула? Я что, жив? Осторожно, боясь нащупать страшную рану, трогаю голову, затем шею, грудь, живот, рука опускается ниже, шевелю ногами. Фуух – не было акулы, не было падения за борт, меня же просто накрыла волна, когда я рубил канаты, удерживающие сломанную мачту. Откуда мачта, какие канаты? Я наверное брежу где я? Ничего не видать, лежу судя по всему на каких-то канатах. Я в подшкиперской! Точно, получил наверно тепловой удар и потерял сознание, а всякие акулы и волны привиделись в бреду. Вспомнив про рану на ноге, торопливо – насколько позволяет головная боль и общая слабость – ощупываю голень. Еще раз фуух – кожа гладкая даже без намека на повреждение. Точно тепловой удар, отсюда головная боль, слабость и бред, я в подшкиперской, а темно потому что от качки захлопнулась дверь. Кстати качка какая-то необычная – резковатая с меняющейся амплитудой. Надо скорей в мед блок, под кондиционер и пусть док вколет что-нибудь от головы и от неправильной качки. Я попытался встать – напряжение мышц моментально отозвалось тяжелым набатом в голове, когда боль немного успокоилась, потихоньку стал поднимется, опираясь о переборку. Вот я уже на ногах, осязание подсказывает, что переборка не металлическая, но эту мысль я не успеваю додумать – судно резко кренится, переборка, по которой я вставал, толкает в грудь, мое тело заваливается назад. На автомате раздвигаю руки в стороны, ладонями назад, чтоб компенсировать удар от падения. Но это не помогает – не долетая до палубы, бьюсь затылком о противоположную переборку. Ослепительный фейерверк в голове застилает мгла. Аут.

Второе "пробуждение" воспринялось мной более оптимистично. Во первых почти не болела голова, во вторых, сквозь откуда-то непонятно взявшиеся щели пробивался слабый свет. Этого света достаточно чтоб понять, что нахожусь я не в подшкиперской, а в каком то деревянном чулане – судя по качке, чулан находился на воде. До слуха доносилась чья-то гортанная речь. Все-таки получается, угодил я за борт, и был подобран какими-то местными рыбаками. Чтоб больше не мучить свою больную голову загадками, несколько раз двинул пяткой в дверь чулана. И минуты не прошло, как узкая дверь открылась во всю ширину. Когда глаза немного привыкли к ослепляющему свету, я разглядел ухмыляющегося... "Квазимодо". Бочкообразное тело с непропорционально длинными руками укутано как минимум в два ватных халата одетых один поверх другого, подпоясанных широким кушаком с заткнутым за него кинжалом, из под полы торчат тощие босые, все в грязевых разводах, ноги. Шея как токовая отсутствовала, ее место занимала борода. Загорелое почти до черноты лицо, точнее рожа, покрыта оспинами, низкий лоб, сильно выступающие надбровные дуги, сросшиеся брови. Темные глаза смотрят слегка в разные стороны, у нас о таких говорили, – один глаз на Донбасс, а второй на Кавказ. Уродливый шрам пересекает левое крыло носа и верхнюю губу. Видимо, рана долго гнила, не зарастая, из-за чего левая ноздря втрое больше правой, а губа срослась выше десны, открывая щербатый рот с недостающими двумя верхними зубами. – Похоже, спатой укололи – услужливо подсказывает память. Какая блин еще спата? Додумать мысль не успел, образина заговорила.

– Ожил значит покойничек. – речь из-за увечья была гнусавой и одновременно шепелявой и что самое главное – чужой. Почему я понимаю чужую речь?! Я наверное продолжаю бредить – какого либо другого объяснения просто не нахожу.

– Это хорошо, мы уже думали, забрал шайтан твою душу, и не видать нам наших дирхем.

Я в своем бреду продолжаю сидеть на бухте канатов и глупо таращусь на образину. Квазимодо протягивает руку с явным намереньем ухватить меня за шею или подбородок, я реагирую довольно вяло, но и этого хватает, чтоб отбить в сторону протянутую руку. Образина недовольно рыкает – хватает меня за волосы и дергает вверх. Ну все, козел, теперь ты точно меня достал. Когда мой соперник переходит грань допустимого, что-то перемыкает в мозгу – такое ощущение, будь-то рядом беззвучно взрывается сверхновая звезда. Все предметы приобретают небывалую яркость и контрастность и время вокруг замедляется. Включается состояние, которое я называю боевой транс. Хватаю левой рукой его правое запястье, но не пытаюсь отдернуть его руку, а наоборот крепко прижимаю к своей голове. Открытой ладонью правой руки, с оттяжкой бью сверху по кулаку, удерживающему мои волосы. Визгу, что вырывался из его щербатой пасти, позавидовали бы и свиньи.

Вы наверное подумали – ну хлопнул ладошкой по кулаку, что здесь такого, причем здесь визг? Предлагаю простенький эксперимент – сожмите кисть правой руки в кулак, плотно прижмите его к столу, ладонью в низ. Стол это как бы череп вашего противника, а в кулаке вы как бы крепко сжимаете его волосы. Левой ладонью – нет, не в коем случае не бейте, (иначе в ближайшее время будете щеголять в гипсе) – а просто слегка надавите. Согласитесь, ощущение не из приятных. В дальнейшем постараюсь избегать подробных описаний подобного плана – многим это совсем не интересно. Просто поверьте на слово, если опять кто-то завизжит или закричит вследствие, моих манипуляций, значит это очень больно.

Вот теперь можно без ущерба для волос отнять его руку от моей шевелюры. Без особого усилия поднимаюсь, одновременно выкручиваю его кисть по часовой. Шокированная болевым приемом тушка послушно принимает коленопреклоненную позу и тут же получает коленом в челюсть – общая анестезия на пару минут ему обеспечена. Видимо привлеченная криком, в дверном проеме показывается еще одна колоритная личность. Одет приблизительно так же, только вместо уродливого шрама лицо "украшает" бельмо закрывающее правый глаз, густая черная борода начинается прямо от бровей – натуральная горилла. Что за хрень – они что "кошмар на улице вязов 3" сдесь снимают? Горилла заголосила удивительно тонким голосом.

– Вай! Вай! Асаф, Гази! Басима убили! Вай зарезали! Ааалляя! – С этими словами образина N2 достает широченный кинжал и бросается в атаку. Услужливая память подсказывает – кинжал, скорей всего изготовлен из обломанного меча. Мне как-то по фиг – перехватываю за запястье, увожу руку вправо и бью по тыльной стороне кисти сжимающей кинжал. Прием разработан против пистолета, но и тяжелый кинжал улетает не хуже. Удерживая его правую руку, пробиваю в печень. Боевой клич резко обрывается, переходя в стон, тело сгибается и заваливается вперед, ударяя головой многострадальную голову Басима. Картинка получилось на загляденье – две уродливые рожи лежат напротив друг друга почти соприкасаясь носами. У одного радужка глаза закрыта бельмом, у второго радужка, закатилась за верхнее веко, из-за шрама кажется, будто губы изогнуты в дьявольской ухмылке, губы другого исказила гримаса боли. Эх, был бы фотик, цены бы такому кадру не было. Кстати имя Басим память перевела как улыбающийся.

Итак, минус два. Я нахожусь, скорее всего, на рыбацком баркасе из Йемена, команда от силы пять-шесть человек. Миром договорится, уже не получится – да и о каком мире может идти речь, если они хотят продать меня за какие-то дирхемы. Так, значит, действуем жестко, вырубаем и вяжем команду, в Йемен мне хода нет, значит – Сомали. Компас наверняка есть, с движком как-нибудь разберусь, мимо Африки не промахнусь. Держать оборону в помещение метр на полтора уже заполненными канатами и двумя телами не представлялось возможным – просто телами задавят. Значит "на Абордаж"! Поднимаю кинжал гориллы. Поехали!

Мой первый абордаж продлился недолго. Точнее начался и закончился одновременно. Выскочив из чулана, как черт из табакерки, резко ухожу вправо, чтоб сбить направление атаки у оставшихся противников, и чтоб самому атаковать врагов поодиночке, со стороны невооруженной левой руки. Но! Открывшаяся мне картина шокировала меня до крайности, ведром ледяной воды загасив боевой задор. Кто из оставшихся Асаф а кто Гази я бы не угадал бы и с пяти раз. Передо мной стояло не менее пятнадцати вооруженных холодняком "рыбаков". То, что это никакие не рыбаки, а уверенные в себе бандиты, для которых убить что раз плюнуть, понятно стало с первого взгляда. Однако ошарашены они были не меньше меня но как бы со знаком плюс, будто увидели неожиданное диковинное представление. Это хорошо, что я просто отскочил вправо, а не ушел перекатом или кувырком, а то бы их врач замучился вправлять отвисшие челюсти. Второй шокирующий фактор состоял в том, что нахожусь я не на рыболовном баркасе, а на паруснике неизвестной мне конструкции. Длину я оценить не смог, ширина составляла не менее шести метров. Ближайшая ко мне мачта, по видимому, грот, была обломлена метрах в трех от палубы. Бизань – наклонена вперед как минимум на десять градусов, а рея у нее была вдвое длиннее мачты, где-то я уже видел это судно, но где – не вспоминалось. Да Саня, хреновый из тебя стратег и тактик получился. Это же надо так лопухнутся – разработать план БОЕВОЙ операции опираясь на данные полностью высосанные из пальца, в клоуны тебе надо идти, а не в стратеги – если выживешь, конечно. Но пути назад нет, есть еще одна попытка попасть в Асгард.

Поудобнее перехватываю кинжал, выставляю перед собой на расстояние в половину вытянутой правой руки, (наиболее рациональная стойка для защиты от нескольких противников, если ты кроме ножевого боя на хорошем уровне владеешь рукопашным.) левой делаю интернациональный приглашающий жест. В ответ раздается ржание десятка глоток – что особо обидно, ржание такое задорное, будто все это я проделываю в женском кружевном белье. Я повторил жест уже двумя руками, новый взрыв хохота, кто-то вытирает выступившие слезы. Да что же это такое, может пока я был в отключке кто-то разрисовал мне лицо – такие шутки часто практиковались в мореходке и ржали потом примерно так же. Забегая вперед, скажу, дело было не во мне. В метре за моей спиной, на палубе бака, которая на два метра возвышалась над главной палубой, молодой бандит, строил уморительные рожицы, при этом в точности копируя мои движения, что и вызывало столь бурный восторг. Спасибо тебе Фарах – в тот раз ты своей пантомимой спас мне жизнь или как минимум избавил от тяжелых увечий. Смех расслабил бандитов, посмешище в моем лице уже никто не мог воспринимать как угрозу, а то что я вырубил Абида и Басима, рейтинги которых как умелых бойцов и без того не блистали, стало для всех частью уморительной шутки.

Наглумившись вдосталь Фарах виртуозно бьет меня по затылку древком копья отправляя в нирвану. Аудитория рукоплещет! Занавес. Уходя в небытие, я наконец вспомнил, где я видел этот парусник. Именно на этом судне я рубил канаты, удерживающие обломок мачты с чудовищной длинны реей и обрывками паруса. Когда каждая новая волна грозила опрокинуть МОЙ корабль.

Очередное "пробуждение" было самым мерзким из всех. К головной боли добавилась боль в шее, руках и дикая жажда.

– Пить, дайте кто-нибудь пить. – Минутой позже губами почувствовал что-то напоминающее горлышко фляги, из которого потекла живительная влага. Напившись вдоволь, чуть не захлебнувшись от жадности, открываю глаза. Я лежу на коленях у седобородого араба, моя шея и запястья рук закованы в деревянную колодку. Вспомнилась сразу картинка из учебника истории – там в таких же плахах вели в рабство негров, захваченных европейцами на бескрайных просторах Африки.

– Где я, кто вы? – На лице араба появилась счастливая улыбка.

– Мальчик мой, Искандер, ты ожил, Аллах услышал мои молитвы! Я твой дядя Гуфар . Неужели ты меня не узнаешь? – Самое интересное – я его узнал и опознал в нем своего дядю по отцу, вот только у отца не было братьев – была одна сестра и та двоюродная. Или у него все-таки было четыре брата и пять сестер, – что у меня с головой, в конце концов? Если бы не проклятая колодка, я бы уже наверно начал биться головой о палубу. Ведь я точно помню падение с "Зои" и то что рубил канаты, помню, то что не каких дядюшек у меня отродясь не было и то что это мой дядюшка. И какого хрена я заговорил на арабском языке? Может я лежу сейчас в дурдоме? Или это такой, мой персональный ад. Так, успокойся Саня, эмоции плохой советчик, и если даже ты в дурдоме, то и там с буйными в разы хуже обращаются. Давай примем правила игры, будет хоть какая-то информация – или ты забыл недавний урок .

– Дядя Гуфар я тебя узнал, но остальное помню все как в тумане. А после того как меня накрыло волной и вовсе ничего не помню.

– Бедный мой мальчик, мало кто, в такие юные годы преодолел те испытания, что посылает Аллах на наши недостойные головы. Но видимо, есть какая-то высшая цель, ради которой он посылает новые испытания на самых достойных и помогает их преодолеть. Искандер, ты не ел четыре дня, тебе обязательно надо поесть, у меня есть финики и сухари. Пока я рассказываю тебе о наших злоключениях, ты будешь кушать.

Как подсказала мне память (она меня уже бесить начинает) дядя был просто врожденным купцом и дипломатом – или наоборот, и все свои речи обильно переплетал сурами из Корана, а услышать из его уст да, или нет, наверно не доводилось никому. Так что перескажу его рассказ без политесов в более приемлемой форме. Скажу только, что с началом его рассказа я и сам вспомнил шторм..

После благополучного перехода из Индии через Бар-эль-Хинд (аравийское море) мы подходили к первому пункту назначения Райсуту (международный перевалочный порт того времени, территориально на середине побережья Омана). Здесь можно было купить-продать-обменять товары со всего света. Падары, мешавы, котья, джалбуты, баглы, самбуки (типы парусных и гребных судов, распространенных в акватории индийского океана.) свозили сюда в своих просторных трюма перец, имбирь, кардамон, драгоценные камни и жемчуг из Индии. Золото и слоновью кость из Африки и Мадагаскара. Гвоздику и мускатный орех из Индонезии. Жемчуг, рубины, топазы, сапфиры, корицу из Цейлона. И еще много-много всего. В Раисуте мы должны были выгрузить большую часть товара для последующей реализации через нашу, торговую факторию, оставив только шелка и фарфор из Зайтуна (восточная провинция Китая) и сталь из Гура (Тайвань), догрузится слоновьей костью и оправится через море Фарси (персидский залив) в Басру и далее караваном в Багдад. За слоновью кость – в Багдаде резчики и оружейники хорошую цену дадут, втрое больше чем в Райсуте. Наш самбук "Саффана" (жемчужина) шел вдоль побережья на юг, поскольку вышли на аравийский полуостров примерно в двадцати фарсах (фарсах ок. 6 км) севернее. Вдруг северо-восточный ветер начел ослабевать переходя полный штиль. Небо на юго-востоке стало темнеть – один порыв ветра, еще, вот ветер, меняя направление, задул с юго-востока, послышались команды нашего нахуда (капитан) судно, резко забирая влево, меняло курс. Пока бежал на корму услышал еще одну команду.

– Джабаль! всех гребцов на весла! Темп предельный! – Такого взволнованного капитана мне видеть еще не приходилось.

– Что случилось капитан, почему сменили курс?

– Шторм идет, может даже ураган, видишь, – указал мне рукой вправо, пока я бежал небо на горизонте существенно изменилось – облачность стремительно нарастала, меня серый цвет на темно-фиолетовый. Упругие Порывы ветра наполняли воздух брызгами сорванных с гребней волн клочьев пены.

– Надо постараться подальше от берега уйти пока можем, иначе верная смерть. Берег здесь везде скалистый от самбука разве что щепки останутся. Джабаль! Грот еще круче к ветру! Двух матросов на помощь кормчим! Искандер иди к Джабалю – ты парень крепкий, если что – поможешь. И обязательно привяжись, на палубе сейчас будет опасно.

В штормовую погоду между мачтами, на высоте груди натягивался канат, к которому специальным узлом вязался индивидуальный страховочный фал, благодаря чему моряки в относительной безопасности могли работать с такелажем на палубе. Пока обвязывался фалом и крепил его к канату, погода опять кардинально изменилась. Небо полностью закрыли свинцовые тучи, ветер не переставая выл в натянутых как струны канатах, тяжелые седые от ветра волны били в правую скулу судна, заставляя его содрогается всем корпусом. Молния ослепительно белой стрелой со страшным треском перечеркнула черный небосклон, еще мгновение – и уши закладывает оглушительный раскат грома, еще мгновение – и с небес обрушиваются потоки воды.

Ветер становится почти ураганным, сильный крен на левый борт, но команды убрать паруса не поступает. Несмотря на предельный риск, капитан пытается увести свое судно от риска смертельного. Очередной удар волны в правую скулу, самбук скрипит и стонет всем корпусом, и без того накрененный до предела парусник почти ложится на левый борт. Казалась все, точка не возврата уже пройдена – но тяжелогруженый трюм хорошо закрепленными гурскими полосами стали перевешивает, и судно медленно начинает выходить из крена. Поступательное движение нарастает, и когда судно становится на ровный киль, паруса ловят полный ветер и сразу происходит несколько событий. Сильнейший порыв ветра – громкий хлопок, мощный щелчок, оглушительный басовитый треск. Это с хлопком рвется парус на бизань мачте, со щелчком лопаются ванты правого борта на гроте и с треском обламывается сама грот-мачта. Судно, потерявшее ход, сразу начинает разворачивать бортом к волне, кормчие и гребцы правого борта изо всех сил пытаются вернуть самбук носом к волне, весла гребцов левого накрыты парусом и спутаны такелажем рухнувшего грота. Джабаль что-то кричал матросам, но из-за какофонии звуков разыгравшейся стихии слова невозможно было разобрать – да и не нужны были слова, итак всем ясно – если немедленно не избавится от сломанной мачты, участь судна будет предрешена. За грот мачтой у самого комингса трюма стоит сколоченный из толстенных досок боцманский рундук с плотницким и такелажным инструментом, в обычное время запертый а по штормовому – открытый. Первым у рундука оказался Джабаль, он выхватил из него два топора – один из которых на бегу передал мне, а сам бросился яростно рубить канаты. Я, не медля, последовал его примеру. Несмотря на остроту топора, канаты из кокосовых волокон уступали не охотно – на третьем канате меня сбивает с ног волна. Видимо, самбук все же развернуло бортом к волне, и многотонная громадина прошлась по палубе, сметая все на своем пути. Меня сильно ударяет о борт, вышибая дыхание сбивает с ног, закручивая в круговерти векторов направлений волны встретившей на своем пути многочисленные преграды. Поднимаюсь на ноги уже у противоположного борта, топор потерян, лихорадочно оплевываюсь, протираю глаза. Очередная вспышка молнии освещает нависшую надомной волну – чтоб увидеть гребень которой, мне приходится высоко задрать голову. Делаю порывистое движение, чтоб ухватится за фальшборт до которого не более двух метров, но не успеваю страшный удар, звон в ушах, темнота.

Дядя мне рассказал, что эту волну не пережило еще трое матросов, но хвала Аллаху, эта волна была самая большая и после нее шторм пошел на убыль. Мной занялись только после того как удалось наконец освободится от рухнувшей мачты и судно развернулось носом к волне. Джабаль с помощью матросов вытряхнули, выдавили воду, что попала в мои легкие – но все было напрасно, дыхание не возобновилось, сердце молчало. И тут возле самого борта в воду ударила молния, как описывает дядя, грохот был такой силы, что все стоящие на палубе попадали с ног и еще долго не могли придти в себя от боли вызванной этим грохотом. Позже Дед выдвинул версию, согласно которой моряки, освобождая мои легкие от воды, проводили тем самым реанимирующие действия, а мощный разряд тока вызванный молнией, запустил мое сердце. Вот только лимит времени в 5-6 минут рассчитанный на благополучное оживление был исчерпан. Считается что, после этого времени отмирает часть мозга и оживший человек превращается в "овощ". Согласно версии Деда через 5-6 минут после остановки сердца тело покидает душа, отправляясь на перерождение. Моя же душа по неизвестной причине заблудилась во времени и пространстве, а когда устала плутать, заняла первое попавшееся пустое, но полностью функциональное тело, сохранившее память Искандера.

Капитан приказал отнести мое тело в каюту, которую я делил с дядей Гуфаром. Шторм, постепенно стихая, продолжался почти сутки, все это время, изнемогая и падая от усталости, экипаж боролся со стихией, а дядя молился стоя на коленях возле тела любимого племянника. Когда качка утихла до приемлемой, дядя стал раздевать Искандера чтоб провести обряд омовения, но с удивлением обнаружил что тело мягкое, суставы легко гнутся, нет даже намека на трупное окоченение. Боясь поверить в невозможное, дядя трясущимися руками достал из ларца серебряное зеркальце и приложил его корту племянника – зеркало едва заметно запотело. Бессонные сутки, шторм, потеря любимого племянника, (у дядюшки не было родных детей) и его возрождение окончательно подорвали силы старика, он лишился чувств. Сколько провел времени в беспамятстве, он не знал, возможно, усталый организм пожилого человека из беспамятства перешел в сон. Очнулся он от резких команд капитана. Кода он вышел на палубу, то самые худшие его подозрения подтвердились. Наперерез "Саффане", синхронно, словно птица крыльями, взмахивая веслами, ходко шла шестидесяти весельная – шайти (стрела – тип судна за свою быстроходность пользующиеся особой популярностью у адмиралов и пиратов того времени http://rutlib.com/books/4599/OEBPS/i_042.png – адмиральский вариант). Несмотря что на самбуке сменили порванный парус и матросы гребли как проклятые, расстояние с каждой минутой значительно сокращалось. Когда суда сблизились на 300 зир (150 метров), с шайти ударил град стрел, на ахтердеке, который принял на себя первый залп, пали истыканные стрелами кормчие, их помощники и капитан. Разношерстная броня, шлемы и щиты приняли на себя большинство стрел, но немало было и таких, что нашли для себя лазейку. Оставшиеся в живых матросы попадали на палубу под прикрытие бортов и других палубных надстроек, весла бессильно обвисли, захлопал потерявший ветер парус. Судьба "Саффаны" была предрешена.

– Мы сдаемся! Сдаемся! – Прокричал дядя, когда первые кошки, заброшенные с шайти, зацепились за правый борт самбука. – Именем Пророка клянусь! Только не убивайте!